Суд, суть, система

А ведь действительно, никто и не задавался вопросом, что с ним будет после конца. Зачем это как заключённым, которые скорее задумаются о том, что с ними самими станет, чем с их надзирателем, так и самому надзирателю, которому думать о таком просто не положено? Тихо, темно и холодно — Эс слышит, видит и чувствует только это. Он спокойно прикрывает глаза. Это совсем не неожиданно, всё в пределах ожидаемого. Так, как и должно было быть... так, как он подозревал. И это в порядке вещей. Нет прошлого. Не будет будущего. Неизвестность не пугает. Никогда не пугала. Если бы задумывался об этом, какой же из него надзиратель тогда получился бы? То-то же. Просто смехотворно. Он — всего лишь марионетка, отыгравшая свою роль, а теперь тяжёлый занавес из красного бархата опустился. Что становится с марионетками, когда больше никто не дёргает за ниточки, когда спектакль не то что отыгран, а уже безнадёжно устарел? Правильно, они больше никому не нужны, оказываются на свалке, их сжигают, что-нибудь ещё... Святая наивность. Эс, может, сейчас бы хмыкнул презрительно. Неужели хоть кто-то думал, что после окончания трёх этапов ему просто позволено будет спокойно уйти? Что кто-то сверху погладит по головке и скажет что-то, похожее на: «Ты хорошо постарался, можешь идти»? Да как бы не так. Слышатся шаги. Совсем скоро, отслужив, отыграв отведённое ему, Эс с всё той же присущей марионетке покорностью закроет глаза. Так и не узнав, кем же был раньше. Может, и вовсе никем. И совершенно неважно, что где-то глубоко внутри ещё сбереглось что-то не кукольное, человеческое, чего у марионетки нет — та часть его, которая тоже хочет быть хоть кем-то в целом мире оправданной и спасённой. Но этому не бывать.