Северус Снейп, умиротворяющий бальзам и компромиссы

В Италии Гарри нравилось. Почти. Он был в восторге от природы, климата, доступности моря. Очарован узкими уютными улочками, домиками, сложенными из камня, милыми кофейнями и, пожалуй, все. Нет, еще отец старался потакать его желаниям, но встречались они лишь по вечерам и выходным — остальное время приходилось посвящать учебе, учебе и еще раз учебе. Иногда у Гарри вырывался нервный смешок, до того он сам себе напоминал Гермиону. И нет, никто не стоял над душой, никто не требовал отличных оценок, просто как-то так вышло… — Синьор Принц, будьте так любезны, сообщите нам: что за думы омрачили ваше чело? — Магистр Филипетти стоял возле его стола, и его вопрос вырвал Гарри из размышлений о превратностях судьбы неожиданным вопросом. Гарри нервно облизнул губы, посмотрел на доску, где четким почерком учителя был написан рецепт и, спасая остатки репутации, выдал: — Я думаю о времени закладки лепестков сафлора, сэр. — И что же с ними не так? — Везде указано, что лепестки следует добавлять после желчи броненосца, но имеет ли значение, насколько после? Пять секунд или пять минут… — То есть вопрос «почему» вас не интересует? — прохладно поинтересовался магистр. — Очевидно, что иначе лепестки не растворятся и реакция взаимодействия пойдет по-другому, — откуда взялось внезапное знание, Гарри даже удивиться не успел. Он наблюдал за неспешным движением преподавателя к доске, где тот развернулся к классу, кивнул с непроницаемым лицом. — Дабы не отвлекать остальных столь занимательной научной дискуссией, синьор Принц останется после урока. Продолжаем! — он резко хлопнул в ладоши, как бы ставя точку в пустом времяпровождении. Гарри поспешно начал готовить ингредиенты. Здесь работали не в парах, все приходилось делать самому, и к концу занятия он еле успел, завершая помешивание уже под заливистую трель звонка. — Ну что ж, — синьор Филипетти задумчиво покрутил сданную пробирку в руках, посмотрел на свет, наклонил, наблюдая, как маслянистая жидкость тяжело ползет по стеклу. Одноклассники шумно вывалились в коридор. Откуда тотчас раздались взрывы смеха и экспрессивная итальянская болтовня. — Синьор? — Ах да, надолго не задержу. Вот посмотрите, — учитель положил перед ним еще четыре пробирки — в одной зелье было мутноватым, во второй зеленоватым, а две ничем не отличались от той, что сварил Гарри. — И все же: почему вы добавили сафлор сразу после желчи? — Чтобы, — Гарри вовремя спохватился — вряд ли признание про спешку будет уместным, — чтобы желчь не успела прореагировать с тем, что уже было в котле, а только с лепестками, — медленно сказал он, вдруг понимая, что этот ответ единственно верный, что только так и должно быть. — Конечно, — синьор Филипетти улыбнулся. — Впрочем, я не удивлен такому интересу, это наследственное. Верно? Полагаю, ваш отец всячески поощряет ваши устремления. Гарри едва не скрипнул зубами, не понимая, как вести себя дальше и что отвечать. — Он дает мне возможность выбора, говорит, что не стоит зацикливаться на чем-то одном, — выдавил он наконец. — Очень, очень грамотный подход, — согласился синьор Филипетти. — Тем не менее он сам стал мастером зелий в очень юном возрасте. Гарри неопределенно пожал плечами, этот факт отцовой биографии прошел мимо него. — Есть еще небольшой нюанс — вашим наставником он как родственник быть не может. — Почему? — не сдержал любопытства Гарри. — Правила Гильдии, чтобы талантливые ученики не варились в собственном соку, чтобы шло развитие в разных направлениях, плюс традиции и налаживание связей. — Ага. — Гарри, я хочу предложить вам стать моим учеником. — Зачем?! Я как-то не думал… — Поверьте, это будет взаимовыгодное соглашение. Я не часто беру учеников, а уж чтобы предлагать самому… — М-м, — помычал Гарри, лихорадочно соображая, как теперь выкручиваться. Синьор Филипетти был неплохим учителем, понятно объяснял, и его уроки ничем не походили на приснопамятные занятия в прежней школе. Но личное ученичество? Помилуйте! Он только-только с грехом пополам освоил итальянский и латынь, потратив на это целое лето, а если придется еще зелья зубрить… Нет-нет-нет! — Знаете, я не такой талантливый как отец, и, по всей видимости, не достоин вашего внимания, хотя оно очень ценно для меня. Гарри для убедительности прижал руки к груди и уставился в пол — лгать нехорошо, но это и не ложь даже, просто вежливость и некоторые навыки дипломатии. Крестный бы одобрил. Однозначно! — Милый ребенок, — растрогался синьор Филипетти. — Ценю вашу скромность, но все же настаиваю. — Но отец, — вякнул Гарри, представляя пытки зельями еще и дома, иллюзий в отношении педагогических навыков профессора Принца он не испытывал. Ладно, семейные отношения они худо-бедно выстроили, а возвращаться к тому, от чего ушли — бр-р! Дураков нет! — Да-да? — Я же должен буду сообщить отцу, — прошептал Гарри. — А вы не хотите? — синьор Филипетти оперся бедром о парту прямо перед Гарри. — Я не знаю, — Гарри чувствовал, что его загнали в угол, и разглядывал теперь не пол, а остроносый ботинок, выглядывающий из-под края густо фиолетовой мантии: он плавно покачивался, словно маятник, гипнотизировал. — У меня же может ничего не выйти. — Вздор! Все у нас отлично получится. К тому же заключать ученический контракт ребенок может с двенадцати лет, и согласие опекунов не требуется. Как раз к окончанию школы сможете подать заявку на мастерство. — А вы отцу не скажете? — Хотите сюрприз сделать? Или перебить его рекорд и стать мастером еще раньше, чем он? В любом случае это ваше право, я уважаю амбиции целеустремленных людей и со своей стороны готов всячески содействовать. Скрепим же обетом договор. Я, Джулио-Чезаре Филипетти, беру в ученики Гарольда Аурелиуса Принца… Гарри с ужасом вслушивался в слова обета, пытался найти подвох, но клятва была близка к стандартному контракту — еще раз спасибо крестному! — добавилось только про «стоять на страже интересов и сохранять в тайне сам факт ученичества до завершения такового». И чтобы не наживать врага в лице уважаемого синьора, Гарри только и оставалось что согласиться… Ужасы дальнейшей жизни, нарисованные богатым воображением новоиспеченного ученика зельевара, не шли ни в какое сравнение с действительностью. В общем-то, и ужасов никаких не оказалось — проблемы разрешались либо сами собой, либо под умелым руководством синьора Филипетти. И каждый раз самого Гарри привлекали к решению того или иного вопроса, что неимоверно шокировало, но и льстило самолюбию. К концу первого месяца уже выкристаллизовался график занятий — по два часа ежедневно, кроме субботы и воскресенья. Выходные обычно посвящали семье. В расписание вписался даже квиддич, команда тренировалась по субботам на арендованном поле, что устраивало всех. Гарри удивлялся, что почти весь первый месяц ученичества был посвящен беседам. Они разговаривали обо всем, не только о зельях, вообще обо всем! И даже потом, когда пришла пора приступить к обучению, никто не заставлял зубрить, а терпеливо раз за разом разъяснял основы, приводил примеры и говорил откуда взялись исключения. — Я думал, что мы будем варить зелья, — Гарри отложил два тома по маггловской химии и вопросительно посмотрел на синьора Филипетти. — Сварить зелье по рецепту много ума не надо, а вот понимать, что происходит в котле, уметь конструировать зелья по нужным параметрам — это задача как раз такого пытливого ума, как у вас, Гарри. — Скажете тоже, пытливого! — Скажу, — синьор Филипетти усмехнулся, — Уверяю вас, мало иметь известную фамилию, чтобы пробиться ко мне в ученики. — Я не… — Гарри, ведь вы не можете заучить то, чего не понимаете? — внезапно спросил синьор Филипетти. — У меня плохая память, — почти прошептал Гарри. — Нет, просто особенность вашего ума: если вы что-то поняли самыми глубинными клеточками мозга, то это не только остается с вами навсегда, но и прекрасно взаимодействует с другими знаниями, иногда поражая до глубины души свежестью взгляда, оригинальностью подхода и нетривиальностью решений. — З-э-э, — проблеял Гарри и смущенно заерзал в глубоком кресле, где сидел последний час, обсуждая с мастером, как ему казалось, какую-то ерунду из двухтомника по «Неорганической химии». — И так как я вижу огромное желание докопаться до первооснов, то без маггловских наук не обойтись. — Я могу взять учебники домой? — убито спросил Гарри, который так и не понял, с чего Учитель вбил себе в голову его невероятную тягу к знаниям и какое-то там стремление утонуть в глубинах всяческих наук. — Конечно, — синьор Филипетти встал, давая понять, что на сегодня занятия закончились. Гарри сунул под мантию первый том, вежливо попрощался и шагнул в камин. Дома он заменил обложку провокационного учебника на потрепанный переплет «Квиддича сквозь века», и устроился в уголке гостиной — сидеть в комнате в одиночестве не хотелось. Сегодня, у них в гостях собралось довольно изысканное общество: парочка коллег с отцовской работы, синьора Забини, навязчивая и громкоголосая, как уличная торговка, но этого кроме Гарри никто не замечал почему-то, и — сюрприз-сюрприз — крестный! — Привет, крестничек, — Люциус потрепал его по голове и сел в соседнее кресло. — Позволишь? — он протянул руку к книге. Гарри закусил губу и отрицательно мотнул головой — не хотелось объясняться сначала с крестным, а потом выслушивать нравоучения отца. — Малыш, я тебе не враг. Ты можешь поделиться со мной любым переживанием, любой тайной, и это останется только между нами, даю слово. — Ох, крестный, — Гарри едва не прослезился и протянул Люциусу учебник, а затем наблюдал смену выражений на обычно маловыразительном лице. — Что это? — придушенным шепотом спросил Люциус. — Там написано, — хмыкнул Гарри. — Но зачем?! И вот эта конспирация, неудачная, к слову сказать. Видишь, новый обрез сильно выделяется по сравнению с древней обложкой. Гарри хотел было обидеться, не такой уж и старый был «Квиддич», Гермиона подарила на день рождения после первого курса, потом вспомнил, что читала его, пожалуй, вся гриффиндорская башня… Поэтому да, выглядела обложка ровесницей Фламеля. — Я думал, тут нечто совершенно другое, — Люциус отчего-то развеселился. — Давай научу одному полезному заклинанию. Смотри. Он сделал простой пасс даже не палочкой — рукой, и на глазах произошло чудо: вся книга превратилась в ничем не примечательный томик, на который второй раз и взглянуть никому не захотелось бы. — Спасибо! — Так что за конспирация? — А тебе что в голову пришло? — Гарри пока не был готов признаться в страшном грехе ученичества даже крестному. — Когда мальчики растут, их начинают интересовать журналы и книги определенного содержания, — обтекаемо ответил Люциус. Гарри покивал, как будто понял, о чем речь, и принялся разглядывать щегольские туфли из змеиной кожи. На крестном они смотрелись органично, а вот представить такие на отце было невозможно. — Нравятся? — Угу, — бездумно согласился Гарри, на себе он тоже такое не представлял, обходясь практичными ботинками, которые не выбивались из строгой школьной формы. — Северус, — повысил голос Малфой, - ты не возражаешь, если я схожу с крестником в пару лавок? — Зачем? Я не… — Идите, не забудьте про ужин. Гарри только успел уменьшить многострадальный учебник по химии и сунуть в карман, как его уже волокли через камин неизвестно куда. — Где мы? — Гарри озирался посреди незнакомой улицы, только вывески на итальянском говорили о том, что они еще в Италии. — Флоренция, — отрывисто бросил Люциус и быстро завел в узкую арку, которая привела во внутренний дворик с дюжиной столов на улице и вкусными запахами готовящейся еды. — Думаю, нам не помешает подкрепиться и поговорить. Они выбрали столик подальше от входа, заказали пиццу, а Люциус еще и домашнее вино, и пока ждали заказ, Гарри нехотя поведал о своих проблемах. — Я несколько не в курсе, кто такой этот Филипетти, но наведу справки, — задумчиво сказал Люциус. — И попроси от моего имени о встрече. Если уж мы не будем ставить в известность Северуса, то хотя бы я должен стоять на страже твоих интересов. А по поводу учебника… Думаю, он просто немного сложен для тебя. — Откуда ты можешь знать? — Способен, знаешь ли, прочесть, что он для студентов колледжей, это другой уровень — раз, и более старших у студентов — два. Так что я посмотрю, что может предложить тебе магловская наука соответственно возрасту, и пришлю или принесу, если встреча с твоим зельеваром состоится в ближайшее время. — Спасибо, крестный! — Гарри стало намного легче, и он с удовольствием умял половину пиццы с морепродуктами, запивая холодным апельсиновым соком. — А теперь обещанный поход по лавкам, а то даже такой безразличный к одежде человек, как Северус, догадается об обмане. — А это магический район? — запоздало поинтересовался Гарри. — Самое начало, здесь живут в основном сквибы, держат ресторанчики, сувенирные магазинчики. Хочешь сувенир? Гарри помотал головой, вот зачем ему этот мусор? Брелоки, кружки — все мимо! Хотя, Гермиона бы, возможно, оценила подарок от Гарри Поттера. А вот Гарольду Принцу не стоило делать широкие жесты. Люциус успел протащить его по половине одежных лавок, прежде чем Гарри взбунтовался: — Ну зачем мне столько барахла! — Это не барахло, это то, в чем не стыдно выйти в люди. — Крестный, я же расту! — Это свойственно всем детям, а умение носить соответствующую статусу одежду следует вырабатывать сызмальства. Не бери пример с отца, он не пример для подражания в подобных вопросах. — Ой, не зна-аю… Люциус резко остановился, прижал крестника спиной к каменной стене, навис сверху, заставляя чувствовать себя некомфортно. — Малыш, чтобы так виртуозно плеваться ядом, чтобы достичь таких высот на выбранном поприще и чтобы тебе столь милую черту характера прощали, — Люциус коварно усмехнулся, — нужно очень много трудиться! Он может хоть в ночной сорочке на конгресс заявиться — гению можно все! Ты гений? Вопрос был риторический, но Гарри все равно помотал головой. — Я тоже нет, — Люциус с силой оттолкнулся ладонью от стены, мгновенно превращаясь в лощеного прожигателя жизни. — Поэтому блистаю манерами и безупречно одеваюсь. К тому же, — он подвел Гарри к общественному камину и говорил едва слышным шепотом, — за внешним блеском мало кто способен разглядеть меня настоящего. Очень помогает при ведении бизнеса. Гарри от неожиданности засмеялся, а потому вывалился в гостиной своего дома, чихая от сажи. — Впрочем, в нарочитой наивности и неуклюжести тоже что-то есть, — Люциус подал платок. — Но тут легко переиграть.