***
У «Agreste» действительно была толпа готовых снести все перегородки журналистов. Массивные камеры и микрофоны были нацелены на Наталью, которая единственная из всего офиса вышла дать комментарий насчет случившейся, как она выразилась, "гнусной и оскорбительной лжи". За ее спинами стояли крепкие ребята из охраны. Почему сами Агресты не вышли, Мери могла понять: если их дом подвергся нападению, то что готова сделать дурная толпа с людьми? Натали, заметив скромно стоявшую Эмму за колонной, дала знак охране, и девушку под усилившиеся крики "Эмма, как новому ассистенту, не страшно ли вам?!" завели в здание.***
— Мам, с папой что-то случилось? — Майкл дернул Амели за рукав. Они сидели в столовой: женщина мешала травяной чай и заставляла Майкла читать сказки, чтобы он не слонялся по дому без дела из-за отмены всех занятий. На верхние этажи она его не пускала: там сейчас меняли стеклопакет после нападения обезумевших людей, которых задело видео про Германа. На улицу они тоже не выходили: основную толпу удалось разогнать, но нанятая охрана и полиция патрулировали территорию вокруг особняка и каждые десять минут приводили пойманных типов в капюшонах. Размеренное чтение сына не давало ей сойти с ума и служило фоном для размышлений. — Мам! У тебя уже чай остыл. У нас что-то случилось? Мам? По-детски наивные и большие глазки уставились на женщину. Амели оторвала кулак от губ, прекратила накручивать себя и трезво посмотрела на сына. — Я немного грущу, милый. У папы появилось много дел по работе, поэтому мы в этом месяце не сможем поехать на море, — Амели погладила мальчика по головке. Отчасти это было правдой. Амели в последние дни только и делала, что жила мыслями об отпуске, который они запланировали на конец августа. Герман всегда покупал билеты в Дубай, когда половина работы перед осенним показом была сделана и требовался небольшой перерыв для финального рывка. В этот раз юристы и охрана советовали не выезжать не то что из страны, а из собственного дома. Но это было второстепенным. Прожить без моря Амели могла, принять тот факт, что они снова не соберутся всей семьей — тоже. Уже весь свет сполошился, что против Германа кто-то ведет грязную игру. А из этого следовало, что муж будет пропадать на работе всё время. Что отразится на его здоровье, их отношениях и в целом на всей семье. Амели готова была принять это и мужественно пройти через подобную трудность. В каком-то смысле всё это предполагало, что ей придётся снова быть одной. Верила ли она, что муж был способен хоть на одно действие, которое упомянула жалкая дура секретарша? Нисколько. Даже ревность не укусила за любящее сердце. Возрастала только тревога за будущее их семьи. — Я смогу поплавать в бассейне? — выдал Майкл. — Можно я пойду на улицу? — Там сегодня убираются, — соврала Амели. — Провода валяются, грязная вода будет литься… лучше здесь побудь. Мальчик опустил плечи, отбегая от матери в подавленном состоянии. Амели посмотрела на экран смартфона с входящим сообщением: «Добрый день! Я готова предложить свои услуги на фоне происходящего с вашим мужем» Женщина сжала переносицу, быстро напечатав “Спасибо, откажусь”. За это утро она получила десять таких предложений от известных психологов и одного семейного (к которому обращалась в последний раз, когда у Майкла был кризис трех лет). Обсудить с ними было что, но Амели никогда не раскрывала ситуацию в семье посторонним людям. Вообще пожаловаться кому-то на проблемы в отношениях с мужем она не могла: вырастал внутренний барьер, не позволяло воспитание и уверенность в том, что они сами способны решить конфликт. Снова входящее сообщение. «Филипп Бессонов» — Как же ты меня достал… — Амели разблокировала экран. Филипп был человеком, для которого статус жены, наличие живого мужа и троих детей были пустым звуком. Последний раз он писал ей два дня назад, отправив билет на концерт в Большом театре. Амели честно не понимала, на что он надеется. Думает, что муж не приглашал ее туда? Или что она бросит все дела и пойдет гулять с конкурентом компании? Складывалось впечатление, что он набухивался и потом начинал написывать ей, как подросток. «Амели, могу ли я как-то помочь тебе и Майклу в этой ситуации?» Женщина пустила дурной смешок. Почему он говорит так, словно ее бросили с маленьким ребёнком? Амели в мужской помощи не нуждалась. Второе сообщение пришло после того, как Филипп увидел ее в сети: «Помнишь, я рассказывал, что компанию давно хотят разрушить? Мой тебе дружеский совет: разводись» — Паршивец! — Амели стиснула зубы. Что он себе позволяет? Сделав скриншот, чтобы при удобном случае показать мужу, Амели заблокировала Филиппа. Нажатие на красную кнопку придало какой-то невообразимой уверенности. Словно ситуация, которая сломила мужа, наполнила ее живительное силой. Амели встала, задрала подбородок и многообещающе улыбнулась: — Майкл, мальчик мой, я знаю, чем мы займёмся!***
— Спасибо, что приехала и не побоялась. Натали сжала локоть Эммы, впервые за последнее время выглядя так взъерошенно: собранные в хвостик волосы, простая белая рубашка на выправку, бегающие усталые глаза. Мери увидела в ее взгляде возросшее к своей персоне уважение. — Тебя посадят чистить комментарии. Мы закрыли их на новых постах с объяснениями, но шквал сообщений сыпется на старые. Свободных рук не хватает. Тебе дадут функции модератора. Сегодняшний день оплатят с процентами. Натали завела внимательно слушавшую Эмму в лифт и нажала на кнопку. Она внезапно запричитала, потеряв маску бизнес-леди и став зашуганной матерью: — Только же вчера праздник был, все веселились... А сегодня такой дурдом. На Германе лица нет. Контракт с Лагардом потеряли. — Да, я слышала, — пропищала Мери, не зная, что ещё добавить, и чувствуя очередной приступ стыда. Когда створки лифта разъехались, Эмма поняла, что из десятого этажа сделали оперативный штаб: сотни людей со всех отделов занимали места на быстро собранных столах для ноутбуков. Стоял шелестящий и звонкий шум. Одни созванивались с владельцами магазинов, другие переводили обращения иностранных партнёров, третьи чистили комментарии. Но все было слаженно и организованно, без криков и паники. Сложилось впечатление, что все эти люди — члены огромной семьи. Хлопнула чёрная дверь в конце коридора. Мери издалека узнала в задёрганном парне Феликса и приоткрыла губы, не сдвигаясь с места. Поставь она себя на его место, то каково это будет: знать, что твоего отца на весь мир обвиняют в изнасилованиях, рукоприкладстве и фетишизме? Казалось, что со вчерашнего дня прошел месяц: так круто изменилась жизнь. Вспомнились их катания на горках, валяние в траве и губы Феликса. Вчера он хотел ее поцеловать. У Мери дёрнулось сердце. Агрест заметил девушку, его глаза стали взволнованнее и мягче, Мери в жажде что-то ему сказать подалась вперед, но между ними выросла Натали: — Это инструкция. Вот список изменений. К Герману сегодня не заходи. Твой ноутбук — сорок пятый. Пароль и почта на бумаге. За помощью обращайся к айтишникам. Феликс, звонили из Питера насчет... Натали затараторила, хватая блондина под руку и утаскивая к огромной плазме с информационными картами. Феликс тряхнул головой и отвернулся, заставляя себя не думать об Эмме. Мери, понимающе опустив глаза, потащилась к нужному столу.***
Больше она никого из Агрестов не видела. Даже Адриан куда-то пропал, и пока пальчик щёлкал по мышке, и матерные отзывы стирались, мысли Мери скакали туда-сюда: от волнения за Майкла и Амели до непонимания бабушки. Когда в глазах совсем запекло от постоянной работы за экраном, Эмма направилась в уборную, мечтая брызнуть в лицо ледяной воды. Она дернула дверь и, не заметив скрюченную Ирму в другой части помещения, повернула кран. Когда заплывший взгляд сконцентрировался, Мери в ужасе зависла: вся часть от крана до подставки с мылом была покрыта каплями крови, размазанными по раковине. Эмма вихрем повернулась к Уваровой с вопросом в напуганных глазах. Ирма криво улыбнулась, и Маша увидела, что вся нога девушки покрыта синяками, рубцами в виде кругов и бордовыми вкраплениями. Уварова сжимала в руках длинный лейкопластырь и банку с перекисью. Мери сделала неуверенный шаг, потом сорвалась и достигла лавки. — Тебе помочь? К-какой кошмар! — она вблизи рассматривала десятки порезов разной глубины, толщины и свежести. — Откуда это? Над тобой кто-то издевается? Ирма? — Я думала, сюда никто не зайдёт в час-пик, — пробухтела секретарша. — Это не твое дело. Уходи. Я сама. «Если вспомнить, какая она всегда нелюдимая и злая, то всё сходится. Домашнее насилие» — глаза Эммы хаотично бегали по телу Ирмы. — Ты вся в крови, — в ужасе прохрипела Мери, настойчиво протягивая руку помощи. Ирма рыкнула и одёрнула штанину, закрывающую всю икру и туфли. Пытаясь не хромать, она стала к рукомойнику, принявшись вытирать его от крови. — Ты не хочешь об этом говорить? — Эмма не унималась. — Тебе нужна помощь. Хочешь я позову Свету? Или Натали? — Рот закрой и уйди, — Ирма с озверением закрыла кран. — Если скажешь кому-то — пеняй на себя. Она отвернулась, подставляя мокрые руки под сушилку. Мери с борьбой на всем лице смотрела на Ирму, испытывая к ней искреннюю человеческую жалость. — Надеюсь, ты меня услышала, — Ирма стиснула зубы, и Мери вместо загнанной в угол жертвы увидела палача. Жестокость, пронзившая и без того злое Ирмы, вернула Мери на несколько недель назад, когда при их встрече в лифте секретарь Феликса произвела устрашающее впечатление. Не сказав больше ни слова, Ирма хлопнула дверью, оставляя девушку одну. В воздухе остался запах крови и сырости.***
Оставшийся день прошел в монотонной работе за компьютером. Мери мучилась после увиденного в уборной. «И всегда эти плотные водолазки под горло, пиджаки с длинными рукавами, вместо юбок брюки, а если и платья, то с черными колготками» — Мери представила, сколько еще подобных узоров прячется на теле Уваровой. Даже не умещалось в голове, кто и как ее пытал. Что это делал человек — Маша не сомневалась. Ни одна бешеная собака до такого не дойдет. Раны были не рваными, а искусно выведенными. На ней рисовали ножами. — Эммочка, ты сегодня кушала вообще? — незаметно появившаяся Алина села на стол. Мери проморгалась и в прострации уставилась на подругу. — Понятно. Держи чай и сэндвич. От сердца отрываю, — она поставила перед девушкой тарелку. — Как работа? Все сделала? — Кажется, да... — Эмма прижала ладонь к горячему лбу, поблагодарила Алю и робко спросила: — Как думаешь, компании скоро удастся убрать это пятно с репутации? На носу показ. Вдруг... Ну, не знаю, люди не захотят прийти? — Ты так волнуешься, будто потом работу не найдешь, — Алина весело фыркнула. — На моей памяти это уже второе такое видео. Со временем люди остынут, появятся новые инфоповоды. А пока что всё размыто. И ешь давай. — А будут ли искать заказчика Дарьи? — Мери пыталась прощупать почву, понимая, что Алина знает больше, чем она. — Понятно же, что есть заказчик. Жанна, к примеру. — О, это ты из комментариев узнала? Я чистила посты на официальном сайте. Там люди даже на два лагеря разбились. Одни просят Жанну мочить Агреста, другие наоборот выступают за Германа. Эмма прихлебнула зелёного чая из стаканчика, с кашей в голове глядя вперёд себя. Бабушка поставила на репутации Агреста невыводимое пятно. И первое, что нужно сделать перед показом, — вернуть Герману его доброе имя. Иначе рухнет всё. — Алин, скажи, а полиция уже приезжала? — Естественно. Ту самую комнату на цоколе смотрели. Герман их первым делом туда повел. Мери встрепенулась. — И что же? — Да пустая она. Там украшения с показов да старые журналы. Уже видео отсняли. Должно остудить половину хейта как минимум. «Или это правда, или эскизы, о которых сказала бабушка, перепрятали».***
Слова Алины дали результат на практике. Уже к вечеру упавший рейтинг стал ползти вверх, среди редких комментариев с поддержкой Агреста стало появляться больше адекватных людей, не веривших в существование комнаты с плетками. Германа Мери увидела, когда часы пробили восемь. Агрест вышел из своего кабинета, потирая впалые веки с полопавшимися капиллярами. Он с еле живой речью поблагодарил всех за работу и сообщил, что на завтра коллеги свободны: основную волну хейта удалось остановить, видео, которые Герман записывал, опубликовали на всех ресурсах. — Вы поедете с нами, — Герман подошел к Эмме, пока толпа на этаже рассасывалась. Мери поёжилась, улавливая от Агреста запах спиртного. — Моя жена... — Агрест прижал пальцы к губам. — Приглашает вас на ужин.***
Мери не переставала удивляться этой жизни: еще вчера она бегает по парку и радуется в компании ребёнка и двух красавчиков; утром на компанию обрушивается шквал угроз и проблем, а вечером девушка едет с тремя Агрестами на ужин в особняке. Отправив Жене-таксисту смс о своих планах (она обещала держать его в курсе событий), Мери убрала телефон. — Эмма, тебе никаких сообщений не поступало? — сонный после съемок Адриан обратился к ассистентке. — Пронесло, к счастью, — Мери часто поглядывала на Феликса. С момента вчерашней перебранки с Женей они не разговаривали. Хотя Феликсу было о чем ее спросить, но отец, присутствовавший в салоне, мешал. — Если хочешь, можешь остаться у нас с ночёвкой, — Адриан гостеприимно улыбнулся. Феликс угрожающе переглянулся с братом, видя, что тот упорно сводит его с Беловой. — Нет-нет, — запаниковала Мери. — Я думаю, Амели позвала меня помочь с Майклом. Я обязательно поеду домой. — Вы с кем-то живете? — уточнил Герман, сидя с закрытыми глазами. Феликс в упор посмотрел на Мери и заставил сглотнуть. — Д-да, с собакой. — Ага. Такая большая, прожорливая и лохматая собака, — проскрипел Феликс, имея в виду деда-Женю. Эмма поняла, что вопрос проживания в ее квартире бомжа очень задел Феликса, и нахохлилась. — Надо же. Тогда я отправлю с вами водителя после ужина, — промычал Герман, и Мери выдохнула. Начальник решил не расспрашивать ее. Но Феликс стал злее и пробыл в таком состоянии до того момента, пока автомобиль не въехал на парковку. Охрана доложила Агресту, что последние два часа на территории всё было спокойно, и группа вошла в дом. Оранжевая полоска света из гостиной падала на пол в коридоре. Пахло печёными овощами, грушами и травяным чаем. — Добрый вечер, моих хорошие! — Амели поцеловала Адриана в макушку: он первым попался ей под руку. — Эммочка, рада, что ты приехала. Думаю, у вас у всех был эмоционально затратный день. Оставляем все мысли о работе за дверью и проходим за стол. Феликс чмокнул воодушевленную мать в щеку, и та остановилась рядом с мужем, за секунду поняв, что тот выпил. Она с укором покачала головой. Герман рассеяно гулял влюблёнными глазами по фигуре жены. — Эмма! А я сегодня был поваром! — Майкл вылетел из кухни. — И что ты приготовил? — Адриан оторвал брата от Эммы, пока малыш не задавил ее, и подбросил в воздухе. Майкл заливисто рассмеялся. Пока он горячо перечислял продукты, которые резал, мешал и чистил, Феликс отправился мыть руки, а Эмма, оставшись напротив стола, вдруг уточнила: — Это же Вальдорфский салат, да? Амели прекратила перешёптываться с мужем и приятно удивилась. — Да, милая. Я узнала о нем из «Отчаянных домохозяек». — О нем спорили Бри и Кэтрин, — восхищенно завершила Эмма, и Герман с вернувшимся Феликсом заметили искру, пробежавшую между Амели и Эммой. Следующие двадцать минут прошли в исключительно женской болтовне: Амели и Эмма наперебой обсуждали «Отчаянных», вспоминали рецепты и нелепые ситуации и спорили о Габи. Герман жевал, переглядывался с помалкивающими сыновьями и радовался. Эмме в какой раз удалось гармонично совпасть с очередным членом их семьи. Эта девушка нравилась ему всё больше и как коллега, и как человек. Отметив частые и жаркие взгляды старшего сына в сторону Эммы, Герман установил зрительный контакт с Адрианом. Средний сын поиграл бровями. Он знал, что папа под градусом может быть умопомрачителен, и решил этим воспользоваться. — Знаете, Эмма, а вы именно та, кого нам так не хватало, — Герман мечтательно посмотрел на жену, у которой горели глаза в диалоге с Мери. — А то мы с мальчиками подобные разговоры поддержать не можем. Эмма смущённо улыбнулась. Герману вдруг захотелось поиграть. Он пьяным уже свёл стеснительного шурина с Эльзой, почему бы снова не поэкспериментировать. Мужчина продолжил: — Вы отлично вписываетесь в нашу семью. Феликс в замешательстве уставился на отца, Адриан спрятал улыбку в тарелке, Амели покраснела, Мери приоткрыла рот. — Да, вы вписываетесь как... как сестра, — Герман покосился на Феликса, который вообще не по-братски смотрел на Эмму. — Мне очень приятно такое слышать, — Мери стеснительно отреагировала, пытаясь нанизать на вилку мясо, а не опрокинуть его на пол. Руки дрожали. Ей же не показалось, что в Германе проснулся шиппер? Теплая волна удовольствия текла по венам от осознания, что она нравится всем этим людям, но неловкость брала верх. — Эх, жаль, что у меня нет сестренки... — Майкл трагически вздохнул. — Папа, нам в школе сказали, что это ты виноват. Герман аж подавился от таких познаний сына. Амели, давя смех, поспешила усмирить малыша: — Майкл, ты должен быть благодарен папе, без него ты не родился бы. И не отчаивайся так. Братья у тебя взрослые, появятся скоро племянницы... — Скоро? — Адриан подмигнул сидящему напротив Феликсу. Тот состроил педантичную моську, ощущая дискомфорт оттого, что Эмма слушала их. Когда ужин был окончен, родители остались наедине, а Адриан (ладно, спасибо ему) забрал Майкла, Феликс с Мери смогли выйти в сад. — Ты про моего дедушку говорил, — напомнила Эмма. — Да. Тебе не кажется, что это как минимум стрёмно: держать в квартире бомжа и спать с ним? А вдруг он… ну, не знаю, ограбит тебя? — Феликс, которого с ночи не отпускало наличие в квартире Эммы старого проходимца, выглядел разгоряченным. Мери проблеяла, не зная, как защищаться: — Дедушка хороший. — Я уже нашел адреса домов престарелых. Всё оплачу. Мери заволновалась. Жене такой щедрый подарок от Феликса был вовсе не нужен. — Нет. Я тебе не позволю. Да, он старый и мог показаться нелюдимым, но в душе очень добрый. И я обижусь, если ты решишь с ним так поступить. Феликс с борьбой в глазах и явным проигрышем уставился на Эмму. И ведь уговорила же! — Ладно, — он пнул камешек под ногами. — Пусть живёт твой дед в квартире. Но ты ему передай, что в случае чего я его найду. Феликс выпрямил плечи и, выглядя жутко недовольным, двинулся вперед, нашёптывая какие-то проклятия. Мери с дурным смешком отметила, что Женя и Феликс друг друга стоили. Но главным было другое. Вчера они почти поцеловались. Он смотрел на нее не как на друга или подчинённую. Сегодня прямо заявил, что не одобряет ее сожительства с бомжом и выразил готовность защитить. Что в таких случаях стоит делать дальше: признаваться в любви, говорить о симпатии, заявлять на неё свои права или предлагать встречаться? Но Феликс только агрился. Мери не нравилась неопределённость между ними. — Хотел поблагодарить тебя, — сменив гнев на милость, Феликс замер у фонтана. — Честно говоря, считал, что ты будешь шарахаться нас. И тем более отца. — Ну, я не наврала на собеседовании, — Мери задрала подбородок, улыбаясь. — Я тогда сказала, что не верю Дарье. — Черт, — Феликс усмехнулся. — Я тебе столько гадостей наговорил на собеседовании. — Кстати, почему? — Эмма большими глазками уставилась на Агреста. Феликс плавился от этого взгляда. Он не понимал, как девушка делает это, но каждый раз от неё шло столько чистоты, почти девчачьей энергии и света, что он терялся и слабел. — Травма из детства, — Феликс вытянул руку, и Мери с горячим желанием оперлась на его локоть. Он был выше на голову и ради девушки всю дорогу сутулился, чтобы быть ближе к ней. — Расскажешь? — тише уточнила Эмма. Феликс пожал плечами, ощущая, как спрятанные внутри него грустные истории рвутся быть открытыми. — Я восемь лет не видел родителей. Учился в Лондоне, — он выпрямился, стал мрачнее и отвернулся к кустам с закрытыми бутонами. — Когда возвращался на Родину, решил устроить сюрприз: купил билеты на два дня раньше, прилетел в Москву и первым делом поехал в офис отца. Был вечер пятницы, на ресепшн заспанная секретарь. И я прошмыгнул на десятый этаж — тогда еще не было такой жёсткой охраны. Приоткрыл дверь в кабинет отца. Голос сорвался. — Х-хотел напугать его своим неожиданным появлением. Представлял, как папа удивится, увидев вместо мальчика с соплями высокого юношу, — Феликс наивно и простодушно улыбнулся. — Увы. Я увидел секретаршу на его столе. И пьяного отца. Феликс шмыгнул носом и рыкнул, злясь на себя за сентиментальность. У Мери прервалось дыхание. Она испугалась, страшась продолжения истории. — Отец не предал маму. Ничего не было, — Феликс в утверждение смачно кивнул. — Но он и не прогнал ее. Я просидел у его кабинета час, думая о маме и братьях и слушая бредни отца. Я жил в Лондоне мыслью, что хотя бы в семье всё в порядке. Я до сих пор не могу представить их развод. Кажется, тогда порвется основа моей жизни. Мери от твердости его слов нехило пробрало холодом. — У всех бывают случаи, когда они дают слабину, — она сплела свои пальцы с ладонью Феликса. — Главное, что Герман остался верным супругом. А остальное можно простить. — Вот с того момента и началось отторжение ко всем ассистенткам. Даже Дарья, которой я в конце концов стал доверять, оказалась конченной. И все девчонки, которых мы звали на собеседования, такие… шаблонные. Им вечно что-то надо от нас. То Адриану глазки строят, то в коридорах обсуждают, как одного из нас охомутать. Мери думала, что Феликс гордится своей популярностью, но ему было так фиолетово на всех поклонниц, что боль за пережитое сменилась состраданием. Даже он — маска силы и непоколебимости — был израненным ребенком. Таким же, как его выросший брат и еще малыш Майкл. — Поэтому я тогда сорвался на тебе, — Феликс вложил во взгляд нечто большее, чем восхищение и симпатию. Мери жарко вздохнула, слушая его. — Ты другая. Настоящая. Эмма что-то промычала и резко вырвала руку. — Знаешь, я, кажется, утомилась за сутки. Отвезите меня домой. Пожалуйста.***
Час ночи, квартира Мери: Маша перевернулась на правый бок и подтянула одеяло к подборку, стирая дорожки слез. «Настоящая» Хотелось расцарапать стенку впереди себя, сломать зажжённую лампу, проораться, услышать треск разбиваемых предметов. Что будет с Феликсом, если он узнает, что Эмма, которой он доверился и которой приоткрыл завесу своей судьбы, та еще мразь и предательница? Такса, лежащая у кровати, не могла заснуть и скулила в ответ на вхслипы Мери. — Ничего нам с тобой не светит. Ничего, — глотая жгучие слезы, Маша тряслась. Когда бабушка только вводила ее в курс дела, Мери видела в Агрестах врагов. Томных красавчиков вместо ранимых парней, беспощадного и циничного Германа вместо отца семейства и преданного супруга. Бабушка показала ей шаблонки, картонки. А Мери узрела настоящих людей в гамме противоречий и лучших их качеств. Она кричала и доказывала, что не станет заводить роман с Феликсом, а сама влюбилась и растворилась в этом неприступном и нежном человеке. — Ничего не выйдет, — как заведенная, повторила Мери. Она для всех Агрестов подобие антистресса. И если бы Феликс рассматривал серьезные отношения, то уже бы давно сделал первый шаг. Он лихо отплясывал с Мери и, кажется, был не против одноразового секса с внучкой врага. А Эмме от всей души признается в чувствах? Пф, есть ли они вообще?***
Воскресенье Мери провела в одиночестве. Накупила продуктов, прогулялась с собакой, отправила переделанные эскизы Герману и, лёжа щекой на столе, вспоминала, как ей было весело с Женей. Жанна забрала его на закрытый показ, и их следующая встреча должна была случиться только во вторник. Феликс и Герман, как сообщила Натали, уехали в Питер по срочным вопросам, объявив, что помощь секретарей не потребуется. Люся бегала по квартире, гоняясь за мячиком, и немного отвлекала своим лаем депрессивную Мери. Экран на телефоне Эммы засветился от входящего смс. Даниил каким-то образом нашел ее страничку в Телеграм. «Привет. Если у тебя будет желание и возможность, то сегодня в 16:30 в том же клубе выступление моей группы. Буду рад тебя увидеть. Даня» Мери встала со стула, перечитывая сообщение. Вообще ее напрягало, что Бессонов, как маньяк, выискивает любые данные о ней. Но на душе скребли кошки, Мери устала от одиночества и с горем пополам решила, что четыре часа для концерта — не так поздно, а живая музыка должна на время отвлечь. Но на всякий случай девушка сообщила Жене, куда отправилась.***
16:00, «Bondauge»: Даня поставил спорткар на сигнализацию и остановился у входа в клуб. Эмма уже ожидала его на первом этаже. Достав телефон и перечитав несколько смс от отца и подчиненных, Бессонов отправил ответы и нажал на полное выключение. Он не любил, когда в клубе ему кто-то звонил или писал. Чтобы его вообще кто-то трогал во время отдыха. — Я же сказала тебе: нет! Парень поднял взгляд на идущих со стороны проезжей части матери и ребёнка. Тучная женщина била низенького мальчика в шею. Сам он проваливался назад из-за объемного рюкзака. — Баран тупой! Что было непонятного в моих словах! Придем домой, я тебе такую порку устрою! — мать занесла руку повторно, мальчик весь сжался и зажмурился, но безотрывное внимание Даниила заставило мадам одернуть ладонь и только презрительно толкнуть сына: — Что ты плетешься?! Вечно опаздываем везде. Перебирай ногами! Даня почувствовал себя очень плохо. Словно вселился в тело зашуганного и избитого малыша, стал ощущать его боль, горящую кожу, израненное грубыми словами сердце. Он опустил глаза в пол, чувствуя, как воспоминания накрывают его.***
2003 год: — Папа, пожалуйста, не надо! Пап! Папочка! — истошный детский вопль разрезает воздух в коридоре. Пятилетний Даня бежит к своей комнате, подскальзываясь на каждом шагу. Потными руками дергает дверь, и оттуда вылетает няня, огибая мчащегося вслед за сыном Филиппа. Ребёнка никто не защитит. Бессонов старший размахивает ремнем с железной бляхой. В его глазах нет родительской борьбы, стыда, взыгрышей совести. Его не корёжит от того, как безжалостно он поступает с сыном. Впрочем, ремень — не способ воспитать, наказать или усмирить. Это процесс расслабления. Даня — его личный громоотвод. Сын всхлипывает, трясётся и мечется по комнате, пока страшные шаги настигают его. Если спрятаться под кроватью, то будут бить еще сильнее, и он ударится головой. А в шкафу много вешалок с острыми концами. Стены в книгах и дисках для компьютерных игр расплываются перед глазами. Филипп останавливается в дверях. Штаны спущены, ремень болтается в ногах. Даня весь сжимается, понимая, что обречён. Он упирается спиной в кровать, и отец широкими шагами быстро преодолевает расстояние. Его грозная фигура нависает над сыном. Глаза черные, дьявольские, изо рта вырываются пьяные облачка. Секунда… две… может, пронесет? Жестокий удар по животу. Бессонов толкает вскрикнувшего сына лицом в кровать. Не спускает штаны, а бьёт сразу по одежде. Лупит, рассекает кожу, видит следы крови на белой футболке и продолжает порку. Даня с хрипом плачет, слезы брызжут из глаз без остановки. Взмах ремня — полсекунды передышки и вдоха — и снова удар. Ему так больно, что в какой-то момент остается ощущение только ран на животе. Ног и бедер он уже не чувствует. Больно, унизительно и хочется реветь не столько от шлепков ремня, сколько от жестокости и равнодушия отца. Филипп останавливается, смотря на распластавшееся тельце. Сын не кричит. Даже не трясется. Лежит смирно, глотает затекающие в рот слёзы, смотрит в серую батарею у окна. Тихий такой. Миленький. — Спать ложись! — Филипп орет. Он красный, с вылезшими на шее венами, с лицом пресытившегося на время насильника. Отец делает шаг назад, всё еще размахивая ремнем, ударяя по стулу и снося его на пол. — Живо! Даня подскакивает с кровати, непроизвольно скуля от пронзающей все тело боли. Его били даже по пяткам. Он хромает, пыль на полу въедается в царапинки и жжет ступни, но чтобы не получить добавки мальчик быстро раздевается, ища в шкафу пижаму. Бессонов отворачивается и хлопает дверью. Его быстрые шаги раздаются у лестницы. Мальчик в истерике кидает на пол уличные вещи и в одном белье прячется под холодное одеяло. Утыкается в прохладную подушку, набирает в рот кусок простыни и кричит. Бьёт кулаком, плачет до жжения в глазах, ненавидит отца и страшно хочет любви. Его мать убили год назад: мстили отцу за девяностые, о которых Даня слышал от поваров и уборщиц, но не понимал, что значит эта цифра из девятки и нуля. Как можно лишить человека жизни из-за каких-то годов и цифр? Но никто не объяснял. Его прогоняли, забирали из холла, когда к отцу приезжали родственники, на материны похороны (значение этого слова Даня узнал от соседа) его так же никто не взял. И последний раз он видел маму, когда она целовала его перед сном. Но с момента убийства жены Филипп занимался рукоприкладством три раза в неделю. Если в субботу отец в последний раз не побил его, то в воскресенье не хотелось просыпаться. День обречён. Причин не было. Точнее, Филиппу они были не нужны. Сегодня он вытянул кожаный ремень со стальной бляхой, потому что Даня пошёл гулять с собакой в сад. И не спросил разрешения отца. В детстве Даниил пылал ненавистью к отцу, но когда тот возил его в школу, брал за руку на публике или хвалил за успехи, что-то трескалось внутри, и всепобеждающая детская любовь подавляла негативные эмоции. Но любая детская травма даёт свои плоды во взрослой жизни.***
— Привет! — Эмма, сидящая за барной стойкой с клубничным коктейлем, встала при виде Бессонова. — Добрый вечер. Тот, явно чем-то недовольный, вынужденно сложил губы в подобие улыбки, без интереса пробежался глазами по ее закрытому платью и занял место рядом. Нет, он определённо не хочет продолжения вечера. Даже секретарша Агреста не смогла задать нужного темпа. — Вам повторить? — бармен вначале обратился к Эмме, покосившись на Даниила. Тот еле заметно покачал головой. Но Мери от второго бокала итак отказалась. — Как всегда? — с ухмылкой на всем лице уточнил бармен у Бессонова. — Не хочу, — раздражённо отозвался Даня. — Сделай кофе какой-нибудь. Махнув рукой, чтобы парень скрылся вместе со своей пошлой физиономией, он обратил всё внимание на Эмму. Та участливо спросила: — Что-то случилось? Я, может, не вовремя? Или… — Нет, — Даниила передёрнуло. Он задержал на девушке странный взгляд, поджал губу и произнёс рассеянно: — Знаешь, я сегодня не смогу сводить тебя на концерт группы. С голосом что-то не то… — Оу, — Мери почувствовала себя крайне неловко. — Выздоравливай. В этот момент в помещение ввалилась кучка парней, вышедших из кальянной на втором этаже. Заметив на себе пару плотоядных глаз — а она была здесь единственной девушкой после хостес — Мери смутилась и заволновалась, заелозив на стуле. Даниил отодвинул ее коктейль в сторону бармена и приказным тоном повторил: — Тебе лучше уйти. Послушаем музыку в другой раз. Счет я оплачу.***
12:00, Понедельник: Жёлтое такси остановилось у главного офиса «Agreste». Из него вышел пожилой мужчина среднего роста. У него были седые усы, серебряные нити волос, грустные блестящие глаза и худощавое телосложение, которое он маскировал под рубашкой на выправку и брюками со стрелками. Водитель такси уехал, оставив пошатнувшегося дедушку с мутью во взгляде смотреть на скачущие полосы дорожной зебры. Дипломат в его руке предательски дернулся, начиная скатываться с пальцев. — С вами всё в порядке?! — перепуганный девичий голос отрезвил его, и маленькая ладонь крепко вцепилась в острый локоть. Мужчина проморгался, поднимая лысоватую голову на девушку. Мягкие черты лица, здоровый цвет кожи, тревожно сложенные губы, выгнутые брови и светло-карие лисьи глаза. — Вы можете говорить? Что-то еле уловимое и ожившее было в этом взгляде. Чувство дежавю на несколько секунд посетило мужчину. Красивая девочка. Впрочем, как и все молодые люди. — Вам плохо? Помочь перейти дорогу? Скорую? — Мери бегала глазами по лицу старика. Мужчина дотронулся до усов, покрытых испариной, и спокойно произнёс: — Я вышел из темного салона такси. А у вас здесь в Москве солнце палит, — он гордо задрал подбородок. — Я здоров. Эмма знала этот тон: на самом деле человеку хреново, и настойчиво сообщила: — Я вас проведу. Светофор как раз дал зеленый свет, и Мери с несопротивляющимся дедом оказались на другой части улицы: под стенами «Agreste». Девушка отпустила его руку: — Куда вам нужно? Я могу подсказать. «Даже если Герман потом будет орать, что я не принесла кофе в срок» — Сюда, — дед со смешком указал на здание «Agreste», с интересом разглядывая свою спутницу. Мери издала удивлённое "оу". — Вы тоже здесь работаете? — У меня тут встреча назначена, — дед сощурился. — А вы?.. — Ассистент Германа Агреста — Эмма Александровна, — Мери выпрямила плечи. — Тогда вы меня к нему и проводите, — мужчина с укором взглянул на подставку с кофе и первым шагнул открыть дверь.***
Мери корила себя за то, что оставила ежедневник с расписанием на столе. Хотя твердо была уверена, что сегодня у Германа нет никаких встреч с коллегами по цеху. Кто этот мужчина? Он не представился ей и не сказал имени на проходной, но оба охранника и Катя на ресепшн улыбнулись шире обычного и дали зелёный свет. Мери и дед вошли в лифт. Последний беззастенчиво рассматривал ее, а Эмма боялась спросить, как его зовут. Вдруг он супер известный человек, а она своим вопросом опозорит Германа? — Вы давно работаете у Агрестов? — у дедушки был приятный голос с хрипотцой. Эмма стала к нему боком: — Вторую неделю, у меня испытательный срок. Дед задумался, и пусть выражение его лица сохраняло доброту и уважение, Мери стало не по себе. Какие-то страсти кипели внутри мужчины, и пугало, что она не могла понять его. Шестой, седьмой этаж... Мери отвернулась, делая вид, что поправляет крышку на кофе. Дед искоса взглянул на нее. Она была маленькой, изящной и серьёзной. Внешность самая непримечательная: кареглазая брюнетка. Но этот лисий взгляд в обрамлении завитых ресниц никак не вписывался в миловидное личико чистой и светлой девочки в строгом костюме и наводил на мужчину размытые воспоминания.***
Створки лифта разъехались, и дедушка пропустил Эмму вперед себя. Та заметила в коридоре Феликса с Германом и дала знак парню, чтобы подошёл к ним. Гостя за ее спиной издалека было не видно. Агресты, оторвавшись от обсуждения вопросов с Натали, медленно двинулись к Мери. Эмма поежилась, не зная, как представить мужчину и сообщить о нем начальнику. Но дедушка сделал всё за нее. Шагнул из-за спины Мери, заставив Германа со скрипом затормозить. Феликс звонко спросил: — Д-дед? — Отец? — Привет, разгильдяи, — дедушка чувственно улыбнулся и галантно повернулся к Эмме: — Феликс Андреевич Агрест. Папа вашего босса и дедушка этого вредного молодого человека. Мери выдала совсем неподходящее “аэаэ”. Поражена была даже Наталья. — Ты почему не предупредил? — Герман полез обнимать отца, и только сейчас Эмма заметила, какая капитальная разница была у них в росте. Дед еле дотягивал до ее макушки, а двухметровый Герман мог запросто схватить низкого отца и поднять в воздух. Но почему-то оба Агреста — сын и внук — сжимались при виде этого человека. Дед смачно пожал Феликсу руку, с хитринкой в глазах замечая, как страстно внук поглядывает на Эмму. Герман пытался не ругаться: — Надо было позвонить и сказать, что ты уже в Москве! Я думал, что рейс вечером. — Зато я неожиданно приехал и напугал вас, — дед пнул Феликса под ребро и с наездом ответил: — Что я, сам не могу такси вызвать и доехать? — мужчина недовольно уставился на сына. — Твоя машина мне не нравится. Еще и с мигалкой ехать буду, журналистов привлеку… Феликс, ну, как жизнь? Жениться собираешься? Видно же, что нет. Балбес. Наташенька, да ты как хорошее вино и всё краше! Не замужем? Эх, были бы мои годы… Дед стал прогуливаться по коридору, размахивая дипломатом. Мери смотрела на всю эту сцену и не могла поверить, что есть на свете человек, который способен приструнить и напрячь даже Германа с Феликсом! И как же стыдно, что она не узнала его! Хотя неудивительно: слишком не похожи были между собой эти трое. — Ваш напиток, — Мери встрепенулась, протягивая стакан боссу. — Отнесете три кофе в кабинет, у нас будет совещание, — Герман строго оглядел отца и сына, находясь в предвкушении. — Не-не, мне этой бурды не надо. Эммочка, чёрный чай и три кубика сахара, — Феликс любовно взглянул на девушку и открыл дверь в кабинет Германа, словно заходил к себе домой. Феликс, поправив галстук, одарил Мери предупреждающим взглядом и скрылся за дверью. — Ты ему понравилась, — Натали хмыкнула. — Впрочем, ему все секретари нравятся. Давай сюда кофе Германа, я выпью.***
Феликс положил дипломат на стол сына, и Герман, не глядя на содержимое, спрятал привезённую вещь в сейф. Теперь можно было немного расслабиться. — Как дела с видео? — Феликс скинул маску хлопотливого дедушки и стал у окна. Голова закружилась, и пришлось взяться за поручень: даже с десятого этажа вид был опасным. — Всё в разы лучше. Люди остывают и не ведутся на вбросы, — младший Феликс сел за стол рядом с отцом. — Кстати, насчет “красной комнаты”, — с трудом выговорив противное слово, дед обратился к Герману. — Что там на самом деле хранилось? — Если эскизы у тебя… — начал Герман и оборвал речь. Феликс неверяще повернулся к сыну: — Да надо же! — дед то ли подавился, то ли пустил смешок. — Неужели купил её? Это же... По какому курсу? — Пятьдесят пять, — прижимая кулак к губам, нехотя сообщил Герман. — Почти миллиард! Надо же! — дед в неодобрении подкатил глаза, будто сын был сказочным идиотом. — Это подарок для мамы, — за отца пояснил младший Феликс. — Ха. Еще лучше. Вы оба считаете, что Амели согласится надеть ее? Вы ей тридцать лет ничего не говорили, как и Адриану, — Феликс испытывал праведный гнев. Если он сына с внуком не будет ругать, то они совсем ориентиры потеряют. — Странная вы семейка. Сплошные тайны. — После показа узнают, — Феликс соврал: он прекрасно знал, что отец не планировал до конца жизни говорить матери правду. — И да, мы перепрятали её: перевезли в Питер. Герман дал знак замолчать, потому что в кабинет вошла Эмма. Младший Феликс жадно следил, как она раскладывает салфетки и расставляет кружки. Дед переглянулся с сыном и по сдерживаемой улыбке понял, что их старшенький конкретно запал. — Благодарю вас, Эммочка. Если вас не затруднит: сообщите Адриану, что приехал дедушка. Хочу увидеть внучка. Феликс так умиленно все это произнёс, словно Адриану исполнилось три года. Эмма порозовела, кивнула и покинула кабинет. — Хорошая девушка, — Феликс в упор посмотрел на внука. Тот закашлялся и притянул кофе к себе, начав усиленно пить. — Напомните, как ее зовут? — Эмма Белова, — Герман взял свою чашку с эспрессо, решив, что у них перерыв в рабочих вопросах. — Белова, — повторил Феликс, огибая круг по помещению. — Нравится ее работа? Герман сообщил, как замечательно она ладит с Майклом, и Феликс выказал удивление, мысленно сравнивания ее с другим образом из памяти. — Даже думаю о ее повышении. У нее хорошие задатки как у дизайнера. Феликс повторно вскинул густые брови, в траурном молчании снял стакан с чаем и прошаркал к окну. В этот момент картинка на билборде ТЦ сменилась, и вместо рекламы одеколона появилась девушка в ярко-красном платье со змеёй, кусающей ее шею. «GAGNANT: Мери Гордеева» — Это что ещё? — дед вылупился в окно. — Ах это, — Герман заправил ладонь в карман и подошёл к отцу. — Жанна такой подарок сделала. Это ее внучка. Билборд с ней теперь висит напротив нашего офиса. — В ее стиле, — Феликс прикусил язык и перевел тему: — А зна-аете… в честь меня нужен праздничный ужин! Пригласите и Эмму. Она мне сегодня помогла на улице. Да и Майкла порадуете.***
Вечер, 26 августа, особняк Агрестов: Мери во второй раз собиралась с Агрестами за ужином, что доставляло с одной стороны удовольствие, а с другой терзало непережитыми до этого эмоциями. Как-то все это необычно. Словно начинается новая эра в жизни. Майкл и Адриан были рады деду больше остальных и наперебой отвечали на его вопросы. Амели заботилась о свекре, угощая блюдами, которые он не мог найти в Афинах. Оказалось, что мужчина уехал туда за три года до рождения Германа и обжился, заработал на небольшой домик и только год назад вышел на пенсию. До этого Феликс работал экскурсоводом в музее. По образованию он был искусствоведом и представлял из себя грамотного и начитанного человека с большим кругозором и отменным чувством юмора. — А я готов с тобой поспорить! — дед завёл с Феликсом привычную перебранку на тему греческой и римской литературы. Младший Феликс держал удар: — Я всё равно не понимаю, как ты можешь любить «Золотого осла» Апулея, там же полный разврат. Чего только стоит бабка, которая стала мочиться на… — Мочиться? — полюбопытствовал Майкл. — Кхм, Феликс! — Амели стукнула вилкой по бокалу, предубеждающе смотря на сына. Тот не озвучил мысль, и его горячо перебил дед, принявшись доказывать обратное. Герман уже давно привык, что отец за столом готов обсуждать любые темы. — Эмма, милая, извините, что обращаюсь с такой просьбой, но вы не могли бы забрать Майкла? Он уже поел, а тут два Феликса литературные баталии устраивают, — женщина с мольбой в дрожащих зеленых глазах посмотрела на Мери. Видно было, как она не хочет выходить из-за стола и покидать мужа. — Я с удовольствием помогу.***
Майкл заснул на коленках Эммы, когда они сидели на веранде. Девушка первые несколько минут целовала его в лоб и перебирала пушистые прядки, а потом всё-таки легла на подушку и включила смартфон. Пальцы на автомате нашли Галерею, и грустные глаза Мери уставились на последнюю фотографию с Агрестами из парка аттракционов. Все трое они были настолько счастливы и ослеплены переполявшим их восторгом и теплом, что старые эмоции невольно передавались через экран. Мери увеличила лицо Феликса, со стеснением и обожанием рассматривая каждую клеточку на коже, заостряя внимание на губах, ресницах и невероятно выразительные бровях. Они больше не общались с глазу на глаз после его признания в саду, и девушка чувствовала себя хуже некуда. Работа, быт, собачка и Майкл — вот и всё, что составляло ее последние дни. Мери страшно не хватало внимания Феликса и Жени. Их взаимной симпатии, общения, шуток, физического контакта. Периодами девушка понимала, что действует эгоистично: обманывает Феликса, зная, как он ей верит, и пользуется Женей, лишая парня отдыха. Мери потянулась губами к лицу Феликса на экране. — Жаль, что в моё время нельзя было так фото увеличить. Эмма от испуга и стыда проглотила слова, убрала телефон и так резко дернулась, что голова Майкла свалилась на гамак. Благо, мальчик продолжить сопеть дальше. — Феликс Андреевич! Это… я… ну… — Эмма встала, глядя на хитро улыбавшегося дедушку, который спалил ее за рассматриванием внука. — Ну-ну, — дед насупился. — Сейчас сгоришь. И так вся красная. Пойдем лучше в сад выйдем, сейчас цикады будут петь, — Феликс успокаивающе улыбнулся, приглашая выйти.***
— Ты не переживай, — мужчина сжал кисть Эммы, которую бросило в жар, стоило им стать рядом. — Я даже рад, что моему балбесу такая девушка попалась. — М-мы не встречаемся, Феликс Андреевич, — Мери заправила прядь за ухо, ступая на дорожку. — Я же говорю: балбес, — Феликс достал из нагрудного кармана пачку сигарет. — Вы подходите друг другу. Правда. Он придавил сигарету губами и не спешил щёлкнуть зажигалкой. — Я бы очень хотел, — с изменившимся голосом начал Феликс, и Мери уловила в его тоне тоску, загадку и боль. — Чтобы ему повезло больше, чем мне, — он печально улыбнулся и засмеялся: — Должен же быть в нашей семье хоть один счастливый Феликс. Да. Должен быть. Феликс затянулся. Маша словила дежавю. На этой дорожке она уже трижды слышала признания: от Адриана, Майкла и обиженного отцом Феликса. Кажется, самый старший из Агрестов сейчас был на грани раскрыться перед ней. И Мери жутко не хотела этого. Каждый их секрет укреплял ее образ мрази и предательницы. Она не заслуживала слышать о сокровенном. Не достойна была нравиться Герману или Феликсу как невеста для их сына и внука. — Вы сказали, что раньше нельзя было увеличить фото. Если хотите, я могу помочь… ну, снимки с вашей женой увеличить. Дед остановился, выдыхая колечко дыма в сторону: — Я не разбираюсь в гаджетах, милая, у меня даже телефон древний. Да и мои чувства к жене давно остыли. Мери стало неприятно от последних слов. Феликс, сбрасывая пепел на камни, заговорил натянуто: — Я вообще первый раз по-настоящему влюбился в тридцать три года. Уже после рождения сына… Да. Влюбился впервые и навсегда. Ей было двадцать четыре. У меня маленький ребёнок, а у нее амбиции, красота, юмор, талант, свобода… Мери с горячим интересом слушала Феликса, который так душевно говорил о любви. Маша всегда находила особый шарм в историях пожилых людей. — И еще у нее были лисьи глаза, — особо выделив эту деталь, Феликс посмотрел на Эмму с любопытством: — Я запомнил их на всю жизнь и никогда с другими не спутаю. Так интересно: обычно лисы с карими или зелёными. А у моей были голубые. — Вы не смогли быть вместе из-за разницы в возрасте? — Мери плелась рядом с Феликсом между кустов с закрывшимися бутонами роз. Феликс улыбнулся ее наивности: — У нас был роман на протяжении пяти лет, — его гордость смешивалась со скорбью. — Мы познакомились на выставке. Я же искусствовед. Работал в музее. Она тоже туда пришла. Мы как будто сразу узнали друг друга. Оба выходцы из Союза, так ещё и из Москвы. Между нами сразу возникла химия. Начали общаться, нашли общие темы. — Я сожалею, что вы теперь без нее, — Эмма сопереживала Феликсу, представляя женщину, которую он описывал, как идеал. — Ну, она жива, здорова. И я этому рад. — Вы всё еще любите ее? — Да. Даже больше, чем люблю, — Феликс будто заглянул в душу Мери, и девушка на несколько секунд поддалась его гипнозу. — Но я после нее очень боюсь любви: ведь моя снесла мне голову. Я так был одержим ею, очарован и ослеплен… где-то даже жалок. Я отдал ей всего себя, пока Герман медленно угасал без моего внимания. Мери обняла себя за плечи, не зная, что добавить. Сильные чувства, будь то испепеляющая ненависть или живительная любовь, могут убить в человеке его суть. — Ее звали Дженной в Греции. Феликс безнадежно улыбнулся: — И Жанной Гордеевой в России. Мери отпрянула назад, у нее мгновенно заблестели ужаснувшиеся глаза. Феликс был доволен произведённым эффектом.***
21:00 Феликс вошел в парадную дверь ресторана «Ash» и сказал хостес, с кем у него назначена встреча. Девушка в фирменном галстуке провела пальчиком по списку и сообщила, что его ожидают в вип-зале на втором этаже. Хмыкнув на выбор своей спутницы, Феликс проследовал за официанткой. Зал, находившийся под лаковой дверью с золотой табличкой, был погружён во мрак. Только от двух высоких свечей в углу и трескучего камина исходил свет. Женщина, ожидавшая его, стояла у окна, скрестив руки на груди и неестественно выправив плечи. Дверь захлопнулась, официантка удалилась. Феликс, проведя рукой по усам, грустно и трепетно посмотрел на дрова и язычки пламени. Глаза заслезились. — 1987 год. Я иду по коридорам музея, прощаюсь с людьми, у которых закончилась экскурсия. Замечаю в красном зале оставшуюся девушку. Она стоит у картины Таттареску «Богиня Немезида». Впервые вижу, чтобы человек с такой горячей жадностью изучал изображение. Подхожу и спрашиваю на английском, могу ли я чем-то помочь. Напоминаю, что музей скоро закрывается. А она мне в ответ на чистом русском... — Чертов англичанин, — прошептала грудным голосом Жанна, оборачиваясь на мужчину. Ее глаза дрогнули, она вся была сгустком волнения, и красный луч из камина упал на осунувшееся лицо. Серые и синие глаза, подернутые старческой пленкой, встретились. Феликс, глядя в расширившиеся зрачки Жанны, с печальным смешком завершил: — А я отвечаю на одном языке: всего лишь чёртов русский. — Какой же ты старый, — Жанна покачала головой, шумно втягивая образовавшийся в горле комок. От вида поседевшего, похудевшего и высохшего Агреста стало муторно в животе. Но не потому что он был противен ей своей дряхлостью. С этим сильным и здоровым мужчиной закончилась ее молодость. Жанна не стала обниматься с Агрестом, быстро собрала себя в кулак и села в кресло. — Зачем пришёл? Он медленно прошел к назначенному месту и заговорил не по теме: — Когда ты рассматривала Немезиду — богиню праведного возмездия, я и подумать не мог, что ты ее презирала. Помнишь, ты сказала мне: почему в Афинах все ещё нет картины Эриды — ее сестры и богини раздора? Она восхищала тебя. Но я смог понять, почему тебе нравилась богиня хаоса, только сейчас, — Феликс безотрывно и тяжело смотрел на нервную Жанну вблизи. Ей шло быть блондинкой. — Давно поседела? Она смерила его почерневшим взглядом. — Мой секретарь назначил тебе встречу. Времени у меня мало. Говори, зачем пришел. — Получается, ты и была той богиней всю жизнь. Хаос, разгром... Видео с клеветой на моего сына, — закончил на актуальную тему Феликс. Жанна пустила грубый смешок. — Папа пришёл просить за сына. Восхищаюсь. Феликс сощурился и протянул: — Забыл сказать. Пока ехал по городу, видел рекламу с твоей внучкой. Красивая и яркая девушка. Твои гены. Только понять не могу, — он бросил с вызовом: — Ее Мери или Эмма зовут? Жанна побледнела, чувство проигрыша и угрозы схватило за горло. Она с отвращением выпятила губу, и ее голос дрогнул: — Как догадался? — Я твои глаза всегда узнаю, — Феликс влюблённо улыбнулся. Он ее поломал. Жанна, предательски потея, теряя свою силу и раздражаясь от его чертового спокойствия, молчала. — Не боишься, что расскажу Герману? Жанна выплюнула: — Ты слишком меня любишь. Феликс тише спросил: — А ты? — Я тебя забыла, — жестоко прошептала Гордеева и резко встала, отворачиваясь от мужчины. — Давай, говори, что ты хочешь за молчание. Видео удалить? Феликс, помассировав губы, напряжённо начал: — Сделай так, чтобы вся вина легла на ту девушку из видео. И все узрели, что репутация Германа чиста. Жанна с презрением смотрела в запотевшее окно, впиваясь ногтями в ладонь. Любовь Феликса к сыну — вот то, что доводило ее до истерики. — Я не сказал ему. И не скажу, — Феликс, вдавливая паркет в пол, стал двигаться к женщине. — Узнал об Эмме час назад. Она сама ни о чем не догадывается. А я уже завтра выезжаю из страны. Хотел приехать и просить тебя сменить гнев на милость, но тут подвернулся прекрасный шантаж... Созданный твоими же руками. Я не буду тебе мешать. Дальше конфликт твой и Германа. Разбирайтесь сами. Тёплое дыхание покрыло шею Жанны, и она вопреки желанию вздрогнула и отшатнулась в сторону: — Уходи. Я всё сделаю. Феликс, прекрасно понимавший, что она от него шарахается не из-за отвращения, а из-за прошлого, развернулся и прошаркал к одиноко висящему на стене oп-арту с черно-бежевыми волнами. — У тебя очень хорошая внучка, — душевно проговорил Феликс. — Я общался с ней в течение дня. И знаешь, это так смешно... — он обернулся, ловя такой же быстрый взгляд Жанны: — Мы не смогли быть вместе. Но судьба решила отыграться на наших внуках. Мой Феликс и твоя Мери. Заметила? Жанна злобно прохрипела: — Пошел вон!