The gift of joy | Дар радости

      Следующие три дня прошли примерно так же. Гермиона и Драко катались на велосипедах по окрестностям, иногда ездили в парк, где сидели вместе в тишине, а иногда в близлежащие магазины, чтобы поглазеть на вещи. Грейнджер помогла ему выбрать несколько подходящих для лета маггловских нарядов, на оплате которых настояли ее родители. Он был подавлен перспективой того, что магглы будут заботиться о нем финансово, и потребовалось больше часа убеждений, чтобы Драко уступил. По большому счету, он позволил им сделать это, чтобы его оставили в покое.       Если отбросить унижение, Драко был шокирован тем, насколько ему весело. После уныния, в котором он пребывал всего несколько дней назад, видеть его улыбку сейчас казалось настоящим чудом. Родители Грейнджер приняли его в свой дом без вопросов и обращались с ним так, как будто он был их собственным сыном. Они говорили с ним с уважением и добротой, чего нельзя было сказать о нем. Отец Грейнджер любил по утрам ерошить ему волосы и рассказывать банальные шутки — в основном о зубах. Доктор Грейнджер был полной противоположностью его собственному отцу. Ее мама обнимала его с большим теплом, чем Драко привык. Собственная мать, несмотря на заботу, была гораздо отстранённее.       Больше всего в семье Грейнджер его заинтриговало то, как внимательны они были по отношению друг к другу. Гермиона каждый вечер за ужином спрашивала своих родителей об их работе, а они, в свою очередь, активно выслушивали ее мысли по разным вопросам. Такого насыщенного общения он никогда раньше не видел; ни в своем, ни в каком-либо другом чистокровном доме, который посещал в детстве.       Если это была какая-то маггловская фишка, Драко было стыдно признаваться, что ему это нравилось. Ему нравилось жить с Грейнджерами. Даже зубрила Грейнджер с густой копной волос нравилась ему, и он ненавидел себя за это. В Хогвартсе он был настолько сосредоточен на своей врождённой неприязни к ней, что не обращал внимания на её лучшие качества. Грейнджер, безусловно, была умна, но это знали все вокруг. А ещё она была терпелива и мила с ним, даже когда он вел себя как сволочь. Что было довольно часто.       Она много улыбалась ему. И пусть Драко не хотел этого признавать, у Грейнджер была приятная улыбка. Когда ее зубы стали нормального размера? Он не заметил. И, конечно, никогда раньше он не замечал ее задницу. Но когда на ней были надеты эти крошечные штучки, которые она называла шортами, не замечать ее было невозможно. Конечно классическая одежда волшебников не позволяла разглядывать тела учеников, но Драко никогда бы не подумал, что под ее тяжелой шерстяной мантией и юбкой до колен скрывалось такое великолепное тело.       Может быть, она и была магглорожденной и отличницей, но он все еще был семнадцатилетним парнем.       Они снова проводили время в парке, велосипеды были брошены неподалеку. Драко наблюдал, как Грейнджер двигалась вверх-вниз на качелях слева от него, и ее кудри развевались. На лице сияла улыбка. Губы Драко скривились одновременно от веселья и раздражения. То, что Гермиона Грейнджер, чертов книжный червь и гриффиндорская принцесса, которая готовилась вступить в войну, могла так свободно улыбаться, вызывало у него настоящую зависть. Он не мог вспомнить, когда в последний раз так весело улыбался.       Драко наблюдал, как она взмывает все выше и выше. Ее глаза заметались по сторонам, когда она оказалась вровень с верхней перекладиной. Это выглядело так, будто она что-то искала. Затем, после многозначительного взгляда в его сторону, гриффиндорка громко закричала, отпустив качели.       Драко вскочил, широко открыв глаза. Она что, сумасшедшая? Если бы Грейнджер сломала шею, он не смог бы использовать магию, чтобы исцелить ее. Глупая девчонка! Но его беспокойство оказалось напрасным.       Вместо того, чтобы упасть, Гермиона грациозно опустилась на землю, на ее лице был написан восторг. — Ты с ума сошла? — прошипел Драко, бросившись к тому месту, где она приземлилась. — Парк кишит магглами, а ты паришь в воздухе, как будто мы в Хогвартсе! — Я осмотрелась, прежде чем прыгнуть, Малфой. Рядом никого нет.       Грейнджер самым возмутительным образом закатила глаза, а затем вытянула свои длинные ноги и легла на траву. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Он постоял минуту, как идиот, наблюдая за ней. Грейнджер приоткрыла один глаз и слегка подняла голову. — Трава мягкая, можешь присоединиться, если хочешь, — сказала она, похлопав по земле рядом с собой. Драко поднял бровь. Настала его очередь оглядываться. В голове промелькнула мысль, что за деревом притаился кто-то из однокурсников-слизеринцев и ждёт, чтобы обвинить Драко в том, что он лежит на земле рядом с той самой грязно… нет, магглорожденной Грейнджер. Это было нелепо.       С глубоким вздохом Драко опустился на землю рядом с ней. Драко все ждал, что Гермиона что-нибудь скажет, но когда повернулся к ней, то увидел, что ее глаза снова закрыты, а на лице играет блаженная улыбка. Драко понял, что никогда раньше не удосуживался по-настоящему внимательно рассмотреть ее. Обычная девочка стала красивой девушкой. И хотя она не могла сравниться с породистыми чистокровными особами, которых он знал с детства, красота Грейнджер была простой и сдержанной. Веснушки на ее носу легко можно было сосчитать, и Драко почти поддался искушению. Неужели Поттер и Уизли часто так ее рассматривали? Неужели она часто лежала в траве со своими двумя лучшими друзьями-идиотами? От этой мысли у него в животе появилось ощущение, которое он предпочел проигнорировать. — Это приятно, правда?       Драко вздрогнул. Грейнджер заговорила, не открывая глаз. — Что приятно? — протянул он, ожидая, что Гермиона заведет скучную беседу о погоде. — Быть рядом и не испытывать желания проклясть друг друга.       Грейнджер повернулась к нему и одарила улыбкой, и он почувствовал, что отвечает ей тем же. — Говори за себя, Грейнджер. Я всегда могу снова кинуть в тебя Дантиссимус.       Улыбка сползла с ее лица. — Ты не посмеешь! — Не посмею? — он поднял бровь и ухмыльнулся.       Драко почти с ликованием наблюдал, как шок на ее лице сменяется страхом, а затем внезапным триумфом. — Даже если захочешь, твоя палочка все ещё у меня. Ничего не получится, Малфой. — Похоже на то.       Грейнджер едва начала переводить дыхание, когда по ним внезапно скользнула тень. Малфой поднял взгляд, а Грейнджер приподнялась на локтях, прикрывая глаза ладонью. — Гермиона? Гермиона Грейнджер? Это ты? — спросил мужской голос сверху.       Драко краем глаза заметил, как Грейнджер схватила свою сумку. Конечно, она готовилась вытащить палочку, если потребуется. — А что, если так? — она вскочила на ноги. — Это Саймон. Саймон Хэнфорд из начальной школы. Я узнал твои волосы. Не видел тебя целую вечность.       Драко тоже встал и оглядел Саймона с ног до головы. У него были русые волосы, и он был чуть ниже Малфоя. Этот парень не казался слишком устрашающим. Драко увидел, как Грейнджер застенчиво улыбнулась ему. — Конечно, я помню тебя, Саймон. Ты сидел позади меня почти на каждом уроке. Наши фамилии стояли рядом в журнале, и учителя всегда ставили нас в пару. Кажется, я помню, что ты был не слишком разговорчив.       Саймон ухмыльнулся. — Верно. Тогда я был немного застенчив. Но ты всегда была добра ко мне. Я тоже не помню, чтобы ты слишком много говорила. — Это вранье, — возмущенно фыркнула Грейнджер. — Я все время говорила в классе. — Да, отвечая на вопрос учителя. Но редко — с кем-то из нас.       Драко усмехнулся. — Она всегда с головой уходила в книги, не так ли? — предположил он, ухмыляясь.       Саймон посмотрел на него. — Верно, так и было. Значит, ты парень Гермионы?       Ухмылка сползла с лица Драко, и он поднял брови. — Ни в коем случае, — его реакция, должно быть, была слишком сильной для ответа на такой вопрос, потому что Грейнджер немедленно вмешалась. — Мы учимся вместе в школе. Ты же знаешь меня — я слишком занята учебой, чтобы думать о свиданиях.       Саймон кивнул, по-видимому, удивленный, и сунул руки в карманы. — В школе, да? Точно. Ты же не ходишь в местную. Родители отправили тебя в какую-то крутую школу-интернат, где учатся дети из богатых старинных родов. Все остальные в нашем классе задавались вопросом, куда ты подевалась, когда мы перешли в среднюю школу. Ты словно исчезла.       Драко наблюдал, как в голове Грейнджер происходит интенсивный мыслительный процесс. — Ну… школа очень далеко и, к тому же, в сельской местности. Почта шла целую вечность, а я хотела сосредоточиться на том, чтобы завести новых друзей, поэтому никому не писала. — И все же, — не успокаивался Саймон, — ты могла бы приехать летом.       Грейнджер пожала плечами. — Лето казалось мне слишком коротким, чтобы заниматься чем-то еще, кроме как проводить время с родителями.       Драко нахмурился. Это не могло быть правдой. Ее родители большую часть дня работали и предоставляли ей полную свободу действий. Конечно, если бы Грейнджер захотела, она легко могла бы встретиться со старыми друзьями. — Все нормально. Слушай, мы с ребятами как раз собирались пойти в бассейн поплавать, если хочешь, присоединяйся. Ты их знаешь — это Крейг Спенсер, Роберт Адамс и Николас Мессал. Они бы очень обрадовались, увидев повзрослевшую Гермиону Грейнджер. — Саймон ухмыльнулся, и Грейнджер вдруг покраснела. — Крейг, Роберт и Николас? Ты ведь понимаешь, что это те мальчики, которые превращали мою жизнь в настоящий ад на протяжении всей начальной школы? — прошипела сквозь зубы Грейнджер. Она выглядела так же устрашающе, как и ведьма, которая ударила его в нос на третьем курсе. — Да, но они одумались. Теперь они нормальные парни, по-настоящему зрелые. Мы готовимся к экзаменам в следующем году и все такое.       Драко наблюдал, как Грейнджер подавила свой гнев, высоко подняла голову, стараясь изо всех сил соблюдать все правила приличия, и откашлялась. — Было приятно увидеть тебя снова, Саймон, но я должна отказаться. Ты единственный, кто вел себя более-менее прилично по отношению ко мне в начальных классах. В школе-интернате я нашла прекрасных друзей, включая Драко…       Драко поднял брови, услышав собственное имя. — … и у меня нет никакого желания проводить время с этой компанией. Тем не менее, я надеюсь, вам будет весело.       На лице Саймона отразилось удивление, он нерешительно помахал рукой и попрощался, прежде чем направиться в другую часть парка. — Что, черт возьми, это было, Грейнджер? — Драко обернулся и увидел, что его спутница сидит на земле, подтянув колени к груди. Ее губы дрожали, а глаза стали красными. Странное чувство нахлынуло на него, и он обнаружил себя рядом с ней. — Грейнджер, с тобой все в порядке? — Ты знаешь, у меня не было друзей до того, как я попала в Хогвартс. Другие ученики считали меня странной ещё с детского сада, — она сделала то, чего Драко так боялся, и смахнула с покрасневшей щеки слезу. Не зная, утешать её или нет, он продолжал неподвижно сидеть рядом. — Саймон… он… был нормальным. Но те другие мальчики, о которых он упоминал, ужасно вели себя по отношению ко мне много лет. Обзывали, распускали слухи, зло подшучивали надо мной, — она сделала паузу, коротко взглянув на него. — Совсем как ты, Малфой.       Драко не нашел слов и стал пристально разглядывать свои ботинки.       После минутного молчания он все же заговорил. — Почему со мной ты можешь общаться, а с теми парнями нет? Если я, как они, поступал ужасно? — Поступал? — Грейнджер посмотрела на него. — Ладно, поступаю.       Грейнджер ухмыльнулась и снова легла на траву. Драко закатил глаза и присоединился к ней. — Потому что тогда у меня не было друзей. В начальной школе мне было очень одиноко, и я думаю, что встреча с теми мальчиками снова заставит меня испытать это чувство. Вот почему я так благодарна, что теперь у меня есть Рон и Гарри.       Драко услышал улыбку в ее голосе. Это понравилось ему больше, чем слезы. — Они были рядом со мной с первого курса. Рона даже рвало слизняками, когда ты пытался причинить мне боль, а он защитил меня. Причина, по которой я могу говорить с тобой, не чувствуя себя ужасно… я знаю, что они будут любить меня, даже если ты снова увеличишь мои зубы заклинанием. — Как бы я ни ненавидел Потти и Уизела, они хорошие друзья. Я считаю, что даже такие зубрилки, как ты, заслуживают друзей. — Драко Малфой, это самая приятная вещь, которую ты мне когда-либо говорил. — Грейнджер улыбнулась, и, к своему ужасу, он почувствовал, как у него заныл живот. — Возможно, это самая приятная вещь, которую ты вообще говорил кому-то.       Драко хмуро посмотрел на нее в ответ.       Они еще час лежали под летним солнцем, обсуждая забавные истории из жизни своих факультетов. Он рассказал Грейнджер о том, как на третьем курсе Крэбб так часто посасывал кончик своего пера, что они с Блейзом Забини решили заставить перо взорваться у него во рту. Его язык был черным неделю. В свою очередь, Гермиона рассказала ему о некоторых забавных проделках близнецов Уизли в Гриффиндорской башне, включая случай, когда они зачаровали зеркало, чтобы оно несколько дней ходило за их старшим братом Перси, повторяя все, что он говорил, голосом их матери.       Драко был искренне удивлен, увидев, что у Грейнджер есть чувство юмора, ведь раньше он совсем этого не замечал, сосредоточившись на качествах, которые были ему неприятны. И что же теперь? Оказывается у его однокурсницы красивое лицо, приятное чувство юмора и отличная задница. Он должен контролировать себя, чтобы предоставленное ему убежище продолжало оставаться комфортным для него.       Вот почему, внезапно проснувшись посреди ночи и увидев ее лицо в нескольких дюймах от своего собственного, он испытал одновременно и ужас, и восторг. — Что за чертовщина, Грейнджер? Это твоя новая привычка, пробираться ночью в мою комнату, чтобы посмотреть, как я сплю?       Грейнджер на мгновение нахмурилась и села на край кровати, заставив Драко подвинуться. Только когда он пошевелился, то понял, что весь взмок от пота, и футболка неприятно прилипла к коже. Его сердце бешено колотилось, а голос звучал хрипло. Что происходит? — Я пришла, потому что ты плакал во сне. Хотела убедиться, что с тобой все в порядке, — объяснилась Грейнджер. Она протянула ему носовой платок, и, схватив его, Драко отвернулся, чтобы вытереть лицо. Конечно, она носила с собой чертов носовой платок даже ночью.       Проклятье. Она видела, как он плакал. Именно этого он и хотел избежать. — Знаешь, плакать — это нормально. Ты через многое прошел за последнюю неделю. Нет… — Драко услышал, как дрогнул ее голос. — Ты через многое прошел за последний год, правда?       Он обернулся, ища ее лицо в голубом лунном свете. Грейнджер смотрела прямо на него, искренность читалась в каждой ее черте. Прежде чем Драко осознал это, она потянулась к его руке и сжала ее. — Знаешь, я могу быть рядом. Как друг. — Она снова сжала его пальцы. — Думаю, тебе сейчас не помешал бы друг.       Драко опустил взгляд на их руки. Почему он не убрал свою?       Потому что никто никогда так на тебя не смотрел, — прошептал голос в его голове.       Это была Грейнджер. Гермиона Грейнджер, та самая грязнокровка.       Ты же видел ее сейчас. Действительно видел. Ты все еще веришь в это дерьмо?       Драко перевел взгляд обратно на Грейнджер, которая смотрела на него с беспокойством, закусив губу.       Нет, не веришь, — сделал вывод голос.       Драко сжал ее руку в ответ, и она улыбнулась. Однако через мгновение ее улыбка померкла. В глазах Гермионы скрывалась глубокая печаль. Борясь с присущими ему слизеринскими инстинктами, которые говорили Драко не лезть не в свое дело и не высовываться, он прочистил горло. — Если мы действительно собираемся стать друзьями, не хочешь рассказать, что с тобой происходит? Я вижу тебя насквозь, Грейнджер.       Она раскрыла рот от удивления. Гермиона отпустила его руку и начала ерзать. — Малфой, я… — И садись поудобнее, раз уж пришла, — добавил он, двигаясь и указывая на место рядом с собой. Мерлин, что он делает, превращается в гриффиндорца? Действует, прежде чем подумать? Или, что еще хуже, в мягкотелого пуффендуйца?       Она подчинилась, с ногами забравшись на диван, и прислонилась к изголовью рядом с ним. Глядя прямо перед собой, она глубоко вздохнула и заговорила. — Я должна тебе кое-что сказать, Малфой. — Он навострил уши. — Я… я не знаю, сколько еще мы с тобой здесь пробудем. — Значит, с тобой связывалась МакГонагалл? — Драко неожиданно стало грустно при этой мысли. Он не был готов покинуть дом Грейнджеров сейчас, когда наконец начал чувствовать покой. — Нет. Это мое решение.       Драко нахмурился. — Почему нам больше нельзя быть здесь? — Я подумала, что пришло время принять участие в этой схватке. — Она посмотрела прямо на него. — Надвигается война. Мы оба это знаем. Я рада, что ты будешь в безопасности, под защитой, но… — голос Гермионы дрогнул, и Драко увидел слезы, навернувшиеся на ее глаза. О нет. Он плохо переносил чужие слёзы. Сегодня ее уже охватывали подобные эмоции, но лишь на мгновение. Похоже, сейчас все было серьезнее.       Дурак! Слушай внимательно, — вернулся голос. — …но из-за моего участия в войне я боюсь за своих родителей.       Ей удалось произнести эти слова до того, как ее лицо исказилось, а тело задрожало из-за рыдания. Драко почувствовал, как его сердце сжалось, когда он понял, о чем она думала. Ему был слишком хорошо знаком страх, что собственные действия могут привести к ужасным последствиям для его семьи. Через мгновение Грейнджер взяла себя в руки. Она вытерла глаза тыльной стороной ладони, как маленький ребенок. — Прости, — пробормотала она, — веду себя глупо.       Драко усмехнулся. — Что ты мне говорила? Знаешь, плакать — это нормально. На самом деле, я понимаю твой страх за родителей, — Драко обнаружил, что слова сами собой слетают с его губ, и не знал, зачем произносит их. Он никогда ни с кем не говорил о личных вещах, но по какой-то причине чувствовал, что Грейнджер — именно тот человек, которому можно рассказать об этом. — Ты же видела Омут памяти? Последний курс я провел в страхе, что все испорчу. Он угрожал убить моих родителей, если я не буду подчиняться.       Драко решил, что ей не нужны подсказки, чтобы понять, кто такой «Он». — Теперь, когда я официально провалил свою миссию, у меня нет возможности узнать, что случилось с моими родителями. Насколько я знаю, они могут быть мертвы. Или сошли с ума под пытками, как родители Лонгботтома.       Драко подтянул колени к подбородку, глядя ей в глаза. — Неизвестность выводит меня из равновесия. Конечно, быть здесь — оставаться в неведении — это все равно что выпить стакан воды, когда испытываешь невыносимую жажду. Мне давно не было так спокойно. Но каждый раз, когда я чувствую, что улыбаюсь или забываю обо всем, что я сделал, обо всем ужасном, что я натворил, — Драко остановил себя, отворачиваясь от Грейнджер. Ему было невыносимо смотреть на нее. — Он продолжает держать в руках все ниточки. Такое чувство, что даже если я выпью сотню стаканов воды, меня все равно будет мучить жажда. Такое чувство, что я никогда не избавлюсь от этого.       Драко показал на левое предплечье, где на бледной коже выделялась Темная метка. — Знаешь, она все еще горит, — прошептал он.       Драко ждал, что Грейнджер отреагирует на метку с отвращением — вздрогнет при напоминании о том, что он практически чудовище. Он попытался притвориться, что это его не беспокоит и вдруг почувствовал легкое прикосновение. Гермиона положила руку ему на спину. Она переместилась так, чтобы сесть напротив него. Когда Драко поднял глаза, Грейнджер оказалась практически у него перед носом.       Она взяла его левую руку в ладонь и провела пальцами по Темной метке. Ее касание было таким легким, что казалось, будто перышко прошлось по его коже. Гермиона внимательно изучила метку, прежде чем снова поднять глаза и встретиться с ним взглядом. — Эта метка может быть постоянной частью твоего тела, но она не обязательно должна быть частью твоего сердца.       В этот момент, освещенная лунным светом, с глазами, сияющими заботой, Гермиона была прекрасна. — Я вижу тебя таким, какой ты есть, Малфой. Я не могу сказать, что ты яркий пример доброты. Я также не могу с уверенностью сказать, что ты не совершал ужасных поступков. Ты тщеславен, эгоистичен и, вообще, придурок. — Ну и дела, Грейнджер. Ты точно знаешь, как сделать парню приятное.       Она улыбнулась, положив руку ему на плечо. — Но я могу сказать вот что. Я видела твое сердце, и оно доброе. Не самое чистое, конечно, но все равно доброе. Ты не чудовище, Драко Малфой. Ты пережил самый страшный час в своей жизни и стал лучше. Если это не сила и не доброта, то я не знаю, что это такое.       Она смотрела на него с такой серьезностью, что Драко внезапно почувствовал себя обнаженным и полностью беззащитным. У него было желание убежать, но в то же время остаться здесь и внимательно слушать каждое ее слово. После всего, что он сделал Грейнджер за эти годы, как она могла говорить ему такие добрые вещи? Его глаза второй раз за ночь наполнились слезами. Он попытался сдержать их, но потерпел неудачу.       Вдруг он почувствовал на своем теле ее руки. Объятия Гермионы были такими теплыми, и он прильнул к ней. Она мягко поглаживала его спину, шепча нежные слова утешения. Драко плакал до тех пор, пока глаза не высохли, а дыхание не пришло в норму. Все это время она не сдвинулась ни на дюйм, нежно обнимая его.       Драко отстранился и прислонился спиной к изголовью кровати. Грейнджер снова придвинулась к нему, и они сидели в тишине, как часто бывало в последнее время       Драко научился ценить молчание. Сейчас им обоим было очень тяжело, и иногда у него просто не было сил говорить, или он терялся в собственных мыслях. Он подумал, что и Грейнджер была такой же. Ну и парочка из них получилась. — Я собираюсь стереть память родителям.       Драко взглянул на нее, удивленный. — Ты… ты что? Почему? — На случай, если Пожиратели Смерти придут за ними, чтобы получить информацию обо мне. Или о тебе. Я не могу рисковать. Это будет тяготить мой разум, так же, как твои мысли тяготят твой. Я собираюсь вычеркнуть себя из жизни родителей и отправить их далеко-далеко. Так будет лучше.       Драко не знал, что ответить. Он не был красноречив, как Грейнджер.       Вместо этого он взял ее за руку.