Неизбежный (прилагательное): тот, что непременно произойдёт; неминуемый.
Гермиона смотрит на Роджера в поисках поддержки. Он с расчётом в глазах разглядывает диагностику Драко. Она видит, что в этих карих глубинах кроется поражение. На одном дыхании он снимает очки в черепаховой оправе и проводит рукой по песочного цвета волосам. Его молчание равносильно уничтожению. Исход для Драко неизбежен. Гермиона переводит взгляд на Тео: он прислоняется бёдрами к её столу, скрестив руки, и наблюдает за происходящим с явным унынием на лице. Его поза так похожа на ту, какую он принял несколько месяцев назад, когда Драко только поставили диагноз, однако, несмотря на царящее в комнате мрачное настроение, Гермиона не может не проникнуться к Тео симпатией. Он был рядом с Драко на каждом шагу, постоянно поддерживая его в эти смутные времена. Он даже купил для себя и Дафны мобильные телефоны на случай, если Драко понадобится связаться с ними, — просто из предусмотрительности. Их с Дафной готовность подстроиться под обстоятельства, в которых оказался Драко, и осознание того, что его окружают люди, кому он глубоко небезразличен, немного ослабляют зародившуюся в груди Гермионы тревогу. Она беспокоится, что когда-нибудь гордость Драко возьмёт верх и он попытается всех оттолкнуть, но теперь, глядя на Тео, неизменно поддерживающего своего друга, она не думает, что это будет так просто. Когда Тео переводит на Драко взор, Гермиона не может не питать надежды. Они стали единым целым, обретённой семьёй, и, независимо от всех событий, произошедших в их общем прошлом, Гермиона больше не чувствует себя чужой. Исход болезни Драко может быть и неизбежен, но важна их реакция. Она — часть этого, часть его. Гермиона поворачивается, позволяя своему взгляду наконец-то остановиться на Драко. Он ведёт себя подозрительно тихо, внимательно следя серыми глазами за мигающим индикатором уровня ядра. Она знает, что после внезапного и резкого приступа лихорадки прошло всего несколько дней, но сейчас, в неумолимом освещении кабинета, вид у Малфоя измождённый. Впервые с тех пор, как Драко появился в её офисе и приступил к лечению, он действительно выглядит нездорово, и это глубоко огорчает Грейнджер. Она уже успела привыкнуть к тому незначительному прогрессу, которого они добились. Но теперь под его глазами залегли тёмные круги, а цвет лица скорее мертвенно-бледный, нежели тёплый; даже его серебристые радужки потускнели. Это такой разительный контраст по сравнению с достигнутыми улучшениями, что её удручает видеть сейчас Драко таким. Недель работы, исследований, подбора зелий и физиотерапии оказалось недостаточно, чтобы остановить болезнь. Гермиона быстро напоминает себе, что важна их реакция, их действия, но при этом её всё равно гложет чувство неудачи. Она подводит Драко. Она отводит взгляд, фокусируясь на показателе уровня магического ядра Драко: тот равен сорока процентам. Это обескураживает и деморализует. Он не должен снижаться так быстро, и Грейнджер не может отделаться от ощущения, что Драко увядает прямо на её глазах. Несмотря на все попытки ухватиться за него, впиться пальцами в его кожу и крепко стиснуть в своих объятиях, она чувствует себя опустошённой. Усилий никогда не бывает достаточно. «Мы не можем спасти всех, Грейнджер». Но в кои-то веки речь не о «всех» — речь о нём, и к тому же Гермиона только что его вернула. Грейнджер не может заставить себя подумать о том, кто Драко без своей магии, ведь она врождённая часть его сущности. Она будет любить его независимо от всего. Но ей больно думать о грядущей в его жизни потере, если она не сумеет его спасти. Магия Драко чиста и основана на чувствах. Она — знакомая Гермионе ласка, заполняющая все пустоты в её душе, восстанавливающая её и делающая цельной. Грейнджер уже не похожа на себя прежнюю, но каким-то образом время и расстояние дали ей возможность посмотреть в лицо своим чувствам к Драко. Она должна попытаться. Должна сделать это ради него, ради его спасения, ведь она обязана ему этой добротой. И всё же она в любом случае будет любить его. Именно с этим осознанием ей пришлось столкнуться. Её любовь к Драко Малфою никогда не угасала. Все попытки отрицать её, похоронить, забыть были напрасны. Гермиона так и не смогла двинуться дальше — отпустить его. Она повсюду носила его с собой каждый день. Потому что он — шрам. Но со временем она узнала, что шрамы бывают прекрасными, а Драко — не что иное, как прекрасное дополнение к её жизни. Его возобновлённое присутствие полило семена — остатки его прикосновений. Каждое их взаимодействие взращивало её чувства, пока они не проросли, не окрепли и не распустились. Любовь к Драко разрослась внутри Гермионы до такой степени, что у неё не остаётся иного выбора, кроме как принять её. У неё есть к Драко чувства — причём глубокие. Но, возможно, в этом и заключается суть любви. Её корни появляются и отрастают медленно, но уходят вниз и вглубь, пока души влюблённых не сплетаются в единое целое. Она не cмогла освободиться от него пять лет назад. И уж точно не сможет сейчас. Он — такая же часть её самой, как и она — его. Это пугает и сводит с ума, но, Мерлин, как же это освобождает. Гермиона не хочет прятаться от Драко. Но позволит ли он ей любить его? И захочет ли вообще Драко, чтобы она любила его, если у неё ничего не получится? Они стоят на грани прощения, но кто первым дотянется и схватит его? — Мы прописали тебе животворящий эликсир по пробуждении, бодроперцовое зелье в полдень, успокаивающий настой в обед, а затем умиротворяющий бальзам и слабо концентрированное зелья сна без сновидений перед сном, верно? — резюмирует Роджер, и Гермиона слышит в его голосе усталость. — Верно, а по вторникам — физиотерапию с целителем Джеймсом, — отвечает она, и в этих словах чувствуется поражение. Задумавшись, Роджер кивает. Он наводит кончик палочки на диагностику, увеличивая показатели, чтобы Драко cмог их увидеть. — У тебя удивительно высокие уровни кортизола, адреналина и норадреналина, причём даже более высокие, чем в августе. — Как продвигаются испытания других вариаций успокаивающего настоя? — спрашивает Тео, переводя взгляд между остальными тремя присутствующими. — Белладонна вроде показывала многообещающие результаты, разве нет? — Артур и Хэтти оказались единственными, кто согласился попробовать, но да, Тео, они хорошо реагируют. Гермиона возлагала большие надежды на то, что все пациенты захотят попробовать новое зелье, но большинство остались довольны своим нынешним лечением. Они были рады той стабильности и уверенности, которую давал текущий план терапии. Они не хотели рисковать тем, что успешно отсрочивало неизбежное. Их страх вполне понятен. Но Драко? Никто не знает, почему его болезнь быстро прогрессирует, но, возможно, Тео прав. Что плохого в том, чтобы попытаться? — Я готов попробовать, — говорит Драко. Он произносит эти слова так непринуждённо, как будто они занимаются ничем иным, как обсуждением результатов в квиддиче, а не его ослабевающей магией. — Я помогал Грейнджер в его создании, я уверен в его эффективности. — Думаю, нам следует увеличить приём умиротворяющего бальзама до четырёх раз в день, — добавляет Роджер, убирая очки в нагрудный карман рубашки. — Есть вероятность, что повышение дозы нивелирует эффект от вашей вариации успокаивающего настоя? Гермиона отрицательно мотает головой. — Всё должно быть хорошо. Роджер расслабляется, засовывая руки в халат. — Тогда пойду и приготовлю дозы на три недели. К завтрашнему полудню будут готовы. У тебя есть ко мне какие-то вопросы, Драко? — Нет, спасибо, Дэвис. Он кивает Тео и Гермионе, после чего закрывает за собой дверь кабинета. Воцаряющаяся в отсутствие Роджера тишина становится некомфортной. Гермиона не знает, куда смотреть и что говорить. Сухой ответ Роджера мало поспособствовал росту уверенности в попытках замедлить ход болезни Драко. Грейнджер хочется уйти в себя, погрузиться в мысли и попытаться придумать, чем можно помочь. Но она знает, что сейчас не время, и не может удержаться от того, чтобы не перевести взгляд на присутствующих. Похоже, Тео и Драко ведут какой-то тихий разговор. Драко хмурится, качая головой в ответ на сказанное, но улыбка Тео становится только ярче, когда он обращает на Гермиону свои озорные голубые глаза. — О, Грейнджер... — мурлычет Тео, одним движением отталкиваясь от её стола. — Тео... — предостерегает Драко, но Нотт затыкает его, махнув рукой в его сторону, на что Драко тут же отвечает неприличным жестом из двух пальцев. — Я ещё не успел выразить свою глубочайшую признательность за всё, что ты делаешь на благо нашего задумчивого белокурого друга. Гермиона чувствует, как теплеют щёки, и слышит, как раздражённо хмыкает Драко. Она ёрзает на месте, не зная, что делать с руками или что сказать. Она солжёт, если заявит, что просто делает свою работу. Лечение Драко больше, чем это. Посещение на дому и ночные осмотры значат гораздо больше, но как выразить словами, что именно? В конце концов, она заправляет высвободившуюся прядку за ухо, а затем в ответ Тео торопливо бормочет «пустяки». Но харизматичного брюнета невозможно разубедить. Улыбка Тео становится только шире, словно он видит Грейнджер насквозь, и он продолжает: — Чепуха! Драко уже согласился поужинать сегодня со мной и Даф, но почему бы и тебе не присоединиться к нам. Его приглашение такое искреннее. Именно это Гермиона больше всего ценит в Тео — его искренность. Когда она впервые познакомилась с ним, то ожидала увидеть холодный расчёт Блейза или изощрённую дерзость Пэнси, но ничего подобного не обнаружила. Даже когда отношения между ней и Драко были не столь сложными, Тео всегда вёл себя по-доброму и принимал её место в жизни друга. Должно быть, в глазах Гермионы читается сомнение, потому что Тео игриво подталкивает её: — Давай, Грейнджер, по старой памяти. Гермиона переводит взгляд на Драко. Хочет ли он видеть её там? Он наблюдает за ней с любопытством, и, хотя его лицо остаётся бесстрастным, она не упускает мимолётную надежду, мелькающую в его серебристых глазах. Шанс. Она поворачивается, немного сглатывая, и тихо отвечает: — Хорошо, почему бы и нет.***
Гермиона не совсем понимает, что ожидала увидеть, переступая порог поместья Ноттов, но точно не современный декор. Она оглядывает гостиную, любуясь выкрашенными в нейтральный цвет стенами и яркими портьерами, закрывающими арочные окна большой комнаты. Солнце только начинает садиться, и розовый свет отбрасывает хрустальные блики на снежное покрывало, устилающее территорию. Грейнджер чувствует себя не в своей тарелке, словно ребёнок, который попал в Нарнию, не понимая, что происходит. Вдалеке слышится шум от бега, отражающийся от кварцевого пола. Она оглядывается через плечо и видит, что Драко и Тео наблюдают за ней с одинаковым весельем в глазах. Гермиона с вопросом приподнимает брови и, обернувшись назад к дверному проёму, видит, как девчушка, на вид не старше Лили, бросается в распростёртые объятия Драко. По спине девочки струятся волнистые шоколадные локоны, а комнату наполняет звонкий смех. Гермиона не может сдержать расплывающейся по лицу тёплой улыбки, когда Драко кружит крестницу, а затем встречается с Грейнджер взглядом поверх головы девчушки. Серебристые глаза полны жизни и сияют ярче самого чистого серебра, отчего Гермиона чувствует, как в глубине её души что-то тоскует. Она бросает взгляд на Тео, следящего за другом и дочерью с нежностью, пришедшей на смену его обычному игривому поведению. Гермиона оборачивается к дверному проёму, когда звук приближающихся шагов раздаётся всё сильнее. Дафна перекидывает светлые волосы за узкое плечо и, прислонившись к дверному косяку, с притворным негодованием смотрит на дочь. — Офелия... Мы же говорили тебе, что нужно быть помягче с дядей Драко. Гермиона, очарованная динамикой отношений крёстного и крестницы, наблюдает за тем, как Офелия надувает губки. Она тянется крошечной ладошкой вперёд и нежно прижимает её к щеке Драко, шепча: — Плости, дядя Длако. При виде этого зрелища Гермиона сглатывает подступающие к горлу эмоции. Пока Драко легонько покачивает девочку в объятиях, в его глазах мелькает какая-то печаль. Он наклоняется вперёд и быстро целует её в лоб. — Тебе не зачем извиняться, моя голубка. Гермиона не может заставить себя продолжать наблюдать за их общением. Увидев Драко в роли крёстного отца, она открывает что-то глубоко внутри себя. Новую дверь с другим ключом, и с каждым смешком, который Драко выманивает у своей харизматичной крестницы, она чувствует, как, отпираясь, щёлкает замок. Гермиона переводит взгляд на Дафну, смотрящую на воссоединение этих двоих с робкой грустью на лице. Должно быть, она чувствует на себе пытливый взгляд Грейнджер, поскольку обращает свои светло-голубые глаза на неё. Её взгляд пронзителен, и Гермиона не может не задержать дыхание. Дафна всегда оставалась для Драко по-своему грозной подругой, хотя и не относилась к нему столь же собственнически, как Пэнси. Разум напоминает, что она ещё и сестра Астории. Пока Дафна смотрит на Гермиону, опасения обвивают сердце Гейнджер и берут его в плен. О чём Дафна думает? Винит ли она её в ухудшении состояния Драко? Более того, винит ли её за Асторию? Что Дафна думает о ней, о том, как резко она вычеркнула себя из жизни Драко? Готова ли она смириться с её возвращением так же легко, как Тео? И как она относится к ней сейчас, видя её у себя дома? Вопросов всегда слишком много, а ответов — мало. Гермиона никогда не умела читать Дафну так же хорошо, как Тео. Она настороже, как королева на шахматной доске, но вот с кроткой улыбкой протягивает оливковую ветвь. — Добро пожаловать к нам домой, Гермиона.***
Ужин проходит в удивительном дружелюбии. Офелия сидит рядом с Драко и в перерывах между поеданием пастушьего пирога рассказывает ему обо всём, что он, очевидно, упустил со дня её рождения. Тео наблюдает за происходящим с весельем в глазах и время от времени уточняет, что именно говорит Офелия, когда от воодушевления она путается в словах. Гермиона поражена тем, как сильно девочка похожа на обоих родителей. Хотя цвет волос достался Офелии от Тео, они ниспадают мягкими волнами, как у матери, но Гермиону завораживают её глаза. Они такие же пронзительно-лазурные, как и у Тео. У неё тонкие черты лица, а само оно напоминает сердце, и Гермиона прекрасно понимает, почему Драко очарован ею. Это несложно. Офелия безупречна, она — воплощение надежды, доброты и любви. Она — то будущее, ради которого каждый из них пошёл на жертвы и потери. Офелия, Тедди, Джеймс, Альбус, Лили. Их детство не будет искалечено войной. И вот, наблюдая за тем, как Офелия берёт Драко за руку, уводя его из столовой в гостиную, Гермиона чувствует такое спокойствие, какое не позволяла себе испытывать уже довольно давно. Она идёт бок о бок с Дафной, у каждой из них в руках по бокалу пино гриджо, и вот они переступают порог комнаты. Её оформление напоминает гостиную, в которую Гермиона попала по прибытии. Во всём доме царит одинаковый нейтральный декор, стены украшают произведения современного магловского искусства, но это помещение отличается от других. По полу и на журнальном столике разбросаны игрушки и куклы Офелии. Поместье Ноттов ни в коем случае нельзя назвать негостеприимным, но благодаря следам присутствия ребёнка здесь можно почувствовать себя как дома. Это очень напоминает Гермионе коттедж Поттеров, и на мгновение она забывает, что их круги общения больше не пересекаются. Она сама возвела этот барьер. Грейнджер следит за тем, как Офелия направляет Драко к столу, где объясняет ему, как правильно раскрашивать её раскраску с волшебными тварями. Гермиона не может вспомнить, когда в последний раз видела Малфоя таким беззаботным. Приподняв светлые брови, он кивает в ответ на указания Офелии, и в каждой чёрточке его лица читается нежность — ничем не прикрытая любовь. — Он её лучший друг, — говорит Дафна, усаживаясь в одно из коричневых бархатных кресел у камина, подбирая под себя ноги. Устраиваясь в аналогичном кресле, Гермиона вертит между пальцами ножку бокала с вином. — Они — та ещё парочка, — соглашается она. — Хотя думаю, Офелии очень бы понравилась Лили Поттер; у них всего несколько месяцев разницы в возрасте. Дафна грустно улыбается в бокал. — Возможно, когда всё устаканится, — она бросает полный мольбы взгляд в сторону Драко, и Гермиона быстро склоняет голову с пониманием. Когда Драко больше не будет болен, — они смогут познакомиться, — тихо заканчивает Дафна. — Пэнс отказывается иметь детей, а я хочу, чтобы у Офелии были друзья, а не знакомые из политических соображений, которых когда-то навязывали мне. — Нет? Разве моя дорогая жена не наслаждалась играми с Милли? — поддразнивает Тео, быстро целуя Дафну в щёку, прежде чем присоединиться к Драко и Офелии на полу. Дафна усмехается и закатывает за спиной у Тео глаза. — Было бы чудесно. Как только настанет подходящий момент, я передам Джинни. — Спасибо, Гермиона, — искренне благодарит Дафна. Воцаряется уютная тишина, и они наблюдают, как Офелия, хихикая, выхватывает карандаши из рук Драко. — Я очень переживаю за них, — тихо признаётся Дафна. — Обычно Драко зачаровывал для неё все вещи: игрушки, придумывал фокусы — делал всё, что угодно, лишь бы она улыбалась. Больше всего я беспокоюсь за него — когда Офелия попросит сделать что-то, чего он уже не сможет, его уничтожит чувство вины. Гермиона видит, как Дафна не спеша отпивает из бокала, пока вино не заканчивается. Она понимает, что Дафна права. Грейнджер захлёстывает стыд, когда осознание масштабов собственных неудач накрывает её словно тяжёлым одеялом. Драко не просто теряет магию — он теряет способ проявления своей любви. Гермионе хочется плакать. Кричать. Выть. Он не заслуживает этого. Никто не заслуживает. — Я стараюсь, Дафна, — признаётся Гермиона, уткнувшись глазами в колени. Она не может заставить себя встретиться с Дафной взглядом. Что она увидит в нём? Отвращение? Жалость? Понимание? — Я знаю, что так и есть. Гермиона, пожалуйста, я не имела в виду, что считаю, будто ты не стараешься. Грейнджер поднимает глаза и с удивлением видит во взгляде напротив глубокую признательность. Она открывает рот, чтобы заговорить — поблагодарить Дафну или, может, признаться; Гермиона не совсем понимает, для чего именно. Но Дафна едва заметно качает головой и протягивает руку, ободряюще опуская её на колено Гермионы. — Я знаю, — только и говорит Дафна, и каким-то образом этого оказывается достаточно. Гермиона позволяет своему рту закрыться, пробормотав тихое «спасибо». Дафна убирает руку, чтобы забрать Офелию у Драко с колен. — Пойдём, моя ненаглядная. Пожалуй, тебе пора готовиться ко сну, — говорит она, протягивая Офелии ладонь. Гермиона подавляет смешок, когда Офелия смотрит на мать большими оленьими глазами. — Но мамочка, всего лишь лазок? — умоляет она, и становится ясно, что она переняла драматизм у Тео. — Не сегодня, дорогая. Офелия вздыхает и бросает на Драко взгляд, после чего подходит к Дафне и берет её за руку. Гермиона отставляет пустой бокал на приставной столик и приседает перед маленькой девочкой. Та встречает взгляд Гермионы, хмурясь. — Мисс Офелия, думаю, мне тоже пора ложиться спать, ведь уже довольно поздно. Но я хотела поблагодарить тебя за приглашение на ужин. Было очень приятно с тобой познакомиться. У меня есть подруга, которую мы с твоей мамой надеемся представить тебе после каникул. Она примерно твоего возраста, её зовут Лили. Как считаешь, тебе бы этого хотелось? Гермиона наблюдает за тем, как на лице Офелии отражается раздумье, пока она размышляет над сказанным, но через мгновение она кивает, соглашаясь. — Спасибо, Офелия. Жду не дождусь, когда увижу тебя снова, — улыбается Гермиона. — Пожелай всем спокойной ночи, любовь моя, — говорит Дафна, кладя руку на плечо дочери. Офелия ещё раз бросает взгляд на Гермиону и робко улыбается. Не раздумывая, она бросается в объятия Драко. Прежде чем Офелия отстраняется от него и позволяет Тео подхватить себя на руки, Гермиона слышит нежное: — Спокойной ночи, моя голубка, люблю тебя. — В самом деле уходишь, Грейнджер? — спрашивает Тео, усаживая дочь на бедро. Гермиона встаёт, заправляя локон за ухо. — Думаю, да. Утром у меня консультация с новым пациентом. Тео кивает с пониманием, а затем одаривает Грейнджер одной из своих ослепительных улыбок. — Что ж, спасибо, что уделила нам немного своего ограниченного свободного времени сегодня вечером. Отмахиваясь от него, Гермиона заливисто и звонко смеётся: — Не говори глупостей, Тео. Ужин был чудесным. Спасибо, что пригласили. — Ты тоже уходишь? — спрашивает Нотт, глядя на Драко, вручную укладывающего карандаши Офелии обратно в контейнер. — Наверное, задержусь ещё на чуть-чуть. Тео подмигивает Гермионе. — Спокойной ночи, Грейнджер! — Спокойной ночи, мисс Ми, — сонно машет Офелия поверх плеча Тео, пока он уносит её к Дафне, ожидающей их у двери. Гермиона смотрит, как семья удаляется по коридору, и тут же осознаёт, что впервые за последние дни остаётся с Драко наедине. Атмосфера в комнате не то чтобы неуютная, но какая-то другая — словно заряженная. Как будто воздух внезапно наэлектризовался и только и ждёт искры. Гермиона поднимает глаза, встречаясь взглядом с Драко. Ей хочется протянуть к нему руку, прикоснуться к нему, чтобы убедиться, что он осязаем. Её кисть дёргается. Она хватает себя за предплечье, впиваясь пальцами в рукав джемпера. — Я провожу тебя до камина, — непринуждённо говорит Драко. — Спасибо. Витающее в воздухе чувство так непривычно. Грейнджер не понимает, почему так взволнована. И как Драко удаётся быть таким спокойным? Вокруг неё и Драко клубится нервная энергия, и от каждого соприкосновения их рук, пока они идут по коридору, по венам Гермионы бегут искры предвкушения. Она сосредотачивается на гулких шагах — на чём угодно, лишь бы не признаваться себе в предательских мыслях, разросшихся внутри. Увидеть тебя с Офелией — всё равно что увидеть сон наяву. Почему мы потеряли нас? Почему оказались так молоды? Сможешь ли ты простить меня? Простишь ли? — Спасибо, что пришла, — говорит Драко, прерывая молчание и протягивая Гермионе летучий порох. — Я не была уверена, захочешь ли ты меня видеть, — делится она, зачерпывая горстку в ладонь. Она поднимает глаза и тонет в буре его взгляда. Гермиона смотрит на Драко, вспоминая знакомое выражение борьбы, отражающееся на его лице. Малфой тянется ей за спину и возвращает порох на каминную полку. Гермиона беспокоится, что сказала что-то не то, что как-то разозлила Драко. Он внимательно следит за ней, медленно поднимает руку и зажимает между пальцами кудрявую прядь. — Гермиона, — он делает паузу, хмуря брови и накручивая локон, — насчёт твоего места в моей жизни у меня никогда не было никаких сомнений. И прежде чем она успевает заговорить. Прежде чем успевает моргнуть. Драко наклоняется и оставляет поцелуй на её лбу. Быстрый. Но обжигающий. Будто клеймо. Намеренный. Пробуждающий. И прежде чем Гермиона успевает что-либо сообразить, Драко исчезает в коридорах поместья.