Возможно благие знамения

Небо потемнело, улицы загорелись огнями фонарей и окон. Кроули был счастлив наконец стянуть с себя фартук. Это чуть ли не единственное, что ему не нравилось в этой работе. Он вообще не пылал страстью к любому виду униформы, будь то школьные брюки или галстук-бабочка официанта. Увы, и то, и другое ему пришлось терпеть в своей жизни. Посмотреть правде в глаза — фартук меньшее наказание. Энтони открыл дверь своей маленькой квартирки. Пока ехал, казалось, что хочется быстрее домой, но вот он снимает свои старенькие конверсы, чтобы надеть рваные тапки и от быта тянет блевать. Он не глядя кидает ключи на тумбу и аккуратно вешает черные очки на гвоздь у входа. Темно, прохладно и пусто. Кроули умывается и падает на диван, точно мешок картошки. Комнатка маленькая, одно окно. В углу пылится пузатый телевизор, каждый свободный метр заставлен растениями. Но света маловато, поэтому они не отличаются разнообразием. Кроули не стремился убить купленную флору. Всегда мечтал об отдельном садике и больших окнах в пластиковой раме. И чтоб балкон с креслом. Но дома его ждало только пятно на ковре то ли от кофе, то ли ещё от чего, уже и не вспомнишь. И что теперь? Кроули лежал и смотрел в потолок, пока мысли в его голове не приобрели саморазрушающий характер. Он переоделся и разогрел пакетированную лазанью. Включил чёрно-белый телевизор. Пощёлкал две минуты и выключил. Давно уже пора перестать платить за эту штуку. И грустно, и скучно, и мерзкий привкус холодной лазаньи, потому что, конечно же, края будут обжигающие, а середина даже не разморозится. Энтони достал ноутбук. На рабочем столе только три папки — «учёба», «работы» и «игры». Лёгким движением мышки папка «учёба» полетела в корзину, а Энтони отложил ноут и вновь уставился в потолок. Прошло три минуты. Он восстановил папку и зашёл в браузер. Посмотрел пару бессмысленных видосов на ютубе и включил документалку про вымирающих китов. Посмотрел пять минут. Выключил. Лондон всегда казался Кроули самым фрагментарным городом в мире. Его фрагменты — точно острые кусочки зеркала. Оно упало, разбилось вдребезги и маленькие кусочки лежат близко, составляя почти то же самое полотно стекла. Но уже фрагментарно. Вот и Лондон: вот кусочек мерзких высоток, а рядом фрагмент маленького уютного домишки, вот остатки возрастом с Тауэр, пережившие пожар, а вот кубическое нечто, которое и домом не назовешь. И люди здесь фрагментарные. Энтони понял это с ранних лет, все здесь точно в рамке, в своей отдельной ячейке: никому до тебя нет дела. Можешь что угодно делать, окружающим всё равно. Он даже немного завидовал среднестатистическому парижанину — у них есть революции и забастовки. Это даёт чувство единства, единой массы, идеи. В Лондоне такого никогда не будет. Единственное, что склеивает людей — королевская семья, уже ставшая карикатурой, любовь к чаю и территориальная близость друг к дружке. В остальном в Лондоне живут люди разных умов и целей. Здесь нет единства. Рамки. А там где рамки, там и одиночество. И вроде в этом есть и огромный плюс — всем на тебя всё равно, ты свободен мыслить и жить так, как хочется. Но в этой парадигме мира ничто не может стать твоим. Энтони всегда это чувствовал, всегда об этом помнил — эта кровать, этот пузатый телевизор, этот вид за окном, его не присвоить. Его не сделать хоть немного более «своим». И тишина с её гудением холодильника и шумом машин, доносящимся с улицы, и этот мерзкий маслянистый привкус дешёвой лазаньи во рту. Когда-то всё в этом городе пылало алым пламенем. Казалось Темза вот-вот закипит. Кроули представлял это вновь и вновь. Как тлеют балки чьих-то домов. Как под завалами, куда уже никогда не пробраться, маленькая девочка последний раз вдыхает раскаленный воздух. Боль. Он думал об этом почти каждый день с того дня, как учительница в очках с толстыми линзами рассказала об этой трагедии. И теперь эта картинка была с ним всегда. Но помимо боли во всем этом он видел успокоение. Он закрывал глаза и шумно выдыхал. Пожар над Темзой. Весь мир объят пламенем. Когда-то этот мир кончится. И его тело кончится. И налог на телек. И мерзотная погода. И не придётся перезванивать Лигуру. И никогда и никому не придётся объяснять, почему его выперли из университета. Дорога домой — один большой ритуал, где бейгл с ветчиной, кормление уток и разговор с соседкой — необходимые для жизни кусочки вечернего пазла. В тот день хотелось подольше посидеть у пруда. И Азирафаэль сидел. Вода сияла отражениями фонарей. Луна скрыта туманом. Ни одной звезды. Вспомнился тот странный сон, где всё наоборот. Где горит небо и нет ни одного фонаря. Понемногу поднимался ветер. Надо ехать. Таун-хауз в центре Лондона. Сколько может стоить этот дом лучше не спрашивать. Азирафаэль почти что смирился с этим подарком. Почти что потому что присвоить этот дом себе так и не вышло. Его обставляла мать и всё здесь об этом напоминало. Всё в строжайших оттенках и порядках. И сколько мягкой мебели, кресел и картин не купи, не расставляй, что только не делай, пространство всё так же будет тебя отвергать. Оно было создано для этого таковым. Так что Азирафаэль свыкся. Он пытался этого не замечать и делал всё наперекор самой природе этого жилища. К примеру, тут поддерживался легкий беспорядок: тот момент, когда вещи не совсем на своих местах, но это скорее придаёт шарма и уюта, чем вызывает неприязнь. Книги. Пледы. Грязные и чистые чашки. Немного «silly», с принтами или иным странным дизайном. Он хотел было выбросить старый изысканный фарфоровый сервиз, но сердце защемило. Всё-таки наперекор это одно, а быть монстром — совсем другое. Ужин. Чай. Музыка. Сегодня это Мануэль де Фальз. Исключительно винил здесь хранится с особой аккуратностью — некоторые пластинки было сложно отыскать. А ещё был какой-то особый шарм в пластиковых коробках из икеи и алфавитных указателях. Раф любил это. Он любил своё одиночество и хрипотцу винила, но мысли его сегодня всё больше уводили куда-то прочь от наслаждения. Он вновь задался вопросом значения того приятнейшего сна, внутренний голос приписывал почти что мифические значения этому яркому пламени огней. Пылающее небо. В отличии от Кроули, Азирафаэль не так часто думал о пожарах. И наводнениях. И о других стихийных бедствиях. Но вот в Лондоне он чувствовал себя так же отдалённо и фрагментарно, как и Энтони. Правда Раф в этом так просто не признаётся. Он делал вид, что наслаждается этим одиночеством лучше всяких эстетов. Он представлял себя с бокалом одиночества в руках. Он его пробовал, он его смаковал. Раф хотел думать, что он выше грусти. Как бы глупо это не звучало. С другой стороны, это тоже рудимент его воспитания. Если прийти в магазин пораньше, почти всегда наткнешься на Анафему. Она жила ближе всех и любила протирать пыль. Такая любовь особенно полезна, когда работаешь в книжном. Девушка пила исключительно латте и всегда посыпала молочную пенку корицей. Она всегда делала тугую гульку из своих плотных тёмно-каштановых волос и уделяла им особый уход. Она носила парочку браслетов и амулетов со странными рунами. В её семье эти побрякушки передавались по женской линии вместе с эзотерическими книгами и учением о странных ритуалах. Бабуля относилась ко всему этому с особой строгостью, мать Анафемы же была более скептично настроена. Самая младшая Гаджет выбрать сторону не могла и всегда металась между двумя крайностями. Спросить её — скажет это всё сказки. Но из дома без оберегов она не выйдет. Потом приходит Азирафаэль. Ему тоже не надо спускаться в «тьюб», чтобы попасть на работу и где-то полчаса они хозяйствуют в одиночку. Обсуждают книги и личную жизнь. Анафема — главный источник новостей Рафа. А девушка и не против лишний раз поболтать. Особенно с другом. Дальше уже предугадать, кто следующий откроет дверь, крайне сложно. Если пробок нет — скорее всего это будут Ури и Мики. Они живут в одной стороне. И если смена у них общая — придут вместе. И собачиться они будут примерно столько же, сколько говорить. Муриэль пока не поняла, когда лучше выходить из дома, поэтому появлялась то слишком рано, то опаздывала. Кроули страдал тем же. Гавриил же, как истинный босс, на которого смотришь и не понимаешь, как он мог стать успешным хоть в чём-то, а тем более иметь свой бизнеса, мог прийти в любой момент дня и ночи. Без всякого предупреждения или причины появления. Когда все работники были на месте (за исключением главного главы), Анафема повернула табличку на двери. Открыто. Почти сразу в помещение вошёл опрятный брюнет с чемоданчиком и улыбкой, не свойственной ни Лондону, ни утру, ни кофеиновой завсимости. Кроули про себя назвал его риэлторской крысой. Когда-то у него был похожий сосед. Тот ещё неприятный опыт. Он сразу заметил за улыбкой исключительно коммерческую цель. Так улыбаются те, кто тебе не рад, но должен быть таковым в связи с рабочим этикетом. Утро только для Кроули загруженная пора. Остальных ждал размеренный отдых с перерывом на две проданные газеты. Сюда ведь стекаются кофеиновые зомби, готовые на всё, чтобы утолить свою жажду. − Двигайся, − Энтони был так занят тремя разными напитками, что и не заметил Анафему, которая где-то достала такой же фартук, только поношенный, с порванным подолом и зашла за стойку. − Ты чего? − Гавриил сказал тебе помогать в запару. Сначала Кроули хотел горделиво отказаться, но вновь бросил взгляд на лежащие перед собой чеки. Ещё немного и они превратились бы в макулатурные горы чеков. − Эти два я делаю, ты доделывай латте и принимай следующий заказ. − Скомандовал Энтони. Действовать надо было быстро и причитать не особо было время. Анафема кивнула. Гавриил ей ничего такого не говорил, но смены, когда Кроули нет, она взяла на себя. А сейчас решила помочь. Наверное просто, потому что она хороший человек. Эта мысль показалась Гаджет смешнее некуда, но дальше вот надо было думать о кофе. Дело пошло быстрее, недовольство людей, как и время ожидания уменьшилось. Когда кофейный час-пик прошел, Гаджет сняла фартук и села с другой стороны стойки: − А мне не помешает латте. Кроули хмыкнул. − За счёт заведения? − Анафема прокрутилась вокруг своей оси на барном стуле. − Вы уже заплатили натурой. − Кроули улыбнулся, глядя на такое ребячество коллеги. − На том и сойдемся. Латте надо сказать был одним из вкуснейших, что Анафема пробовала в своей жизни. Спустя час каждый находил себя в состоянии скуки. Азирафаэль сел с книжкой на первом этаже. Муриэль всё искала где бы ещё навести порядок. Анафема стояла за кассой, уткнувшись в телефон. Кроули тоже листал ленту. Чёрт его дернул отвлечься и оглянуться. − Стой! Стой! Стой! − Кроули выбежал из-за стойки и подошёл к Ури, которая по обыкновению собиралась полить какой-то фикус. − Ты что делаешь?! − Растения поливаю. − У Ури глаза полезли на лоб от неожиданности и подобного тона. − Ты при мне вчера его поливала. − И? − Девушка точно назло начала медленно наклонять лейку. − Агх! Так нельзя! Он так умрёт послезавтра. − Не умер же за неделю! − Ты его так неделю поливаешь? − Энтони потёр переносицу, тяжело выдохнул и протянул руку, выпрашивая лейку. − Если ты будешь ими заниматься — пожалуйста. − Уриэль хмыкнула, ну и пусть, так меньше работы делать. Хренов защитник природы. Кроули кинул раздраженный взгляд на фикус, который молил о спасении. И поддался на мольбы, потому что оставлять его так — убийство. − Пф… − Бариста взял лейку и окинул взглядом растения рядом. Из них в поливе нуждались всего парочку индивидов. Он прошептал, сквозь зубы. − Вы все должны быть благодарны за своё спасение. − Чего? − Ури уже собралась уходить. − Да так, с ума схожу. − Удачно сойти с ума! К полудню Анафема и Раф успели обслужить пару человек, а Кроули выкурить от скуки полпачки. − Курение убивает. − Азирафаэль заметил, как Энтони в очередной раз собирается на перерыв и пошёл на перехват цели. Поскольку всё это было из-за скуки, военная операция Рафа удалась и Кроули вернулся за стойку, перед этим успев поворчать. − Я готов пощадить свой организм, только если ты посидишь здесь и поразвлекаешь меня разговором. − Ладно. − Азирафаэль улыбнулся и удобно устроился напротив Кроули. Высокие барные стулья ему совсем не нравились, но ради диалога можно и потерпеть. − Долго ты здесь работаешь? − Кроули принялся намывать чашки. − Три-четыре года. − Раф прищурился, пытаясь разобраться в воспоминаниях и датах. − Четыре, кажется. Мне здесь нравится. − Не скучно? − Если найти чем себя занять, пока магазин пустует — совсем нет. − Азирафаэль расплылся в улыбке. − Я читать люблю. Поэтому совсем не скучно. − Да, я мог бы и сам догадаться. − Я так похож на человека, который любит читать? − Да. Но это не плохо, а очень даже мило. Мило? Кроули сам себе усмехнулся. − Благодарю. Не все так считают. − Могу представить. В школе совсем туго было? − Энтони вспомнил «клуб завтрак». Кинематограф всегда был рассадником стереотипов и клише. − Не совсем. − Азирафаэль пожал плечами. − Я всегда учился. И вокруг все тоже учились. Конкуренция бешеная. − С серебряной ложкой в ж… — Кроули стиснул зубы, обижать этого парнишу он не собирался, − Во рту родился? То есть… − Ага. Но это не так весело, как может показаться. − Ну, если учесть, что ты здесь работаешь… − Нет. − Азаирафаэль изменился в лице. Он стал слишком серьёзным для такой беседы, однако быстро опомнился. Ему здесь не надо оправдываться. − Мне здесь нравится. − Ладно, ладно. − Кроули стало немного стыдно. По крайней мере он понял, что завёл разговор куда-то не туда. − Меня вот выгнали из универа, в который я мечтал попасть. И попал. − Сочувствую. − Раф улыбнулся. Почему-то эта улыбка показалась Энтони совершенно особенной и тот слегка размяк. − Я стараюсь не винить себя, но все, кто меня знают ожидали большего. А теперь я здесь. − Кроули пытался говорить с юмором, но не вышло. Его выдал тон. − От меня тоже ожидали большего. − Азирафаэль почувствовал необходимость что-то сделать. − Тут ещё посмотреть, кто больший неудачник. Кроули хмыкнул. Давно он не чувствовал этого — искреннего желания собеседника тебя подбодрить. − Кхе-кхе. Прошу прощения, что прерываю. Латте можно? − Сейчас к вам вернусь. Работа не ждёт. — Кроули подмигнул Рафу и принял заказ. Энтони вспомнил, что даже в таком раздробленном городе, как Лондон, можно попробовать найти решение своему одиночеству. И не обязательно даже сжигать всё дотла.