Трибунал

— Это твой дом? — спросил Това, когда Като запарковался и снял шлем. — Да, — просто ответил Като. — Пойдем. Он зацепил шлем у руля и вот теперь протянул Тове руку. Това хмыкнул от странного жеста, но не возразил, чуть сжав в ответ пальцы Като. Като открыл дверь, не таясь, доставая ключ из-под большой вазы. В квартире было темно, но не было тихо. Они оба мгновенно наполнили ее шуршанием и дыханием. Сквозь боль Това качнулся вперед, вдыхая запах Като после драки, перехватывая его руку на выключателе, мешая включить свет. Тове нравилось ничего не видеть, угадывая очертания предметов и чувствуя Като. Свет делал заметными очевидные вещи. Может и прекрасные, но понятные и без того. Мрак же позволял углядеть, то чего при свете не увидишь. Това чувствовал в Като поразительный запал. Свет, который не мерк даже во мраке, и… Что тогда могло открыться в темноте? Това вдохнул, чувствуя, что Като становится ближе, его дыхание участилось, позволяя не сомневаться. Това довольно усмехнулся и попытался уйти вниз, уже расстегивая ширинку Като. Това всё ещё был возбуждён, и это чувство росло. А фантазии о том, как Като может взять его в рот немедленно, ещё не остыв после боя, многократно усиливали возбуждение. — Подожди, — шепот Като был жарким, а его руки, что подхватили Тову, уверенными. Като снова поймал подбородок Товы пальцами, чуть приподнимая. Он удерживал довольно жестко и непримиримо, и Това почувствовал, как возбуждение подскочило. Он уже стоял перед Като на коленях, и это было… вызывающе и будоражило до легкой дрожи и головокружения. — Я не хочу ждать. А ты сказал, что хочешь. — Това возражал, уличая Като, и не собирался отступать. Это могло бы показаться глупостью. И в любой другой момент, в любом другом состоянии, от любого другого раньше Това бы просто свалил. Почти от любого. Был один от которого нет. Това выигрывал у Мадараме то, как тот его поразительно не отпускал, забирая себе снова и снова. А Мадараме выигрывал Тову. Това вырос, даже… Изменился. Он не хотел повторить с Мадараме. Това привык быть безразличным. Нет, не к процессу, но к тем с кем трахался, и сейчас реагировал как-то слишком, но ничего уже было не поделать. Рядом с Като он вдруг вспомнил, как… Может хотеться, чтоб тебя не отпустили. И Това действовал. Словно можно было добиться от Като желания или… Уйти. Никаких других вариантов. Прошлое стояло у него за спиной, Това не помнил, но чувствовал. И вместе с непонятным и безумным детством ближе стал и Мадараме. Не он сам, но те странные чувства, что жили в Тове тогда. Словно весь смысл был в том, как Това ждал Мадараме, и жизнь замирала, пока Мадараме не возвращался к Тове, разрушая его одиночество и тишину. Снова и снова. И Това, кажется, не мог тогда без этого жить? Он не смог бы ответить почему. Но… К Като Това чувствовал не совсем это, но что-то… Такое… Нет, не похожее, но такое. Това с легкостью мог уйти от любого, но не… От Като. Това на самом деле не знал его и не обольщался, но… Даже сочтя это правильным, не мог уйти. Словно уже услышал в словах Като, увидел в его лице, жестах, почуял в дыхании, уловил в прикосновениях то… Что не позволяло уйти самому. Това вдруг понял, что… Может быть, он готов вспомнить свои шестнадцать и наверстать упущенное — Това никогда ни за кем не бегал, но… Неужели за Като стоило? Сделать ему первоклассный минет точно. Това чуть дернул головой, почти делая себе больно, уже находя член Като ладонями. — Не в коридоре же, — Като перевел руку, теперь гладя Тову по шее, и присел, оказываясь неожиданно близко, полностью меняя смысл и суть их расположения. Като наклонился вперед, ловя губы Товы, целуя его осторожно и нежно. Как будто помня обо всех ранах, но не концентрируясь на них, не жалея и не растравляя. «О, нет… не так,» — упрямо пронеслось в голове, но Това ответил на поцелуй, жадно, требовательно, задавая тон. «Ну… Да,» — признал Това, он не любил врать себе. И если уж он хотел отдаться, то Като следовало забрать его полностью. Това предпочел бы потерять сознание от оргазма и боли. И с ним уже происходило что-то такое, он постепенно приближался к этому состоянию. Това не знал зачем, но целовал… Явно совсем не так, как ждал Като. Можно было все свалить на него, но Тове поразительно не хотелось остановиться. Като не возвышался и не умолял себя, он просто был рядом, и Това терял ориентацию. Он не привык быть наравне. Никто не знал эту игру. Ты или снизу или сверху. Но… «Где я сейчас? Где мы сейчас?» «Каким я должен быть, чтобы ты трахнул меня немедленно, сходя с ума от желания и зашкаливающих чувств?» — этот вопрос волновал Тову, и сейчас бесспорно лидировал в череде других. Това что-то делал, Като как-то реагировал. Но этого было… мало! И Това не мог угадать… Только целовать Като, раз уж тому было так… важно? Но Тове было важно другое, и он снова поднял взгляд, уверенный и наглый, встретился с глазами Като, щелкая пуговицей его джинсов. Следом Това потянул молнию, сдвигая и джинсы, и белье за член. На себе тоже. Его член стоял выразительно и говорил обо сам за себя. — А что так уж важно где? — выдохнул Това Като в губы, — Еще предложи обработать мои раны, как Таку, — Това прошептал это насмешливо, хотя… Ему не было смешно. Тову и правда беспокоило, не задумал ли Като именно это. — С тобой важно, — отозвался Като. — Боюсь, я не настолько терпелив и великодушен, как Мурасе-сенсей. — Като шумно вздохнул, и Това услышал его усмешку. — Я хочу тебя… Гораздо больше, чем жалею. Или что-то еще. Като не отстранился, но стал подниматься, утягивая Тову за собой вверх. — Ну, на крайний случай, считай, что я люблю трахаться с удобством. Пойдем, — позвал Като. Това словно был свободен что-то решать, но Като тоже решал рядом с ним. Тове казалось, что он странно тает. И из всего, что Тову беспокоило сейчас, вперед выходили слова Като. Разные. Такие простые. Такие саркастичные. Такие… Полные чувствами, но не раскрывающие их. И Това хотел всего этого. Того, что будет внутри. А еще член Като и уже не только во рту. Като утягивал его за собой, все еще прижимая к себе, и от его жарких прикосновений Това шалел, готовый вот-вот растечься по полу. Тело наливалось желанием и тяжестью, такой, что трудно было шевелиться, Това задел плечом косяк, но не издал и звука. Было странно и почти больно, непривычно — не от удара, а от рук Като. Так сильно, что Тову взводило, как курок. — Ты предпочитаешь разложить меня на постели? — уточнил Това, выпуская шлевку и освобождая свои руки. Джинсы упали к его ногам, Това переступил через них. — Какие изыски… Не затягивай, — протянул Това капризно и снова чуть закусил и без того измученную губу. — Предпочитаю, — подтвердил Като, обхватывая теперь задницу Товы и притягивая его к себе. — Ну, что тебе стоит пройти пару шагов… Хочешь… донесу? Като шквалило от желания, но он действительно не хотел, чтобы это было, как придется, впопыхах, как будто Това сразу после оденется и уйдет. Это было по-своему невыносимо, хотя Като прежде не хотел удержать в своей постели никого, но с Товой все было… иначе. Дело было даже не в его будоражущей сексуальности, не в его зовущем взгляде или возбуждении, но… Като было действительно важно. — Я хочу, чтобы ты остался, — прошептал он, целуя Тову в шею, а свободной ладонью накрыл его член. Он не гладил и не сжимал, просто касался. Като просто вел за собой, но… словно подчинял? Или подчинялся? Тове стало вдруг страшно. И в тоже время он хотел только продолжать, хотел еще раз услышать, или… Просто почувствовать. Сердце колотилось так, что больно сделалось уже из-за этого. Оно выбивало дробь и норовило раскурочить ребра на хрен. Но Това лишь льнул к Като, прикрывая глаз, чувствуя его руку на члене и едва сдерживаясь, чтобы… Но лишь впитывал прикосновение, словно не мог пошевелиться. Като уперся в кровать ногами, и не смещая рук, не убирая ладони с задницы Товы, лишь приближая его к себе, отклонился, роняя их обоих на матрас. Его дыхание опалило щеку и показалось ярче и сильнее любой пощечины или удара током. Тем страньше было, то что прикосновения Като остались нежными: он вел теперь рукой по члену, целуя Тову в подбородок, коснулся языком его синяка на скуле, а потом вернулся к шее, скользя губами к груди. Това выгнулся, вцепляясь одной рукой в простыню, а другой в плечо Като, царапая, умоляя, но не оставляя выбора. Прикосновений было мало, и Това чуть толкнулся бедрами Като в ладонь. Это не походило на его обычное поведение, он никогда не просил чужой… ласки. Никогда, сколько себя помнил, пусть это было всего каких-то недолгих лет десять. Чего угодно, но не нежности. Член уже дрожал от напряжения, словно Като одновременно уже трахал Тову и медленно вскрывал его грудь. В общем-то, он и правда вскрывал… Това раскрыл рот, выдохнул, и почти застонал. — Я останусь, — вдруг пообещал он. — Если ты, наконец, окажешься во мне, — голос сошел на шепот, исчезая в протяжном хрипе. Като потянул Тову к себе, обхватыая его задницу ладонями, раздвигая… Ему хотелось уронить Тову на себя, войти резко, на всю длину, но он лишь ласкал, снова вернув руку на член. Това был невероятно узким и желанным, Като чувствовал его напряжение, но не спешил войти даже пальцем. Это распаляло до невероятности, Като ласкал Тову, чувствуя, как возбуждение нарастает. Он вытянулся, ища губы Товы, и тот подтянул себя повыше, встречая порыв Като, заодно, делая так, так что Като уперся в него своим членом. Това все же сделал это сам. Като так упрямо, так странно, так неожиданно изводил своими ласками. Не нежными — жаркими, яркими, но незавершенными. И Това завершил движение, отдаваясь своей, но может быть и чужой, такой острой необходимости. Ладонь Като все еще лежала на члене, а внутри что-то взорвалось, Това шире распахнул глаз, стискивая зубы. Като застонал, запрокидывая голову. Това был тесным и горячим, а член Като напряженным почти до каменности. — Черт! — Като сжал зубы, дыша часто, как будто уже на грани. Това едва успел насладится этой реакцией, его слишком отвлекали собственные ощущения. Он уперся ладонями в грудь Като, приподнялся и опустился снова, не желая привыкать или успокаиваться — наоборот. Това делал это так резко, как почти никто не мог себе позволить… даже с ним. Он, кажется, вскрикнул, так это оказалось сильно. Това все больше терял в ориентации, но все еще видел Като. У Като был охуенный член, и он, наконец, оказался в Тове. Это туманило разум потрясающим удовольствием и болью. Боль не отвлекала, она лишь усиливала чертов эффект. Перед глазами плясали разноцветные пятна, удовольствие оказалось таким, что хотелось даже не пика, а… Растянуть процесс? Или закончить, чтобы начать его снова. Това был натянут как струна, он снова приподнялся, и охнул, когда Като сжал ягодицы в руках, разводя их сильнее. Това приоткрыл рот, зато закрыл глаз, он хотел, чтобы вот сейчас Като вошел сам. Това мучительно ждал, а его мышцы сжимались от жажды и напряжения. И именно сейчас, полный этим предвкушением, под закрытым уже веком, Това сконцентрировался на Като, увидел его. Поразительно светлые волосы, рассыпавшиеся по постели, голубые и почти круглые глаза, резко очерченные скулы, припухшие от поцелуев восхитительные губы, выпирающие ключицы и контур мышц на плечах. Като был картиной уже сейчас, и Това хотел запомнить это. Также, как хотел увидеть больше, но все же каждым вздохом требовал, чтобы Като вошел. От нежных прикосновений к пояснице и жарких ладоней на заднице Това все же застонал и сильнее прогнул спину, подставляясь Като. Това знал, что это самый дерьмовый, болезненный способ. Вот так вот выходить почти до конца, чтобы каждое новое движение разрывало. Но оно того стоило. Обжигало так ярко, и Това хотел глубоко, до предела, чем глубже будет потом движение — тем сильнее окажется удовольствие. Като приподнял бедра, входя резко, и теперь ловя Тову, прижимая к себе, скользя поцелуями по его груди, чтобы снова вернутся к губам. Като хотел Тову, даже уже получая, желание разгоралось лишь больше, действительно напоминая настоящий огонь. Като снова протяжно застонал, не отпуская губ Товы, вышептывая что-то вроде: — Ты безумец. Он повел рукой по спине Товы вверх, зарываясь пальцами в волосы, притягивая к себе, лаская языком его рот, а второй рукой член. Невероятно напряженный и возбуждающий. — Да, — выдохнул Това вместо очередного стона, сильнее разводя колени, теряя крик во рту Като. Като и правда не жалел и не боялся ранить, не щадил, он забирал и отдавался процессу, но процесс этот оказался больше, чем просто выебать Тову в свое удовольствие. Или чего-то Това не понимал в том, что Като считал удовольствием. Като окружал Тову собой. Горячим, почти ненасытным движением внутри, руками, что держали удивительно крепко, гладили уверенно, притягивали, и поцелуями, переменчивыми, разными: то теплыми, то нежными, то властными и глубокими, то вдруг превращающимися в укусы на плечах. За всю жизнь Тове еще не приходилось столько целоваться. Това не мог сосредоточится ни на чем конкретном, словно его разрывало всей полнотой этих ощущений сразу. И было все еще мало, но Като и не думал останавливаться, а Тову выносило: колени разъезжались, впуская Като все глубже, ресницы кололи нижнее веко, руки покалывало вдоль вен, пальцы почти онемели от напряжения. И держаться было все труднее, но как будто не нужно — Като держал его, пока Тову почти била дрожь. — Черт… — простонал Това. Это было возбуждение и удовольствие — настолько сильные, что боли за ними почти не оставалось, а та, что была, лишь дразнила тем удовольствием, которое следовало за… Това вскрикнул, локти его все же подогнулись, так что теперь он почти лег на Като, но снова постарался приподняться, чтобы усилить прогиб. Като удержал его, чуть потянул за затылок к себе, а потом за волосы чуть назад, заставляя открыть шею. — Знаешь… ты тоже безумец, — успел прошептать Това увлеченно. Като целовал его открытую шею, и Това больше не мог пошевелиться, хотя Като продолжал двигаться в нем. Но Това глотал воздух, не в силах сосредоточится больше ни на чем кроме Като и подступающего оргазма. Он дрожал не только внутри и под ладонью Като на члене, но и под его пальцами на пояснице и сосках, под его зубами на плече, под губами на шее, подбородке, щеке — оргазм уверенно и неумолимо рождался в каждом кусочке тела, и Това плавился, растекаясь по Като… Като не вписывался ни в одну фантазию, он был лучше, глубже, чем можно представить. То, что он делал было даже больше, чем убить. Като забирал Тову себе всего и сразу, а Това мог только стонать. Като снова поймал губы Товы, искусанные и зацелованные, тело выгибало и разрывало в предвкушении, а Това сжимался вокруг, и был так близко — Като чувствовал его словно каждой клеточкой тела, и это оказалось восхитительно. Като еще целовал Тову, когда почувствовал, как кончает, как заполняет Тову, проникая невозможно глубоко, чувствуя язык Товы во рту и, как его соски скользят по груди. Като не сдержался, опустил обе ладони на задницу Товы, притягивая его к себе, забываясь, кончая, почти крича: — Това… Наверное, это была секунда, но Тове она показалась бесконечностью. Бесконечность пульсировала и бурлила, вскипала и тянулась к Като со стоном. Това стоял на грани какого-то нового большого безумия, а Като мерцал и разгорался, изливался, но солнце внутри него вовсе не катилось к закату. Наоборот, оно восходило, заполняя собой все небо, распалялось, жаря так, что плавились, кажется, даже кости, а тело мгновенно покрывалось потом. Солнце светило, огромным огненным шаром, заполняя собой все и немного окрашиваясь алым — страстным и безудержным, но тьмы не было нигде. Това чувствовал себя ослепленным, он даже закрыл глаз, но и так, под веком, было охуительно ярко. Това выгибался все сильнее, подставляясь, раскрываясь. Това впервые встретил человека с такими странными желаниями, такого горячего, что его тепла было достаточно, чтобы не замерзнуть, даже когда он не выворачивал суставы и не взрезал кожу, разгоняя кровь и заставляя Тову хотеть продолжения. Сейчас его не нужно было заставлять, Това хотел Като сам. Так сильно, что от оргазма Като, тело сводило судорогой. А взгляд Като касался тоже, охватывая целиком — Това чувствовал, как он проходится по шрамам и… вовсе не хочет нарисовать еще несколько. Боль была ничтожной по сравнению с удовольствием, а поцелуй Като словно пронзил Тову насквозь, заставляя дрогнуть всем телом. Никто не целовал его так, если кто-то вообще когда-нибудь целовал его, а не забывался в собственном подступающем оргазме. Разряд от поцелуя шел по телу, заставляя содрогаться снова и снова. Като кончал, а Това тонул в этом ощущении, жадно затягивая Като в себя. Това странно жаждал не боли, а лишь почувствовать Като еще немного. Он резко качнулся еще раз — внутри тоже родился этот разряд, словно Като задел там какую-то особенную точку. Он не сминал и не разрывал, он заполнял собой, и внутри горело. Това не умел быть осторожным, он застонал, и Като толкнулся к нему снова. Член стоял и, как и сам Това, чуть дрожал, выпуская тягучие капли. И в тот момент, когда напряженные до предела, дрожащие мышцы сжались сильнее, прежде чем разжаться, Това вскрикнул, а потом кончил, сжимая Като в себе, не выпуская. Това кончал, ничего не соображая и не видя, он чувствовал только, как изливается оргазмом, а Като кончает тоже, заполняя его под завязку, и как это охуительно приятно. Това кончал феерично, и Като не мог забыть о нем ни на секунду. Он разжал ладони и заскользил ими по спине Товы. Дыхание их постепенно выравнивалось, Като невесомо целовал шею и плечо Товы, плохо понимая, что сказать. Не просить же Тову оставить свой телефон или вроде того? Като хотелось, но это прозвучало бы… глупо? Като теперь… обнимал? Гладил? Това чувствовал его внутри и под собой, и в голове под закрытым веком вспыхивали образы: те, что Това увидел кончиками пальцев — пульсирующий член, вздыбленные мышцы, пот, каплями стекающий по позвоночнику, а потом другие — лицо Като, даже не губы, глаза и нос, а те черточки, из которых собиралась мимика и многочисленные выражения. А Като все еще оставалсь внутри, намеренно или не очень, и вместе с его легкими поцелуями и незатейливыми поглаживаниям, это заставляло Тову кончать дольше, получая все, что только можно сейчас. Това приходил в себя медленно, вспоминал, кто он… И не хотел задумываться о том, что дальше. Като предложил остаться, и Това собирался принять предложение, уходить от Като не хотелось. Его руки блуждали по спине, и Това все не находил в себе сил откатиться. Тогда он бесстыдно потерся о Като задницей, не то чтобы намекая на продолжение, но… Во всем теле жила странная истома, а Като все не останавливался. И Това никак не мог найти себя, самого себя, привычного и знакомого, раньше это могло бы занять его мысли, но Като все еще был интереснее. Това так и не понял его. Теперь Като стал для него еще более загадочным. Хотя его член внутри загадочным не был, только шикарным. — Что ты делаешь? — спросил Това, отрывая голову и опираясь локтями по обе стороны от груди Като, посмотрел на него, устраивая на его груди подбородок. — Ммм? — Като чуть удивился. — Тебе… неприятно? Он чуть подвинулся, теперь выходя из Товы и замирая ладонями на его спине. — Нет, — Това тряхнул волосами, — такого я не говорил. Просто… «Обычно ничего такого не происходит? Обычно в этом нет смысла? Обычно я такого не позволяю? — подумал Това и вдруг наткнулся на неожиданный вариант: «Я не создан для этого.» Това удивился, хотя мысль была его собственная, и он поймал ее за хвост. Такую странную, но внутри не родилось ни единого возражения. Но Като, и его ответы все еще были интереснее. — Тогда я продолжу, — Като улыбнулся и теперь запустил руки в волосы Товы, перебирая их и чуть массируя его голову. — Мне нравится. Трогать тебя, и когда ты такой… хорошенький, — Като чуть усмехнулся, а потом спросил: — Ты голодный? То есть ты сто процентов голодный, но я обещаю не заставлять тебя. Но возможно я дам тебе саке, только вместе с едой. Това хмыкнул и чуть повернул голову, делая так, чтобы пальцы Като скользнули глубже в волосы, в этом оказалась бездна удовольствия, и Това раздумал откатываться. — Я говорил, что ты садист, но ты еще и шантажист, — Това улыбнулся. — Можешь продолжать, мне нравится. И я не хочу есть, но… Что не сделаешь ради саке, — привычно закончил Това, осознавая что дело вовсе не в нем. Хотя шевелиться не хотелось: истома не ушла, тело болело, кажется все, там где не помнило удовольствия, там где Като не касался. — И я… не хорошенький. И не милый, — добавил Това настолько категорично, на сколько мог в этом состоянии. Като теперь тихо засмеялся: — Садист и шантажист? Звучит, как идеальный парень для тебя, разве нет? Като чуть взъерошил волосы Товы и приподнялся на локтях, меняя их позу. Он поцеловал Тову в висок, перевернулся с ним, поцеловал снова, теперь в шею, и поднялся. Като разделся до конца, потянулся, глядя на Тову и улыбаясь. — Душ — это высшая форма пытки, полагаю? Това прикрыл глаз и даже все лицо ладонями, действия Като странно смущали. И вызывали новые вопросы. Но не его слова. Това отнял руки от лица и хмыкнул. — Пусть будет душ, но… вместе. Чтобы мне не было скучно. В прошлый раз мне понравилось, тебе тоже. Есть смысл повторить. Това тоже немного потянулся, тело мгновенно откликнулось болью, но стоило сфокусироваться на обнаженном Като, как боль окрасилась возбуждением. — Идет, — согласился Като и протянул Тове руку. — Я другого и не предполагал.