***
Женя ходил взад-вперёд по пустой квартире. — Ну только ты не начинай! — он вспылил и прикрикнул на Люсю: та скулила последние полчаса без перерыва. — Я тоже переживаю. Женя посмотрел на непрочитанные смс, отправленные два часа назад. Он вернулся в квартиру в десять вечера и ожидал встретить Машу бодрствующей и потребовать объяснений. Почему все переданные эскизы оказались фуфлом? Для чего она так подставила Жанну, которая рвала и метала, пока они ехали из дворца мод? Уже было 00:30, а Мери не отвечала, не звонила и не заходила в сеть с 7 вечера. Женя порывался написать ее родителям, но боялся услышать отрицательный ответ и подставить Жанну. Отец и мать Мери явно будут на взводе, получив такой провокационный вопрос. Андреев покосился на оставленный на подоконнике кулон, который подарил Маше старший Агрест. Потом перевёл взгляд на немытую кружку с отпечатком розовой помады и брошенную книгу рецептов. Тоска и тревога разъедали сердце. Зазвонил телефон, Женя бросился к столу и замер над экраном. Жанна. — Она не приехала, — он включил динамик. Жанна, не спавшая вторые сутки, ответила: — Надо было ей в одежду вшить маячок, как у собак!***
Адриан припарковал машину, затворил дверь, скинул туфли в прихожей и ринулся на кухню готовить аптечку и чай. Феликс поднимался по лестнице, держа притихшую девушку на руках. Когда они оказались в комнате Агреста, и Феликс бережно опустил Машу на кровать, она робко попросила: — Отведи меня в туалет. Феликс протянул руку, давая опереться на себя. Свой санузел был в комнате каждого из членов семьи. — Только… не запирайся, пожалуйста, — Феликс потупил взгляд. — Мало ли что. Эмма кивнула и закрыла дверь. Феликс шлёпнул кулаком по стене, зарываясь пальцами в волосы и дергая их у корней. Он зашептал проклятия, и в комнату, неся таз с водой и аптечку, вошел Адриан. Феликс обернулся, помог брату установить принесённые вещи на пол и застелить диван полотенцем. — Чайник поставил. Вот вода для питья, — он вытянул из кармана пластиковую бутылочку. Феликс покосился на дверь туалета, взял брата за локоть, отводя подальше и шепча: — Рассказывай. Тихо. — У нее подвёрнуты обе ноги, сильно хромает. Надо звать врача, может там перелом? — Позвони хирургу отца, пусть едет. Дальше? — Выскочила в одном одеяле. Хотела его выкинуть в окно, когда я отдал пиджак… я предлагал купить ей одежду и еду, но она стала истерить и просила не останавливаться. — Где одеяло? — В машине. — Аккуратно сложи в пакет и подпиши его, — Феликс потер подбородок. — Скорее всего, Даниил не видел, что это я был там. После двух ударов он отключился. Явно под чем-то был… У Феликса на лице заходили желваки, он делал много лишних движений руками, потому что нервничал. — Надо ехать в клуб и проверять камеры. Даже если ты его отпиздил у черного входа, там всё равно стоят камеры, они на 360 в ебальник направлены. — Бессонова со спины снимали, он же выбегал из здания, — Адриан покачал головой. — А вот моя физиономия на память у них осталась. И номер машины. А Данилка оклемается и сбежит. — Ладно, — Феликс помотал головой. — Вначале с Эммой разберёмся. Потом поеду в клуб… всё потом. Ручка на двери зашевелилась, и Феликс сделал знак брату уходить. Мери шла в ванную двумя целями: написать Жене и проверить, на месте ли линзы. Недавно она купила себе новые, и они ее после града слёз и ударов не подвели: остались на месте. Больше на себя в зеркало она не смотрела. Звонки и смс от Жени заполняли весь экран, процент на телефоне приближался к 10. Мери закусила губу и напечатала короткое “Я у Феликса в особняке. Не звони сейчас. Всё расскажу потом”. Маша вышла, шатаясь, и Феликс подскочил к ней, усадил на диван и включил свет во всей комнате: до этого в помещении был лишь ночник. Пиджак брата на теле Эммы задрался, и Феликс ссутулился, увидев кровавый цветок на бедрах. Мери вытянула шею, грудным голосом комментируя: — Это одно из его увлечений. Феликс отвернулся, зажмурился и не сразу стал потрошить аптечку в поисках обезболивающего. Перед закрытыми глазами стояло изображение разодранной кожи. — Выпей, — он достал пластинку таблеток и бутылку. Мери повиновалась. Феликс в это время достал марлю и перекись, подвинул таз с водой и сел на колени. Вначале он испытал страшную боль и захотел убить Даниила. Потом решил побыстрее обработать раны, чтобы не занести инфекцию. А сейчас вновь замер, представляя, как страдала девушка. Дверь отворилась: Адриан, специально не смотря на Эмму, чтобы не смущать, положил на край дивана найденные у матери вещи. Феликс непослушными пальцами смочил вату, дотронулся до коленки девушки и уже вблизи увидел, как уродливо и глубоко был всажен нож: десятки линий, кругов и завитков. — Прости меня, Эмма… прости… — Феликс выронил вату, обхватил коленки девушки ладонями и прижался щекой к ним. Мери покрылась мурашками, видя теперь только его макушку на своих ногах. — Я хотел поехать к тебе перед показом, навестить во время болезни, поговорить о наших отношениях… снова гордость и страх, и я отложил всё на лучшие времена. Если бы я приехал, ты не пошла бы туда… У Маши глаза заболели от густых слез. Ей показалось, что время замедлилось, каждое слово Феликса было подобно маленькому облачку, что окутывает ее. Его сильные и приятные руки, прилипшая к телу рубашка, лохматые волосы — всё было таким родным и ласковым на фоне Даниила. Мери молча запустила пальчики в волосы Феликса и подалась вперед. Он повернул голову и прижался губами к запекшейся корочке на коленке. Повел губы ниже: целуя косточку, синяк и ссадину, трепетно и аккуратно поглаживая ладонью икры. Мери его прикосновения успокаивали, заставляли почувствовать себя защищённой, нужной, той, за которую отомстят. — Я должен был приехать и сказать, что очень тебя люблю. Феликс оторвался и поднял глаза на Мери: у нее приоткрылись губы, сорвалось дыхание, стала гореть грудная клетка. Его взгляд: тёплый и нежный, сияющий, полный заботы, вины и преданности, остановился на девушке. Феликс вглядывался в ее заплаканное и одновременно ожившее лицо, ища ответа на признание. Мери растрогалась и стала плакать, заставив Феликса податься вперёд и обнять ее. Она считала, что их отношения обречены. После всего, что с ней сделал Даниил, как он может желать быть с Эммой? Признание, которого она так ждала, прозвучало, когда Мери уже ни во что не верила. Но горячее пятно разрасталось по груди. — Я вызову тебе врачей. Они помогут с ногами, у тебя явно вывих. Эммочка, я сделаю всё, чтобы тебе стало лучше. И с… — Феликс не матерился при ней. — И с Бессоновым разберусь. Мери плакала не столько от его уговоров, сколько от ненастоящего, не ей предназначенного “Эммочка”. Насиловали Машу. Жалели Эмму. Мери зарыдала громче, захлёбываясь и путаясь пальцами в его волосах и вымазывая слезами шею. Феликс отвечал на объятия с особым порывом, больше думая о том, как ей помочь и как ее успокоить, чем об ответом признании. — Нам сейчас нужно обработать раны. И приедут врачи… — Феликс стоял на коленях. Маша молчала, не давая ему оторваться от себя, и Феликс решил сказать ещё одну важную вещь, от которой его тошнило. Но и промолчать он не мог, от этого зависело, останется палач девушки безнаказан или пойдет по статье за решетку. Феликс бережно обхватил ладони Мери: — На тебе остались его следы. Думаю, ты понимаешь. Мери затрясло, и Феликс быстро завершил: — Я вызову врача, он возьмёт мазки, чтобы… — Он не кончал в меня. Следов нет, — Эмма оторвалась и закуталась в пиджак, отворачиваясь к двери. Адриан уже успел так же молча принести травяной чай. Феликс втянул воздух. Все подробности, которые она ему говорила, доводили до дрожи на кончиках пальцев. Он не понял позицию девушки и продолжил объяснять: — Но следы от ногтей и волос остались. — Нет. Я ничего не буду сдавать, — Мери упорно не смотрела ему в глаза. — Я не понимаю… — Я хочу всё смыть, — Эмма обожгла его стойким взглядом. — Ч-что? — Феликс даже осел в плечах. Но сразу жарко продолжил, хватая ее за ладонь:— Если ты боишься, что он снова причинит тебе боль, то поверь мне, он больше к тебе никогда не притронется. Никогда, слышишь? Мы получим результаты анализов, которые подтвердят акт… подтвердят. И он не сможет избежать наказания. Эммочка, пожалуйста. Мери процедила: — Я не хочу, чтобы врачам и полиции было что-то известно. И никто, кроме меня, тебя и Адриана не будет знать. Даже Герман. Пообещай мне. Голос стал твёрже впервые за вечер. Феликс помотал головой. — Эмма… — он сглотнул. — Этого нельзя стесняться. Даниил не просто насильник, он маньяк, помечающий своих жертв. Если мы не предадим этому огласки, если его не посадят, то сколько еще девушек будут подвержены пыткам?! Мари плотно сомкнула губы и не ответила. Если полиция получит доступ к её документам и начнёт копаться в этом деле, то под статью попадёт не только Бессонов, но и бабушка. Эмма Белова живёт по поддельному паспорту и по нему же подписывает официальные бумаги в «Agreste». Узнав это, Феликс так же захочет помогать ей? И любить? — Отведи меня в душ. Феликс закипал. Он покраснел, тряхнул волосами, встал с колен и не спеша прошел к подносу с чайником. Пар повалил из носика, и комнату наполнил запах мелиссы и мяты. — Выпей горячего, — Феликс спокойнее попросил и протянул кружку. Мери приняла ее и стала жадно пить чай. Агрест прошёл к окну. Раны всё ещё не были обработаны, глаза слипались, мигрень отзывалась пульсацией во всем теле, а в голове крутилось “Я не могу согласиться. Не могу”. Феликс оперся на локоть, глядя на мокрый газон и непрекращающийся дождь. — Если ты меня любишь, то не заставляй, — Эмма поставила пустую кружку на столик, пока горло жгло от напитка, и сама потянулась к вате и перекиси водорода. Феликс закрыл глаза, вдавливая ногти в кожу. «Разобраться с Бессоновым я могу и без улик». Он круто развернулся, видя, что девушка ведет смоченной ваткой по ноге, стирая запекшуюся кровь на бедре. Возможно, ей было так комфортнее. Мери почти не шипела, хотя перекись превращалась в белую пену, стекающую на полотенце. — В душевой ты не сможешь стоять. Я наберу ванну. Эмма заставила его посмотреть ей в глаза. Феликс с повиновением кивнул: — Я обещаю, что полиция ни о чем не узнает.***
Маша перетянула бинтом рану, зафиксировав повязку. Она не знала, насколько эффективно делать это перед принятием ванны, но ей страшно хотелось помыться. Казалось, не прижми она клубни мыльной пены к плечам, не брызни горячей водой в лицо, — и умрет без этого. Это был своеобразный очищающий ритуал. Она всё ещё находилась в пиджаке Адриана, хотя увидела вещи Амели на кровати. Радовало, что старшие члены семьи и Майкл спали и не знали о происходящем. Мери постепенно отходила от пережитого ужаса, который вытесняло признание Феликса и мысли о бабушке, Жене и родителях. Сумку она оставила в складках дивана и больше не тянулась к ней, но прекрасно знала, что Андреев волновался и продолжал писать. Все действия Мери делала замедленно, понимала некоторые вещи не сразу и как в тумане. Будь она менее измучена, то испугалась, что издевается над Женей короткими ответами и игнорированием. И мелькавший в голове вопрос “Зачем Адриан приехал в клуб?” то исчезал, то появлялся вновь.***
Феликс набрал в ванну тёплой воды, подготовил полотенца и шампунь, нашел нетронутый подарочный гель, который рекомендовали использовать при ссадинах и порезах, и помог Эмме дойти. Они оба остановились. — Я отвернусь. Могу выйти… — последнее предложение звучало глупо, потому что Феликс уже давно решил, что поможет ей. Пусть это и было несколько смело после признания в любви и отсутствия ответа. Да и вообще очень смело, потому что они никем друг другу не являлись. Мери с легкой улыбкой ответила: — Не уходи. Феликс отвернулся, давая девушке раздеться. Зашелестел пиджак, спадая в корзину. Эмма, облокотившись на бортики, опустила ногу в воду. Та приятно булькнула и поднялась, когда девушка полностью погрузилась в ванну. Вода и небольшие кусочки пены закрывали грудь. Феликс вполоборота взглянул на девушку. Та прикрыла раздраженные слезами глаза и откинула голову и волосы на задний бортик, ее стройные руки оказались по двум сторонам. На ключицах остались розовые и серые разводы: это кровь и пыль. Ниже проступали очертания груди, тяжело вздымающейся при вдохах. На плечах были заметны следы ногтей и один фиолетовый синяк. Мери слабо повернулась к нему, приоткрывая глаза. Феликс опустился на корточки, молча опуская руку в воду, набирая пены и проводя ладонью по ее узкому плечику. Мери прижалась к его костяшкам щекой, не отпуская от себя. Она ластилась к нему, как кошечка и как ребёнок, уставший быть среди чужих и незнакомцев, требующий внимания и любви. Феликс наклонился и поцеловал Эмму в щеку. Она замычала от того, как приятно ей было. Этот тихий, нежный и бессловесный разговор любви продолжался несколько минут. Мери нужны были его руки, ласка, нежность, поцелуи на ключицах и лице. Феликс помог ей помыть голову, находя в спутанных волосах запёкшиеся кусочки крови и частички пыли. Седую прядь Феликс Эмме не показал. Кожа стала розоветь, Мери почувствовала себя живее и в какой-то момент широко зевнула, находясь в объятиях мокрого от контакта с водой Феликса. Он наклонился к ее ушку: — Тебя отнести в кровать? Нужно поспать. — Угу.***
Девушка спрятала волосы под полотенцем, встала, закуталась в халат прямо в ванной, и Феликс вновь обернулся, вытаскивая ее из воды и неся к себе в спальню. Он уложил Мери на кровать, заменил повязку на бедре и укрыл одеялом. Парень стащил с себя липкую рубашку и лёг сзади, обнимая девушку за живот и зарываясь носом в шею и мокрые, вкусно пахнущие волосы. Они ни разу не целовались в губы. Ни разу Эмма не сказала, что любит его. Но между ними было так много откровенных и искренних поступков и вещей, чтобы понять, как дороги они друг другу и как любимы. — Тебе нужно выспаться и отдохнуть. Я утром отвезу тебя домой. — Да… — Мери открыла слипающиеся глаза. — Меня ждёт дедушка. Чтобы он не волновался… надо пораньше. Феликс спать не собирался и думал, куда лучше ехать после того, как Эмма заснет: в дом Бессоновых или в клуб? — Знаешь, он был там не один, — Мери вложила ладонь в руку Феликса. Дождь барабанил по навесу, рядом с которым стояла кровать, и парень из-за шума не сразу разобрал, что она сказала. — Я не совсем понял. — Там была женщина. Не только Бессоновов… Феликс нахмурился. — Она меня била плеткой, — поледеневшим голосом проговорила Мери. Ей хотелось высказаться, выплеснуть восстающие в памяти сцены. — Пришла неожиданно… в маске… если бы он на неё не отвлекся, я бы не смогла сбежать. — Эмма завершила свою речь замершим перед глазами видом: — У нее по всей спине шла татуировка чёрной стрелы. Пальцы Феликса на животе девушки напряглись.***
Феликс заперся в ванной, навалился кулаками на раковину и вперился в запотевшее зеркало. Воздух в помещении был густым, душным и неприятным. Пахло вытертой кровью. Все дороги к спасению Эммы и доказательств вины Бессонова были потеряны — девушка смыла следы изнасилования. В Феликсе бурлило что-то животное. Настолько необузданная сила готовилась прорваться в людской мир, что Агрест начинал сам себя бояться и отчаянно боролся, сдерживая гнев. Иначе от зеркала не останется целого места, иначе Эмма испугается его реакции. А она уже узрела одного помешанного мужчину. Каждый уродский узор на нежном теле Эммы он запомнил на всю жизнь. Феликс хотел их посчитать, но сбился. Как это животное чувствовало себя, прижав ее к полу и раз за разом вонзая нож? Феликс представлял, как плакала и умоляла о спасении Эмма. Он никогда не слышал, как она кричит, но знал, что женский крик — самое страшное, что он слышал. Феликс помнил истошный вопль матери, когда она узнала о смерти родителей. Он знал, как сильно и неистово женщины кричат от боли потери, насилия и страха. Феликс видел своими глазами на улицах Лондона, до чего иногда доходили его сверстники. И он собирался уподобиться им в отношении Бессонова.***
— Что сказал врач? — Феликс сбежал по лестнице, на ходу надевая толстовку поверх футболки. Адриан, листавший ленту новостей за кухонным столом, встал с места. — Может подъехать к пяти утра. Фел, звонила Света. Мама у них. — Одна хорошая новость, — Феликс хрустнул шеей. Угрозы матери о разводе теперь были не так страшны по сравнению с историей Эммы. — Отлично, я как раз успеваю, — Феликс вытянул из шкафа плащ. — Ты куда? — Адриан напрягся. — Следи за ней! — Феликс наклонился, чтобы обуться. — Куда ты собрался? — Адриан жестче повторил вопрос. — Фел, нужно звонить в полицию. И адвокатам! — Что я им скажу? — Феликс одной рукой оттолкнул брата к стене. — Здрасьте, Бессонов ебнутый, посадите его в обезьянник? Сам разберусь. Адриан в панике подкатил глаза, наваливаясь на дверь спиной: — Я тебя не пущу. Или едем вместе. — Сиди дома, не строй из себя декабристку. — Да ты даже не знаешь, где он! — Адриан ухватил брата за рукав, когда тот взял ключи от машины. — Ты же его покалечишь. — Ты думаешь, я об этом пожалею? — Феликс во второй раз со всей дури отпихнул брата в сторону. — Эмма сказала, что не хочет придавать этому делу огласки. Она смыла с себя всё. Понимаешь? Я обещал ей молчать. Ни отец, ни пресса, ни полиция не будут знать. — Он же продолжит… — Адриан растерял весь пыл. — Вот именно. Поэтому пиздить его буду я, а не полицейские. В принципе, я даже лучше. Феликс отворил дверь. Вся площадка у дома была залита водой. Агрест поморщился: — Значит, план такой: отца на хрен шли, если проснётся и будет докапываться. Майкл будет лезть — дай по заднице и снова пошли спать. Мама приедет — дай выпить и уложи на боковую. Всё, я уехал. Буду в три ночи дома.***
— Добрый вечер, — Феликс вошел в пустой клуб, как главный герой триллера. Стекающая с чёрного плаща вода, размытые черты лица и тусклая, тоскливая лампа у ресепшн. — Почему так тихо? Он хмыкнул, оглядывая пустой зал. Обычно в час ночи здесь начиналось всё самое интересное. Девушка у стойки выпрямилась, не сразу давая ответ. Феликс видел, как она его боится, и смотрел злее. — Мы закрылись раньше. Вот… вот то, что просили вам передать. Она вытянула из полки свёрнутый в пакет пиджак Эммы. Феликс сразу догадался, что это ее вещь: сквозь плёнку был виден красный бант. — Другие вещи Даниил Филиппович не передавал. Феликс сощурился. Даниил уничтожил платье и белье. Агрест забрал пиджак, понял, что здесь больше делать нечего и сочувствующе сказал на прощание: — Лучше увольняйся. Видео с камер — Феликс не сомневался — удалены.***
Феликс надеялся, что не ошибся, и не зря потратил сорок минут, чтобы доехать до нужной многоэтажки. Он помнил рассекающую хребет стрелу. Феликс ввел четырёхзначный код в домофон, испытывая отвращение к самому себе из-за того, что до сих пор не забыл его, и поднялся на десятый этаж. Вначале сделал два долгих звонка, а потом забил в дверь. Замок провернулся, и парня встретила бодрствующая Ирма. Короткий халат, развратно открытая грудь в прозрачной чашке, и холодная улыбка. Феликса не впечатлило, он завалился в квартиру, оглядываясь. — Ммм. Совсем одичал, что в два ночи ко мне заявился? Феликс отпихнул девушку и побежал сначала в гостиную, а потом на балкон, по пути открывая шкафы. — Куда обутым? Я здесь убирала! — Не переживай, это последняя уборка, — Феликс хлопнул последней дверью и переступил через выпавший на пол комплект кожаного белья. На ковре осталось много чёрных следов от ботинок. В квартире никого не было кроме девушки. Феликс выпрямил плечи, угрожающе наступая. — Где Бессонов? — Ты больной, Агрест? Ты за этим приехал и перевернул весь дом? — Ирма взвизгнула, напяливая сорочку на грудь. Стала бояться. — Не ври, — Феликс заставлял девушку идти к стене. — Я знаю, чем вы занимаетесь. — Ммм, — Ирма вдруг изменилась в лице и алчно улыбнулась. — Сексом? Представляешь, такое бывает. Феликс вытянул руку, его пальцы сомкнулись на шее Ирмы, он схватил девушку за глотку и потянул наверх. Ирма побледнела и выронила хриплый визг. Феликс поставил колено между ее ног, таким образом придерживая и не давая задохнуться. — Ты была в клубе. И била Эмму, пока твой уебок ее насиловал, — Феликс рычал ей в лицо. — Где он? У отца? На своей квартире? Адрес! Ирма вначале старалась отпихнуть его руку от себя, но когда поняла, что он боится ее задушить, продолжила играть на нервах: — Знаешь, именно этого мне не хватало в отношениях. Твоей грубости. Ирма мазнула кончиком языка по губе. Феликс сдавил хрящик на шее, и Ирма выпустила слюну и заткнулась. — Говори адрес. — Мы расстались, потому что ты не мог мне дать того… что Данилка… — Ирма продолжала выяснять прошлые отношения и давилась от кашля. — Дать что? — у Феликса зрачки налились кровью. Его губы пронзила улыбка, во взгляде пробудилось лютое отвращение: — Дать себя в задницу иметь? Или я плохой, потому что не бил тебя и ножом не резал? Ты пришилась к нему, потому что вы оба ебнутые извращенцы! Говори его адрес! Иначе твой отец узнает, чем ты занимаешься. Не бойся, мне хватит совести рассказать ему всё в подробностях… что у вас там на родине за такое сделают? Ирма затрясла подбородком, держа на языке отборный мат. — Адрес. — Ты даже задушить и ударить меня не можешь, — она засмеялась. — Ты слабый. Не смелый. В тебе нет этой мужской грубости… Чем больше Феликс слушал ее, тем больше убеждался, что Ирма давно ебнулась. — А ты просто мамочке обещал, что девочек не бьёшь… — Ирма заливисто расхохоталась: пальцы Феликса на ее красной шее еще позволяли это сделать. — Данилка с Эммой поигрался… мм, а его папа уже трахнул Амели? Рука Феликса сомкнулась на хрящах, он вбил затылок Ирмы в стену, переложил руку на макушку и дёрнул девушку за волосы, склоняя к своему колену. — Не смей говорить о моей матери. В последний раз повторяю: где Бессонов? Волосы она явно любила больше, чем свою шею, потому что оттягивая прядей выступили слезы. Феликс этим воспользовался и потянул волосы. — Не знаю! Я не знаю! Мы только там встречались! Феликс отпустил Ирму, и она свалилась на пол. — Собирай вещи. Ты уволена. Квартира служебная, завтра приедут проверять ее. Снова захочешь пойти к Данилке — посадят.***
Особняк Агрестов, 4 утра: Феликс вышел на мокрую веранду, которую облепили коричневые листы. Дождь закончился, сырой воздух освежал, под ногами шевелились черви и булькали пузыри на лужах. Феликс достал помятую пачку сигарет, которую покупал для дедушки, и затянулся. Пальцы мелко потряхивало после всего, что он услышал и увидел. Эмму осматривал врач. После его вердикта Феликс собирался отвезти девушку домой. С одной стороны, он был крайне против оставлять ее одну с собакой и в компании волосатого деда. С другой, в их доме ей не место, потому что покоя и прохода не даст отец. Эмме лучше находиться в родных стенах. А Феликс будет навещать ее каждый день. Парень посмотрел на белую розу — единственный целый цветок в сентябрьском саду. Феликс колебался. Сделать то, что задумал, или не бередить старые раны ещё одной девушки? На разряженный телефон позвонили. Феликс знал, что это могут быть два человека в настолько раннее время, и не прогадал. — Свет, говори быстро, что хотела. — Что у вас произошло? Адриан мне так и не ответил нормально. Амели приехала к нам вся в слезах, сказала, что будет развод. Отец напился и угрожает, что набьёт твоему отцу... — Не надо продолжать, что он там набьёт, — Феликс пресек мат. — Мы сами разберёмся. Вы маме дали снотворное? — Да, я. Моя семейка чокнутая. Мать заистерила, отец забухал. Спасибо, помогли! — Света тоже курила, Феликс слышал звук затяжек. — Но ты же мне объяснишь, что случилось? Феликс посмотрел на сову, замершую на ветке яблони, и покачал головой. — Это наше, личное. Мама утром проснется, еще обдумает случившееся. Отец тоже выспится и поедет к ней. И сейчас не об этом... — Феликс через силу произнёс: — У меня будет к тебе просьба. Я обещал к этой теме никогда не возвращаться, но другого выхода нет. Света напряглась, потушила бычок о старые перила в заброшенном саду, и медленно пошла домой, хлюпая резиновыми сапогами. Феликс держал паузу. — Я скину тебе адрес. Там будем я и Эмма. Приезжай примерно к шести утра, звони в домофон, я открою. Света поняла, что сейчас не время для шутки про бесячую Белову. — Ты сказал не бередить старые раны, — она сглотнула. — Адриан привез Эмму к нам домой. Бессонов... Изнасиловал он ее, Свет, — Феликс достал вторую сигарету.***
5 утра: Выезжая из особняка, сонная и уставшая Мери сбросила Жене смс с просьбой загримироваться в деда: в квартиру ехал Феликс. Андреев сразу прочёл указания. Феликс специально для девушки прогрел машину: температура опустилась до 3 градусов, и Эмма, одетая в шерстяной костюм Амели, придерживаемая Адрианом, вышла на террасу. Врач осматривал ее в одежде, поэтому никаких подозрений о надругательстве у него возникнуть не могло. Вывих суставов на обеих ногах подтвердился. Были прописаны мази, наложен компресс и назначено следующее обследование через три дня. — Амели не будет ругаться, что я взяла ее костюм? — Эмма робко посмотрела на Адриана. — Не бери в голову, — блондин крепко сжимал ее ладонь, помогая преодолеть ступеньки. — Потом обязательно верну. Пока Феликс выезжал из ворот на улицу, Мери взялась за локти Адриана, смотря с любовью и грустной улыбкой: — Я буду благодарна тебе всю жизнь, Адриан. Спасибо. Что ударил его, что помог мне, что дал вещи… ты, Феликс, Майкл — вы моя семья. Адриан обнял Эмму, по-дружески поглаживая по лопаткам. — Всё будет в порядке. Всё наладится… Феликс… не знаю, он говорил тебе, или нет, но если я испорчу сейчас момент, то это вина брата. В общем.. Феликс тебя любит. Мери хихикнула. Впервые за последние десять часов. — Я знаю, Адриан. Он опередил тебя. — О, так с ним не всё потеряно. А ты? Ты его любишь? — Да, — Эмма ответила совсем тихо и стеснительно.***
Феликс вел машину спокойно, не превышая скорость, как часами ранее. По дороге они заехали в круглосуточное кафе, и парень взял для Эммы кофе и сырники. И почти заплакал, увидев, с каким аппетитом она кусает тесто. Еще не всё не потеряно. — Я был у Ирмы, — Феликс затормозил на светофоре и оперся локтем на окно. — Это она была вместе с Даниилом. Больше в офисе ты ее не увидишь. Поедет домой. Мери через силу проглотила кусок и в замешательстве и с поднявшейся тревогой взглянула на парня. — По татуировке?.. — Да, — Феликсу было неприятно, что он знал, где у Ирмы стрела. — Мы расстались, потому что Ирма склонна ко всем бдсм-практикам. Причём очень жестоким. Она больная. Как и Бессонов. К нему я не ездил, не переживай. Был в клубе, забрал твой пиджак. Он на заднем сидении. Мари замолчала, убирая недоеденные сырники в сторону. Феликс закусил губу. Надо было сказать позже, а не во время еды! — Спасибо за пиджак. Ирму я видела в туалете, она обрабатывала изуродованные ноги. Я считала, что Ирма жертва домашнего насилия, — Эмма в неверии качала головой. Вот почему ей всегда казалось, что в этой девушке есть врождённая жестокость. — Ей это нравится, — у Феликса дернулась скула. Светофор загорелся красным, и машина помчалась по пустой дороге. Мери посмотрела на Феликса в упор: — Что ты готов сделать с Даниилом? Феликс почувствовал себя уязвимым, вытянул шею и забегал глазами по пролетающим в лобовом стекле домам. — Он должен сидеть, Эмма. Ты мне не дала упечь его в тюрьму. Адриан его не добил. Я хочу продолжить, но эта тварь где-то прячется. Поэтому мы пьем кофе, а он сидит дома. Может, снова кого-то насилует. Он отвернулся, сдерживаясь от ненужного им обоим скандала. Мери глубоко вдохнула, обнимая себя за плечи. Она внезапно призналась: — Когда Адриан вез меня к вам домой, я считала, что ты не примешь меня. Скажешь, что я грязная. Феликс затормозил на зебре. — Даже не смей думать об этом, — он прикрыл глаза, поднимая дрожащие пальцы над рулем. — Это… это такая глупая, тупая мысль. Мери грустно приподняла уголки губ. — Я весь месяц после наших встреч с тобой ждала признания. Предложения встречаться… но ты молчал. Избегал меня, не писал, — Мери сидела вполоборота к окну. Слезы готовились скатиться по щекам. — Я видела, как ты на меня смотрел, но начинала считать, что у тебя нет серьёзных намерений, что это интрижка. Феликс нащупал руку девушки, переплел их пальцы, лежащие теперь в проходе между сидениями, и вновь сорвал машину. — Я жил в Англии и много раз разочаровывался в людях. Видел, как бросают. Как изменяют. Как изменяют мне. Я перестал в той стране верить в любовь. Когда вернулся домой и начал отношения с Ирмой — снова разочаровался. Я вижу, что отец пропадает на работе, а мама одна. Я вижу ужасные отношения в семье Светки. У нее родители отбитые, да простит меня мамин брат… я никогда не видел правильных пар, идеальных отношений. И когда встретил тебя, то стал чувствовать и одновременно бояться. Предательства, краха, обманов. Идиот. «Я обманываю тебя с первой встречи» — Мери зажмурилась. — Но когда Адриан привез тебя домой… знаешь, я готов был убить Даниила. И до сих пор так считаю. Мери сглотнула, сжала пару раз его пальцы и не ответила на такое смелое заявление. Было паршиво знать, что ее выдуманный образ настолько покорил его. И вместо гордости за то, что есть парень, готовый ради нее на такие поступки, Мери испытывала ненависть.***
— О, ну наконец-то моя внученька приехала! — бурча дедовским голосом, Женя отворил дверь. Его накладные брови полезли вверх, когда он увидел, что Мери в чужой одежде и на руках Феликса. Девушка странно посмотрела на Женю, вкладывая в свой взгляд страшное обещание. Женя занервничал. Блондин протолкнулся в квартиру, скинул обувь и понес девушку на диван. — Что... Что с ногами? Где ты была? Феликс накинул одеяло на грудь Мери, развернулся и, подхватив деда за край рубахи, потянул в коридор. — Слушай внимательно.***
Женя не помнил, как вышел на улицу. Но оставаться к квартире не получалось, его душили стены и ранили глаза Мери: они потухли. Навсегда. Как бы она не старалась казаться живой и сильной, все последствия маячили впереди. Он быстро набрал длинное смс Жанне и сделал короткий вызов, чтобы начальница быстрее подошла к телефону. Женя убрал телефон в карман. — Тварь… какая же сволочь… — Женя прижал кулак к губам, метаясь от двери к машине Феликса. Какого черта Мери туда пошла?! Она же обещала, что порвала с Даниилом. Женя задёргал на себе бороду: она была намертво приклеена к коже, и оттого каждое движение причиняло адскую боль. — Извините! — его окликнули. Женя растерянно и слабо, как самый настоящий старик, развернулся. Впереди стояла Света Баженова в синем плаще, простенькой футболке, джинсах, без макияжа и с пакетом мандаринов. — Мне нужна шестьдесят пятая квартира. Какой это подъезд, не знаете? Женя артистично двинул бровями и усами. Вот это поворот. — Знаю шестьдесят пятую. Я там живу.***
Мери лежала на диване, молча смотря на спящую под столом Люсю. Феликс понимал, что ей требуется как минимум десять часов здорового сна, и стоял у окна, не тревожа девушку беседами. Светало в сентябре поздно, и много машин ещё тонуло в темноте. Светка написала, что уже подъехала, и Фел с минуты на минуту ожидал визита подруги. Дед Эммы похлопал его по плечу и вышел. Феликс отнёсся к нему с пониманием и дал возможность побыть наедине с собой. Смотря на соседнюю многоэтажку, Феликс вспоминал «Ворошиловского стрелка» и даже жалел, что Данилка не живёт в соседних домах. Тогда бы этот волосатый дед первым отстрелил Бессонову яйца. — Феликс, Эмма, вы тут? — в квартиру вошла Света, застучав каблучками по полу и перекрывая звуки шаркающего деда. Мери быстро приподнялась на локтях. — Зачем она тут? — Спокойно. Она поможет,— Феликс отправился поприветствовать Свету, одарив Эмму печальной улыбкой.***
Входные двери еще раз закрылись, и Мери поняла, что кроме Светы в квартире больше никого нет. Она натянула одеяло повыше, не понимая, что все это значит. Как трактовать фразу “Она поможет”? Феликс рассказал Свете об изнасиловании? Блондинка высунула голову из-за угла и встала на входе в кухню во весь рост. Мери удивил ее внешний вид: никакой вульгарщины, блёсток и макияжа. Даже волосы собраны в гульку. И пахло от Светы не яблочным парфюмом, а смесью сигарет, дождя и цветов. — Привет. — Зачем ты приехала? Света вздохнула, опуская глаза и думая, с чего начать. Она заметила спящую собачку и улыбнулась. Мери смутила ее непохожая на все предыдущие улыбка: такая чистая, открытая и красивая. — Я люблю такс. Девочка? — Да. — Они подрастут, станут очень умными. У меня была такая в детстве. — Куда ушли Феликс и дедушка? — Мери давила панику. Почему Света такая мягкая? Почему нельзя сразу ответить на поставленный вопрос? Света встала у окна, одёргивая шторку и смотря на просыпающийся двор. Она с достойной выдержкой сообщила: — Меня в 16 изнасиловали. Громко задёрнула штору и резко повернулась к Мери. В серо-карих глазах появилась жизнь. Казалось, Мери возродилась, потому что нужно было проявить сострадание к человеку, который прошел то же самое. Словно в ней остались силы понимать только таких же, как она. Она тяжело посмотрела на Свету. По телу пробежала волна воскрешения от ее слов. Словно Мери толкнули и заставили очнуться. Эта грубая, вредная и противная девушка вдруг открылась для нее с другой стороны и старые обиды стали незначительны по сравнению с тем, через что прошла Баженова. Пусть она продолжает. Теперь понятно, зачем Феликс позвал ее. Теперь ясно, как он сам несчастен: знать об изнасиловании сестры и любимой девушки. Света улыбалась сквозь боль, но не плакала. Она спросила: — Ты кричала? — Да, — Мери натянула одеяло до подбородка. Света помассировала губы. — Обычно женщины не кричат во время изнасилования. В результате диссоциации, отрицания или потери сознания. Мери сглотнула, несмело спрашивая: — А ты?.. — У меня не получилось, — Света закусила губу и пронзительно улыбнулась. — Я молчала. Не плакала. Только видела свое отражение в зеркале. Все семь минут. Там часы висели… я наблюдала, как стрелка двигалась. Если бы я закричала, то могла спастись. Это было в школе. Раздевалка элитного колледжа. Два брата — мои одноклассники. Да, ровно семь минут, не более, — в носу защипало, и Света шмыгнула. Мери прижала ладонь ко рту. Хотелось вырвать. — Я вышла вся мокрая, красная, помятая. Адриану тогда было двенадцать. Ребёнок еще… стоял с водителем на парковке, меня дожидался. Никто ничего не заподозрил, сказала, что на физкультуре из-за мальчика поцапалась. Для меня это обычное дело. Я не говорила родителям. Через три месяца вернулся из Англии Феликс. Я тогда впервые расплакалась у него на плече. Мы вообще с ним рано повзрослели… рано увидели кровь, драки, грязь. Адриан узнал от Феликса год назад. Просто обнял меня и молчал. Я просила никогда не затрагивать эту тему. «Адриан смог спасти меня. На этот раз услышал» — Мери покачивалась на диване. — Но почему ты не сказала родителям? — она спросила в два раза тише. – Я стыдилась, Эмма. Боялась сказать, посмотреть им в глаза и увидеть вместо сострадания обвинение. У меня очень ненастоящая семья, Эмма. Мы такие счастливые только на публике. Я в десять лет поняла, что на меня плевать. Мать убеждена, что все жертвы насилия сами виноваты. Да, представь себе: женщина, мать ребёнка, над которым надругались в детстве, никогда не признает меня жертвой. Я вышла из той раздевалки с подорванной психикой… была ли я уверенной в себе до этого? Да. Хотела ли я отношений, секса? Да. Но моя психика была не готова. Я была сформировавшей девушкой, но в душе таки-им наивным ребенком… и меня объял такой ужас и страх, что рот издавал только бульканье. Это страшное чувство: когда ты понимаешь, что тебя насилуют, но не можешь заплакать, крикнуть, воспротивиться, а тело поддаётся. Мери горячо кивнула. Да, она знала, о чем говорила Света. Когда Даниил лупил ее и брал по второму кругу, она не кричала. Вся боль на тот момент выгорела в ней. — Я ждала, что появится тот, кто пожалеет меня. Будет со мной нежен.. Да, у меня есть отец, три брата, дядя… но это же всё не то. Ты меня понимаешь? Знаю, понимаешь. Феликс тебя любит. Адриан над тобой трясётся. Герман уважает. Дедушка проникся симпатией. А я одна. У меня был парень, но он предал меня, — Свету прорвало. — И я такая злая с тобой не потому, что ты плохая, нет… ты замечательная. Просто я не умею дружить с новыми людьми из-за предательств в прошлом. А сама жажду отношений. Нежности, ласки, понимания всех моих заскоков. Я некрасивая? Глупая? У меня нет талантов? Мне скоро двадцать четыре, а я по прежнему одна. Журналы говорят, что я стерва. Ты сама на меня часто смотришь, как на тварь. Я вас всех понимаю, но по-другому не могу. Приелось. Наверное, потому многих отталкиваю. Света опустилась рядом на диван. — Возможно, наговорила сейчас лишнего? — Я тебя понимаю, — Мери отрицательно мотнула головой, давая понять, что внимает каждому слову. Наверное, Света ей первой об этом говорила. Баженова прошептала, совсем растрогавшись: — Знаешь, есть люди, которые говорят, что полюбили по-настоящему и встретили свою судьбу в 40 лет. Или в пятьдесят. Это так страшно. Я боюсь, что эти двадцать лет пройдут, я стану зрелой, потеряю мечты, молодость, буду смотреть на жизнь более сухо и безынтересно. И буду всё так же нелюбима никем… Мери прильнула к плечу Светы. Та вначале отпрянула: так давно ее никто не обнимал, но потом ответила, кладя руку на поясницу Эммы. Света казалась более несчастной. Ее разрушили ребёнком. Ее, наверное, не любили родители. И ее искренние мечты о большой любви пробуждали в Мери силы бороться за себя и жаждать помочь этой девушке. — Мы можем попробовать заново, Света, — ее имя, само говорящее за себя, прозвучало бережно и с уважением.***
Все знали, что старший Бессонов после светских раутов устраивает продолжение банкета дома. В семь утра подъехавшая к его дому Жанна не удивилась, когда на вопрос охраны “К вам Гордеева, впускать?” Филипп рьяно и весело оповестил “Давай их всех сюда!” На проходной у Жанны сняли отпечатки пальцев, камеры видеонаблюдения сделали фото на память, и Гордееву запустили на охраняемую территорию. Пока она шла по аллее в сопровождении охранника, то заметила, что на парковке отсутствовал синий Rolls-Royce Даниила. Значит, к папе не поехал. Отсиживается. Дворецкий проводил раннюю (или позднюю) гостью на второй этаж и оставил у кабинета начальника. Жанна толкнула дверь ногой. — Жанночка Георг-и-иевна… — Филипп отлип от столешницы и смачно икнул. Он валялся в кресле у письменного стола, рядом были раскиданы пузатые и высокие бутылки, а сам Бессонов отек и выглядел как уличный алкаш. Жанна, не переносившая пьяных, поморщила губы. Пока она презрительно оглядывала безвкусный, но дорого обставленный кабинет, Филипп пытался связать слова в предложение. — А я вот… праздную, — мужчина попытался поднять бутылку, но уронил ее на пол. — А-э… — он махнул рукой. — Да-а, Агрест дал жар-ру… Жанна заметила на полке с наградами статуэтку с «Осени 2024». Главный золотой слиток забрал Герман, а это так — ненужная подставка для ручек и карандашей. Впрочем, как и вся коллекция достижений Филиппа. Гордееву немного забавлял тот факт, что Филипп на ее визит никак не реагирует. Они не враждовали между собой, как с Агрестами, но при этом не здоровались и не контактировали. Или он настолько бухой, что его не удивляет ее визит в семь утра к нему домой? Она медленно двинулась по серому ковру в направлении Бессонова. Тот смотрел сквозь неё бездумными глазами. Жанна метнула взгляд на окна — закрыты. Дверь она захлопнула. Слуги спят, охрана далеко. Жанна стала рядом с мужчиной, смотря в окно на темно-голубое небо и сжимая и разжимая кулак. — Что… вы тоже… проиграли? — Бессонов потянулся к новой бутылке. Гордеева развернулась, оказываясь сзади мужчины, вытянула руку, растопыривая сухие пальцы с острыми ногтями, и приложила его головой об стеклянный стол. Филипп жалко прорычал, но не посмел дёрнуться: длинные и как будто завитые ногти Жанны свисали у него над глазами. Заплывший от алкоголя мозг стал пробуждаться. Жанна вдавила щеку мужчины в стол, не боясь, что стекло лопнет, и склонилась к нему, держа в другой руке тяжелую керамическую вазу — для подстраховки. — Ты совсем охренел, Филя? — толчок. — Данилка изнасиловал Мери. Я знаю про красную комнату. Знаю, чем занимается твой идиот сын! — ноготь всё-таки мазнул по глазу, и Филиппу пришлось зажмуриться и прошипеть. — Она избита. С порезами во всему телу. Если в ее крови еще и наркотики найдут, я тебе обещаю пожизненное. Где-нибудь в Чёрном дельфине. Знаешь, что за место? Жанна приподняла потную голову Филиппа, ударила ей по столу и отошла на метр, вытирая грязную руку о подол. — Конечно ты знаешь. Филипп отпрянул к спинке кресла, держась за горящую после удавки шею. — Он бы никогда… не взялся за неё… — его глаза налились ужасом и вопросами. Бессонов закашлялся, слюна потекла на подбородок. — Да, — Жанна протянула спокойнее, покрепче сжимая вазу. — Он взялся за Эмму Белову. Филипп, окончательно протрезвевший, округлил черные тупые глаза. Жанна хмыкнула. Он всё понял. — Там нет наркотиков, — Филипп покачал головой, его голос дрожал, был натянут и испуган. Гордеева взвесила в руке вазу, устремляя на Бессонова совсем ведьминский взгляд. — Я тебя за нее могу убить, — Жанна пугающе улыбнулась. И пока Филипп переводил дыхание и пытался собрать полный пазл в голове, Жанна грохнула вазой по столу, и стекло затрещало. — С этого дня ты и твой выродок работаете вместе со мной против Агрестов, если не хотите оказаться за решёткой. Жанна выпрямилась и издевательски уточнила: — Ты же знаешь, что у нас в тюрьме делают с извращенцами?.. Жанна оттолкнулась, перестав держать вазу, и половина стола с треском развалилась, осколками упав на ковёр и ноги Филиппа.