Не порите хуйню, ей это может понравиться

      Ренегат задыхается, вцепляясь пальцами в стол.       Андрей перед ним на коленях, отсасывает так, что любые бабы в порнухе позавидуют, он настолько великолепен, что у Саши колени подкашиваются, а Князь помогает себе рукой, причмокивает, как последняя блядь, ещё и косит на него снизу вверх бесстыжими голубыми глазами, будто сашины стоны это лучшее, что он когда-либо слышал.       Когда открывается дверь, и в комнату заваливается Миша, он даже не соображает: просто Андрей вдруг останавливается и хитро косит куда-то, а чья-то лапища сгребает сашины тёмные волосы и втягивает в порывистый, несдержанный поцелуй.       — Не против, если я присоединюсь? — хрипло рычит Горшенёв ему в губы, ухмыляется, когда Леонтьев только мотает головой, почти умоляюще заглядывая в глаза. — Тебе понравится, Саш, обещаю... Слышь, Князь, ты же не рассчитывал оставить меня без сладкого?       — Я думал, сладкое тебе Яха обеспечит, — насмешливо ворчит Андрей. — А тут всё моё.       — Не дождёшься, Яха решил, что сегодня ему басист с барабанщиком дороже родины, — в тон ему фыркает Миша. — А тут у нас пополнение анархо-блядства.       — Ну какое блядство, Мишань? Всего лишь Реник, успешно кончающий без рук.       — Вас не смущает, что я вас слышу? — выгибает бровь Саша, стараясь при этом не слишком уплывать: руки от его члена Андрей так и не убирает, дразнит, подушечкой большого пальца по головке водит, от чего Ренегата совершенно в ничто размазывает.       — Совершенно нет, — почти ласково фырчит Миша, кусает Леонтьева в шею, помогает ему выпутаться из извечного свитера и утягивает на кровать. — Иди сюда, Андрюх, вдвоём поудобнее будет.       Он укладывает Сашу на себя, целует мокро, глубоко, подставляет колено так, чтобы Леонтьеву пришлось прогнуться в спине, подставляя зад Князю — а тот и рад, лыбится довольно, мягко оглаживает прохладной ладонью красные полосы от ремня на бледных ягодицах, заставляя Сашу вздрагивать от каждого прикосновения.       Он никогда в жизни и подумать не мог, что до жалобного скулежа и подкашивающихся коленей его смогут довести два мужика старше его на три года, что он будет вот так жаться к беззубому вокалисту какой-то панк-рок-группы, позволяя ему буквально вылизывать свой рот, пока другой вокалист бесстыдно облапывает его зад. Он, двухметровая шпала, чувствует себя в их руках таким хрупким и беспомощным, что аж сердце заходится от мысли, что сейчас от него никто не требует контролировать ситуацию и быть главным, что можно просто отдаться на волю Миши с Андреем и сгорать от каждого их прикосновения.       — Хороший мальчик, — выдыхает Князев, и по загривку Ренегата мурашки бегут от этих слов, ему будто под дых кто-то бьёт. — Но мы же с Мишкой не насильники какие... Скажи, Саш, чего ты хочешь?       — Выебите меня уже кто-нибудь! — срывается на стон Саша, вскрикивает, как только получает звонкий шлепок ладонью, от довольного смешка Андрея краснеет, как невинная девица. — Хули ты ржёшь?       — И правда, Андрюх, хули ты ржёшь, когда действовать надо? — гыгыкает Миша, укладывая собственные лапищи на сашины ягодицы и чуть разводя их в стороны. — Я даже помогу.       Сзади слышится какое-то копошение, звук расстёгиваемой молнии, — Леонтьев предполагает, что это их туровые чемоданы открываются, — и что-то холодное, мокрое и скользкое, коснувшееся его, заставляет Сашу инстинктивно сжаться, отстраняясь и, вжимаясь в мишину грудь, попытаться уйти от прикосновений.       — Не паникуй, Саш, — мурчит на ухо Горшенёв. — В первый раз может быть неприятно, но Княже у нас мастер сглаживать острые углы...       — Да, я в курсе...       — Ещё как в курсе! — Андрей звучит слишком довольно, и Саша прикусывает губу, понимая, что его секрет был раскрыт. — Ты смотри-ка, а Реник у нас не такой пай-мальчик-отличник, как я думал!       — Че, татуха на всю жопу?       — Хуже, — Леонтьев невольно закатывает глаза, когда в него с лёгкостью входят сразу два пальца. — Рень, ты мне только скажи, кому ты достался раньше нас?       — Да никому, — пытается огрызнуться тот, едва сдерживая желание застонать в голос. — Всё сам, блять, вас же с активными действиями хер дождёшься!       — Да ты гонишь! — Миша восхищённо улыбается, глядя через сашино плечо на Андрея. Тот, видимо, кивает ему, потому что пару мгновений спустя улыбка становится ещё шире. — И давно?       — Как только сессионщиком взяли...       Князев со смешком сгибает пальцы внутри него, выбивая глухой стон. Саша прячет лицо в горшенёвском плече, а Андрей плавно добавляет третий.       — Кто бы мог подумать, Рень, что ты настолько готов к бесчинствам после концертов, — вкрадчиво тянет Князь, и Саше дышать тяжело от того, каким жарким комом эти слова сворачиваются в животе, отдаются в пах горячей пульсацией. — Мих, он реально хорошо подготовился... как раз под тебя.       — Ты охуел? — нервно интересуется Ренегат, сглатывая слюну. Он, конечно, частенько запирался один в номере, растрахивая себя пальцами и завидуя остальным, кому хватало уверенности просто завалиться к кому-то ещё в кровать, но... — Я михин дрын видел, им только угли в костре ворошить, оно в меня не влезет!       — Не проверишь, пока не попробуешь, — голос Миши звучит чересчур радостно.       С влажным чавканьем Андрей вытягивает пальцы, хмыкает довольно и снова звучно шлёпает Сашу по ягодицам.       — Весь твой, Мишань!       Реник сползает с Горшка на кровать, понимая, что колени его уже не удержат, вмазанным, затуманенным взглядом следит за тем, как к нему подсаживается Князь, помогая устроиться меж его ног в коленно-локтевой, почти ласково гладит по щеке, подушечкой большого пальца проводит по нижней губе, — Саша не выдерживает, тянется навстречу, прикусывает слегка, глядя Андрею в глаза снизу вверх, и получает одобрительную улыбку, — а потом запускает свободную руку в тёмные, слегка вьющиеся волосы, массируя кожу головы и чуть почёсывая Леонтьева за ушком.       Когда Миша входит единым слитным движением, Саша аж вытягивается весь, голову запрокидывает, — такое чувство, что член пронзает его насквозь и доходит до горла.       — Ну говорю же, хороший мальчик, — лыбится Андрей. — Тебе нравится?       — Ебало завали, — Саша стонет, стоит только Мише на пробу качнуть бёдрами, и вцепляется пальцами в бёдра Князя, позволяя насадить себя ртом на член — и отстранить, когда дышать становится совсем невозможно. Глаза сами собой закатываются, когда Горшенёв начинает понемногу в нём двигаться, медленно пока, давая привыкнуть. — Блять, боже...       — Что, настолько хорошо? Мишань, поздравляю, тебя возвели в ранг бога! — хихикает Андрей, ласково гладит Сашу по волосам, несдержанно рычит, когда тот языком головку обводит, двигая головой в том же темпе, что и Горшок в нём, сбивчиво шепчет про то, что Леонтьев умница, быстро учится и всякое такое, что Саша доблестно пропускает мимо ушей, потому что Миша ускоряется, Миша двигается резче, жёстче, до шлепков кожи о кожу, пальцами сжимает бёдра до синяков, вбиваясь в податливое тело захлёбывающегося стонами Ренегата, а Князь на контрасте нежно вновь почёсывает за ухом.       — Сильнее, Мих!.. — хнычет Саша, размазывается по пространству и времени: Горшенёв слушается со смешком, с оттяжкой шлёпает его ладонью, за волосы на себя тянет, вынуждая приподняться, прижимает к себе, кусает в шею, одновременно опуская руку на его член и парой движений доводя до состояния полнейшей невозможности хоть что-то произнести.       — Бросили меня, пидорасы, — Андрей ухмыляется нагло, щёлкает пальцами, привлекая к себе внимание. — Слышь, Рень, как насчёт посмотреть мне в глаза своим блядским взглядом?       Он бы и рад не послушаться, но голос Князя буквально гипнотизирует, и Саша смотрит в два туманно-голубых омута, чувствует себя последней блядью, раз его буквально долбят на глазах у третьего человека, но от этого по телу разливается абсолютно неправильное, стыдное чувство запретного удовольствия, сшибающего здравый смысл кайфа от того, что Андрей, мать его, Князев, смотрит на то, как его трахает Миша, мать его, Горшенёв, и беззастенчиво дрочит, явно наслаждаясь зрелищем.       Кончает он, кажется, синхронно с Мишей: по крайней мере, собственный протяжный стон, переходящий в захлёбывающиеся всхлипы, сливается для него с мишиным глухим рычанием на ухо. Горшок удерживает Сашу в вертикальном положении, позволяя Андрею им любоваться, и отпускает только тогда, когда Князев, шепча, какие они оба красивые, кончает следом за ними.       Не держась на коленях, Ренегат сползает на кровать, тщетно стараясь отдышаться, пока Миха с Андреем стирают с пледа и своих тел брызги спермы влажными салфетками, — ему тоже уделяется внимание, и это ощущается как-то отдельно хорошо, — и устраиваются рядом с ним, накидывая одеяло на его мокрые от пота плечи и целуя в щёки с обеих сторон.       — Умница такой, — мурлычет Андрей, улыбаясь.       — Ты был прав, Княже, Реник у нас и правда хороший мальчик, — в тон ему хмыкает Миша, обнимая со спины своими лапищами. — И гитарист охуенный.       Ренегат ничего не говорит, просто прикрывает глаза, позволяя тянущей послеоргазменной неге захватить его целиком.       В конце концов, можно же немного поваляться после того, как тебя качественно выебали два абсолютно сногсшибательных мужика?