Осколки разбитой жизни

      Вырываться из тяжелого изматывающего сна очень сложно, но Галф все-таки открывает липкие от выделений глаза, чтобы свет тут же больно по ним резанул, заставляя тихо простонать и вновь зажмуриться. Но что-то прохладное почти сразу касается его лба, облегчая состояние:              — Ты проснулся! Хочешь пить?              Губы иссушены жаром и не слушаются, но стоит кромке чашки к ним прижаться, как рот тут же вспоминает, как пить, и он почти захлебывается от глотков невероятно вкусной холодной воды.              — Вот так, не спеши. Я налью еще потом.              Взгляд с трудом фокусируются, чтобы Галф вздрогнул в осознании:              — Ты!..              Мью как-то криво улыбается:              — А кого ты тут ожидал увидеть?              Вообще никого, если честно, но даже его опаленный температурой мозг понимает, что кто-то с ним рядом был, пока он плавился от жары во сне.              — У тебя что — нет других дел? — звучит немного грубо даже для него самого, поэтому Галф невольно морщится.              — Уже нет, — парень легкомысленно пожимает плечами. — Работу на сегодня я перенес, так что могу заниматься, чем хочу.              — Работу! — до него только сейчас доходит, что Мью не просто так шел утром, а направлялся куда-то. — Ну конечно! Ты же был без Чоппера!              Тот хмыкает:              — Эта мохнатая задница отказалась гулять в такой дождь, поэтому осталась дома сопеть в подушку. Но я рад, что по пути встретил тебя, потому что боюсь, что сам бы ты до дома не добрался.              Теперь его щеки полыхают не только из-за температуры:              — Прости… Из-за меня столько проблем…              — Никаких проблем, — парень пожимает плечами. — У меня нет необходимости сидеть в офисе определенное количество часов, поэтому свои дела я могу спокойно планировать так, как мне удобно.              Слабое утешение, но все же совесть теперь его кусает за бочок не так сильно и желает уточнить:              — А кем ты работаешь?              — Наверное, меня можно назвать художником, — тот вновь достает откуда-то прохладную и влажную тряпку, чтобы протереть ею горящее лицо. — Я делаю иллюстрации и занимаюсь дизайном — много всякого разного. Поэтому большую часть времени работаю из дома, но иногда выбираюсь по делам, как сегодня.              В голове начинает складываться пазл, пока шея подставляется под приятные касания:              — Поэтому ты говорил, что у тебя много сидячей работы? И что Чоппер помогает тебе размяться?              — Именно, — ему улыбаются так тепло, что хочется плакать от этой нежности, которую он точно не заслужил. — И он скучает по тебе, когда ты не приходишь.              И ты?       И я.              Галф не задает вопрос и не получает ответ, но и так его знает, поэтому задыхается от этого странного и непривычного ощущения нужности. Но Мью воспринимает это с тревогой, тут же трогая лоб чуть шершавой ладонью:              — Что такое? Стало хуже?              — Все в порядке.              Ну не будет же он признаваться, что его сердце колотится как ненормальное при мысли о том, что этот невероятный парень до сих пор рядом с ним и не против его видеть и дальше.              Мью недоверчиво качает головой:              — Температура еще есть. Давай ты поешь немного супа, а потом еще примешь лекарства?              На языке — фантомный привкус грибного супа-пюре, который сейчас почему-то кажется еще более отвратительным, чем обычно, поэтому Галф кривится:              — Не хочу.              Но парень, кажется, не приучен сдаваться и каким-то образом читает его мысли:              — Эй, я не буду давать тебе снова эту гадость! Я сходил за нормальной едой! Подожди минуту — сейчас погрею.              Он растерянно смотрит вслед тому, кого здесь вообще не должно быть, пока на ногах не ощущает весьма увесистые шаги маленьких лапок. Азар взбирается по нему, чтобы улечься на грудь и замурлыкать. А Галф с трудом поднимает руку, чтобы погладить питомца:              — Ты все это время был тут? И не боишься Мью? Ты же всегда прячешься от незнакомых людей.              Ответ он получает тогда, когда парень возвращается с пиалой в руках, от которой поднимается пар: Азар тут же спрыгивает с дивана, заставляя его охнуть от силы толчка котиных лапок, и начинает тереться о ноги их гостя, явно выпрашивая вкусняшку. Мью проявляет чудеса акробатической ловкости: наклоняется, чтобы погладить, и при этом не проливает ни капли:              — Хороший котик! Подожди немного — сначала Галф, — и краснеет под вопросительным взглядом. — Я насыпал ему корма, когда ты уснул, но он меня развел еще и на подушечки, которые были в шкафу. Прости!              Галф находит в себе силы даже улыбнуться:              — Никто не может устоять перед его жалобной мордочкой.              Глаза-полумесяцы улыбаются в ответ:              — Я думал, что у меня есть закалка в лице Чоппера, но как я ошибался! — и осторожно присаживается рядом, придерживая тарелку. — Выпей хотя бы немного жидкости, это крепкий бульон с курицей и овощами. И не переживай — это не я его готовил, поэтому не отравишься.              Горько чувствовать себя настолько беспомощным, но он покорно приникает к краю и делает несколько глотков, еле сдержав желание застонать, когда теплое и чуть вязкое питье приятно смачивает пересохшее горло.              — Вот так, молодец, — кажется, Мью рад не меньше его самого. — А то желудок потом будет болеть, если принимать лекарства натощак.              Галф покорно ждет, пока парень разведет в стакане с теплой водой какой-то порошок, и так же покорно выпивает до капли теплый кисло-сладкий раствор, чем вызывает у своего “врача” еще одну яркую улыбку:              — Отлично! Теперь можешь еще поспать. Но Галф…              — Да?.. — веки уже вновь наливаются тяжестью.              — Давай я все-таки перенесу тебя в твою комнату? На диване же жутко неудобно спать — у тебя наверняка болит спина.              Он настолько устал, что нет сил сопротивляться, да и спина и правда болит, поэтому медленно кивает, чтобы потом охнуть от удивления, когда его Мью одним движением поднимает на руки:              — Потерпи немного.              Галф зажмуривается, чтобы не видеть бардак в комнате, за который мучительно стыдно, и позволяет уложить себя на кровать и накрыть одеялом. Рука вновь касается его лба:              — Опять горишь.              Он стонет и кладет свои руки сверху в попытке продлить контакт с этой приятной прохладой, но ее Галфа тут же лишают:              — Подожди немного, сейчас наберу в таз холодной воды и оботру тебя.              Ожидание длится вечность, но потом лоб все-таки перестает гореть, как и его лицо, под мокрой тканью, поэтому Галф не может сдержать тихий стон удовольствия:              — Как хорошо…              Это ощущение периодически возвращается к нему, прерывая бесконечный ночной жаркий кошмар. Кажется, он даже иногда просыпается и что-то пьет, придерживаемый уверенной рукой, а потом снова отключается.              И так до тех пор, пока ночью его не будит совсем другая потребность, удовлетворить которую может только он сам. Руки и ноги дрожат от слабости, но у него кое-как получается встать с кровати и дойти до выхода из комнату, держась за стену, чтобы там остановиться и удивленно ахнуть: в жутко неудобной позе на диване дремлет его нечаянный доктор, явно изможденный постоянной необходимостью ему что-то подносить.              Тот, кажется, его слышит, потому что мгновенно открывает глаза и привстает в тревоге:              — Галф! Что случилось? Ты почему встал? Позвал бы меня!              В очередной раз за этот бесконечный день его щеки полыхают:              — Мне надо… в туалет.              — О, — Мью все же встает с дивана, — давай помогу дойти хотя бы.              Так хочется отказаться от такой помощи, но ноги с трудом удерживают его в вертикальном положении, поэтому Галф кивает и позволяет ухватить себя сначала за локоть, а потом и вовсе приобнять за талию, пока он медленно ковыляет в нужном направлении. Чтобы потом умирать от смущения, понимая, что Мью стоит прямо за дверью и слышит все, что происходит в туалете.              Хочется вновь исчезнуть с лица земли, только бы не испытывать это отвратительное ощущение позора, но организм отказывается держать в себе все лишнее. Поэтому Галф выходит из туалета с потупленным взглядом в надежде, что Мью сделает вид, что ничего не слышал. Тот и правда лишь кивает:              — Хочешь умыться?              Холодная вода приятно освежает, но не убирает мысли о том, какой он беспомощный и жалкий.              Но никто же не узнает, что ему так приятно прислониться к кому-то сильному и опереться на него?       Правда?              Ему, конечно же, мерещится легкое прикосновение губ к его лбу, когда Галф уже почти засыпает — не может быть, чтобы Мью хотел до него таким образом дотронуться после того, что тот видел и слышал.              В этот раз его сон не такой противный и засасывающий, как ранее, но все равно ему то жарко, то холодно так, что трясет, поэтому Галф с жадностью цепляется за что-то теплое рядом с собой, чтобы хоть как-то согреться — и это единственное, что его спасает.              И просыпается он не от требовательного мяуканья Азара, который всегда очень четко намекает, что хорошего котика пора кормить:              — Фигасе это я в командировку съездил…              Галф с трудом открывает слипшиеся веки, чтобы удивленно выдохнуть:              — Майлд…              Парень хмыкает:              — Я-то уже много лет Майлд, но хотел бы узнать имя парня, который спит с тобой в одной постели. И давно это у вас?              Галф сначала каменеет от ужаса, а потом поворачивает голову, чтобы встретиться с недоумевающим и не менее сонным взглядом уставшего Мью, который почему-то лежит рядом с ним:              — Что… Но как…              Тот смущенно трет шею и бормочет:              — Ты никак не мог согреться и лез обниматься, поэтому я подумал, что полежу немного, пока ты не согреешься и не уснешь…              Майлд скрещивает руки на груди:              — Пойду-ка я за попкорном.              Вот и поговорили.