Когда ты станешь Золотом

// Всюду шелестящий шëпот. Подкрадывается, пробирается под кожу. Его невозможно стряхнуть, невозможно не слышать — тишина и воздух наполнены им, являются им. Знание. Ввысь. Сквозь. Тот, кого никто не знает и кто знает всех, берёт Кайю за руку и ведёт вперёд. У него холодные пальцы, и этот странный неживой свет делает их совсем белыми, забирает из них всю кровь. Кайя видит чёрные борозды на его предплечье, разъевшие кожу чернильные реки, и это кажется — Словно он видел это где-то — когда-то — он не помнит, где и когда. Свобода, шепчет тишина. Власть. Темнота впереди дышит на них сырым и гнилостным, липко повисает на кончиках волос. Он хочет вырваться — свет остаётся за спиной, и он ещё не готов от него уходить, он ещё не понял его настоящий смысл; Кайя пытается сказать что-то, остановить того, кто идёт впереди, дёргает руку — Суть. Человек молчит и не оглядывается на него. Пальцы сжимаются на запястье сильнее, настолько, что рука кажется чужой, и его тянет вперёд, в холодное неизвестное никуда, пустое и пугающее, и он слишком слаб, чтобы сопротивляться, чтобы отказаться. У этого человека светлые волосы, и мир, который прогоняет их, окрашивается красным — перевёрнутый небосвод, разверзшаяся больная земля — и он знает это, он видел это уже когда-то — где-то — он не может вспомнить, где — и время смешивается в этой темноте, соединяя начало и конец, и — // Он просыпается с зашедшимся сердцем и комом в горле. Вокруг — серая утренняя муть, и тени ютятся по углам, как паутина. Тёмные яблоневые ветви за окном сонно покачиваются под блёклым небом. Кайя садится в кровати, держась за лоб. В голове тяжело и тошно, и мысли разбегаются, едва попытаешься их поймать. Одеяло цепляется за рубашку, сползая с плеч. — Кайя? — Алиса — тихие ноты тревоги в голосе — заглядывает к нему в комнату, кутаясь в шаль, — Тебя на том конце коридора было слышно. Он отнимает ладонь от лица. Волосы липнут ко лбу. Кайя дышит глубоко и трудно, но мир понемногу перестаёт давить на голову. Возвращает себе осмысленность. — Ничего, — отвечает он, чуть погодя. — Порядок. Приснилась какая-то дрянь. Он дёргает головой, отгоняя от себя холодные тени. Алиса смотрит на него немного, поджав губы. — Поспи, — говорит она наконец, и взгляд её мягкий и успокаивающий. — Ещё совсем рано. Она смотрит, как Кайя ложится обратно на подушку, и тихо уходит. Он глядит в серый потолок. Сердце гулко колотит в ушах. Холодные костлявые пальцы. Он потирает ладонью глаза. Что-то кажется ему… Сырой липкий туман, свет словно сквозь толщу мутной воды – Ничего. Он просто слишком устал вчера. Кайя переворачивается на бок и обхватывает себя руками. Слышно, как скрипит и закрывается дверь Алисиной спальни. По окну постукивают редкие капли — и начинает шуршать тихий дождь. Он позволяет себе закрыть глаза. Просто странный дурацкий сон. // Оставшиеся два часа мелькают, стоит ему забыться. Кайя просыпается с тяжёлой головой; он выпивает свою гигантскую кружку крепкого кофе, чтобы хотя бы немного прояснить мысли, и, попрощавшись с Алисой и чмокнув в щёку Кли, отправляется в Мондштадт. Дождь, зарядивший под утро, всё ещё сыпет мелкой моросью; по низкому небу вяло плывут бледные, как молоко, тучи. Он приезжает в штаб, и его затягивает в привычную круговерть дел — бумаги, встречи, собрания, всё то, без чего можно было запросто обойтись, если бы не дурацкие формальности; добрую часть он игнорирует, но и оставшегося достаточно, чтобы захлестнуть его с головой — и потому он совсем не думает ни о вчерашнем дне, ни о том, что ему приснилось. Сегодня у него есть дела важнее. Но под вечер, прежде чем уйти, Кайя сдвигает всю лежащую перед ним кипу бумаг на край стола и достаёт чистый лист. Он наскоро набрасывает несколько строк, а затем отправляется с ним к Джинн. — Готово, — он кладёт перед ней только что написанный отчёт о ликвидации. — Больше этот человек нас не потревожит. Джинн удовлетворённо склоняет голову. Когда он покидает штаб, дождь, и без того ливший весь день, усиливается — и до лечебницы ему приходится бежать, сжимая на груди плащ, так и норовящий разлететься под порывами ветра. Он несётся по пустым мощёным улицам, усыпанным мокрой листвой, прикрывая ладонью глаза от ливня — и чувствует, как узел, державшийся в его горле много месяцев подряд, наконец начинает слабеть. Альбедо сидит у окна, сложив руки на коленях, когда Кайя, наконец, открывает дверь его палаты. Светлые волосы его заплетены в свободные косы, сцепленные на затылке, рукава рубашки закатаны до локтей. Трость с подлокотником тут же, рядом, прислонённая к стулу. Он оглядывается на скрип, и серьёзный взгляд его смягчается и теплеет. — Привет, — и в уголке его губ играет тень усмешки. — Я видел тебя. — Правда? — фыркает Кайя, выжимая мокрые волосы прямо на пол палаты - медсестра, заправляющая постель Альбедо, смотрит на него почти с ненавистью. В самом деле, он как будто в фонтане искупался, — Ну и как тебе мой заплыв? Улыбка Альбедо становится ярче. Он берёт трость, тяжело поднимается и, прихрамывая, подходит к Кайе. — Лучший пловец Тейвата, — говорит он и касается ладонью его мокрой щеки. Они не ждут, пока погода переменится — и Кайя хватает первого попавшегося им на улице извозчика. Дождь и не думает прекращаться, даже когда они добираются до Спрингвейла и небо совсем темнеет; Алиса, распахнув дверь, ждёт на пороге дома, окутанная тёплым светом из кухни. Из-за её юбки выглядывает Кли и, завидев их ещё издалека, вылезает под дождь и яростно им машет, подпрыгивая на носках. — Альбедо вернулся! — кричит она. Кайя ведёт хромающего Альбедо, укрывая его рукавом от порывов ветра, и передаёт его в руки сияющей Алисе — а она хватает за плечо и его самого, затаскивая в дом. Кли тотчас же, радостно вопя, подскакивает и повисает на нём. — Архонтов ради, дети мои, — Алиса обнимает всех троих и крепко прижимает к себе, шумно дыша, — Как же я, чёрт возьми, счастлива. — А что у Альбедо с ножкой? — Кли тянется к блюду, накалывает на вилку целый кусок тыквенного пирога и начинает обкусывать его по краям, — Альбедо повредил её на горе, да? — Нет, милая, сначала второе! — Алиса бросается к ней — а Кли запихивает остатки куска себе в рот и довольно улыбается. Алиса с грохотом ставит на стол противень с запечёнными под сыром овощами и недовольно упирает руки в полные бока, пока Кли пытается прожевать пирог. Альбедо смеётся, прикрыв губы ладонью. — Да, на горе, — отвечает он, склонив голову к плечу. — Неудачно оступился, пока нёс образцы звёздного серебра себе в лабораторию. — Надо быть осторожнее! — провозглашает Кли с набитым ртом. Потом с усилием сглатывает — и вдруг снова подскакивает, глаза её загораются, — То есть Альбедо привёз камушки? Блестящие такие? Кайя смотрит на них, сложив руки на груди и откинувшись на спинку стула, и молча улыбается. Кли — косички торчат в разные стороны, капля соуса на щеке — болтает ногами и накладывает себе поменьше овощей и побольше сыра, Алиса одним щелчком пальцев складывает салфетки в журавлей и разгоняет их по столу взамен использованных, и Альбедо… Волосы отливают золотым в тёплом свете кухни; он улыбается — и как же Кайя скучал по этой улыбке. И почему он чувствовал себя таким потерянным эти месяцы, думается ему. Вот же они — Алиса, Кли, Альбедо, самые родные ему люди во всём Тейвате — и он может видеть их всех одновременно. Его семья. То, чего он всегда желал. Как же он может чувствовать себя так одиноко. — Кайя смотрит на Альбедо и улыбается, — Кли хихикает и отправляет в рот кусок брокколи. Алиса посылает ей ещё один недовольный взгляд — а Кайя тихо смеётся. — Всё хорошо, — говорит он спокойно и подтаскивает к себе тарелку с овощами, — Потому и улыбаюсь. Кли довольно пищит, подпрыгнув, а потом начинает что-то увлечённо рассказывать Алисе, вытягивая сыр из тарелки в тонкие ниточки. Альбедо некоторое время разглядывает кружок моркови на вилке, потом откладывает её обратно и тянется к своему костылю. — Алиса, прости, — говорит он, и Кайя приподнимает брови, глядя на него, — Но я, пожалуй, пока пойду. Восхитительный ужин, правда, я… — Останься хотя бы на кусочек пирога, — Алиса выглядит не менее удивлённой, чем Кайя, — К чему такая спешка? Альбедо улыбается им, чуть поджав губы, и качает головой. — Ничего страшного, правда, — он поднимается и тяжело опирается на костыль. Правая нога его выглядит заметно слабой, — Я просто устал с дороги, да ещё надо разобрать вещи. Кайя вздыхает и кивает Алисе. — Мы правда натерпелись сегодня. Оставь его. Алиса в который раз за вечер принимает было недовольный вид — но тут же смягчается. — Хорошо, — говорит она и подкладывает в тарелку Кли, незаметно тянущейся к пирогу, ещё овощей, — Но, — она вдруг грозно наставляет ложку на Альбедо, — На завтрак чтобы был как штык! Альбедо смеётся и кивает. Дождь не прекращается даже к ночи. Кайя домывает последнюю тарелку и закрывает кран — вода перестаёт шуметь — и вдруг замечает, какая глубокая и сонная тишина успела спуститься на дом. Вокруг него на кухне зажжены пара свеч — а дальше, в комнатах, сплошная темень. Голосов Алисы и Кли, весело звеневших наверху ещё каких-то полчаса назад, больше не слышно. Снова ли он остался последним из тех, кто не спит? Он поднимается по тёмной лестнице и толкает дверь в спальню. По стене подрагивает тёплый отблеск свечи. Альбедо сидит за столом, волосы его расплетены и растрёпаны, за ухо заложено перо, и сам он так пристально вглядывается в ворох бумаг в своих руках, что не замечает, как Кайя заходит в комнату. Только потом Альбедо вздрагивает и поднимает взгляд. Кайя смотрит на него, приподняв брови. В самом деле, кто бы мог подумать. — И ради этого ты пропустил десерт? Альбедо растерянно моргает — потом вздыхает и потирает лицо ладонью. — Прости, — он собирает бумаги в стопку, — Нужно было кое-что перепроверить. Кайя закатывает глаза. — Мондштадт превыше всего, — он прислоняется поясницей к столу рядом с ним, складывая руки на груди, — Не думаешь переименоваться в Гуннхильдр? Альбедо смотрит в свои бумаги ещё раз. Потом устало смеётся и зачëсывает волосы назад. — До Джинн мне далеко. — Не уверен, — Кайя оглядывает стопки книг, успевшие вырасти вокруг Альбедо за какой-то час, пока тот был здесь, — По-моему, в самый раз. Смех, негромкий и лёгкий, застывает улыбкой в углах губ Альбедо. Он задумчиво покачивает перо в пальцах, и взгляд его блуждает где-то в пространстве. Кайя смотрит, как мягко свет ложится на его лицо золотым, сглаживая остроту скул, как отблесками играет в морской зелени глаз. Он так давно не чувствовал его присутствия рядом. Он осторожно забирает бумаги у Альбедо из рук, скользит ладонью по его плечу. Альбедо поднимает на него взгляд. Потом прикрывает глаза. Кайя мгновение смотрит на его светлые поблëскивающие ресницы – подаётся вперёд и целует. Это делает всё правильным. Кайя опускается рядом с ним на колени и позволяет себе забыть обо всём, что тревожило его всё это время — и о работе, и о Бездне, и о Дилюке. Есть только Альбедо, мягкость его дыхания, та близость, которая заставляет Кайю чувствовать себя живым — и Альбедо берёт его лицо тёплыми ладонями, притягивая к себе, углубляя поцелуй. Так и должно быть. Так всегда и будет. Он не сразу замечает, что пальцы Альбедо подрагивают. Тот вдруг отстраняется, отчего-то трудно дыша, и отпускает его — и Кайя открывает глаза. На какое-то мгновение ему кажется, что есть что-то неправильное в этом свете. В тенях, залëгших на лице Альбедо. В них — стылая тяжесть страха, беспомощность древесного листа перед надвигающимся ураганом — но, думает Кайя, чего ему бояться сегодня? Тревога отдаётся в груди острым, и он верит ей. — …Альбедо? Альбедо хмурится. Он вздыхает ещë раз — тяжело, словно ему не хватает воздуха. Взгляд его судорожно блуждает где-то за спиной Кайи, будто он ищет в пустоте комнаты слова и ответы. — Я… — говорит он — и, запнувшись, прикрывает рот ладонью. И Кайя слышит совсем не то, чего хотел бы: — Я словно всё ещё там. Голос Альбедо ровный, привычно хрипловатый и бесцветный, но пальцы его вздрагивают и судорожно комкают ткань штанов на коленях. — Я не могу избавиться от чувства, будто… Это сделал я сам, — говорит он, — Но… — Альбедо сглатывает и переводит взгляд на Кайю, — Ты знаешь, как вы дороги мне, как дороги мне Алиса и Кли, как ты… Что-то заставляет его сорваться, споткнуться на полуслове, и в его глазах мелькает паника; он застывает с приоткрытым ртом, и голос его больше не слушается. — Эй, — Кайя ловит его беспокойные руки, стиснувшие ткань, накрывает ладонями побелевшие пальцы, заставляя их раскрыться, — Я знаю. Ты не стал бы этого делать. Альбедо смотрит на него. В его потемневших глазах что-то больное и загнанное, что-то, что осталось от тех дней, пока он лежал весь переломанный и перевязанный. Он молчит, но Кайя слышит, как слова, звеня, собираются в тишине. Поэтому он отвечает: — Я верю, — и поднимается, притягивает Альбедо ближе. Позволяет ему уткнуться лбом в свой живот, зарывается пальцами в волосы. — Это не про тебя. Дыхание Альбедо неслышное и незаметное, но он прижимается к нему крепко, словно тонет. Пальцы его всё ещё впиваются в его собственные колени. Кайя перебирает мягкие пряди, покачивает его, осторожно, как ребёнка. Ничего. Он не стал бы этого делать — у него нет никаких на то причин, а если бы и были, то Кайя бы знал. Обязательно бы знал. Теперь придётся справляться с этим. Не каждый день оказываешься в шаге от смерти. Конечно, это оставило на нём след. Кайя держит его в своих руках и позволяет тревоге, врезавшейся тонким осколком, утихнуть. Он прикрывает глаза, прислушиваясь к его теплу. Постепенно Альбедо перестаёт прижиматься так сильно и просто прислоняется к нему лбом. Вздыхает, и плечи его поднимаются и падают под руками Кайи. Кайя раздумывает немного, поджав губы. Потом тянется и гасит пальцами свечу, окуная комнату в шуршащую дождём темноту. Альбедо вскидывает голову, словно очнувшись — но Кайя перебивает его прежде, чем он успевает возразить: — Давай, — и дёргает его за рукав, — Ну же. Тебе нужно отдохнуть. Альбедо растерянно смотрит на разбросанные бумаги, но потом вздыхает и тяжело поднимается, держась за стол. Кайя подхватывает его, позволяя опереться на себя. Альбедо идёт медленно, едва наступая на больную ногу; он лёгкий и хрупкий — рёбра его за то время, пока он восстанавливался, стали выпирать ещё сильнее. Ничего, думает Кайя, помогая ему улечься. Он жив, и это главное — а с остальным можно справиться. Они ложатся лицом друг к другу. Альбедо укладывает обе ладони под подушку и подтягивает к себе острые колени; взгляд его сонно полуприкрытых глаз блуждает где-то в неопределённости темноты. Потом он моргает и смотрит на Кайю. — Кли будто бы подросла, пока меня не было, — тихо говорит он. — Ты измерял ей рост? Кайя улыбается. — Ещё нет. Давай утром измерим. Альбедо дёргает углом рта, улыбаясь в ответ. Потом закрывает глаза. Кайя смахивает с его лба упавшие пряди. Опускает ладонь на его плечо, чувствуя, как оно поднимается на вдохах. Его Альбедо. Он дома. Теперь всё будет в порядке.