Чёрт бы побрал тебя, Ангел

Если бы связь между ними можно было представить в виде предмета, то это был бы хрупкий маленький шарик, окрашенный в цвета рассвета. Настолько хрупкий, что стоит ему коснуться земли, как он разлетится вдребезги, и его будет уже не собрать, не поранившись. «Ты слышишь?» Он не слышал ничего. Зато Кроули чётко слышал, как в этот момент падает воплощение их общих надежд и доверия друг к другу. «Ты идиот. Мы могли бы просто быть… нами». Он отвернулся. Что оставалось Кроули, кроме как ринуться спасать плод их общения и шести тысяч лет, проведённых вместе, от страшной участи, раз Он решил ничего не предпринимать? Если Он решил в очередной раз закрыть глаза на происходящее? И вот, поцелуй. Отчаянный, напористый, жесткий и жгучий, каким был сам Кроули. Странный способ вытащить этот шарик со сцены для казни, на которую его обрёк Азирафаэль своим упрямством и верой в то, что Небеса всё ещё могут измениться. Но Кроули иначе не мог: не умел. Маска спокойствия и самонадеянности, наконец, спала с лица Азирафаэля. Он пытался освободиться от цепкой хватки Кроули, но то было больше похоже на трепыхание мотылька с обожженными крыльями с тем лишь отличием, что этот мотылёк не стремился к огню, он сам разгорелся и опалил его. Боль от жара сменилась жгучим ощущением в груди. Воздуха стало не хватать, будто он оказался в пучине вод, откуда не было спасения. Как утопающий, Азирафаэль пытался ухватиться хоть за что-нибудь, что могло бы помочь всплыть. Единственной опорой оказалось плечо того, из-за кого его и захлестнуло волной отчаяния и затянуло в воронку сокрушения. Ещё секунда — он чувствовал — и его будет не спасти. От резкого прилива воздуха голова начала кружиться. Кроули сам разорвал поцелуй. Он не кидал спасательного круга, не оттащил Азирафаэля к берегу — он не сделал ровным счётом ничего, чтобы спасти его из этого водоворота эмоций. Даже хуже — не стал предупреждать о грядущей волне. Словно он уже выдохся. Ангел, испуганный и ошеломленный, в панике пошёл ко дну. Но он не винил змею под водой, которая мешала ему всплыть и кусалась: — Я… Я тебя прощаю. Только было одно «но»: Кроули не пытался ему помешать. У Кроули, как он думал, почти получилось удержать хрупкий шарик от падения. Только он не предвидел, что Азирафаэль сам смахнёт его, будто пыль. «Обойдусь» Шарик со звоном разлетелся на мириады осколков. Кроули сделал всё, что было в его силах. В конце концов, спасение утопающих — дело рук самих утопающих, да? Кроули ушёл. Прежде мелодичный и тихий, звук колокольчика над дверью прозвучал неожиданно громко и раскатисто в образовавшейся гробовой тишине. Словно и не было никаких людей и машин за окном. Никаких соловьёв. Осознание стрельнуло в мозг слишком резко и слишком болезненно. Азирафаэль коснулся пальцами губ — всё ещё влажных и горячих после поцелуя, который для него представлял собой не отчаянный последний шаг вдогонку уезжающему поезду, а скорее вторжение в храм, ранее первозданный и непорочный. Кроули — убийца, вор и богохульник, а Азирафаэль теперь не более чем пустое и разрушенное место в собственных глазах. Жалость к себе быстро сменилась обидой на Кроули. Мало того, что он отказал ему, так ещё и посмел переступить черту. Точно издевался над ним! Азирафаэль отдёрнул руку, будто ничего и не было. Метатрон зашёл несколько неожиданно. По выражению его лица можно было легко догадаться, что Азирафаэль ничерта не смог скрыть своё внутреннее замешательство. — Как он это воспринял? Ну… Не рассказывать же ему о том, что Кроули эта новость привела почти что в бешенство? И тем более о поцелуе… Азирафаэль помялся, но всё же ответил: — Не очень хорошо. Метатрона эти слова совсем не удивили. — Ну, он всегда хотел идти своим путём. И всегда задавал дурацкие вопросы. В этом Кроули напоминал любопытного ребёнка, который то и дело совал нос не в свое дело и вечно играл с огнём. И, как за любым ребёнком, за ним нужен глаз да глаз. Но у Азирафаэля были ещё дела, помимо прогулки по саду под ручку с Кроули. Азирафаэль надеялся, что Кроули сам захочет выйти из своего сада и наконец увидеть, что за его пределами так же хорошо, как и внутри. Что не везде находятся монстры, которые так и норовят забрать его игрушки. — Итак, ты готов? — Вопрос был задан скорее для галочки. Метатрон знал ответ. Как и Азирафаэль. Или… нет? Сможет ли он оставить ребёнка одного? Бросить его в саду, мол, пусть наконец повзрослеет? Они шесть тысяч лет провели вместе. Вместе гуляли по этому саду, который сами удобряли и поливали. Вместе. Действительно ли Азирафаэль хочет отпустить эту маленькую ладошку? Он посмотрел на Метатрона и тут же перевёл взгляд на что-то за окном. Азирафаэль колебался. — Я… Но… Мой книжный. — Он говорил так, будто его волновал этот магазин. Он однажды уже пережил его потерю. Переживёт и ещё раз. — О, да. Что ж, пока я доверил его Мюриэль, — Метатрон будто уже предвидел такое развитие событий. — Он будет в хороших руках. Азирафаэлю стало некомфортно от того, что Метатрон настолько всё продумал. И, более того, теперь у него нет аргументов за то, чтобы остаться здесь. В саду. — Но… — Тебе нужно что-нибудь взять с собой? — Конечно нет. Не что-нибудь, но кого-нибудь. Но что делать, если этот кто-то категорически против? — Нет. Ничего не приходит в голову. Он ещё раз взглянул в окно и увидел там Кроули, стоящего у машины. Точно ребёнок, ждущий, что родитель пошутил о том, что уходит один, и сейчас вернётся к нему и попросит прощения. — Может, всё же… Однако, родителю иногда надо стоять на своём. Это необходимая часть воспитания, без которой ребёнок так и останется малым дитём. Ничто не вечно. Поэтому в любом случае, рано или поздно, ребёнок остается без руки, ведущей его. — Нет, ничего. Жаль, Азирафаэль не понимал, что ребёнком тут был только он. Они вышли из книжного магазина. Азирафаэль специально ни разу не обернулся, потому что понимал, что стоит ему обернуться, и он кинется к этому ребёнку. Ребёнок настолько же нуждается в родителе, насколько родитель нуждается в своём ребёнке. Кроули хотелось верить в то, что Азирафаэль одумается. Что вот он сейчас пошлёт этого Метатрона, эти Небеса. И останется им с ним. С каждым их шагом в нём оставалось всё меньше надежды. Кто бы мог подумать, что ангел будет тем, кто убьёт веру в демоне. — Уверен, ты прекрасно справишься с завершением этого этапа. — «Этого» этапа? — Как и с запуском следующего этапа Великого замысла. Азирафаэль встрепенулся. Великий замысел — это то, что беспокоит его на протяжении всего времени, что он живёт на Земле. С самого Сотворения. Неудивительно, что он захотел узнать побольше об этом, стоило Метатрону про это упомянуть. Увы, вместо должного ответа он получил лишь лесть, пусть он и не понял это: — То, чем должен руководить ангел с твоими талантами. Ангел, который хорошо знаком с устройством жизни на Земле, — звучало это, надо сказать, действительно интригующе. Можно даже сказать, соблазняюще. — Мы называем это Вторым пришествием. То, с каким спокойствием сказал об этом Метатрон, пугало и тревожило. Он словно бросил это невзначай, мол, да все же об этом знают и наслышаны. В этом нет ничего такого. Только вот для Азирафаэля это прозвучало как гром среди ясного неба. Он прекрасно знал, что это. И прекрасно знал, к чему это приведёт. «Когда Небо уничтожит жизнь на Земле, она будет так же мертва, как от рук Ада». Думал ли о Великом замысле или Втором пришествии Кроули, когда произносил эту фразу? Почему он вообще произнёс это тогда? Азирафаэль не мог поверить в происходящее. Чем больше он думал о сказанных Метатроном словах, тем больше ужасных образов возникало у него в голове. Конечно, в нём теплилась надежда на то, что он сможет направить действия Небес в нужное русло. Сможет уговорить хоть бы и самого Бога, чтобы предотвратить Второе пришествие. Ангел, что с него взять. Метатрон зашёл в лифт и, видя, что Азирафаэль не идёт следом, вопросительно посмотрел на него. В его взгляде было видно, что идти на попятную слишком поздно, он не примет отказ. Азирафаэль чувствовал, что над ним словно повис дамоклов меч. Он, поборов одеревенелость в теле, смог обратить на Кроули взгляд с немым вопросом: ты знал об этом? Азирафаэль хотел бы попросить Кроули о помощи в этот миг. Хотелось, чтобы тот дал ему совет. Придумал что-нибудь, как он делает это обычно. Но какой в этом смысл теперь? Ему нужно идти. В этот же момент Азирафаэль пообещал самому себе: он как можно скорее вернётся к Кроули. Он был готов даже отплясать для него танец с извинениями, чтобы тот принял его. Они ещё обязательно поговорят и придумают что-нибудь. Вместе. Пусть только он дождётся его. Ну а пока… Шаг. Второй. И ещё, пока он не оказался в лифте. Будто только этого и дожидаясь, женский голос сверху сразу произнёс: «Двери закрываются. Вознесение». Нахождение в лифте рядом со смотрящим на него Метатроном давалось Азирафаэлю… тяжело. Этот взгляд не был каким-то угрожающим, но было что-то странное в нём. Что-то, что заставляло Азирафаэля пожалеть о всех своих словах и действиях, которые он совершил за эти короткие несколько минут. И ведь он пытался заставить себя думать, что ему лишь кажется. Это же Метатрон, в конце концов, Глас Божий! А ему самому должно быть стыдно за то, что он посмел сомневаться в добрых намерениях Небес. Но внутренний переполох никуда не уходил и не собирался утихать. Азирафаэль всё пытался себя успокоить: «Чего не наелся, того не налижешься». Ему нужно сосредоточиться не на непонятном волнении, а на том, что именно он должен будет сделать там, наверху. Что он скажет, чтобы поскорее вернуться на Землю, к Кроули. Но не получалось. В голове будто пытались смешать ядерный коктейль из тревоги и оцепенения. И чем дольше они ехали в этом лифте, тем больше странных эмоций намешивалось в этот коктейль. Бармен явно хотел, чтобы он напился до беспамятства. Азирафаэль уже чувствовал, как голова внезапно полегчала. Его будто окрылило! Так зачем… «Небеса. Двери открываются». …ему возвращаться на Землю?

Соловей уже не пел на Баркли-сквер.