***
Серёжа чувствует, что начинает бредить. Он отсчитывает дни, которые остаётся наедине с собой. И это не помогает. Сегодня пошёл четвёртый день. Серёжа не выходит из квартиры уже четвёртый день. Ему плохо, ему одиноко, ему страшно. Он боится смотреть на людей, которые механически изо дня в день повторяют всё то же, что и вчера. Каждое утро Шевелев с тревогой смотрит на дату на своём телефоне и матерится, когда видит неменяющуюся цифру. К пацанам в офис ему идти также страшно — он мог бы, конечно, попробовать кого-то вырвать из лап зацикленного времени, однако не хотел принимать какие-то решения в одиночку. Он ведь был здесь (сейчас?) не один. Однако от Макса — ни ответа, ни привета. Серёжа уже на второй день порывался написать ему, позвонить, поговорить хотя бы о том, почему трава зелёная, а небо — голубое, потому что психически он уже не выдерживал. Голову стала беспрерывно атаковать мигрень. Серёже начало казаться, что в какой-то момент она просто не выдержит столько информации, и он отключится. Вокруг происходило что-то непонятное, неподвластное человеческому пониманию. Это в фильмах — хи-хи, ха-ха, потому что думаешь, что такого в реальности не может быть. А когда сталкиваешься, то первое, о чём можно подумать — а не больной ли ты? Серёже в какой-то момент начинает казаться, что и Зайца он себе тоже придумал. Что Макс здесь (сейчас?), с ним, застрял в этом чёртовом дне. Что, на самом деле, он здесь абсолютно один, уже давно, и просто окончательно поехал крышей от одиночества. Что, на самом деле, Максим тоже повторяет всё, что говорил и делал вчера. Шевелев чувствует, как бегут мурашки по спине, плечам, холодят затылок. Он не знает, сколько уже сидит на кровати, думает и глубоко дышит. Серёжа старается держать себя в руках, искренне пытается не поддаваться панике и не хочет окончательно сдаваться. Однако идёт уже четвёртый день. Макса нет. И сил у Серёжи искать ответы на свои вопросы одному — тоже нет. Всё, что ему сейчас хочется, это свернуться калачиком где-то на жёстком холодном полу, охладить голову и, либо начать действовать, либо забыться в долгом сне и очнуться только тогда, когда этот бред закончится. Серёжа вздрагивает от неожиданного звонка домофона, вырывающего его из своих мыслей. Он плетётся аккуратно к двери и, снимая трубку домофона, аккуратно спрашивает привычное: — Кто? На том конце провода раздаётся невнятное бухтение и шуршание, кажется, пакета. — Дед пихто. Бля, Серый, чё за тупой вопрос, как будто кто-то кроме меня может к тебе сейчас прийти. Открывай давай. Серёжа от внезапности опешивает и нажимает на соответствующую кнопку. Он вешает трубку домофона обратно и растерянно смотрит на всё ещё запертую входную дверь. Серёжа не может поверить, что это реально был сейчас Максим. То есть, после трёх дней пропажи он решил вот так внезапно заявиться? Без предупреждений, без каких-либо просьб, без спросов? Серёжа в последний момент вылетает из мыслей и успевает отпереть дверь как раз аккурат перед тем, как Максим по-свойски открывает её. — Дарова, — салютует Макс, снимая кроссовки и тут же отдавая пакет Серёже, и, не церемонясь, скрывается на кухне. Шевелев от неожиданности встаёт в ступор, успевая только обронить негромкое «привет» в ответ, и ещё с полминуты невдупляет, что сейчас происходит. Он смотрит на отданный тяжёлый пакет, перекатывает его ручки по пальцам и пытается понять, что сейчас только что произошло. Но приходит, в итоге, только к одному правильному решению — разобраться во всём вместе с Максимом. Серёжа заходит на кухню, уставившись в пакет и рассматривая его содержимое: тут и нелегальная кола, и чипсы, и немного роллов, и пару банок энергетиков, и фрукты с печеньями, и даже элитные виски. — Это, конечно, всё классно, но ты зачем этого всего набрал? — спрашивает Серёжа, пока Максим уже выключает плиту, на которой грелся чайник. — Посидим, попиздим, попьём, — пожимает плечами Макс, оглядываясь на него. Серёже кажется, что он уже не видит той обиды и боли в глазах Зайца — или он просто искусно скрывает свои чувства. — Всё равно завтра все продукты вернутся на полку, а деньги — в карман, — невесело усмехается Максим и тянется к ближайшему шкафчику сверху. — Кофе будешь? — невозмутимо спрашивает Заяц, как будто бы не зная ответа. — Я не пью… — Я помню, — кивает Максим, по ощущению, будто сам себе, а не Серёже. — А Люда всё также пьёт. И банки у вас всё в том же месте. Серёжа наблюдает за тем, как Максим по-хозяйски достаёт банку золотого нескафе, накладывает себе несколько ложек в кружку, которую уже успел достать из другого шкафа, и заливает это всё кипятком. Шевелев замечает, что рядом стоит ещё одна кружка — и Максим наливает в неё уже чай. Какой-то со вкусом, Серёжа уже не помнит, что они с Людой (он сам? Люда одна?) покупали, в целом к чаям он не был сильно требователен. Но что его больше удивило, так это понимание Макса того, что он сам собирался завтракать — поэтому сразу же позаботился о них двоих. Серёжа ничего не понимает. Его будто откатило на года два назад, когда они уже начали втроём приживаться в одной квартире. Когда не было ещё денег на то, чтобы всем жить раздельно, и приходилось тесниться в небольшой квартирке. Он, Люда и Заяц — Маша тогда не поехала, аргументируя, что у неё пока в Минске работы навалом, да и спать в одной маленькой комнате не то чтобы удобно. Так они и жили втроём, выучивая привычки каждого. И если Люду он знал уже давно, то Макс… О Максиме Серёжа тоже много знал, но, живя с ним вместе, узнавал ещё больше. Ему нравилось, отчасти, жить с Максимом. С ним было спокойно, уютно, разнообразно. Серёже нравилось проводить с ним время. Не то чтобы ему не нравилось его проводить с Людой — нравилось, но с Максимом было немного по-другому. И он сам не мог объяснить себе как это «по-другому». Серёжа в целом не часто задавался этим вопросом раньше. До того как Заяц камингаутнулся перед ним. И Макс, видимо, тоже выучил многие его привычки. И привык завтракать вместе с ним. Он даже помнит, что Шевелеву нужно класть полторы ложки сахара — не больше, не меньше. И это приятно грело что-то в груди. Приятные воспоминания тут же отзывались щемящей тоской. — Го в комнату? Там сразу и поговорим, — предлагает Максим, в очередной раз вырывая Серёжу из прострации и беря с собой две кружки. — Ток убери там из пакета всякие штуки в холодильник, а то не хочется вечером протухшее есть. И бежать в магаз за новым тоже, — Макс вновь слишком быстро скрывается в коридоре, и Серёже остаётся только послушно убрать скоропортящиеся продукты в холодильник и последовать в комнату за ним, предусмотрительно взяв с собой тарелку с подготовленными бутербродами и пачкой овсяного печенья. Заходя в комнату, Серёжа видит, что Макс уже сидит на кровати и пробует кофе, подставив к себе поближе стул, где стояла кружка с чаем для него. Шевелев тихо выдыхает, стараясь отогнать лишние мысли, и садится рядом с Максимом, чувствуя себя отчасти неловко. Серёжа не совсем понимает, что сейчас на уме у Макса: ещё вчера Серёже казалось, что он потерял дружбу с ним навсегда, а уже сегодня Заяц ведёт себя как ни в чём не бывало. И то ли он действительно отпустил свои чувства (в чём Серёжа сильно сомневается), то ли Макс просто прирождённый актёр, который отлично скрывает все свои эмоции. Максим похож… на ураган. Он такой не всегда и не в прямом смысле этого слова. Серёжа давно заметил, что Макс может долго копить в себе мысли, чувства, эмоции, а потом в моменте — начинает тянуть за собой других. У него много лежит на душе, но он отчего-то не делится всем этим. Он продолжает крутиться вокруг себя, затягивая в своё состояние близких, однако до очага так никто и не доходил уже давно. Но стоит Максу хотя бы приоткрыть занавес своих мыслей — и ураган стихает на время, давая небу ненадолго проясниться. А потом всё начинается сначала. Прямо как в дне сурка. Какая ирония. И вот сейчас Серёжа понимает, что Максим, вновь закрывшись, начинает снова, хоть и потихоньку, но набирать обороты. И Шевелев не знает, к чему они в итоге придут. Они с минуту оба молчат, очевидно, погрузившись каждый в свои мысли, и в такой громкой тишине слышны лишь глотки напитков и проглатывание кусочков бутербродов. Серёжу эта тишина начинает угнетать; в другой ситуации ему наверняка было бы комфортно и молчать рядом с Максом, но сейчас его оглушает молчание. И он не выдерживает. — А как и когда ты понял, что всё повторяется? — осторожно решает спросить Серёжа, прерывая их игру в молчанку, и ловит задумчивый взгляд Макса в пол. — Где-то неделю назад? — полувопросительно отвечает Максим, взглянув на Серёжу, и откидывается назад, опираясь спиной на стену и делая глоток терпкого кофе. — За день до того, как ты начал мне названивать. Подозревать начал за два дня до твоих звонков. Ну, типа, сначала думал, что это ебаное чувство дежавю, а потом решил проверить и, оказывается, нихуя. Я начал тебе по-другому признаваться, а ты всё равно стандартно отвечал. Я в тот же день и свалил с офиса и никто даже не заметил моего отсутствия. Так и понял, шо я в пизде какой-то. — По-другому признавался? — аккуратно переспрашивает Серёжа, затаив дыхание. Он терзать Макса своими глупыми вопросами не хочет, ещё больше калечить — тем более, но ему искренне интересно. Потому что он… на удивление, но он почти не помнит даже того, как Максим в последний раз признавался ему в любви. — Ну да, — абсолютно спокойно пожимает плечами Макс, отставляя почти пустую кружку на стул. — В последний раз я… Кажется, я как кретин признался, я бы так с лёту не стал тебе говорить, да и в конце себя повёл тупо. — Кажется? — тут же цепляется Серёжа, и Максим озадаченно хмурит брови. — Ты тоже не помнишь, как последний раз признавался? — Заяц задумчиво машет головой в отрицательную сторону. — А помнишь, что говорил изначально? — Да… Или нет, — резко задумывает Максим, но почти тут же встряхивается. — К чему это вообще? — внезапно щетинится Макс, и Серёжа понимает, что дёргает за болезненные нитки. — Ничего такого, не подумай, — тут же поднимает неосязаемый и невидимый белый флаг Серёжа, тоже отставляя кружку в сторону. — Просто… Я тоже не помню. Я подумал… А вдруг мы забываем каждый день? И поэтому не сразу поняли, что застряли в одном дне. А потом что-то в голове… или в этой системе непонятной дало сбой и мы начали запоминать прошедшие дни? — Но в любом случае забываем о них, но только не сразу, а через какое-то время? — тут же подхватывает Максим, и Серёжа утверждающе щёлкает пальцами в его сторону. — Не то чтобы это нам много дало, — задумчиво протягивает Серёжа, — но это даёт пищу для размышлений. — Получается, мы застряли во временной петле, — начинает рассуждать вслух Макс, оглядываясь на Серёжу. — Но ведь… этого не может быть, — прерывает его Шевелев, качая головой. — Это просто киношная выдумка. Такого не бывает. — Тогда где мы по-твоему? — склоняет голову набок Макс и скептично приподнимает бровь. — И что с нами происходит? — Ну… — Серёжа понимает, что контраргументов у него нет, и единственное объяснение их ситуации — это временная петля. Но Серёжа, вообще-то, во всё это не верит. Походу, придётся поверить. Серёжа запутался. Клубок ниток из непонятных чувств и неожиданных событий продолжает запутываться всё больше, появляются первые узлы, которые, как ему кажется, будет затруднительно распутать. Серёже становится тошно и дурно, он вновь берёт кружку в руки, делает несколько нервных глотков чая, пытаясь прийти в себя, но в итоге лишь давится, закашливаясь. Он тут же чувствует широкую ладонь на спине, ощущает несильное постукивание и, выдохнув, вытирает слезящиеся от кашля глаза, благодарно кивая Максиму. — И с чего ты предлагаешь начать? — чуть осипше спрашивает Серёжа, уже аккуратнее допивая чай. — Ну… — протягивает Макс, неуверенно проведя рукой по своим кудрям. — Предлагаю изучить, что такое есть эта временная петля. — В понимании киношников? — Не только, — качает головой Максим. — Типа, у того же Крида можно глянуть клип, поизучать. — Чё? — озадаченно прерывает его Серёжа, недоумённо хмурится и смотрит вопросительно на Зайца. — Ну, у него есть какой-то клип, там временная петля, всё повторяется… — скомканно пытается объяснить Максим, активно жестикулируя руками, словно перед ним сейчас доска, на которой он уже рисует этот клип. — Я не помню… Вроде, в Будильнике это было. — Я не буду спрашивать… — Не спрашивай. Максим пожимает плечами, они пересекаются взглядами, и Серёжа только усмехается, улыбаясь уголком губ. — Ладно, никогда не думал, что скажу это, но давай начнём с Крида.***
Время неумолимо ускользает. Однако, учитывая сложившуюся ситуацию, время теряет своё понятие. Нужно ли о нём задумываться сейчас, если завтра всё вернётся вспять? И можно ли завтра называть завтра, если учитывать, что новый день не наступил? Вопросов с каждым часом становилось всё больше, а ответов — не было совсем. Забываясь в своих раздумьях, Серёжа с Максимом целый день убивают на то, чтобы изучить временную петлю, попутно задавая друг другу вопросы, ответом на которых служили тяжёлый вздох и отрицательное качание головой. Они не знали, где они, что с ними и какова вероятность того, что они умерли или лежат в психушке. В один момент, когда время на часах переваливает за четыре, Серёжа внезапно осознаёт, что не чувствует никакого голода и обращается с этим к Максиму. — Я тоже, — служит ему ответом. — Получается, в этом мире ни есть, ни пить нам не нужно? — Не знаю… Я бы лучше не рисковал. Мы же не знаем, что будет, если мы всё-таки отсюда выберемся. Пойду, достану нам роллы с пиццей, что ли. Они изучают весь интернет вдоль и поперёк: они смотрят «День сурка», трижды пересматривают клип на песню «Будильник» Крида, перерывают сайты — подозрительные и не очень, — просматривают другие фильмы и книги с таким сюжетом, но в итоге ни к чему толком не приходят — везде всё по-разному, у каждого своя вселенная и непонятно, что могло бы подойти им. Дело — дрянь. Серёжа в какой-то момент начинает заедать нервы, хотя всё также не чувствует ни голода, ни сытости. Каждая новая зацепка копает лишь глубже яму. Серёжа доходит до той крайности, что читает фанфики с пометкой о временной петле, и ему неважно в этот момент направление — лишь бы ответ найти. Но он понимает, что они за этот день только нагрузили себя информацией, но так и не смогли прийти хотя бы к дальнейшему плану действий. Что у него, что у Макса отсутствовали любые идеи. Серёжа ловит себя на мысли, что ему страшно так, как не было, наверное, даже в детстве. Он понимает, что в голове это пестрит красной сигнализацией практически с самого прихода Зайца. И голова, которая на протяжении дня лишь ныла, под конец начинает раскалываться, поэтому ему приходится Максима просить притащить ему таблетки. — Пиздец, я бы щас так и вырубился: и башка раскалывается, и глаза слипаются, — гневается Серёжа, перенимая таблетку и кружку воды у Макса. — Если честно, я думал, что у нас отключились все потребности, — внезапно задумчиво тянет Максим, и Серёжа склоняет голову, не совсем понимая, как Макс пришёл к такому выводу. — Я просто себя чувствую бодрячком на протяжении всего дня, — видимо, Макс улавливает его вопрос в глазах, поэтому поясняет свои додумки. Серёжа опускает задумчивый взгляд, сжимая губы в тонкую полоску. Это… слишком странно. — Ладно, потом разберёмся, — решает пока отмахнуться от этого Серёжа, понимая, что у них сейчас и без того проблем по горло, больше уже некуда. — Итак, подведём итоги: мы нихуя не знаем, как выбраться из временной петли — у каждого своё представление на это; как мы попали во временную петлю — тоже непонятно. И почему мы внезапно начали осознавать, что что-то не так… — Тоже нихуя не понятно, — невоодушевлённо заканчивает Макс, тяжело выдыхая, складывая руки на груди и облокачиваясь на стенку позади себя, и смотрит в потолок. — Может, попробуем кого-то из наших выцепить? — последнее, что предлагает Серёжа от отчаяния. — Поможем им выбраться из постоянно одних и тех же действий и слов? Больше мозгов — больше дела. — А если с ними что-то случится? — хмурится Максим, возвращая серьёзный взгляд на Серёжу. — Мы сами поняли, что происходит ёбань какая-то. Вдруг, нельзя никому говорить, что он во временной петле? — настороженно проговаривает Макс, качая головой. Серёжа понимает, что Максим абсолютно прав. Они не могут знать наверняка, что может произойти, если они кому-то попытаются доказать, что вся реальность — это временная петля. А он никому зла определённо не желает. — Может, попробуем оставить телефоны на столе в кафешке? — предлагает Максим. — Или подкинем кому-нибудь. Вдруг, как у Крида, сработает? Это больше похоже на стёб, поэтому Серёжа нервно смеётся, пытаясь поправить растрепавшиеся волосы, однако только ещё больше устраивает беспорядок на голове. — Макс, ну это же бред. Максим лишь в очередной раз пожимает плечами, вновь уставившись в телефон. Серёжа понимает, что, в целом, они ничего не теряют в этом случае — уж лучше, если что, остаться без телефона и купить новый, но при этом выбраться в нормальный мир, чем застрять здесь на всю жизнь. Которая, впрочем, никогда и не закончится, потому что вряд ли они здесь стареют, ведь время вновь и вновь обращает всё вспять. И Серёжа готов почти на любую уже идею, лишь бы хоть что-то уже предпринять. — Ладно, давай попробуем эту твою затею. Ты — оставишь просто на столе, а я подкину прохожему. А там посмотрим.