Северус Снейп, умиротворяющий бальзам и компромиссы

Гарри страдал. Не физически, скорее морально — его, разумеется, не били, не унижали, но все же самую капельку было обидно. Или как говорил, посмеиваясь, крестный, ребенка снедала злая ревность. С этим Гарри был не согласен: отец продолжал выполнять свой «отеческий долг», находил время на задушевные разговоры, но этого времени становилось все меньше. Он даже совершенно спокойно подписал разрешение на пансион и теперь видел сына только по выходным. Фактически им остались на общение только вечера субботы, хотя и на них покушалась мерзавка Эдера Забини. Вот уж кому имя подходило идеально — плющ, натуральный плющ! — Милый Северус, сегодня в Ла Скала дают «Парсифаля». Мы должны непременно сходить! У Гарри пропал аппетит. Роскошный ростбиф на тарелке уже не казался таким аппетитным как минутой ранее, мадам Плющ умудрилась одной фразой испортить чудесный вечер. Гарри опустил глаза и принялся сворачивать салфетку, мучительно ожидая подтверждения своей ненужности. — Я думаю… — начал отец. — Прошу меня простить, — Гарри положил салфетку рядом с тарелкой и встал. — Мигрень разыгралась, пойду прилягу. Он обозначил легкий полупоклон пышно разодетой женщине, которая ни минуты не сомневалась в своей неотразимости и в своей способности вертеть мужчинами так, как хочет. Роскошное вечернее платье, драгоценности на шее и руках — все кричало о том, что наряд далеко не для семейного ужина. — Гарри, зелье от головной боли у меня в кабинете. Подожди, сейчас дам. — Дорогой, он уже большой мальчик, сам справится. Мой Блейзи никогда не тревожит меня по пустякам, им нужно закалять характер, знаешь ли, и приучать к самостоятельности. Каждое слово синьоры Забини больно ранило Гарри, и он шел, непроизвольно выпрямляя спину все больше и больше. Отец что-то ответил ей, но Гарри уже закрыл двери своей комнаты и бросился ничком на кровать, изо всех сил стараясь не разреветься как трехлетка. — Гарри, Гарри, что случилось, где болит? — тревога в голосе отца была приятной, но подействовала, как катализатор слез: они полились — солено-горькие, злые. Кажется, отец творил диагностические чары, и Гарри жмурился, чтобы унять водопад из глаз и не видеть разочарования от глупого обмана на любимом лице. — На-ка вот, выпей, — губ коснулся край стакана, нос ощутил знакомый запах умиротворяющего бальзама. Гарри, захлебываясь и давясь, с трудом проглотил терпкое зелье, уткнулся в привычно пахнущую травами мантию и судорожно выдохнул — истерика отступала, на смену ей шел стыд. — Прошу меня простить, — получилось гундосо после слез, а не со сдержанным достоинством, как учил крестный, но Гарри упрямо продолжил: — Я вел себя недопустимо. — Ох, ребенок, — вздохнул отец и погладил по спине. — Тебя синьора ждет. И опера, — в носу опять защипало, несмотря на успокаивающее. — Да, сейчас вернусь. Гарри свернулся калачиком на кровати, зажал ладони между коленей, в животе внезапно заурчало. — Пойдем, доедим ужин, — отец вернулся подозрительно быстро и стоял в дверях. — Я не хочу. — Она ушла. Нашелся кавалер, который обожает пытки оперой. — А ты? — Между оперой и Селестиной Уорлок выберу последнюю, — пошутил отец. — Пойдем. Или велеть домовику подать сюда? — Да где здесь есть, — буркнул Гарри и встал. — Нет даже нормального стола, только прикроватный. — Если ты захочешь что-то из мебели… — Па, мне всего хватает. В спальне надо спать, в столовой — есть, гостей принимать еще где-нибудь. — Какой разумный у меня ребенок. — Па? — Что? — Пап, ты не сердишься? — Пойдем уже, — отец отвернулся. — Мне нужно обдумать ситуацию. — Пап? — Гарри вновь почувствовал улегшуюся было тревогу. — Нужно учесть интересы трех людей. — Ты хочешь на ней жениться?! — Упаси Мерлин! Между общением к обоюдному удовольствию и женитьбой очень большая разница. — А она об этом знает? Ну, что ты не хочешь. — Я не богат, не слишком знатен, — пожал плечами отец. — И не так чтобы сильно знаменит. Так, известен в некоторых кругах, поэтому не думаю, что интересую столь выдающуюся даму с этой точки зрения. — Интересно, чем это она такая выдающаяся? — бурчал Гарри по дороге к столу. — Тем, что шестерых мужей со свету сжила? Неземной красоты за ней не замечено, как и выдающегося ума. — С чего ты взял, что она не умна? Это противоречит первой части твоего высказывания. — В смысле? — Гарри сел на свое место, еда была еще теплой — кто-то озаботился специальными чарами. — Глупая женщина бы давно попалась, а к леди Забини нет претензий, только невнятные слухи и досужие сплетни. — Леди? — Третий муж наградил ее ребенком и титулом, с тех пор она не меняет фамилию, видимо, завещание составлено особым образом, но желающие сыграть в рулетку все равно находятся. Давай на этом закончим обсуждать эту даму, мне неинтересно. Ешь! Прежде чем взять в руки столовые приборы, Гарри демонстративно проверил всю еду на яды и зелья подчинения под скептическое хмыканье отца. Ужин вдвоем оказался удивительно приятным. Пусть ели они в молчании, но оно не тяготило, а добавляло уюта и какой-то интимности. Это был один из тех вечеров, которые вспоминаются даже спустя много лет как квинтэссенция счастья. Спасибо синьору Филиппети и его лекции по первоосновам, теперь Гарри мог понимать гораздо больше, чем обычный ребенок. Квинтэссенция — первооснова — это была именно она. Гарри не сомневался! — О чем задумался, сын? Ты подозрительно молчалив. — Папа, я просто ем! — И все же, — отец отложил приборы и попросил у домовика кофе. — Как ты можешь пить такую гадость, — Гарри непроизвольно скривился, эспрессо густотой и горечью напоминал какой-то мерзкий декокт, а не то, чем завершают вкусный ужин. — Вырастешь — оценишь. Не переводи тему. — Вряд ли оценю, — открестился Гарри от сомнительно удовольствия, лихорадочно соображая, что отвечать. Делиться размышлениями про счастье категорически не хотелось. Это очень личное! — Гарри, — в голосе отца слышалось предупреждение, казалось, еще немного и вместо уже привычного образа появится ужасный профессор Снейп, сэ-эр. — Я думал о ковре, — поспешно соврал Гарри, — ты же говорил, что я могу, да? Ну, в комнату, то, что хочу, да? — Красноречие не твой конек, — поддразнил отец. — Какой ковер ты хочешь? Гарри ситуация до ужаса напомнила ту, когда он внезапно обзавелся Мастером, он непроизвольно поежился и торопливо сказал, отвлекая от себя внимание: — Ну, такой, пушистый, большой! — Хорошо, завтра купим. — Ой, я не думал, что так быстро… Может быть, как подарок на Рождество? Ковер, наверное, дорогой. — Не части. Мы не настолько бедны, чтобы не приобрести какую-то тряпку. Лучше в самом деле подумай о подарке на Рождество, а то выберу на свой вкус, будешь знать. — И чем плох твой вкус? — настроение Гарри стремительно улучшалось, хотя поход за дурацким ковром немного пугал, да и на завтрашний день у него были другие планы. — Спроси крестного, он тебе подробно объяснит, с примерами и комментариями. Давай уже отдыхать, время позднее, — отец встал первым и пошел в свою комнату. — Знаешь, папа, ты все равно самый лучший, — догнал его Гарри. — И без этой дурацкой мантии ты выглядишь... — слова никак не находилось, а те, что лезли на язык, были какими-то блеклыми, не теми, что может сказать сын отцу как комплимент. — Круто, — наконец, нашелся он. — Спасибо, — едва заметно улыбнулся отец и украдкой посмотрелся в зеркало. — Правда-правда, ты отлично выглядишь в этой рубашке и брюки... э-э-э м-м подчеркивают фигуру, вот! — Спасибо, сынок, — проникновенно сказал отец. — Спокойной ночи. Гарри с минуту смотрел на закрытую дверь. Изнутри не доносилось ни звука, наверное, наложил чары. Гарри вздохнул и поплелся к себе, Люциус был бы им недоволен — блеял как овца, вместо того, чтобы четко и внятно сказать, как гордится отцом, какая у него фигура и… — Раздери меня горгулья! Тренироваться надо. Надо тренироваться! Спать он ложился с твердым намерением взять у крестного несколько чрезвычайно нужных уроков.