Осколки разбитой жизни

      Невозможно работать.       Невозможно дышать.       Невозможно жить.              Он вообще слабо понимает, почему все еще существует и почему не рассыпался в прах вместе со своим собственными миром, но посторонних не интересует, что у тебя на сердце, поэтому приходится растягивать губы в натужной улыбке и кивать, что все у тебя хорошо. И только потом по телефону выть Майлду в динамик:              — Я не могу… Я больше не могу так…              Обычно уверенный голос друга в этот раз дает сбой, дрожа:              — Мне так жаль…              — Майлд… Почему я? Почему? — он захлебывается слезами.              Но Галфу не нужны ответы на эти вопросы, потому что он четко знает: во всем виноват только он и теперь несет заслуженное наказание.       Осталось только как-то передышать эту невыносимую боль.              — Ты можешь ко мне приехать.              — Что? — такая мысль даже не приходила ему в голову. — Но как же Тед… И работа…              — Последнее правда сейчас так важно?              — Я не знаю, нужны же деньги… — он растерян, что может быть как-то по-другому, потому что привык много работать.              — Ага, чтобы оплачивать кредиты, которые набрал твой дорогой, — даже сейчас Майлд остается собой и остро и саркастично подмечает все самое неприятное.              — Но я же хотел ему помочь…              — И допомогался до того, что он сел тебе на шею! Ой как удобно: в постели ты его не устраиваешь, а вот надежный финансовый тыл и комфортный дом он не спешит менять!              Неужели это так?       Неужели Тед остается с ним только потому, что Галф удобен?              У него опять же нет ответов на эти вопросы, но что-то ему подсказывает, что он пока не готов услышать правду.              — Я не знаю…              — Зато я знаю! — уверенности друга, кажется, хватит на двоих. — Собирайся и приезжай ко мне — мы что-нибудь придумаем. Ну или хотя бы просто немного переключишь голову и поймешь, что дальше тебе делать.              — Я подумаю.              Он всегда использует эту формулировку, когда стыдно сразу отказать — и Майлд об этом знает, но великодушно не говорит об этом. Как будто берет тайм-аут, но в итоге его решение все равно не изменится. Но, возможно, в переписке будет проще сказать, что не приедет.              Потому что работа.       Потому что он не может бросить Теда одного.       Потому что…              Слишком много причин, и ни одной, которая бы учитывала то, что хочет он сам.              С жутким стыдом и чувством вины Галф отклоняет пришедшие предложения о новых заказах, потому что понимает, что не потянет их. Для работы с видео нужна хорошая концентрация и внимание к деталям, а его сознание постоянно плывет из-за отсутствия сна и измотанной нервной системы. Но он должен справиться и доделать то, что уже в процессе монтажа, чтобы не подводить заказчиков!              Время близится к пяти, когда Тед обычно возвращается с работы, и Галф выходит на балкон, чтобы увидеть, как парень медленно идет от машины к их дому. Тот замечает, что на него смотрят, но никак не реагирует, когда он ему машет. И, кажется, недовольно поджимает губы.              — Привет, — Галф робко встречает у входа, не зная, как себя вести, хотя думал об этом целый день.              Тед злобно зыркает на него:              — И чего это ты вдруг таким хорошим стал? Разве тебе не плевать, что я дома? Почему не бежишь читать свои книжки? Ведь они куда интереснее, чем со мной общаться!              Вина с размаху полосует жестким хлыстом по спине, вызывая слезы:              — Прости… Я…              — А толку от твоих “прости”! Я устал, не мешай.              — Но… — он растерян и еще от такой жестокости. — Ты будешь ужинать?              У него весь день дрожат руки, но Галф все-таки смог приготовить любимое блюдо Теда в жалкой попытке угодить. Но тот явно не испытывает восторга, когда видит лапшу с говядиной:              — Сойдет. Накладывай.              И этот тот, кто раньше так хвалил его способности к готовке и чуть ли не вылизывал тарелки?       Когда это успело измениться?              Сам он не может проглотить ни кусочка — только смотрит, как его парень спешно насыщается, а потом вновь огрызается, когда ловит его взгляд:              — Чего уставился?              — Просто так… — его голос срывается от обиды.              — Раньше смотреть надо было! — тот хмыкает, явно довольный собой. — Теперь думай вот, как меня удержать.              — А надо?              — Что?              — Удерживать? — Галф с трудом выговаривает эти жуткие для себя слова. — Ты хочешь уйти? Но ты же говорил, что там ничего серьезного, просто интрижка.              И выражение лица Теда разбивает остатки его жалких надежд, потому что он понимает и еле слышно шепчет, осознавая:              — Не просто интрижка. Ты с ним спал?              И вновь молчание, такое красноречивое, что хочется выть. Но Галф изо всех сил сдерживает себя, хотя голос звучит все равно ужасно натужно:              — Понимаю. Мне надо… время, чтобы это принять.              Тед не выглядит расстроенным этим фактом, лишь отставляет грязную посуду в сторону и встает:              — Ну, думай тогда. А я устал, хочу отдохнуть.              Его трясет.       Но это точно не холод, а что-то ужасно омерзительное, что пожирает его изнутри.       Предательство.              Тот, кто обещал его всегда любить, с такой легкостью и презрением признается в измене.              Даже очень горячий душ не помогает ему согреться, сколько бы Галф ни стоял под потоком воды. Зато здесь можно рыдать до тех пор, пока голова не станет странно пустой и легкой — и даже на мгновение покажется, что все не так и страшно.              Но все равно придется выйти в реальный мир, в котором его парень с довольной улыбкой с кем-то переписывается — и не нужно быть гением, чтобы понять, кто собеседник.              Он откашливается, привлекая внимание:              — Ты не мог бы с ним не общаться?              — Что?! — Тед почему-то выглядит разозленным.              Галф мнется:              — Ну… Мы вроде решили разобраться во всем, решить наши вопросы.              Его пугает этот жуткий блеск в глазах, но парень хотя бы откладывает ноутбук в сторону:              — Ну давай будем разбираться. Раздевайся.              — Что? — его голос вообще пропадает от накатившей паники. — Зачем?              — А ты что — маленький? — Тед встает с дивана и делает шаг в его сторону, заставляя попятиться. — Не знаешь, как решают проблемы взрослые люди? Особенно когда один из них — фригидная сосулька?              — Я не…              — Не хочешь? — Тед буквально выплевывает слова в его лицо. — Тогда какие претензии ко мне, что я нашел секс там, где меня хотят?              Слезы беззвучно катятся по щекам:              — Я… Я правда хочу…              Но договорить, что хочет именно разобраться, не получается, потому что сильная рука толкает его на диван:              — Тогда заткнись и раздвигай ноги!              Наверное, так и надо.       Наверное, он это заслужил.              Слезы не дают ему нормально дышать, как и заложенный нос, когда его опрокидывают на спину и резко сдирают шорты, а потом и белье, чтобы до синяков впиться в бедра, силой раздвигая их:              — Вот же блядь! Даже сейчас как бревно!              — Тед! — он задыхается от рыданий. — Пожалуйста, не надо!              Но грубые пальцы насухо пытаются проникнуть в его тело, заставляя уже хрипеть от боли и извиваться, пока парень не отвешивает ему пощечину:              — Да успокойся ты, истеричка! Я надеялся, что у тебя хватит мозгов подготовиться, раз ты час торчал в душе! Но и тут выставляешь себя жертвой!              — Пожалуйста! Не надо! — Галф уже изо всех сил пытается отбиться от рук того, кто раньше боялся его слишком сильно сжать во время секса.              — Твою же мать! — парень неожиданно скатывается с него.              Но он не успевает выдохнуть от облегчения, потому что слышит, как вжикает молния, а потом уже отшатывается, когда ему в лицо тычется возбужденный член:              — Соси!              — Тед! — Галф все еще пытается уклониться, но на его щеки давят пальцами, заставляя силой открыть рот, а потом он уже давится от того, что жесткий орган таранит его до горла.              Он задыхается и пытается отстраниться, из-за слез вообще ничего не видит, а от диссонанса у него все плывет: тот, кто был всегда с ним так бережен, сейчас почти насилует. И обмякает в надежде, что это все скоро закончится — стоит только немного потерпеть.              Но это почему-то злит его мучителя еще сильнее, потому что тот отвешивает ему еще одну пощечину:              — Соси, блять! Ты же так хотел все исправить? Так поработай хорошенько своим милым ротиком для этого! Или ты только болтать горазд?! А как же твои заверения, что ты исправишься? Что все будет по-другому?              Но Галф уже не реагирует на удары и оскорбления — он просто закрывает глаза и позволяет себя трахать в рот, молясь, чтобы это все прекратилось. Оно и правда заканчивается, но не так, как он ожидал, потому что его вдруг резко отталкивают в сторону:              — Тебя ебать — все равно что с резиновой куклой трахаться! Я найду вариант получше на этот вечер.              Дверь хлопает не очень громко, но этого звука достаточно, чтобы прорвало плотину его слез. Галф рыдает в одной футболке с болящими губами и наливающимися синим пятнами на бедрах, обхватывая себя руками в жалкой попытке сжаться в самую маленькую точку и исчезнуть навсегда. Он хочет умереть, просто задохнуться здесь и сейчас, чтобы никогда больше такого не испытывать.              Того, каким отвратительно грязным он сейчас себя ощущает.              Но скоро силы заканчиваются, а с ними — и слезы, зато возвращаются мысли, которые, казалось, больше никогда не посетят его голову после того злополучного вечера, когда все вскрылось.              Вот так, без эмоций — даже лучше, потому что Галф может дойти до душа, чтобы смыть с себя этот отвратительный запах насилия, а потом найти одежду в шкафу. Там же среди верхней одежды обнаруживается и чемодан.              Он смотрит на него несколько долгих минут, а потом все-таки вытаскивает на середину комнаты и начинает кидать туда вещи. Мозг даже соображает положить туда все документы и небольшие сбережения, которые удалось скопить.              Потом с верхних полок на пол спускается переноска, а найти испуганного и забившегося под диван из-за криков Азара и посадить его внутрь — дело десяти минут. Но зато теперь он готов, чтобы действовать.              На вокзал Галф идет пешком через малонаселенный район, чтобы Тед случайно не увидел его на остановке общественного транспорта. А взять такси он почему-то не подумал… Он не понимает, как вообще дошел: с кружащейся головой, недосыпом и второй день без еды. Но каким-то образом оказывается сначала возле касс, где покупает билет в Бангкок, а потом и в зале ожидания.              До его поезда 2 часа, и самый большой его страх сейчас, что Тед обо всем догадается и приедет сюда, чтобы его вернуть. Телефон в его руке молчит, но в любую минуту может зазвонить — и это сводит с ума. Поэтому он сам снимает блокировку и набирает сохраненный номер:              — Галф! Что случилось? Почему ты так поздно…              Слезы вновь накатывают, заставляя горло сжиматься от сдерживаемой боли:              — Твое предложение еще в силе? Ты не против, если я приеду к тебе не один?              Майлд явно растерян:              — Вы помирились?              Он кладет руку на переноску, где нервно ворочается Азар и тыкается мордочкой в ладонь через полупрозрачную сетку:              — Нет. Со мной Азар.              — Конечно! Я буду рад видеть этого пушистого пончика!              — Спасибо, — и все-таки не сдерживается и начинает плакать.       Майлд, кажется, плачет вместе с ним:              — Нахуй этого мудака! Ты все правильно сделал! Я жду вас! Пришли мне, каким поездом едешь — я вас встречу.              Галф отправляет фотографию билета и только после этого выключает телефон, чтобы откинуть голову на спинку сиденья и попытаться не умереть от страха за эти несколько часов, что Тед вот-вот войдет в здание вокзала.              Проговаривая постоянно про себя: “Ты все сделал правильно”.