***
Лиговский проспект на фоне Невского или той же набережной Грибанала выглядел несколько иначе, словно у художника, писавшего картину, в какой-то момент закончились краски. Но, несмотря на это, Лиговка была красива в своем особенном смысле — простая и близкая, как старая квартира. Я брела от станции Обводного канала не больше десяти минут, пока не увидела скромную, как всякое здесь, вывеску кафе, в котором делали самый вкусный в Питере штрудель. Уж поверьте мне на слово — знала я это не по наслышке. Хмыкнув своим мыслям, я опустилась за единственный свободный уличный столик и прикрыла глаза, пытаясь разложить по полочкам все полученные за сегодня впечатления. Во-первых, Эней не давал мне покоя своими тайными помыслами, и мне это не нравилось. Что-то мне подсказывало, что возвращение Акселя Стригоя — не самое приятное событие в моей жизни. Вот бы я оказалась не права. Еще и Агнию беспокоить придется — шаманка давно отошла от дел, лет еще пятьдесят назад, наслаждаясь спокойной жизнью бессмертного и вечно юного существа. Если она в курсе об Акселе, то это известие вынудит ее предпринять какие-то меры — здесь к гадалке не ходи, коей Агния и являлась. Во-вторых, я так и не озаботилась планированием выходных для своего класса, который обещала сводить в корпус Бенуа. С Галиной Владимировной-то я договорилась, а вот с дирекцией школы — еще нет. Однако стоило признаться, что думы о приближающихся выходных были куда приятнее, чем о словах атланта. — Могу я узнать у столь прекрасной леди, чем она желает оттрапезничать сегодня? — мягкий голос раздался совершенно неожиданно, и я испуганно подняла глаза на стоявшего возле меня Луку. — Привет, — я мгновенно расслабилась, ластясь под любимым взглядом, словно кошка на солнышке. — Как дела? — Все хорошо, — Лука улыбнулся, явно расценив, что мое настроение не находится на отметке «плохое» и даже не на «так себе». — А ты как, Ягодка? Устала? — он с участием оглядел всю меня с головы до ног, а потом не удержался и уткнулся носом в мою макушку, оставляя легкий поцелуй. — Уставать некогда, — хмыкнула я, поймав его за руку и прищурившись. — Не боишься, что нас увидят? — И уволят меня? — уточнил Лука, склонив кудрявую голову на бок. — Пусть только попробуют. — Только не сильно ругайтесь, господин начальник, — хихикнула я, быстро убирая руки под стол. Все-таки портить его репутацию я не хотела — людям ведь так бесконечно важно, кто с кем и в каких отношениях находится. — Постараюсь, — важно кивнул Лука, кладя передо мной меню. — Я сегодня допоздна, — вдруг грустно сказал он, потерев шею. — Езжай домой. Я заверну тебе что-нибудь на ужин. У меня есть ключи, так что ложись спать. — Я дождусь, — упрямо мотнула я головой, уже готовая отстаивать свое решение, но Лука на мои слова только ласково улыбнулся, и на дне ярко-зеленых глаз в цвет бутылочного стекла отразился весь спектр чувств, которые он ко мне испытывал. Появившийся в моей жизни сразу после маминого исчезновения, Лука был рядом со мной десять лет подряд, самый близкий, самый родной, самый любимый и нужный. Я не верила в ангелов-хранителей, но присутствие Луки в моей жизни заставляет отказаться даже от этого моего убеждения. Наверное, долго можно рассуждать о том, что я совсем не заслужила такой всеобъемлющей любви, которой меня одаривают изо дня в день, ведь по натуре своей была зла и холодна с каждым. За исключением Луки — и это мое личное искупление. Эней мне однажды сказал, что даже одиноким кошкам нужно свое место у очага, и этот очаг я нашла. — Ладно, как скажешь, — родные губы растянулись в улыбке, отвлекая меня от размышлений. — Я принесу тебе штрудель. И чай. Три ложки сахара, верно? — Ты каждый раз спрашиваешь, словно за один день я могла изменить своим вкусам, — хмыкнула я, скрестив на груди руки. — Мне просто нравится каждый раз убеждаться в том, что я хорошо тебя знаю, — простодушно ответил Лука, как бы невзначай коснувшись моей руки, пока забирал меню. — А я знаю тебя, Ягодка, — сказал он, уже заходя в кафе, я мягко улыбнулся. — И люблю. Я ничего не ответила, потому что никогда не могла насобирать в себе достаточно сил, чтобы сказать в ответ эти же простые слова. Я — не имела на них права. Тяжело вздохнув, я подперла подбородок рукой и уставилась на дорогу, следя за проезжающими мимо машинами. Мысль о том, что неплохо бы прямо сейчас начать проверять тетради, я упрямо гнала прочь, желая насладиться бездельем. Думать о своих чувствах к Луке не хотелось (а ведь все ранее произошедшее так и подталкивает к этому), поэтому я глянула на стол и в мыслях обратилась. «А-а, ведьма Мирослава. Приветствую-приветствую», — тут же раздалось у меня в голове, и я улыбнулась, словно стол мог видеть мою улыбку. «И тебе не хворать, — прохмыкала я, проведя пальцем по деревянному краю. — Расскажешь что-нибудь?» «А то как же! Старуха одна захаживала, так она не умолкала, все болтала про то, как ее кошка десятерых родила. Предлагала забрать. Не хочешь животинку завести?» «Нет уж, спасибо», — я помотала головой, но тут же опомнилась — вряд ли это сочтут за жест здорового человека. Так, за непринужденной беседой и капелькой сплетен пролетело время. Штрудель мне вынес Лука, но почти сразу скрылся, пообещав, что увидимся вечером. Работает не покладая рук, сейчас дела в кафе плохо идут; я-то знаю, чувствую — да и стол рассказывает, — а вот сам Лука молчит, не хочет, чтобы я волновалась, глупенький. Желала бы я стать ему поддержкой, какой он всегда для меня был, да только эмпатичности мне не достает, это факт. Тихой гавани из меня точно не получится, как бы я ни старалась, а ему так порой этого не хватало. Я пообещала позаботиться о нем, но хватит ли у меня сил? «…Слу-у-ушай, — стол попытался вновь завладеть моим вниманием. — Одна ведьма тут была, не местная, может, знаешь чего?» «Нет, — отозвалась я, навострив уши. — Какая-такая ведьма?» «А как ты почти! Только с кошками беседы ведет, представляешь? Она-то у этой старухи двоих сразу котят и взяла». «Не знаю такой, — хмуро подумала я, — и не хочу. Если еще здесь будет, слушай внимательно, вдруг выяснишь, откуда она». «Как пожелаешь, да только я уже выяснил. Из Уралграда она, в Эрмитаж приехала работать». «Откуда-откуда?» — я даже глаза округлила. «Из города, того, что здесь Екатеринбургом зовется, а на чародейной стороне — Уралградом». «Так бы сразу», — я недовольно качнула головой. Чародейный мир был от меня далек так же, как и я от него. Не назвала бы себя параноиком, но появление ведьмы из Уралграда порядком меня озадачило. Кажется, всплыла еще одна причина навестить Агнию — вдруг шаманка что-то знает про приезжую. Да, в Петербурге страх как много туристов и гостей, и я зуб даю, что большая часть из них — маги и колдуньи, но чего это ведьму-кошатницу вдруг занесло на Лиговку еще и в кафе, которым владел Лука? Подозрительно и странно. Я не хотела рисковать — маменька завещала не связываться с теми, кто живет на другой стороне мира. Решено, наведаюсь к шаманке сегодня. Настрочив Луке сообщение о том, что я ушла, и по-быстрому расплатившись под удивленный взгляд официанта — всякий здесь знал, что хозяин запрещал брать с меня деньги, — я зашагала прочь. Чуяло мое сердце, что Эней подкинул мне странный подарок своими загадками, но делать нечего — тетради проверять очень не хочется.Часть I: Безымянная Ведьма. Глава 1. Разговоры с атлантами
18 сентября 2023 г. в 17:45
Я безумно люблю всяческие предисловия и прологи как автор, и ненавижу их как читатель, поэтому буду солидарна с последним и обойдусь без обиняков. Моя история, как и присуще всем историям, начинается в самом необычном для начала месте: на крыльце Нового Эрмитажа, у ног знаменитых атлантов, которым каждый турист обязан потереть палец или пятку — кажется, все уже забыли, что именно нужно тереть. Исполинам это, конечно, не нравится, ведь мало кому понравятся такие сомнительные касания: и не щекотка, и не ласка, а что-то механическое, сформированное легендами и традициями. Весьма странными, смею заметить, потому что они не имели для своего существования абсолютно никакого фундамента — вот если бы миф наказал тереть голову (чтобы поумнеть) или грудь напротив сердца (чтобы обрести любовь), я бы еще смогла как-то объяснить этакое необычное явление. Но палец ноги? Только если исполняющий сей страннейший обряд желает быстро бегать. Впрочем, атланты никак не могли выразить своего возмущения по этому поводу, ибо по природе своей отменные молчуны. Многие спросят, откуда у меня взялась такая уверенность, что гранитные статуи испытывают дискомфорт от многочисленных людских прикосновений. Что ж, мой ответ будет простым: всякая ведьма имеет свой особый дар, и мой, в частности, заключается в умении слушать и слышать мысли не наделенных жизнью предметов.
Моими любимыми собеседниками были эти самые атланты, к которым, кстати, в час пик было не пробиться из-за обилия суеверных туристов. Это меня злило, как если бы злило прочих то, что особо наглые персоны не давали переговорить с близким другом. Я прижимала к бедру сумку с тетрадями и едва удерживала на носу очки из-за невозможной толкучки. Всякий норовил меня пихнуть локтем и отправить обратно на Дворцовую площадь, чтоб не мешалась. Нет уж, не на ту нарвались. Я сцепила зубы, посильнее прижала к себе сумку и ринулась напролом, желая как можно быстрее оказаться около атлантов, а там уже дело за малым — Эней усадит меня к себе на плечо подальше от этих невеж. Воодушевленная этими мыслями, я принялась еще усерднее толкаться, сквозь зубы цедя неискренние извинения. Наверное, стоит отметить, что добрячкой я не была, хоть и работала с детьми в завидном своем постоянстве. Не каждая учительница литературы может похвастаться мягкосердечностью — обид на моем веку хватало. Пожалуй, по-настоящему доброй я была только к своим ученикам, как бы отчаянно я не твердила о своей нелюбви к детям. Маленькие люди всегда лучше больших.
— Мирослава! — громогласный зов разнесся по всей Миллионной улице и дальше до Дворцовой. Я взметнула вверх руку, маша ею над дюжиной чужих маковок, в надежде, что Энею удастся меня разглядеть. Вот бы поскорее вынырнуть из этого человеческого моря. Все-таки осень на дворе, я после уроков сразу в метро и до Адмиралтейской, чтобы поговорить с товарищами-исполинами о том о сем. Лишить себя этой во многом тяжело давшейся встречи я себя не дам.
— Я тут! — отчаянно крикнула я, усилив напор. Как ни странно, попавшийся мне на пути мужчина тут же отступил, видимо, испугавшись моего излишне воинственного вида. И поделом. Благодарить я его не стала — рыбкой нырнула между ним и каким-то мальчишкой. Спустя долю секунды, я ощутила, как меня подхватили поперек талии каменные пальцы, аккуратно подняв над землей, которая полнилась восторженными туристами. Мое лицо озарила широченная улыбка — да, это был Эней.
— Давно тебя не было, Мирослава, — протянул он, осторожно усадив меня на свое каменное плечо. Люди стрекотали где-то под нами, совсем не замечая этого невероятного явления. Оно и ясно — мы же сейчас на другой стороне этого мира, магической, которая не видна простому люду.
— Сентябрь же, — отозвалась я, демонстрируя три стопки тетрадей, которые я взяла проверять на дом. — Работа. Школа эта. Фу, — я поморщилась, убирая очки в карман сумки, кстати, без футляра. Еще месяц такого обращения — и Луке придется покупать мне новые. Опять.
— Летом ты скучала по детям, — заметил Эней, скосив на меня внимательные глаза. — А сейчас нос воротишь.
— Хоть бы поддержал, — проворчала я, поудобнее усаживаясь на его плече.
— А ты нуждаешься в поддержке? — каменные брови сложились домиком. — Ты же знаешь, что наша связь обоюдосторонняя — я знаю наверняка, что ты сейчас не устала. Ты всем довольна.
— Знаешь что, расскажи-ка лучше, как твои дела, — вздохнула я, смирившись с тем, что спорить с гранитной головой бесполезно — там всегда исключительно рациональные мысли, ничего кроме.
— Твои дела намного интереснее всех наших вместе взятых, — в голосе великана послышался смешок и я даже для верности бросила взгляд на его точеное лицо — ничего не изменилось.
— Расскажи, куда поведешь детей в эти выходные? — вдруг спросил другой атлант по имени Гай — он делил с Энеем одну колонну и весьма внимательно прислушивался к нашему разговору. Это меня не обидело и не уязвило, ведь по общему согласию я водила дружбу со всеми десятью исполинами.
— Мы хотели сходить в корпус Бенуа возле Спаса на Крови, — отозвалась я, дотянувшись по головы Гая рукой и приветственно коснувшись края его уха — до большего не доставала. — Я покажу им «Купчиху». Галина Владимировна обещала поделиться парой занимательных историй, — я заулыбалась, предвкушая свою встречу с этакой дамой — за чьими плечами уйма событий, и о некоторых она поведает мне, а я, в свою очередь, детям.
— А нам потом расскажешь? — с хитринкой в голосе уточнил третий атлант, Тулий, стоявший напротив Энея.
— Расскажу, — в тон ответила я, широко улыбнувшись. — Могу привести ребят… и запрещу им трогать пальцы, — заверила я, покосившись на Энея. Тот ответил мне благодарным взглядом. — Поведаю им и ваши истории. Какие захотите.
— Мира сегодня невозможная добрячка, — заметил Тулий, неестественно выгнув каменную бровь. Я усмехнулась.
— Уж побольше твоего! — я по-ребячески показала ему язык, вызвав громогласный хохот и остальных девяти гигантов. Тулий обиженно надулся, но через секунду принялся вторить братьям.
Общение со скульптурами и картинами я любила больше людского, потому что творения мастеров и художников никогда не посмеют залезть в душу и плюнуть в рваные раны, которых и без того невероятно огромное количество. Тулий, каким бы оболтусом ни был, никогда не посмеет сделать мне больно, потому что, как и Эней, чувствует и слышит все мои мысли. Лишь только я открыла в себе дар общения с неживыми предметами, выяснила, что это мое личное спасение; я в любой момент могла сбежать к Медному всаднику или же к атлантам, чтобы нажаловаться на весь мир людской и получить в ответ поддержку, ведь что Эней, что Всадник, оба одинаково презирают людей, которые считают, что обидеть кого-то — пустое дело. Которые думают, что вправе рисовать границы и придумывать правила. Мы же верили, что каждый свободен в особом своем понимании.
— Сегодня писали сочинение на тему летних каникул, — задумчиво сообщила я, скосившись на тетради, что покоились на дне моей сумки. — И я попросила написать не только о путешествиях и отдыхе, но и о том, какие их мечты сбылись этим летом. Мне кажется интересным узнать о их мечтах и целях.
— А твои мечты сбылись этим летом? — спросил Эней, и все остальные заинтересованно повернули головы в нашу сторону.
— Нет, — я даже не задумалась перед ответом, покачав ногой в воздухе. — Пожалуй, все только усугубилось, — я печально улыбнулась, вздохнув.
— Твои мечты слишком эфемерны, — заметил атлант, верно разгадав мои мысли. — Нельзя желать идеального мира, а потом ждать, что это исполнится. За столь короткий срок человечество не сумеет прийти к тому, чтого ты от них хочешь.
— Говоришь так, будто я возомнила себя Богиней, — проворчала я, немного пристыженная. — Лука рассказывал, как из соседнего кафе уволили официанта за то, что он засмотрелся на парня. Просто засмотрелся, понимаешь? — я гневно сощурилась. — Это несправедливо.
— Вы, люди, так пренебрежительно относитесь к величайшему в мире дару — возможности чувствовать, — в глосе Энея проскользнуло схожее моему негодование. — Думаете, будто вам подвластна сама природа, даже Вселенная. И никак не уясните самого простого.
— Чего? — пробухтела я, тяжело вздохнув. — Чего никак не уясним?
— А то, прелестная Мира, что ненавистью и запретами нельзя добиться ничего хорошего, — голос исполина стал грозным и стальным в одночасье, а я поежилась. Эней был тем самым атлантом, который выдержал артобстрел во время войны. Если хорошо приглядеться, можно было заметить на его торсе маленьку трещинку — след бойни, которую не сумела скрыть даже реставрация.
— Я знаю, — прошептала я, осторожно коснувшись пальцами его груди, и зажмурилась.
Я уже два года работаю учительницей в средних классах общеобразовательной школы в округе Купчино. И все эти два года учу детей тому же, о чем говорит Эней. Я малодушно верю, что маленьких людей легче научить видеть прекрасы мира вместо ненависти и грязи. Верю, будто смогу вырастить из несколько десятков маленьких человечков Людей с большой буквы. Я ходила по лезвию ножа, ведь не было никакой уверенности в том, что дети не расскажут родителям, что учительница литературы и русского языка говорит на своих уроках о том, что любовь в разных своих проявлениях заслуживает жизни, а считать иностранцев врагами — неправильно. Ох, взашей меня погонят, если хоть что-то из этого всплывет. Но дети молчали и жадно внимали моим словам. Пока.
— Знаете, они у меня замечательные, — я нежно улыбнулась, вспоминая мальчишек, Сеньку и Артема, которые пообещали, что разобьют нос любому, кто посмеет на меня наговаривать. Лиду, которая сказала, что вырастет и станет сражаться за права меньшинств. Карину и Макса. Тимура и еще шестьдесят с лишним детей из разных классов средней школы, которые не восприняли в штыки мои учения. Которые устали от ненависти, взращиваемой в них родителями.
— Еще бы, с учительницей-ведьмой попробуй, побудь не замечательным, — снова встрял Тулий, и вот тут я не выдержала — послала в него сноп ярких искорок. Конечно, такой фокус не нанес ему никакого урона, но вот я осталась довольной.
— Вот-вот. И ты, будь добр, не безобразничай, — елейным голоском произнесла я, закинув ногу на ногу под улюлюканья и оглушительный, полный одобрения рев других атлантов.
— Как она тебя!
— А ведь ты весь вечер нарываешься!
— С нашей Мирой шутки плохи!
Тулий пару секунд смотрел на меня удивленными глазами, а потом медленно улыбнулся и тоже рассмеялся, даже не думая бросаться колкостями в ответ. Я сумела ухватить за хвост его мысли — он так сильно хотел отвлечь меня от неизвестных мне самой переживаний, что рад был затеять этот цирк. Вообще, такие существа, как Тулий или Эней, не имели чувств и эмоций в том понимании, известном нам. Загвоздка в том, что нет ни в одном из миров колдуна с похожим на мой даром. Мама говорила, что я одна такая, говорящая с Городом. Нет ни книг на эту тему, ни даже сказок или легенд — я феномен, чью тайну разгадать никто не сумел. И не сумеет, потому что маменька перед тем, как бросить меня, взяла с меня обещание, что я никому не расскажу о том, что умею. Конечно, не считая Луки, ведь от него у меня тайн не было никаких в буквальном смысле этого слова. И Агнии. Хорошо, что маменька уже об этом не узнает, ведь исчезла с концами больше десяти лет назад.
Воспоминания о ней не всколыхнули в моей души ничего, кроме презрения, ведь ведьма Матрона сбежала ничего не сказав, оставив пятнадцатилетнюю меня с тетей без возможности связаться. Первое время, конечно, было тяжело, но и я не соплячка, чтобы ломаться из-за маминого исчезновения. Тем более что ее побег я могла объяснить — всемогущая ведьма просто искала счастья или свободы, как и все женщины рода Охтовых. Матрона, величайшая колдунья обоих миров, не стала мириться с тем, чтобы всю жизнь провести возле меня. Дождалась моего ведьминского совершеннолетия и помахала платочком. Что ж, зла я не держала, жаль только, что маменька не удосужилась сводить меня на Шабаш — осталась я без фамильяра. Только лишь с кольцом судьбинным, в камне-турмалине которого сверкала искра. Маги да колдуньи верят, словно эта искра — избранного определяет. Глупости и сказки, потому что в свои двадцать пять я все еще одинока. Ну, если не считать Луку.
Моих губ коснулась ласковая улыбка, и я тут же помотала головой, заметив как Эней многозначительно приподнял брови. Почувствовал мой импульс нежности, какая досада. Я состроила ему рожицу и посмотрела на непривычно чистое петербургское небо. Вернее, небо над Чароградом-на-Неве — так в Магическом мире назывался Питер. Я видела, как мелькают над крышами домов многочисленные метлы и ковры-самолеты, вороны и птицы-сирины. Здесь я была чужачкой, вынужденной скрываться под крышей Нового Эрмитажа, полагаться на защиту атлантов, ведь маменька научила тому, что жителям этого мира только и нужно, что овладеть моим редким даром. Поработить. А больше всего на свете я боялась лишиться своей свободы, своей независимости и прямолинейности.
Мое лицо приобрело суровое выражение, но черты его тут же разгладились, когда я подумала о том, что несмотря на это, ведьмы и колдуны научились жить в мире с самими собой и друг с другом. Они поняли, что влиять на чужие решения и чувства не в праве. В этом прекрасном городе, как в многих других, никто не увольняет за взгляд исподтишка, никто не гонит за убеждения, никто не воюет… Эней не прав, моя мечта все же сбылась, вот только не в том мире, в котором я живу.
— Мне, наверное, пора, — я тяжко вздохнула, думая о том, что мне нужно сегодня начать проверять тетради, а то дел накопится много, они превратятся в снежный ком, с которым даже колдун-зимовик не справится.
— Приятного тебе вечера, Мирослава — кивнул Эней, но спускать меня на землю не спешил, словно хотел сказать о чем-то еще. А потом задумчиво посмотрел в небо. — Знаешь, ведьма, мы давно тебе хотели кое о чем сказать.
— Как же долго ты медлил, — проворчал Гай, явно зная, о чем была речь. Я нервно повела плечами.
— Мы были не уверены, — возразил Эней, неодобрительно скосившись на брата. Остальные гиганты загудели.
— О чем сказать? — напомнила я о своем существовании, и мой голос неожиданно охрип.
— О переменах, — вздохнул Эней, покачав каменной головой, словно не одобрял свою же поспешность. — Нам некому об этом рассказать, но мы ощущаем приближение. Это необъяснимо, — атлант вдруг сбился, словно утратил контроль над собственным голосом, и вот это меня не на шутку напугало.
— О чем ты? — я коснулась теплыми пальцами его холодной щеки, всеми фибрами души ощущая его волнение. — Эней, миленький, скажи, что вы ощутили?
— Ты до сих пор дружишь с карельской шаманкой? — вместо ответа спросил Эней, а я округлила глаза.
— С Агнией? Да… конечно. Причем здесь она?
— Скажи ей, что Аксель Стригой вернулся. Она расскажет обо всем лучше нас.
— Ты пугаешь меня, — с сомнением протянула я, заглядывая ему в глаза. — Кто такой Аксель Стригой?
— Спроси шаманку, Мирослава, — атлант печально улыбнулся, словно в извинение. — Мне жаль, что так озадачил, но с ее слов это, правда, будет звучать лучше.
— Мне не нужно лучше. Мне нужно правильнее, — буркнула я, не зная, как толковать свои мысли по этому поводу. — Ты уверен? — я прищурилась, пытаясь уловить малейшие колебания его каменной души. Эней кивнул, и у меня не осталось ни сомнений, ни выбора — придется навестить Агнию.
— Спасибо, что пришла сегодня, — произнес атлант, мягко подхватывая меня поперек талии. Я только и успела, что покрепче прижать к себе сумку с тетрадями.
Ему завторили остальные, но вот различить их слов я уже не смогла — пересекла границу Чародейного и Нечародейного миров, вновь оказавшись в пучине туристов, и поспешила поскорее убраться с Миллионной улицы. Минут шесть до метро, а там по прямой до Обводного канала и на Лиговку. Я шумно выдохнула, возобновляя свои попытки пробиться сквозь толпу, но уже в обратную сторону. Люди всполошились, вели себя так, словно всецело разделяли опасения атлантов. Что за чепуху нес Эней по поводу Акселя Стригоя, я даже не догадывалась, невероятно злая на исполина за это. Наговорил загадок, а теперь хочет, чтобы я все их решила. Фу ты. Я поморщилась, наконец выбравшись на Дворцовую площадь. Но, как бы то ни было, сегодня к Агнии я не собиралась, а значит, подождет Энеево задание до лучших времен. Мне еще сочинения проверять. И с этим решением на губах я побрела в сторону метро.