Наблюдая падение звезды

— Здравствуйте. Да, о, нет-нет, отчёт будет завтра. Что? Вы говорили, мероприятие будет позже… Да, я вас понял. С самого утра, лишь начатый день Пак Сонхва, менеджера, готовящегося к дебюту айдол-группы, вовсе не задался. Электричка пришла вовремя, но автобус, как назло, опаздывал, на улице начался сильный дождь с ветром, испортивший его ни в чём не повинное кашемировое пальто. Промокший до нитки, раздосадованный, запыхавшийся, менеджер пришёл в осознание, что последние сказанные ему слова в звонке были приговором. Дорога к кабинету начальника вдруг становилась чрезмерно длинной, страшной и вводящий в неприятный транс. А как выяснилось уже за дверью, это состояние транса лишь готовило Хва к тому, что ему пришлось выслушать: — Да что ты понимаешь, новичок! Ты, — почти брызжа слюной тыкал в бедного юношу пальцем высокоуважаемый мужчина, — ты! Должен знать расписание своей группы, когда бы его не изменили, хоть посреди ночи, понял?! — Да, я вас понял, господин Ан. — Нет, ты не понял. Как ты смеешь своевольничать? В отделе планирования мне сказали, что ты уменьшил количество занятий! — Да, мальчики с трудом успевали приходить со школы, их здоровье сильно подкашивалось из-за того, что они мало ели и не высыпались. — У тебя ещё и наглости хватает спорить! — Громко ударил по столу кулаком Ан Джинву — генеральный директор, сейчас больше походивший на синьора помидора от переполнившей его ярости. — Мы знаем, что делаем! Сколько уже подготовили айдолов, не тебе нас учить! — Кажется, оскорблялся за всю компанию директор, пытаясь убедить в первую очередь себя самого. — Ты срываешь нам все сроки, сегодня же идёшь и ставишь тренировки, которые убрал! И подопечным своим скажи, чтобы подобного вздора больше не было! — Но вы же сами поставили там свою печать и подпись. — Никаких но! Сегодня же исправляй всё, что натворил! Разленился и айдолов наших распустить хочешь?! Хва молча и виновато поклонился начальнику, испытывая невозможное сокрушение глубоко внутри. Ноги стали пунцовыми за время, которое он слушал вышестоящего, но выйти за дверь поспешно было единственным желанным и совершенно верным решением. Открывая дверь, он успевает лишь оторвать взгляд от пола и увидеть ковыряющего ногой ковёр рыжеволосого продюсера в очках, который в немом вопросе открывает рот, прежде чем его неловко обойдут, и провожает менеджера взглядом с далёким вздохом. Дорога до офиса планирования проходит необъяснимо быстро, с тяжёлой головой, полной тумана, а дверь распахивается слишком легко, от чего даже сам Хва пугается, мысленно сравнивая себя с Уёном. Взгляд бегло проходится по тесному офису, заставленному миниатюрными столиками, скрипящими офисными креслами, ящиками для хранения документов, а кроме того, полному стопок ещё несортированных по папкам документов. В тесном помещении стоит гул множества голосов, клацанье клавиш, лёгкое гудение работающих старых компьютеров и смесь из запаха пота, сырости, чернил, а главное, самого невыносимо противного кофе. Пак поднимает голову выше и, проходя в самый дальний угол офиса, ставит картонный стаканчик в кофе машину. — Решил с утра пораньше выпить отвратительного кофе? — Рисуется за спиной юноши рыжеволосая девушка, заливисто смеясь оттого, как он дёргается пугаясь её неожиданного появления. — Орихимэ, прекрати, пожалуйста, так делать. — Строго замечает Сонхва, смеряя коллегу взглядом, от чего рыжуля наигранно смущается виновато хлопая глазками и крутя в руках стаканчик с кофе. — Боже, ну какой же ты строгий. Знаешь, а всё-таки из всех новичков ты нравишься мне больше всех. — Мечтательно вздыхает она, не думая прекращать свой прекрасный монолог. — Ты сегодня из-за дождя такой злой, да? Твоё пальто хоть отжимать можно, бедненький. — Ты звучишь не очень сочувствующе, может, попробуешь ещё раз? — Предлагает юноша, забирая из автомата стакан, полный почти кромешно чёрной жидкости, одного глотка которой хватает, чтобы недовольно поморщиться. — Фу, как ты умудряешься пить это? Ещё и оставаться такой весёлой и мечтательной, мне кажется, все кроме тебя здесь на грани нервного срыва. — Пфф, да на самом деле рецепт прост, записывай, первый пункт это ленивый подопечный в творческом кризисе, а второй — не притворяться, будто ты что-то делаешь, если на самом деле ты ничего не делаешь. — Нуна, я запишу это как главную японскую мудрость, услышанную в собственной жизни. — Хихикает Хва, видя, как веселит своей колкостью старшую коллегу. — Ну, честно говоря, могу пожелать тебе только сил и терпения, быть менеджером десяти молодых ребят, которые даже не дебютировали, это невыносимая головная боль. — Погоди, то есть ты хочешь сказать, что являешься не просто менеджером соло-артиста, но ещё и не с самого дебюта с ним? — Давится содержимым картонного стаканчика сероволосый юноша. — Да, всё именно так, я самый счастливый человек в этом офисе. В офис достаточно громко заходится Ким, чьё появление знаменуется чередой уважительных приветствий на его пути к злосчастной кофемашине. Завидев взъерошенного парня в растянутой футболке, Хва, кажется, невольно задирает подбородок выше, теряя тёплую улыбку и скрещивая руки на груди. Хонджун оглядывает Сонхва с головы до ног, затем обращаясь к Орихимэ с удивительно деловым тоном: — Кида-сан, могу порадовать, с документами никаких проблем нет, мы едем на шоу. — Это всё замечательно, Джун-и, но ещё ты обещал, что вскоре закончишь работу над мини-альбомом и мы выставим твой гастрольный график. — Морщит нос девушка, отвешивая тумак продюсеру. — Да-да, — всё же выдаёт себя и свой наплевательский тон музыкант, до этого нарочито льстящий уважительным тонов, — но что ты предлагаешь мне делать, если я не могу писать музыку? Я выполняю проекты для других людей, но со своим творчеством у меня застой. — Ащщ, я не первый день в корее живу, — тянет за ухо бедолагу строгая японка, — тебе нужно взять себя в руки и начать что-то делать, если мы не выставим график до зимы, то оба останемся без работы. — Хах, ты слишком строга, ты же знаешь, я популярен, директор меня любит. — Это я строга?! Посмотри на Господина Пака, он своих ребят и в хвост и в гриву, это я тебя распустила. — Получает ещё несколько осуждающих шлепков по плечу Хон. — А ты как быстро взлетел, так же быстро и упадёшь, понял? Сонхва сожалеюще смотрит на исполнителя ровно до следующей его фразы. — Его Ан Дживу ругает, а нас с тобой нет, разве это не значит, что всё в порядке?! — Хон успевает понять, что наговорил лишнего, лишь встречаясь сначала с разгневанным взглядом госпожи Киды, а следом и с надменным, пронзающим самое сердце словно нож, осуждающим взглядом Пака. — А ты нас с ним не сравнивай, — продолжает менеджер сольного артиста свою тираду, — он на попечении десяти ртов, которые учатся в школе и должны хотя бы дожить до первой славы. А на тебя мне уже даже твой дружок-хореограф жалуется, ты — натуральный бездельник с первыми признаками звёздной болезни. Сонхва выкидывает кофейный стаканчик в мусорку, полную забракованных бумаг, не смея прерывать коллегу даже на немое прощание, сам не зная, что своим уходом заставит артиста пропустить половину гнева собственного менеджера мимо ушей. — Да-да-да, я всё понял, Орихимэ, я пойду, мне нужно ещё поговорить с одним предателем. — Перебивая тараторит Хон, ссылаясь на упомянутого в тираде Сана. Девушка не успевает высказать всё необходимое, прежде чем фигура Кима растворяется вслед за Господином Паком. Хонджун почти бежит по коридору, стараясь различить во всём дневном гуле отмеренный стук чужого строгого каблука, и не ошибается, когда, следуя ему, останавливается у открытой двери танцевального зала. — Хва-я, мальчики большие молодцы, можешь не переживать. — Удивительно ласково и сладко звучит незнакомый голос, от чего Хонджун нетерпеливо заглядывает в зал, всё же боясь полноценно показаться в дверях. В самом углу обнаруживается обладатель сладкого голоса, стройный невысокий парень, почти прилипший с объятиями к менеджеру в мокром пальто. На удивление, все десять бедолаг-трейни усердно заняты растяжкой в парах, не обращая особого внимания ни на общение хореографа с их заботливой «мамочкой», ни на автора их песен, нагло подслушивающего диалог первых двух. — Уён, мы, судя по всему, будем видеться чаще. — А что в этом плохого, дорогой? — Щебечет хореограф, стягивая с чужих плеч тяжёлую от влаги уличную одежду. — Расписание мальчиков снова увеличится, мы будем видеться на работе. — Хва звучит подавлено и тяжело вздыхает наблюдая как вокруг него вьётся друг. — Что-то случилось? У них вроде неплохие результаты, они всё же не только танцами заняты. — Да дело не в результатах вовсе, их первое выступление в прямом эфире уже на носу. От меня требуют, чтобы они были в идеальной форме. — Хм, значит так, — теряет на секунду свою манерность Чон, задумчиво возводя глаза к потолку, — ну, мне из них не балетную труппу готовить, со всем справимся. Ты разберись с бумажками, расписанием, оставь им время на еду, а я помогу с рационом и погоняю их, — совершенно просветлённо и жизнерадостно щебечет танцор, словно перечислил список самых простых и увлекательных занятий. Хонджун наконец убирает свою голову из проёма, надеясь уйти незамеченным, но, стоит ему тихо выдохнуть, словно воришка прижимаясь к стенке, в конце коридора рисуется знакомая мускулистая фигура. Чхве, очевидно, самый счастливый от встречи с другом на работе, шумно приветствует того на весь коридор: — Ким Хонджун, какие люди, не уж то ты и правда стал так часто выходить из своей студии? — Продюсер, кажется, всеми возможными жестами пытается попросить друга быть тише, но тот совершенно не понимает, к чему все эти движения руками. — Чего расшумелся?! — Не менее тихо возмущается Уён, магическим образом добравшийся к двери при первом же услышанном восклицании. — Чхве, имей совесть, не отвлекай детей от занятия. — Высоко задирает нос худощавый юноша, говоря это с интонацией разведённой матери, встретившей бывшего мужа. Сан пристыженно опускает взгляд, толком не понимая, за что его ругает человек вдвое уже него. Хонджун, кажется, позабыв, что присутствовал здесь «тайно», успевает только начать тихо посмеиваться над положением друга, как за спиной «злобной домохозяйки» возникает «мамочка» будущей группы, видимо, отправивший всех на перерыв, и теперь сверлящий продюсера взглядом. — Вы, я так понимаю, здесь оказались по совершенно случайному стечению обстоятельств. — Холодно и чётко чеканит Хва, смотря на замызганного музыкантишку с высока, при том в совершенном отсутствии какого-либо интереса. — А, ну, быть честным, — словно дитя, начинает оправдываться Джун, поражая своим потерянным видом даже не самого остроумного товарища, — мне нужно было кое-что с вами обсудить. — С трудом даётся закончить предложение, лишь ведущее к сути, но дверь зала громко хлопает, оставляя двоих «осуждённых» без права голоса. — Что это было? — Удивительно быстро спрашивает Сан, оглядываясь на соседа. — Ты про что именно? — Уточняет Хон, не уверенный в том, как его друг-простак видит эту ситуацию. — Я про этих двоих. Сонхва, получается, заодно с ним, значит я работаю с двумя бестиями… — С ужасом приходит к совершенно поразительному и необъяснимому ни для кого кого кроме него самого заключению Сан. — Да уж, — вздыхает Хонджун — ты бы сильно обиделся, если бы кто-то указал, что тебя начальство ругает, а его нет, чтобы выгородить себя? — Если бы Уён сказал что-то в этом роде, думаю, это бы меня задело. Звучит так, словно я становлюсь плохим из-за ругани начальника, а что? — Боже, если даже ты обидишься на подобное, то я сильно ухудшил своё положение. — А? Что значит «даже если я»? — Настолько недоумевая спрашивает Чхве, что ощущения подсказывают его намеренное продолжение игры в дурачка. — Ну, мы с Минги зовём тебя горой не только из-за мышц, ты добродушный и зачастую не обидчив из-за своей непробиваемости. За разговором время тянется быстро, а когда дверь открывается и из-за неё почти буквально высыпается толпа совсем молодых парней, почти мальчиков, Хон приходит в полнейший шок, осознавая, как быстро их с Саном обступили со всех сторон. — А почему вы ругались с Уёном? — Это же вы пишите наши первые песни, да? — Почему мама-Хва ругался на вас? — Сан-хён, я учил дома ту часть, сегодня покажу что больше не отстаю! — Ура-ура! А когда мы пойдём в студию записывать песню? Гул юношеских голосов стоял в ушах так, что лишь редкие вопросы и восклицания среди них было реально разобрать, не принимая во внимание уже то, что адресат этих вопросов был вовсе не ясен из-за интереса к обоим старшим. Стоило следом за молодёжью появиться их строгому менеджеру, ему хватило пары гулких хлопков в ладоши и скрещенных на груди рук, чтобы все десятеро утихли и обратили к нему своё внимание. — Ребята, давайте чуть тише и уважительнее, всё же, перед вами сонбэнимы. — Тихий голос Сонхва захватывал внимание не только юных подопечных, но и их старших товарищей, поражая своей глубиной и леденящей душу интонацией. Хонджун в этот миг разомлел ещё больше, любуясь величием менеджера, способным одновременно воспитывать «детей» и тонко подтрунивать над своим обидчиком. Сан же быстро сообразил ответить на единственные обращения, что успел разобрать: — Мы с Уёном не ругались, вам показалось. Вы молодцы раз учите что-то дома, скоро увидимся и проверим это. — Протараторил тренер, прежде чем ретироваться непосредственно в горячую точку — студию, в которой остался один только Чон Уён. Ким же, мешкаясь оглянулся на Пака, видимо, в поиске поддержки, на которую, судя по ответному насмешливому взгляду, надеяться было совершенно наивно: — Господин Пак не ругался на меня, — начал свой путь по тонкому льду Хон, пользуясь тактикой ближайшего друга по несчастью, — я надеюсь, что в ближайшие дни мы сможем начать запись. — Взгляд пробегается по публике, уже явно не удовлетворённой этим ответом, но следом падает на главного зрителя, значительно растаявшего, хоть и не теряющего лица от такой мелочи. Стоило Хва пожурить своих любимых, как он их называл «желторотиков», и отправить в душ, следом наказав вернуться в танцевальный зал, они с Хонджуном остались наедине в уже непривычно пустом коридоре. — Так что, пуп мира, забыл у входа в танц зал? — Вопрошает Пак, не смотря собеседнику в глаза и вовсе оставаясь повёрнутым к нему лишь в профиль. — Я хотел поговорить с тобой. Честно. — Роняет Хонджун со всей уверенностью и неотёсанной искренностью. — Ещё в нашу первую встречу я очень хотел поговорить, а ты сбегаешь. — Мы оба на работе, разве нам есть о чём говорить кроме неё? — Фыркает Сонхва, всё же поворачиваясь лицом к музыканту. — Да, я думаю, нам есть о чём поговорить. — О чём же? — Бегло и резко парируется только выдвинутое утверждение. — О тебе, например. Ты, — Джун засовывает одну руку в карман растянутых спортивных штанов, вытаскивая оттуда сложенную бумажку, которую сразу же узнаёт парень напротив, — выронил её, когда уходил, на ней было что-то записано, я подумал, что тебе может пригодиться. Сонхва забирает помятую и потрёпанную бумажку с изображением космонавта, словно давно потерянное сокровище, но это читается на его лице лишь в паре секунд, от возвращения в исходное состояние заморозков. — Спасибо, что подобрал. Это всё? — Нет, это не всё, я до сих пор надеюсь, что ты сможешь найти свободное время для меня. Мне интересна твоя личность, я бы хотел узнать о тебе больше. — А я не уверен, что хочу рассказать тебе больше. У меня мало свободного времени и прямо сейчас, — парень приподнимает руку сверяясь с часами, — ты отнимаешь моё время на возню с бумажной волокитой. Ким побеждённо вздыхает, не в силах больше продолжать спор и они с оппонентом расходятся каждый в своём направлении. В то же время в зале идёт достаточно активное разбирательство между тренерами, начавшееся ровно в тот момент, когда Сан успешно избежал общения с собственными учениками. — Не ругались значит?! Им пять или пятнадцать? — Прилетели, в только появившегося в комнате Сана, чешки. — Ну, лично я с тобой не ругался, я даже не понимаю, почему ты сейчас истеришь. — Совершенно спокойно и как ранее было упомянуто — непробиваемо, отвечал Чхве. — О, Господин Чхве Сан такой добрый, такой понимающий, не то что Чон Уён — полная истеричка, не правда ли?! — Словно стерв истязал балерун словами человека до которого они доходили с задержкой, от чего драматичной ссоры вовсе не выходило. — Когда я так про тебя говорил, ты мне скажи. — Я всё слышал. Всё слышал. — Неугомонно продолжает Чон, вооружившись футболкой, которая в его руках уже больше походила на плеть, что используют дрессировщики. — Я слышал, как ты говорил это про меня на прошлом занятии, знаешь вообще, как мне тяжело строить из себя душку, когда такие как ты портят мою репутацию?! — Погоди, успокойся. — Начал вжиматься в стену здоровяк, кажется совершенно искренне напуганный футболкой в руках юноши, которого мог бы обездвижить одной рукой. — Ну да, на первом занятии мы не поладили, да, потом, когда ты не принял мои извинения, я позволил себе сказать лишнего, но… Поток оправданий был прерван ещё более громким голосом Чона: — Да потому что нужно извиняться по-человечески, придурок! — Сан после вполне ясного оскорбления всё же повторно оценивает ситуацию и переходит в наступление, из-за чего отступать начал уже балерун, тем не менее сохраняя собственный накал. — Ты сказал «сорян, так вышло», да кто вообще так извиняется в здравом уме?! — Чего ты вообще хочешь? Взялся не пойми откуда, думаешь, я за несколько лет работы не видел других тренеров-новичков, которые возомнили себя всезнающими, хотя сами могли бы ещё учиться и учиться? Эти слова становятся последней каплей. Футболка прилетает в лицо Чхве, пока Уён торопится покинуть студию, не желая больше продолжать спор с невеждой.

***

Вечер, офис опустел, Пак, явно задержавшийся с переписью всех необходимых бумаг, был недоволен своим днём, как казалось лично ему, больше чем кто-либо другой. Длинные коридоры с жёлтым светом мозолили взгляд, и, обойдя все места, в которых он за время работы когда-либо находил Уёна, сейчас никого не было. Зато чрезвычайно удачно подвернулся его коллега, уже одетый в уличную одежду. — Сан, не видел Уёна? — Сонхва чувствовал себя немного виновато, он видел как эти двое друг друга недолюбливали, и кажется спрашивать такое было крайне странно. — Я видел, как он заходил в лифт, который на парковку спускается. — Бегло бросает Чхве, затем ловя на себе удивлённый и непонимающий взгляд собеседника. — Я не сталкер, просто бестию проще избегать, зная, где он находится. — Бестия, значит… — Задумчиво бубнит себе под нос Хва, после громко и как ни в чём не бывало отвечая. — Спасибо за помощь, хорошего вечера. Лифт на парковку. Ещё пара коридоров и поворотов за угол требуется менеджеру, чтобы обнаружить нужный из нескольких лифтов большого офиса. Спустившись, он сразу же замечает знакомый силуэт вдали. Такой красивый и лощёный Чон Уён, в своей кожаной куртке, верхом на крупном японском мотоцикле. В одной руке он крутит шлем, вторая занята сигаретой, с которой каждые пол минуты он нервозно старается стряхнуть пепел. — Я тебя потерял, мог бы написать «я нарушаю правила на парковке», вместо твоего сухого «приходи». — Хва, у меня нет настроения на колкости. — Закатывает глаза Чон затягиваясь сигаретой. — Готов промокнуть ещё разок сегодня? — Только, если справишься с управлением. — Утвердительно отвечает Пак, склоняя вопрос друга в сведения о погоде, чтобы не придумывать ответа на сальную шутку. — Кто сказал, что я тут? — Человек который красиво зовёт тебя бестией. — Хихикает Хва, залезая на мотоцикл позади друга и получая в руки шлем. — «Бестия»? А что, мне нравится. — Уён ухмыляется, с рёвом заводя мотоцикл и срываясь с места, чем каждый раз шокирует своего заурядного товарища.