Ведьма из Купчино

      С Агнией мы познакомились четыре или пять лет назад. Меня каким-то чудом занесло в антикварный магазинчик, чьей хозяйкой оказалась бывшая карельская шаманка, а она, в свою очередь, знала о моем визите, благодаря картам. У каждой уважающей себя женщины должна быть подруга, разбирающаяся в таро, и волею судьбы я нашла ее дождливым осенним вечером. Я уже и не помню всех подробностей нашего разговора, но с первого слова поняла, что готова была впустить эту шаманку в свою жизнь на тех же правах, что и Луку. Может, я увидела в ней старшую сестру, о которой всегда мечтала, а может, просто испытала желание прервать свое одиночество в Нечародейном мире. Лука, хоть и был самым важным и близким человеком для меня, не знал всех тонкостей жизни той, которая должна жить совсем на другой стороне мира. Агния, в какой-то степени, напоминала меня.       Дом Лоймола, к которому принадлежала шаманка, корнями уходил к племени, обитавшему на берегах реки Лоймола более тысячи лет назад и оберегало границы Карелии и Прибалтики от всяческой нечести, которая могла пробраться из Чародейного мира в наш. Агния немного рассказывала о празднике Каравайчике — ведьминском дне, когда границы двух миров стираются, открывая все замки и двери для бесов и чертей. Сама Агния давно отошла от дел Дома и теперь живет в свое удовольствие, пробуя все прелести своей бессмертной жизни. Кажется, ей было сто пятьдесят лет или около того, но, как говорила мама, для колдунов, шаманов и ведьм это число — ничто, ведь ни разумом, ни телом они неизменны. Агния выглядела чуть старше меня и то, наверное, так казалось из-за мудрости, которая плескалась в ее льдисто-голубых глазах.       В первую нашу встречу она заявила, что я излишне беспокойна и нерациональна, вечно бросаюсь из крайности в крайность, как птица, ведомая ветром. Я тогда жутко разозлилась и ушла из ее лавки, громко хлопнув дверью. Вот еще, какая-то малознакомая дама вздумала бередить мою душу и выворачивать наизнанку мои грехи! Я тогда еще девчонкой совсем была, озлобленной и импульсивной, но, несмотря ни на что, я вернулась к Агнии через пару дней и спросила, почему она с такой уверенностью говорит обо мне агрессивные вещи. Она без слов достала карты таро и шаманский посох, и в этот самый момент я обрела подругу.       И, как принято, в странный момент своей жизни я иду именно к ней, потому что рассказать об Энее и ведьме-кошатнице очень хотелось — аж руки от нетерпения дрожали, пока я ехала в метро до Международной. Как ни удивительно, но лавка Агнии была в том же округе, где жили мы с Лукой, в спальном районе Питера. На мой вопрос, почему же Агния не торгует в центре, где больше туристов, она ответила, что ее товары — не для туристов, а для тех, кто действительно в них нуждается. А кто нуждается, найдет магазин шаманки и на самой окраине и даже в лесу, если приспичит. Она продавала всякие магические штуки начиная бездонной сумкой и заканчивая оберегом от вурдалаков.       Оригинальное название «Шаманский чертог» встретило меня как всегда неприветливо и скупо — его едва-едва можно было разглядеть из-под козырька старенькой пятиэтажки. Я немного потопталась на пороге, глядя на хмурое небо, и думала о том, как бы домой не пришлось возвращаться под дождем, ведь зонт я с собой не взяла. А потом смело шагнула вперед, дергая на себя дверь. Звон колокольчиков возвестил хозяйку о моем приходе, хотя, я была уверена, что Агния знала о моем визите задолго до него.       — Здравствуй, Мира. Ты ко мне с новостями или выпить чаю? — шаманка плавно выскользнула из-за прилавка, и я увидела, как она спрятала в карман цветастого платья колоду карт.       — Все сразу, я полагаю, — я наклонила голову на бок, широко улыбнувшись. Все мои тревоги остались за порогом, ведь присутствие Агнии рождало в душе непоколебимо чувство защищенности.       — Тогда садись. Я поставлю чайник, — хозяйка кивнула на стол, находившийся возле панорамного окна, а сама исчезла прямо в воздухе. Вид из окна открывался на бескрайний лес Карелии; высокие ели и сосны уходили в самые небеса, а средь них шныряли духи-защитники — помощники шаманов, следящие за переменами в пространстве и времени. Агния говорила, что очень любит свой дом, поэтому соединила свою лавку с родным лесом, чтобы в любой момент оказаться там. Разрешение на такую магию получали не все — лишь выдающиеся колдуны и шаманы.       Я уселась на стул, бросив сумку с тетрадями на пол, и принялась считать духов, которые блуждали совсем рядом. Только дотянись рукой — да стекло мешается. Иногда я думала о Чародейном мире — смогла бы я стать там своей? Работать? Приносить пользу? Быть как Агния, защищать людей, найти свое место. Я писала книги о тех, с кем вела постоянные беседы, о статуях и картинах, и в этом видела свое истинное предназначение. Я учила детей, говорила им о важности оставаться людьми в любой ситуации, но было ли это моим местом? Я ведь не человек вовсе — ведьма, живущая среди них.       Мама бежала из Чарограда-на-Неве, чтобы спасти меня от тех, кто возжелает заполучить мой дар, она учила меня тому, что на той стороне мира не так все гладко, как кажется, ведь не только маги да колдуньи там обитают, еще и нечисть, опасная, злая, властолюбивая. Мысль неожиданно зацепилась за Акселя Стригоя, о котором предупредил Эней. Кто он — не бес ли часом?..       — Задумчива и хмура, — констатировала вернувшаяся Агния и поставила передо мной чашку ароматного чая. — Чем обеспокоена? Вижу, что не бытовым, — шаманка наклонила голову и сверкнула глазами, словно пыталась считать мои мысли. — Расскажешь?       — Я за этим и пришла, — ответила я, тяжело вздохнув. — Что ты знаешь об Акселе Стригое? — мой вопрос ее не озадачил, хоть черные брови и сложились домиком.       — Могущественный демон, — Агния говорила медленно, словно пробовала каждое слово на вкус. — Двадцать пять лет назад попытался пробраться в наш мир и завладеть разумом людей. Был остановлен. Расщеплен в Пустоте по общему решению шаманских Домов и ведьминских Ковенов Чародейного мира.       — То есть, вернуться он не может? — осторожно спросила я, нахмурившись. Расщепление в Пустоте — серьезная мера наказания, и не переродиться после нее.       — Никоем образом, — резко ответила Агния, глядя мне в глаза. — Что ты знаешь?       — Атланты сказали, что он вернулся, — пожала я плечами. — Наверное, ошиблись.       — Не могли, — нахмурилась шаманка, покрутив один из многочисленных браслетов на своей руке. — Что именно сказали атланты?       — Что Аксель Стригой вернулся. И чтобы ты мне о нем рассказала, — я сглотнула. — Это плохо?       Агния несколько секунд смотрела на меня, а потом мягко улыбнулась, сделав глоток из своей чашки.       — Я узнаю у братьев, в чем дело — они должны знать об этом больше моего, — Агния вздохнула, немного помолчав. — Аксель Стригой был побежден камерунским шаманом, уральской ведьмой и экзорцистом четыре года назад.       — Странная компания, — заметила я, хмыкнув. — Такая… разношерстная.       — Ха, — Агния улыбнулась шире. — Я слышала эту историю, считай, из первых уст, и совсем недавно, к слову… Что-то здесь нечисто, — она неожиданно посуровела. — Все сводится к одному. Может, и правы твои атланты. Я уведомлю Дом Лоймола обо всем, что ты мне сейчас рассказала.       — Почти ни о чем, — заметила я, проведя пальцем по ободу кружки. — Иногда мне так хочется стать неотъемлемой частью всех этих историй что ты рассказываешь… — я сама не заметила, как произнесла это вслух, а шаманка тут же обратила на меня внимательный взгляд.       — Осторожнее с желаниями, — странно усмехнулась она. — Хочешь, погадаю? — вдруг спросила она, выуживая из кармана платья колоду.       — На что? — я все еще была озадаченна ее словами. — На любовь? — иронично добавила я, внутренне содрогнувшись.       — А хочешь? — Агния даже оживилась, хитро на меня поглядев. — Мои предсказания всегда сбываются, — горделиво напомнила она, уже раскладывая карты. — Так что?       — Только не на любовь.       — Страшишься этого, избегаешь, а сама тоскуешь, видно же, — Агния прищурилась.       — Кто бы говорил! — вспылила я. Эти разговоры всегда выбивали меня из колеи. — Сама вон всю жизнь одна, — едко заметила я, неосознанно коснувшись перстня. Судьбинный камень пророчит избранного — так наивно в это верить.       — Я жду, — бесстрастно отозвалась шаманка, скосив на меня голубые глаза. — А ты мечешься. Придет твое — однажды.       — Я не верю в ваши сказки про связанных-избранных, — фыркнула я, начиная раздражаться.       — Твоя правда, — Агния примирительно подняла руки, а потом хитро прищурилась: — А искра-то все равно горит.       Я посмотрела на камень-турмалин, внутри которого, правда, горели две искры: моя, серебряная, и золотая — знак того, что моя вторая половинка где-то есть и ждет встречи. А может не ждет, как и я, потому что намучилась, оступалась множество раз, получала глубокие раны и проливала ночами слезы. Я так долго искала любви и нежности, что иссохла, исчахла, готовая прожить эту жизнь без всяких там избранных. Рядом с Лукой.       Он был моим персональным солнцем в сером Петербурге, теплым и незаменимым, в противовес мне — вечно обиженной и недовольной. Наверное, то, что мы везде ходили вместе, как-то умаляло давление моих негативных мыслей на прохожих — его здоровый тон кожи и улыбка на лице затмевали мою болезненную бледность и извечное выражение аля-просто-не-трогайте-меня. Но я-то прекрасно знала, что пряталось за этой постоянно улыбающейся маской.       Пять лет назад, когда мы были намного моложе, чем сейчас, Лука любил так сильно, как, наверное, больше никого и никогда не полюбит. Его звали Тим — Тимофей Рязанов, настолько простой парень, что проще может быть только разбор односоставного предложения. Никто из нас не решился бы сказать, когда наша дружба втроем превратилась в любовь на двоих, но я первой заметила, как зеленые глаза Луки начали загораться при одном взгляде на нашего Тима. И я, отверженная всеми, к кому испытывала хоть малейшее влечение, неожиданно познала счастье, не за себя — но за близкого человека. Это было поистине прекрасно, а еще чудесней было то, что наша дружба никуда не делась — мы так и слонялись по Питеру втроем, двое влюбленных, и я, счастливая лишь по этому поводу. О, наши встречи всегда были самыми шумными, самыми веселыми и яркими, такими, какие вовек не забудешь.       Я пила свое химозное кокосовое пиво и творила маленькое волшебство навроде фейерверков и мыльных пузырей, а парни любовались моей магией и друг другом. Питер существовал лишь для нас троих, близких и до одури счастливых. Я не чувствовала себя третьей лишней, это было бы глупо, я ощущала себя настолько нужной, что и рассказать об этом нельзя — лишь почувствовать. Я обрела семью после того, как мама бесследно исчезла на мой пятнадцатый день рождения, нашла свой дом в лице Луки и Тима, которые были готовы принять меня любой — и ведьмой-недоучкой, и студенткой педа. Тогда я справедливо смирилась с тем, что моя любовь однажды придет — нужно лишь подождать.       …А потом Тим погиб в автокатастрофе. Нам подробно не объяснили причину его смерти, а тем объяснениям, которые я и Лука получили, мы не поверили. Потерял управление, влетел в грузовик на ровном месте. Тимофей никогда не славился тем, что мог отвлечься — он был внимательным и аккуратным всегда и во всем, почти педантом. Потерять управление (или контроль) — это не про него, и мы с Лукой прекрасно об этом знали. Но других доказательств мы не нашли — машина была исправна, я даже сумела разговорить остатки двигателя и руля — они утверждали, что автокатастрофа — сущая случайность. Воля судьбы. И если так, то я ненавижу судьбу. Ко всему сущему, именно в тот момент я так сильно стукнула свой оберег о стену и теплящаяся на его дне искорка чуть не погасла. Кажется, тогда я обрекла себя на абсолютное одиночество, и не жалела, ведь и Лука будет всю жизнь чудовищно одинок. Я не хотела счастья на его несчастье.       В этом мире только мы и остались друг у друга, мой солнечный мальчик, и я — его персональная грымза, которую за карие глаза-вишни он называет Ягодкой. В сложные моменты жизни положено держаться вместе, мы и держались — я переехала из пятиэтажки, где мы жили с мамой, в его квартирку в Купчино со всеми своими пожитками и недюжинной обидой на весь мир, а Лука открыл мне свои двери, последней, кому готов был их открыть. Я не так хорошо понимала людей, как, например, эрмитажные картины или атлантов, но здесь особого мастерства не требовалось, чтобы догадаться о том, что больше Лука любить не намерен. Такие, как он, влюбляются один раз и на всю свою жизнь, так уж случилось. Даже без судьбинного амулета и прочей магической чепухи, которая существовала на другой стороне мира, и о которой постоянно твердила мама, пока не пропала (или не бросила меня, это как посмотреть). В глазах цвета бутылочного стекла я увидела тень и испугалась по-настоящему, но как тучи уходят прочь, так и скорбь сменилась уютной меланхолией. Может, Лука больше не смеялся так громко, как раньше, но его улыбки никуда не исчезли — стали адресованы лишь мне одной. Мы нашли утешение в объятиях друг друга, я, сирота и лузер в плане любви, и он, когда-то солнечный, переживший непосильную утрату.       Тим! Слышишь ты меня или нет, знай, что я о нем позабочусь.       Вот с таким обещанием на своих губах я встречала Луку с работы, с этой клятвой заваривала ему вечерний чай и обнимала так крепко и трепетно, как никого бы не обняла и в жизни. Лука хорошо знал, что я не любила его так, как положено любить, но тянулся ко мне, словно вдруг увидел в моей злобе нечто спасительное и необходимое для себя лично. И я давала ему все свое тепло, которое только смогла насобирать по закромам своей черствой души. Наверное, спустя пять лет, я могла бы сказать, что люблю его — а я люблю, но без страсти, не так, как любила тех проходящих ублюдков. Я люблю Луку как единственного человека, которому готова отдавать всю себя без остатка. Как друга, как брата, как половинку самой себя, которую вдруг нашла спустя столько лет. И он любил меня так же, может только чуточку больше в силу своего огромного нежного сердца. Я такой роскошью не обладала, увы.       — Только не на любовь, — повторила я, видя, что Агния терпеливо дожидалась моего ответа. Шаманка картинно вздохнула.       — Тогда спросим, что тебя ожидает в будущем.       — Я знаю свое будущее, — я широко ухмыльнулась, скрестив на груди руки. — И в нем есть ты и Лука. Мои ученики и целый мир.       — Зря ты наговариваешь на свой нрав, — сказала шаманка. — Твоя злоба равносильна твоей вере. Твоя тьма рождает свет.       — Мой свет — не для всех, — резонно заметила я. — И ты это знаешь.       — Однажды, Мира, настанет момент впустить в свое сердце кого-то еще. Твои обиды не дают тебе жить, и это глупо.       — Ты знаешь обо мне слишком много, — недовольно пробурчала я, поежившись.       — Но ведь знаю? — Агния закончила тасовать карты. — Запомни, сердце нельзя запирать на замок, нельзя всю жизнь прятаться.       — А если я боюсь? — прошептала я, взглянув на нее затравленно. — Боюсь, что все повторится?       — Нужно найти в себе силы встать и идти дальше, — бескомпромиссно заявила шаманка, мотнув головой. — Безопасно — не значит счастливо.       — А если я счастлива в своей безопасности? — упрямо спросила я, потянувшись за первой картой.       — Значит, ты глупа, — Агния пожала плечами, внимательно следя за моими действиями. — Поверь мне, лишь в твоей власти выйти за пределы своей крепости и увидеть либо болото, либо поле цветов. Тебе двадцать пять — такое ничтожное число! Вся жизнь впереди, а ты заклеймила себя уже сейчас. Это смешно и нелепо.       — Ты жестока, знаешь? — я вздохнула, передернув плечами. Я была с ней совершенно не согласна, но спорить сейчас не хотелось       — Ты путаешь понятия, — бесстрастно поправила она. — Не жестока, а справедлива.       — И скромна, я полагаю?       — Безумно. Выбирай последнюю, — шаманка кивнула на карты, и я наугад дернула третью с левого конца.       Агния мягко взяла из моих рук выбранные карты и принялась их разглядывать. Пока ее лицо хмурилось от одних только ей известных догадок, я наблюдала за огоньками, что шныряли по ту сторону окна. Я бегала за любовью все свою жизнь, сколько себя помню, сначала ища нежность в матери, а потом, когда ее не стало, — в парнях. И все они, как один, были сказочными козлами по традициям любого жанра. Пустыми, безмозглыми, бесчувственными и… ненастоящими. Я искала в них образ, который хотела видеть сама, и каждый раз жестоко разочаровывалась. А они не видели во мне кого-то подходящего, всякий раз выбирая моих одноклассниц, а после — однокурсниц. Такая ирония судьбы — ведьма, владеющая судьбинным амулетом, уже имевшая свою любовь в этом мире, было нещадно одинока. Я ненавидела все это.       — Первая карта — перемены, — Агния заговорила неожиданно, и я даже вздрогнула, бездумно глядя на обращенную ко мне карту, на которой красовалась открытая настежь дверь.       — Почему перемены?       — Потому что ты должна распахнуть свою душу для чего-то нового, — хмыкнула шаманка. — Даже карты говорят, что ты осточертела бояться идти дальше.       — Ха-ха.       — Вторая карта — старые тайны, — Агния показала мне карту, на которой была нарисован силуэт смотрящий в зеркало. — Ты разгадаешь то, что волочится за тобой тяжким грузом много лет.       — Например, какого беса мама меня бросила? — едко ухмыльнулась я.       — Может быть, — кивнула шаманка и, взяв в руку третью карту, почему-то опять принялась ее рассматривать, и неожиданно пояснила: — Это особые чародейные карты. Здесь нет постоянной колоды — изображения меняются в зависимости от заданного вопроса. Даже я не знаю всего, что они могут мне показать, — Агния задумчиво покачала головой, верча в руках выбранную мной карту. — Третья карта — Золотой Император. Признаться, я ее вижу в первый раз, — ее голос звучал озадаченно и даже растерянно. — Это встреча, важная, долгожданная. Но еще это может значить ответственность и выбор.       Я ее почти не слушала, тупо уставившись на нарисованного мужчину в темных одеждах. Его голову венчала золотая корона, а черты лица были неожиданно выразительными, словно портрет. Черные глаза смотрели прямо в душу, такие яркие и живые, что мне захотелось руку протянуть, чтобы убедиться в его реальности. Сердце мое буйное вдруг колотиться начало неистово, словно только и ждало, пока я увижу Императора воочию. Но я испугалась, умерив пыл, и вновь посмотрела на шаманку пустыми глазами. Не нравилось мне то, что эта карта выпала прямо сейчас, когда вокруг так неспокойно стало.       — Я вспомнила кое-что еще. Я слышала, что из Уралграда приехала ведьма, говорящая с кошками. Она околачивалась в нашем кафе, — чтобы отогнать минутное наваждение, быстро протараторила я, стараясь не отвлекаться на вопросительный взгляд Агнии. — Знаешь о ней?       — Если ты боишься, опасна ли ее появление для тебя, то нет, — голос шаманки отчего-то неуловимо изменился. — Должна ли я спросить, все ли с тобой в порядке?       — Все в порядке, — заверила я, рывком поднявшись со стула. — Мне пора. Скоро Лука придет, — я соврала, потому что он задержится, но я отчаянно хотела сбежать от собственных мыслей.       Агния не стала мне препятствовать, напротив, услужливо подала сумку, когда я чуть не направилась к двери без нее. Я потопталась у порога лишь пару секунд, а потом выскочила на улицу, желая поскорее убраться отсюда как можно дальше. Нет-нет-нет, только не сейчас. Я ждала слишком долго, чтобы так просто поверить в это. Такого просто не может быть. Я бежала до дома через дворы, даже не собираясь садиться на автобус, а в голове навязчиво крутился образ Императора. Императора, на чьем пальце было точно такое же кольцо, как и у меня.

***

      Уже зайдя в квартиру и бросив ключи на тумбу, я сообразила, что забыла забрать из кафе обещанный Лукой ужин. Придется готовить себе самой, вот незадача. Я потопталась в коридоре, грядя в зеркало на рассеянную себя, и тяжело вздохнула. Странный день, поскорее бы он закончился. Я еще не до конца осознавала, что вот-вот моя жизнь круто изменится, а может, просто этого не хотела. Закостенелая, я приросла к тому образу жизни, который имела, и больше открывать ни свои, ни чужие двери не намерена. Аксель Стригой — проблема Чародейного мира, не моя, вот пускай уральская ведьма и кто там еще разбираются с ним сами, коли не довели дело до конца. Завтра еще раз навещу Энея и расспрошу его поподробнее, чтобы уж точно ни о чем не волноваться. В крайнем случае, шаманский Дом Лоймола все решит сам.       Как бы я хотела однажды стать героиней всех тех историй, которые мне рассказывают. Собственные мысли заставили вздрогнуть, и я подошла вплотную к зеркалу, заглядывая себе в глаза. Лука почему-то решил, что они похожи на вишни, а мне они напротив казались заурядными, карими, такими, как у всех. В большей части именно из-за Луки я не хотела встревать в дела Акселя Стригоя и Чародейного мира, ведь в свои двадцать пять у меня чертовски много того, что я боюсь потерять. Целый мир в зеленом взгляде и золотых кудрях.       Иногда я спрашиваю у самой себя, зачем мне кто-то еще, если есть Лука? Я задаю этот вопрос Агнии и правда делаю вид, что его одного мне хватит с лихвой. А мудрая шаманки только смеется надо мной, раз за разом повторяя то, что люблю я его всей своей душой, но только не сердцем — и, как всегда, абсолютно права.       Проклятый Золотой Император.       Вспомнив о выпавшей карте, я отпрянула от зеркала и нахмурилась, уже сейчас твердо решив не кликать на себя эту встречу — поменьше думать, и дело с концом. Да, так я и сделаю, а сейчас — готовить ужин и за проверку тетрадей, пока совсем не стемнело. Мира Алексеевна Охтова слишком стара для размышлений о спасении мира и любви.       — Извините, что прерываю Ваши невероятно интересные размышления, но смею заметить, что Вы категорически не правы, — голос, зазвучавший совершенно неожиданно, заставил меня вздрогнуть. — И Ваша маменька была бы крайне разочарована, узнав, что вы мыслите подобным образом.       — Знаешь что, Гаррет, — раздраженно вздохнула я, подойдя к старому маминому помелу, стоявшему тут же, в прихожей. — Крайне неприлично подслушивать чужие мысли, — заявила я, скрестив на груди руки. — И я сто раз тебе это повторяла.       — А я сто раз говорил, что от судьбы не убежишь, — невозмутимо заметил Гаррет, недовольно зашевелив прутьями.       — Мне нет дела до судьбы, — отмахнулась я, накрыв рукой перстень. — Я в нее не верю.       — Но Вы ведьма, Мирослава! — помело негодовало, хоть по внешнему виду и не скажешь. — Вы с рождения связаны с чьей-то душой. Она ведь ждет встречи с Вами так же, как и Вы.       — Я не жду, — огрызнулась я. — Мне хорошо и с Лукой.       — Малодушно и эгоистично. Ваш дорогой друг рожден для другого человека, и Вы это прекрасно знаете.       — Тим мертв, — сквозь зубы прошипела я, совершенно точно не собираясь ругаться с маминой метлой. — И мы остались друг у друга одни. Тебе не понять, так что не пытайся, ясно?       — Вы обрекаете себя на вечное одиночество. На мучения. Что Вы будете делать, если встретите того, кого Вам завещала судьба.       — Убегу, — буркнула я, схватив за метловище. — И буду бежать так долго, сколько придется. Я не хочу никого любить. И не стану.       — Это глупо. Так Акселю Стригою ничего не помешает завладеть Вашим даром.       Стало очень тихо. Оглушительная тишина в моей голове превратилась в нарастающий шум, и я отшатнулась, уставившись на Гаррета с немым ужасом. Опять — завладеть. Мама берегла меня от этого столько, сколько могла, перед своим уходом завещала скрывать ото всех свое ведьминское начало, не позволить узнать.       — Что это значит? — медленно, во слух спросила я, едва разлепив губы. Мне показалось, что помело вздохнуло.       — Ваша мать ушла не просто так. То, что Аксель Стригой вернулся, означает, что Вам пора узнать. Матрона Охтова родила дочь в тот самый день, когда Аксель Стригой истребил одну тысячу и еще троих сильнейших экзорцистов Чародейного мира, — голос Гаррета отбивал дробь в моем мозгу, и я едва ли не вздрагивала. — И среди них был Ваш отец.       — Мама говорила, он бросил нас…       — Матрона решила до последнего скрывать о трагедии двадцати пятилетней давности, — казалось, Гаррету это не очень нравилось. — Она знала, что Акселя Стригоя нельзя одолеть так просто, ведь эта мерзость питается эмоциями, чувствами, идеями не только колдунов и ведьм, но и людей. И в нынешнее время черного в человеческих сердцах накопилось немало, тебе ли не знать.       — И… что мне делать? — севшим голосом спросила я, обессиленно опустив руки вдоль тела.       — Искать друзей, — просто ответил Гаррет. — То, что Агния Лоймолова предсказала Вам судьбоносную встречу значит, что от нее никуда не деться.       — Это жестоко.       — А отрицать это — трусливо, — бесстрастно заметила метла и если бы могла, обязательно бы выгнула бровь. — Нет времени противиться неминуемому.       — У тебя совершенно отсутствует чувство такта.       — Да? Тогда вот еще что — Матрона Охтова наказала мне молчать по этому поводу, но я рассказал все, потому что так будет правильнее. У Вас нет права убегать, Мирослава. Иначе пострадаете не только Вы.       — Лука? — сипло спросила я, и в груди что-то сжалось.       — В том числе. Вы ведь не маленькая ведьмочка, Мира, — голос Гаррета в моей голове зазвучал мягче. — Должны понимать, что бездействие — гораздо хуже любого действия.       — Может, Дом Лоймола разберется с Акселем? — беспомощно спросила я, совершенно не веря в собственное предположение.       — Отдыхайте. Все начнется, когда заговорят мертвые.       — Что это, бес тебя дери, значит? — взревела я, схватившись за метловище и встряхнув, но Гаррет продолжать разговор отказался, и я сокрушенно вздохнула, побредя на кухню.       Может, я и ведьма, но лишенная фамильяра и большей части своих сил, — совершенно бесполезная. Я не хочу быть в стороне и трусливо отсиживаться, но не в моей власти противостоять древнему демону, который убил сотни экзорцистов, в том числе и моего отца. Мысль о том, что Алексей Охтов на самом деле не бросал свою семью, привели меня в всепоглощающий гнев на маму. Она отняла его честное имя, а после исчезла сама — и вот здесь я готова поверить, что она просто меня бросила. Я так не поступлю, не сбегу, потому что мне есть кого защищать — и дело было не только в Луке, в котором я души не чаю, но и… в детях, за которых я была ответственна. За пять классов у которых вела занятия и которых учила быть людьми. Что бы сказали они, узнай, что их учительница сбежала от обязанностей, только о них услышав? Я хотела быть дочерью своего отца.       — Ты расскажешь мне про папу, Гаррет? — тихо спросила я спустя пару часов, когда закончила с ужином, который состоял из жаренных котлет и тушеных овощей.       — Алексей Охтов был одним из сильнейших экзорцистов обоих миров на равне с Трофимом и Мариам Арефьевыми, — он начал весьма воодушевленно и закончил бы, наверное, так же, если бы не звонок в дверь, оповещающий о возвращении Луки. Я вздохнула и поспешила его встретить, твердо решив, что закончу разговор об отце чуть позже. Так странно узнавать главные факты своей жизни после стольких лет абсолютного неведенья.       Переключиться со своих проблем на чужие мне пришлось так же быстро, как взять себя в руки. Лука выглядел уставшим и подавленным до такой степени, что даже привычного света в зеленых глазах я не видела. Не только у меня плохой день. Я без слов заключила его в объятия, осторожно закрыв входную дверь, и позволила Луке окунуться в мою такую редкую нежность с головой, замерев посреди коридора. Именно в такие минуты я сомневалась в сказках про избранных, потому что я чувствовала своего человека рядом с собой практически на духовном уровне, слушая биение его сердца, которое вторило моему.       — Тяжелый день? — шепотом спросила я, поцеловав Луку в висок. — Я приготовила ужин.       — Ты? — он рассеянно удивился, перебирая пальцами мои волосы. То, что я не любила кухонные дела, Лука знал, как никто другой. — Я забыл принести еду из кафе… прости…       — Так, — я слегка отстранилась, чтобы заглянуть в его глаза. Кажется, все намного хуже, чем я думала. — Что случилось?       — Ничего, Ягодка… — он осекся, встретившись с моим острым ведьминским взглядом, и сдался практически сразу. — Помнишь, я говорил, что недавно мы выпроводили из кафе одного пьянчугу? — нехотя заговорил Лука, чуть отвернувшись. — Он оказался сыном больно важного человека. И теперь его папаша хочет закрыть кафе. С концами. Не знаю, натравит проверку или еще чего. Я сегодня и был до поздна, чтобы все проконтролировать. И завтра уйду с утра.       — О-ох… — я растерялась лишь на минуту, а потом обняла Луку снова, проклиная себя за то, что заметила перемены в его настроении так поздно. — Кто он такой? Я поговорю с его домом. Нашлю ведения… или Агния поможет. Нельзя спускать ему с рук это! — мой голос стал неподдельно злым, и Лука ласково улыбнулся, взяв меня за руку и прижав ее к своей щеке.       — Давай посмотрим, что будет завтра, Ягодка. Обещаю, что скажу, если дело выйдет из-под контроля, — он грустно хмыкнул. — Лучше скажи, как ты?       Я на мгновение задохнулась, припоминая все события минувшего дня. Пробуждение Акселя Стригоя, давнишняя смерть отца и предсказание Агнии — все это смешалось в пестрый хоровод, сметая все мысли со своих полок. Но я мигом справилась с собой, натянув на лицо блеклую улыбку. Наверное, не стоит смешивать ведьминские дела с простыми человеческими. Лука и так слишком озадачен делами кафе, так имею ли я право выливать на него еще и свои беды?       — Просто замечательно, — отозвалась я, утягивая его на кухню. Нет, я не расскажу обо всем сразу — может быть однажды, как только разберусь со всем сама.