Наблюдая падение звезды

Ранняя осень, в жизни Чонхо это однозначно время года, всё более нелёгкое от раза к разу, хотел он того или нет. Запись первого альбома продлилась почти всё лето, между тем он работал над всем, что только могло пригодиться певцу, кажется, совсем позабыв о чём-либо, не связанном с работой, и относящимся непосредственно к его личности. Но, именно сегодня, в дождливый будний день, когда из-за пробок половина от его дневного графика отменилась, выдался миг вспомнить, кто же такой Чонхо, не как певец, не как юный талант, а как обыкновенный человек. Дорога по дождливым улицам была умиротворяющей, когда ещё было возможно вот так прогуляться, куда глаза глядят — загадка, ответа на которую нет. Улицы казались пустоватыми, оттого что все прятались на работе или забегали в здания стоило им покинуть машину. Редкие люди, встречавшиеся на пути, ненадолго цепляли взгляд, если им случалось иметь яркий зонт или резиновые сапоги, но длилось это совсем недолго. Чонхо чувствовал себя самым счастливым, хоть и самым невзрачным человеком, который мог спокойно улыбаться маленьким детям, прыгающим по лужам или открывать двери кофеин, тихонько запуская туда прижавшихся к порогу котов. Спустя, наверное, час блуждания без цели и смысла, Чхве забрёл в тупик. Маленький переулок замыкался, сталкивая взгляд путника с резными деревянными дверями и большой вывеской прямо над ними «библиотека семьи Кан». Несколько секунд, что он простоял истуканом, и в голове всё же прозвенел звоночек: дождь только усиливается, а библиотека — ближайшее сухое и тёплое место на пути, где можно сидеть тихо, и, возможно, даже не заплатив. Со скрипом дверей преодолев вход, и со всей осторожностью собрав зонт, Чонхо мог лишь ахнуть. Да, за свою жизнь он видел не мало библиотек, но эта была какой-то совершенно сказочной. Весь интерьер был из тёмного-рыжеватого залоченного дерева, таблички с тематикой на высоких стеллажах больше походили на европейские вывески, со всем своим изяществом узоров, а у самого входа стояла округлая стойка, за которой на мягком, пустом кресле небрежно был кинут плед. И воздух в этом месте совершенно разнился с тем, что был на улице, да и в любом другом месте, в котором случалось побывать Чхве, кажется, пропитывая своей сухостью, нотками дерева, книг и, возможно, застоявшихся уже сухих цветов. Оглядевшись и даже немного зайдя вглубь этого «лабиринта», певец так и не увидел библиотекаря или кого-либо другого, кажется, в этой огромной библиотеке он остался совершенно один. Расслабившись и решив, что если он будет тихо и аккуратно себя вести, то никаких претензий ему позже не выскажут, Чхве повесил свой зонт и бежевый плащ на вешалку рядом со входом. Ещё некоторое время он блуждал в поисках необходимой тематики книг, с интересом разглядывая, как ходы из полок раз за разом приводили его к читательским зонам с рабочими столами, иногда диванами, а порой и вовсе уютным скоплением бесформенных пуфов-кресел. И вот, в одной из таких, он увидел большое окно, под которым расположился округлый диван, усыпанный подушками, и, что самое важное, напротив была полка с детективами и лестница на колёсиках, позволяющая достать книги с самой высокой полки. Пробежавшись глазами по названиям, Чонхо находит книгу, которая хоть и совершенно банальна в своём жанре, но совершенно необходима ему прямо сейчас. С покачиванием взобравшись на высокую и не очень надёжную лестницу, он успевает лишь ухватить нужное произведение, как с грохотом обрушивается на пол с высоты, кажется, чуть больше метра. Естественно, падение создаёт достаточно сильный шум, от которого он в достаточном шоке, чтобы остаться лежать на полу с книгой, но шаги, звонко отдающиеся где-то совсем неподалёку, пугают больше. В поле зрения рисуется юноша в неряшливом жёлтом свитере, с растрёпанными чёрными волосами, карандашом за ухом и совершенно очаровательным красным пятнышком под глазом. Парень склоняется над источником шума, кажется, не совсем понимая что стоит спросить первым делом. — Пфф, ха-ха-ха, — изошёлся на смех, лёжа на спине, Чонхо, наблюдая смятение на лице склонившегося над ним незнакомца, — твой жёлтый свитер с этими глупыми цветочками, так тебе к лицу. Юноша, чей свитер оценили, сам его оглядел, а затем, улыбнувшись в ответ, тихо похихикал, щекоча чужой слух бархатом своего голоса: — Вы не сильно ударились? Я не видел, как вы зашли, меня зовут Кан Ёсан, библиотекарь, — следом пошёл тяжёлый вздох, Ёсан приложил ладонь к чужому лбу, всё ещё наблюдая, с какими искрами в глазах и улыбкой его разглядывают, — прошу прощения, я, честно, не думал, что кто-то кроме меня будет пользоваться этой старенькой лестницей. Могу я угостить вас чаем в качестве извинения? — Ох, не переживай так, я не сильно ударился, но приглашение на чай звучит заманчиво. — Всё с такой же блаженной улыбкой проговорил Чонхо, только затем понимая, что уже более минуты лежит на полу. — Тогда поднимайтесь, поговорим о книгах и вы немного оправитесь после такого шока. Юноша в свитере скромным жестом поманил за собой только вставшего на ноги Чонхо, по непонятным причинам завораживая его вплоть до потери пульса. Музыканту не было нужно лишних слов со стороны нового знакомого, он, казалось, и без них понимал, что вся магия этого места излучается в первую очередь его проводником. Ёсан же, не подозревая о чужих мысленных сравнениях его с перечнем персонажей из «Алисы в стране чудес», вёл нежданного гостя по лабиринту, затем, без лишних слов отодвигая шторку, висящую на стене неподалёку от стойки, и открывая дверь, за которой незнающий видел тёмную узкую лестницу, вполне свойственную любому тайному ходу. — Ты меня в нарнию ведёшь? — Со всей свойственной себе долей сарказма произнёс Чонхо, затем, немного смущаясь взгляда, который через плечо бросил на него спутник, выдерживая паузу, и застывая на первых ступенях лестницы, перед тем как ответить. — Нет, до нарнии там пока далековато, я бы сказал про кроличью нору. — Тихо посмеялся парень, продолжая вести за собой по лестнице. — Значит, ты соответствуешь своему окружению даже больше, чем я мог себе представить. — Только и успел договорить пришелец, прежде чем перед ним со звоном развели занавес из бус, разделявший лестницу со вторым этажом. Вид, заставивший молодого певца на мгновение обомлеть, казался донельзя знакомым для нового места и продолжал сказочную атмосферу библиотеки. Стены в помещении уже не были обиты деревом, но имели холодный, почти шоколадный оттенок коричневого, напротив входа располагался широкий длинный диван, будто замыкающий комнату в правом её углу, под большим окном заставленным цветочными горшками. Вдоль всего дивана по стене были развешаны фотографии, постаревшие и выцветшие, но явно горячо любимые, а весь потолок в своеобразной зоне отдыха был увешан журавликами и звёздочками сложенными из цветной бумаги, позволяя среди них потеряться невзрачной лампочке освещающей комнату. Оглянувшись в другую сторону, можно было понять, что левая часть комнаты почти не отделяясь, продолжает её уже как кухню, с достаточно винтажным на вид, кухонным гарнитуром, побитым временем, и большим круглым столом накрытым вязанной, видимо, самодельной скатертью в причудливых узорах и бесконечным множеством оттенков. Усадив гостя за стол, сердобольный хозяин принялся шариться по верхним ящичкам, разглядывая чаи и вытаскивая фарфоровую посуду: — Есть что-то несочетаемое с чаем по твоему? — Оглянулся Кан с вопросом, после всё же возвращаясь к процессу приготовления всего необходимого, не дождавшись ответа. Чхве Чонхо же в моменте почувствовал себя самым глупым человеком на земле, поскольку его мысли занимал лишь собеседник и всё пространство вокруг, замедляя восприятие всего остального, от чего ответ перед собой имел долгую и томящую паузу: — Думаю, я не привередлив к чаю, не люблю только что-то сверх меры экзотическое, ну, знаешь, как чай с кусочками ананаса. — В который раз за столь короткий промежуток времени Чхве почувствовал не поддающееся объяснению понимание, когда Ёсан молча кивнул и закопошился в полке полностью состоящей из банок с чаем. Всего пара минут и юноша в свитере поставил на стол заварочный чайник, расписанный под тыкву, пару чайных чашек, одна из которых была украшена лавандовыми цветами и встала на сторону гостя, а вторая — лилиями, и осталась перед хозяином, пока тот разливал по чашкам чай, в одном только аромате наполнившем комнату чувствовалась пряность, такая необходимая и согревающая в дождливый день. Чонхо проследил за тем, как Ёсан сел напротив и, поймав ответный взгляд на себе, смущённо отвернулся с осознанием, что был застигнут врасплох. Теперь его взгляд упал на источник цветочного аромата в библиотеке. Ваза что стояла на краю кухонной тумбы, была полна выразительных белых лилий. — Ты, наверное, очень любишь цветы? — Неловко, нарушая тишину, сказал юноша, всё же возвращая свой взгляд к собеседнику. — На самом деле не очень, но есть человек, который часто мне их дарит. — С неким смущением ответил Кан, уводя взгляд ко дну чашки. — О, это очень мило, — кажется в неприлично возмущённой интонации проговорил музыкант, лишь затем осознавая это и пытаясь исправить ситуацию, — знаешь, мой старший брат работает в цветочном, он всегда говорил, что цветы должны выражать намерение или описывать получателя. Ёсан тихо похихикал на услышанное, как могло показаться сам себе, будто в любой ситуации всегда оставаясь отвлечённым и мечтательно далёким: — Человек, который подарил мне эти цветы говорит точно так же, б- — Белые лилии символизируют правосудие, сострадание и доброту, — подхватил Чонхо продолжая фразу собеседника и заставляя почти ахнуть, — ты, по чистой случайности, не знаешь Чхве Юнхо? — Взгляд библиотекаря стал ещё более озадаченным, чем прежде, хотя, казалось, больше уже некуда. — Да, знаю, не уж то ты? — Проговорил Кан, почти переходя на шёпот, не имея решительности закончить фразу. — Чхве Чонхо, его младший брат, приятно познакомиться, — довольно заулыбался юноша жмурясь от внезапно похорошевшего настроения, — так это у тебя он сейчас поселился? — Да, этот бесстыдник даже не сказал тебе, где живёт, ну что из него за брат. — Пожурил вслух своего друга юноша, наблюдая как это заставляет улыбаться компаньона ещё больше. — Надеюсь, он не доставляет сильных неудобств. — Скорее ради приличия, чем от большого интереса, спрашивает младший Чхве. — Нет-нет, всё в порядке, но давай лучше поговорим о книгах, я же обещал. Ты любишь детективы, верно? — О, да, очень люблю, но я, быть честным, не читал со времён школы. — Ох, но ты выбрал такую чудесную книгу, «Убийство в восточном экспрессе» звучит просто прекрасно, чтобы вернуться к чтению после долгого перерыва. За всё время, проведённое рядом с Ёсаном, Чонхо лишь сейчас вновь вспомнил о книге, из-за которой упал с лестницы, которую нёс в руках, пока поднимался на второй этаж и, что самое главное, которая лежала прямо сейчас на столе у него под рукой. — Признавайся, ты точно не колдун? — Со всем доступным ему мастерством попытался изобразить подозрение Чхве. — С момента, как я тебя увидел, голова как в тумане, мне, кажется, никогда не случалось быть таким рассеянным. Кан многозначительно улыбнулся, в ответ говоря лишь тихое и короткое: — Думаю, ты просто сильно ударился головой. — Затем заботливо подливая гостю чая в совершенно незаметно опустевшую чашку. — Я не знаю, от чего, но мне слишком хочется задать тебе один неприличный вопрос, позволишь? — Да, конечно, спрашивай. — Даже слишком быстро ответил парень, будто не боясь услышать чего-либо подвергающего в шок. — Вы с Юнхо правда лишь друзья или вы встречаетесь? Я знаю что ему нравятся парни, да и ты… — Нет, мы не встречаемся. Он вонючка и мы не подходим друг другу. — Значит, у меня есть шанс? — С впечатлённым придыханием спрашивает Хо младший, словно ребёнок, готовый загадать желание на падающую звезду. — Смотря, шанс на что ты имеешь в виду. — Улыбаясь скромно, но всё больше походя на загадочного чеширского кота, мурлычет библиотекарь. — Шанс подарить тебе что-то кроме белых лилий. — Будто отшучиваясь, но говоря притом совершенно серьёзно, заявляет Чхве. Ёсан застывает, ещё несколько мгновений переваривая услышанное, а затем закрывая лицо руками: — Ты такой глупый, Чонхо, конечно, да. Поднимаясь со своего места, музыкант осторожно отводит ладони Ёсана в стороны, касаясь его столь осторожно, словно может помять или сломать, некоторое время разглядывая чужой нежный румянец заливший щеки и кончики ушей. — Я даже не знаю, как объяснить то, что моё сердце замирает, когда я вот так смотрю на тебя, рассказывай, что ты со мной сделал. Смущённый и пойманный книжный червь нервно сгладывает, и, освободив одну из рук от невесомой хватки, протягивает её к чужой щеке, поглаживая со всей нежностью, так медленно, словно пытается почувствовать настоящий ли перед ним человек. — Тогда тебе тоже придётся объяснить, почему ты делаешь что-то нарочито смущающее, так смотришь на меня, задаёшь вопросы, я же могу и влюбиться, а ты меня толком и не знаешь. — Я хочу узнать всё, что ты мне позволишь и уверен, что ни капли не разочаруюсь. — Чхве мягким жестом берёт руку, лежащую на его щеке, в собственную и касается губами ладони столь бережно, всё же невольно опаляя её горячим дыханием и заставляя Ёсана вздрогнуть от переполняющих его ощущений, такой невинной, но поразительной в своём проявлении близости. — Чонхо, давай не будем торопиться, моё сердце уже не выдерживает. Младший послушно отступает, у него самого сейчас в уши отдаёт стук сердца. Это ощущение не похоже на испуг, не подобно счастью, да и любому другому чувству, что он когда-либо испытывал, что в данный момент заставляет чувствовать полный абсурд ситуации. — Знаешь, — всё же нарушил тишину, будоража чужое сердце, Кан, — я не могу ответить на твой вопрос «кто ты?» в той же мере, что и ты ещё не можешь понять, как ответил бы на этот вопрос. — Что? Нет же, я певец. — А я библиотекарь, но мы не в книге, и тебя привёл сюда не белый кролик. — По-твоему мы в разных мирах? Но это же невозможно! — Юноша хмурится, с ним говорят словами, которые по отдельности он понимает, но вместе они не имеют в себе какого-либо смысла. — Чонхо, послушай меня. Я знаю твоего брата уже много лет, но ты не он, и мы с тобой не знакомы, потому что он давно попал в другой мир, в который тебе не давали попасть. — Тогда… Поможешь ли ты мне пересечь эту границу? — Только, если ты возьмёшь меня за руку, чтобы набраться смелости. На лице музыканта расцвела довольная улыбка, он взглянул на протянутую ему руку, без сомнений принимая её и трепеща глубоко внутри от одного лишь переплетения пальцев. За окном смеркалось, но на кухонных часах неизменно было шесть, юноши читали вслух, разговаривали, хохотали над глупыми шутками друг друга и не сводили глаз, словно один из них не просто должен был уйти, а мог исчезнуть без шанса вернуться. — Ты останешься на ночь? Я был бы рад задержись ты здесь. — Я не знаю, уже поздно, да и родители. А Юнхо? — Юнхо точно не будет против, но, если твои родители будут недовольны, наверное, лучше поторопиться. — Забудь, сегодня слишком хороший день, чтобы позволить ему закончиться. Ёсан смущённо хихикает, когда благородный возлюбленный вновь целует его ладони, с интересом наблюдая, как заставляет краснеть. Эта ночь совершенно точно в самом невинном возможном смысле будет полна чудес, новых открытий и прелестных продолжений знакомства.