Скажи об этом громко...

      Короткое прерывистое дыхание рассекает воздух, создавая в комнате нужной консистенции полумрак. Джин зачесывает назад, в который раз, спадающую на непрерывно потеющий, от чрезмерного волнения, лоб челку и, спотыкаясь об оставленную на своем пути увесистую книгу, чертыхаясь, пытается нащупать своими датчиками движения куда же ему идти, чтобы найти на своём пути пристанище на эту ночь. Глаза не берут фокус среди внезапно образовавшегося вокруг Джина вязкого полумрака, что расстилается теперь по всей комнате, а не только внутри грязной человеческой душонки. Полумрак окутывает с ног до головы, пробираясь в самые потаенные закоулки человеческого подсознания, поглощая и затягивая внутрь все на своем пути, но небольшой огонек надежды, что теплится внутри грудной клетки Сокджина, привлекательно освещает путь для тех, кого он позвал.       Что было в голове у Сокджина, когда он отыскав в библиотеке книгу по черной магии, решил ей воспользоваться в личных целях? Ответ на этот вопрос не знает даже сам Сокджин. Правда. Он не прикидывается. Он не....       Знает.       Все он знает.       Только по-прежнему пытается отрицать свое внутреннее естество.       Даже тогда, когда, уже лежа на кровати, Джин широко распахивает свои карие очи от осознания того, что же он натворил, его внутреннее я все еще сопротивляется и пытается отрицать происходящее. Однако, обратного пути для трусливого отступления от намеченного изначально плана у Джина заготовлено не было, поэтому он, прикрывая глаза, шепчет последние слова, что должны были завершить ритуал:       — О великий Асмодей, князь всех суккубов и инкубов! Призываю тебя прислать мне инкуба для воплощения моих самых страстных желаний.       Во рту как-то резко пересыхает, что заставляет Сокджина часто сглатывать, в надежде увлажнить немного пересохшую глотку, а ладони — наполняются влагой. Отрицать не имеет смысла — Сокджин волнуется.       Но он готовился к ритуалу осознанно. Он — Ким Сокджин, явно представляет интерес для древней потусторонней сущности, что должна к нему явиться под покровом ночи. Он соблюдал строжайший пост, ограничивая себя, уже который месяц, во всех возможных проявлениях удовольствия: питался бедно и редко, исключив таким образом всякое низменное, животное наслаждение от пищи; не посещал никаких развлекательных мероприятий, заставляя, таким образом, себя голодать не только физически, но и духовно; ограничил все сексуальные контакты, исключая даже дрочку на предмет своего воздыхания, ради которого Сокджин каждую утреннюю службу таскался в церковь.       Богохульство?!       Сокджин может воспроизвести у себя в голове реакцию обычного, нормального, среднестатистического человеческого существа, которое слышит своими девственными ушками слова о том, что можно желать служителя церкви. Слова на повторе проигрываются в черепной коробке Джина тысячи и десятки тысяч раз, пытаясь воззвать к хотя бы крупинке здравого рассудка, что, как ранее, казалось имелся в изначальной комплектации у Сокджина. Но тщетно.       Инструкция утеряна и как пользоваться всеми этими приблудами здравого человека Джин уже давно не имел представления.       Сокджин накрывает глаза полумраком запахнутых век, пытаясь расслабиться и погрузиться в полусонное состояние, что так нужно для успеха всего затеянного мероприятия, но член предательски стоит, выдёргивая из состояния дзена и заставляя нервничать. С трудом он заставляет свое пошляцкое нутро угомониться, чтобы не пустить труды нескольких месяцев насмарку и остаться ни с чем. Тело расслаблено, сознание тоже представляет собой пустыню, где вольный ветер гоняет ебаный колючий шарик из веточек, который Джин даже не знает как называется. Состояние покоя обволакивает, проводя куда-то на границу сознания и подсознания.       Секунды складывались в часы, а часы в настоящую вечность ожидания, пока Сокджин пытался балансировать на грани сознания и не уснуть окончательно. Так было сказано в книге. Спать ни в коем случае нельзя. Иначе просто ничего не сработает. А этого Джин боялся больше всего. Но он все равно уснул...

***

      Тонкие женские руки нежно оглаживали тело Сокджина, выхватывая цепкими пальчиками мирно спящего, до сего момента, парня из мира грез и сновидений. Милый голос, что, казалось, доносился откуда-то издалека мелодичными, бархатистыми звуками, манил и завораживал, забирая в свой плен. Именно в плен Сокджин хотел отдаться больше всего. Вот только его путы сладостного наслаждения звучат и выглядят немного иначе, чем красивая особа, непонятно откуда взявшаяся в объятьях Сокджина.       Он не знает, что делать... Сознание потерялось и растерялась в один момент.       Он уснул? Если да, и ничего не сработало, то откуда на его груди оказалась неземной красоты леди, что одета максимально приближенно к тому, чего мог возжелать Джин...       Однако, оболочка не столь играла важную роль, сколько сам подарочек, что скрывался под никому ненужным фантиком. А подарочек-то отличался от того, что хотел получить Джин. Это словно разочарование прям на Рождество, когда ты писал Санте о том, что хотел получить ведосипед, а получил книгу «Собери велосипед сам».       Серьезно?       С таким успехом Джин мог и просто подрочить вечерком перед сном! Но он запарился, сделав в точности весь ритуал, что должен был удовлетворить самые пошлые его мечты и фантазии.       А в его мечтах и фантазиях голос, что разбудил Сокджина должен быть намного ниже того милого и приятного девичьего ангельского голосочка. Опускаясь на несколько тонов вниз, рядом звучит низкий, пробирающий до мозга костей, баритон, а груди касаются длинные, тонкие пальчики мужских рук.       Джина подбрасывает от неожиданности. Секунду назад его касались незнакомые кисти рук, что вызывали у Сокджина лишь непонимание и в каком-то роде даже отвращение. А сейчас его поглаживают такие желанные, похожие на какое-то произведение искусства, архитектурные пальцы. Их можно восхвалять в стихах и поэмах, с них можно вытесывать из камня античные скульптуры, но Джин всего лишь представлял ночами как эти пальцы растягивают его. А сейчас он наблюдает как эти самые пальцы вырисовывают красивые, но непонятные узоры на его грудной клетке, аккуратно обводя ореол чувствительного соска.       Красивая, карамельно-медовая кожа, точеные скулы и привлекательно-близкие блестящие губы притягивают Джина, и только глаза, в которых вместо растопленного шоколада плещутся красные огоньки похоти, выдают с головой, что перед ним сейчас лишь оболочка, но настолько реалистично касающаяся паховой зоны, что член Сокджина тут же отзывается на такого рода ласки.       Сокджин настолько под впечатлением, что даже не сразу замечает, что женщина никуда не испарилась. Она лишь поменяла место своей дислокации, восседая теперь не возле возбужденного и предвкушающего тела, а на кресле, что так удобно стояло недалеко, позволяя рассматривать происходящее вокруг с неподдельным интересом. Сокджин понимает, что их в комнате больше чем двое, когда рядом раздается определенно женский голос:       — Проваливай отсюда, Асмодей — шипит женщина, что явно собиралась претендовать на лакомый кусочек в виде Сокджина.       — И не подумаю, Лилит — предельно низко басит мужской голос в обличии Ким Тэхена, который в данный момент растерял все свое природное обояние и предельно испепеляющим взглядом прожигает особу, что сидит напротив.       — А теперь подумай хорошо и скажи мне хоть одну причину «Почему» — меняется в голосе Лилит, теряя в секунду нежные, обаятельные нотки, которые завораживали изначально разум Сокджина.       — Хотя бы потому что он призывал инкуба. Надеюсь, это веская причина свалить тебе сейчас в туман и не мешать мне наслаждаться.       Сокджин явно мешает двум демонам, собравшимся в одной комнате, что с горящими глазами не могут поделить один десерт, оставшийся на полках кондитерской.       Чувствуя себя в предельном смущении от сложившейся ситуации, ведь ему стоило большого труда набраться смелости для проведения такого мероприятия, Джину хочется покинуть свою собственную комнату, причем через окно. Ведь вместо незабываемой ночи, он наблюдает как между собой ссорятся суккуб и инкуб, напрочь забыв о Джине, у которого уже даже член упал. Вот тебе и сокровенные желания...       — Он мужчина, а следовательно ему велено явиться суккубу. И я выбрала его для себя — продолжает женский, уже стальной голос, которому перечить не сможет ни один смертный.       Но Асмодей не смертный.       — Да брось, Лилит! — разочаровано вздыхает демон — Ты в каком веке застряла? На дворе двадцатый век уже, а ты все за старое. Он вызывал инкуба. Следовательно, ему хочется мужчину, а не женщину. Или ты думаешь, что этот парень, проделав такой сложный ритуал, лоханулся бы с названием демона, которого хочет вызвать? Не смеши меня.       Если бы Сокджина не охватывала настолько сильная буря эмоций из влюблённости, неудовлетворенного сексуального желания и разочарования, то он бы тысячу раз подумал, что он сейчас и, самое главное, кому говорит. Однако, мы же помним, что инструкция по пользованию адекватными человечесеими функциями давно утеряна, поэтому Сокджин ляпнул то, о чем потом пожалел:       — Проваливайте уже отсюда оба! — не выдержав собственных разочарований повышает голос Сокджин.       Две пары ярко-красных глаз, что в недоумении устремлены сейчас в сторону Сокджина, пытаются не испепелить негодника заживо. Ведь он не только смел грубо рявкнуть, но и призывно открыл ненужную двум демонам дверь, намекая на то, что в их услугах более не нуждается.       Хотя товар обмену и возврату не подлежит.       Правда об этой опции Сокджин задумался слишком поздно. А именно, ровно в тот момент, когда Асмодей вновь превратился из демона в Ким Тэхена, не только внешностью, но и повадками, манерой общения и чертами характера, что так манили Сокджина в реальной жизни.       — Ну-ну, Сокджини-хён, невежливо выпроваживать столь желанных и уважаемых гостей из своего дома в столь грубой и голодной форме — прижимая Сокджина к той самой двери, что уже была закрыта, так и не использованная по своему назначению, шепчет на ухо Асмодей.       Сокджин сглатывает, ведь не имеет власти над тем, кто стоит пред ним: ни над Ким Тэхеном, пред которым он безоружный влюблённый оленёнок; ни тем более над Асмодеем, который знает о желаниях роящихся в бедной голове Сокджина буквально все. А Сокджин сейчас наблюдает возле себя комбо: два по цене одного! Знатное предложение, от которого грех отказываться, ведь не предложат более ни в одном именитом месте общественного питания. Такое комбо заставляет взрываться мозг Сокджина красочными фейерверками, еще даже не дойдя до самого секса, ведь он ощущает как будто его физически имеют одними лишь словами. Джина ведет от пресловутого «хён», что обращено в его сторону тем самым голосом, который читает каждую службу прихожанам проповеди. И Джин однозначно скажет неправду, если соврет о том, что ни разу не представлял, как же звучат стоны, издаваемые обладателем данного голоса.       — Неужели для этого, хён, ты несколько часов провел в ванной комнате, растягиваясь для нашей встречи? — Тэхен постучал рукой о дверь, к которой тщательнейшим образом прижимал тело Сокджина — Чтобы потом таким глупым способом лишить себя того наслаждения, о котором так мечтал и грезил?       Рука плавно перемещается с твёрдой поверхности дверной глади на мягкую, ощутимо мясистую филейную часть тела, что так прекрасно прощупывается сквозь мягкие трикотажные штанишки, заставляя Сокджина бесшумно, но сладко охнуть, приоткрыв пухлые губки. Не встретив должного сопротивления, которое пару минут назад с явным возмущением проявлял Сокджин, Тэхен притягивает Джина к себе, впиваясь в мякоть сочных губ.       И если еще пару секунд назад Сокджин понимал разумом, что перед ним совершенно не Тэхен, которого он так любит и желает, а всего лишь демон, которому хочется насытиться похотью неразумного человеческого существа, то стоило человекоподобному образу Ким Тэхена коснуться губ, как все мысли убежали прочь из головы Сокджина, плавно перетекая в маленькую головку, что налившись кровью в штанах, отнимает все функции здраво мыслить в данный момент.       У Джина губы мягкие, податливые словно пара пушистых облачков, сочащихся каплями мокрой влаги прямиком на иссохшую землю, а Тэхен с наслаждением пьет спасительную жидкость, в тщетных попытках утолить свою жажду. Только жажда разрастается, усиливается, пожаром накрывая всех, кто находится в комнате.       Джин ластится, мокро, жадно целует, укладывает чужие руки на свою талию и попу, чтобы крепче можно было сожмать и прижмать его и без того согласное на все тело. А Джин действительно готов на все... Одна только растяжка чего стоила парню, впервые то в жизни. Но он не жалуется, нет. Особенно, когда чувствует, как под слоями одежды в растянутый анус проскальзывают сразу два длинных пальца. Мышцы обхватывают те самые пальцы, о которых Сокджин грезил ночами, и податливо начинают растягиваться, принимая внутрь непривычное и инородное для нормального человека тело. Однако, Джину нравится. Даже больше. Он хочет уже ощутить нечто большее. И хотелось бы уже скинуть ненужную одежду прочь, чтобы насладиться вдоволь процессом, но Тэхен тянет, удерживая намерено Сокджина в своих объятьях и медленно лаская стенки ануса пальцами. Тэхен растягивает не только сочный зад Сокджина и время, которое просто замерло, как только Тэхен коснулся его тела, но и терпение старшего, который не знает куда себя деть от наполняющих его в прямом смысле эмоций.       Да, он, определенно, любит Тэхена. И внутри сейчас разливается некое теплое и неприлично приятное чувство того, что его тоже любят, что его не оттолкнут и не прогонят, покрутив пальцем у виска, осуждая за порочность мыслей и чувств, которые испытывает Сокджин мало того что к парню, так еще и к служителю церкви.       Сколько раз Джин хотел привить себе мысли, что это все неправильно и омерзительно, но мозгом понимая, что он правильно рассуждает, он каждый раз давал сердцу разрешение опровергнуть эти утверждения.       Упрямец. Безумец. Влюблённый идиот.       Но прижимающий к своему телу любимое и, в какой-то степени, родное тело.       Сокджин целует, целует и вновь целует. И, кажется, не хочет разжимать пальцы, сомкнутые в плотный замок вокруг тонкой талии Тэхена, боясь, что он исчезнет из этой комнаты также внезапно как и появился. Но Тэхен выскальзывает из узости анального отверстия и плена цепких рук, оставляя лишь пустоту внутри. Лишь на секунду даря ощущение обрывающейся на твоем пути пропасти, Сокджин ощущает как его тело нежно укладывают на кровать, обнажая не только сокровенные участки тела, которые не принято показывать кому попало, но и тонкие струны души, наполненной чувствами.       Поцелуи касаются шеи, ключиц, что стали еще осязаемее, спустя три месяца жесткой диеты, но Сокджин не жалеет. Он наслаждается. Каждое прикосновение, каждый контакт двух тел отзывается внутри него волнами бешеного удовольствия, что блокирует все «Но» и «А если», которые мешали ранее Сокджину.       Тэхен обнажается, снимая с себя далеко неповседневные одежды для простого человека и совершенно стандартные одеяния для служителя церкви. А Сокджин с удовольствием наблюдает, как выглядит под тусклым светом лампы стройное, медовое тело Тэхена, которого хочется попробовать на вкус. Также ли оно пьянит как медовуха? А может в десятки, сотни раз сильнее? Он не узнает, пока не докоснется хотя бы кончиком языка, ощутив на нем солоноватый привкус пота, смешанного с приятным запахом кожи.       Не узнает, пока не докоснется. И почему же Сокджин так медлит, робко касаясь подушечками пальцев, нависающего над ним Тэхена, который, в отличие от неуверенного в себе Джина, не стесняясь пробует на вкус вначале самого Сокджина, а потом и его член, даря совершенно новые и необъяснимые ощущения, благодаря которым Джин задыхается.       Член с легкостью исчезает в горле Тэхена, заставляя сомневаться в том, что он настолько невинен насколько должен быть духовник. Но Сокджин быстро отбрасывает подобные мысли прочь, вместе со своим стеснением, что подсказывало ему все время неверные варианты ответа в тестировании под названием жизнь, и, оторвав красные губы Тэхена от своего члена, утягивает его в поцелуй, пробуя на вкус не только самого Ким Тэхена, но и, в каком-то смысле, самого себя.       Сокджин не стесняется и попробовать коснуться алой, сочащейся головки члена Тэ. Языком слизывая выступающий предэакулят, Джин пытается даже взять также глубоко, но давится, и пугающее ощущение тошноты заставляет его больше не экспериментировать с глубиной. По крайней мере, пока что, пока он впервые в жизни сосет член.       Впервые в жизни он и ощущает как к его анусу приставляется аккуратных размеров сочная головка члена, который практически сразу начинает проскальзывать внутрь, одаривая комнату и всех вокруг сладким стоном, срывающимся с приоткрытых губ Сокджина. Плавные толчки. Приятные касания члена чувствительных точек ануса заставляют ловить приятные, сногсшибательные ощущения, что сосем скоро заставят Сокджина испытать такой нужный оргазм, постыдно излившись в самом начале прямо себе на живот.       Залившись краской с ног до головы от смущения смешанного с удовольствием, которое никак не хочет отпускать, Сокджин все еще ощущает как Тэхен трахает его в зад, пачкая внутри все своей спермой.       Сокджин бы хотел еще обнять и поцеловать эти сладкие губы, но он ощущает как в комнате вдруг не осталось никого... Ни Тэхена. Ни Асмодея. Ни Лилит. Ни даже самого Сокджина.       Каждый получил, что хотел. Джин — Тэхена, пусть даже на короткий совсем ничтожный кусочек времени. Асмодей — Сокджина, который подарил ему свою похоть и разврат. Лилит, что все время незримо наблюдала за всем происходящим — чувства, разбитого сердца. А Тэхен... Его здесь и не было. И эта пустота, навалившаяся осознанием на Сокджина буквально сразу, задушит его рано или поздно. Если, конечно, он не признается в своих чувствах.