Мы не ведаем, что творим

Теодор уже стоял на входе в гостиную, выжидающе вглядываясь в темноту коридора, и вдруг она появилась. Худая, дрожащая от страха. Голубые волосы растрепались, а руки обнимали сами себя в успокоительном жесте. Прямоугольник тусклого света перед входом в гостиную Слизерина показался Спике, убегающей от черноты, спасительным лучом маяка. — Что приключилось? — ахнул Тео, пропуская ее внутрь. — Филч, — только и выдохнула Хельквист. — В следующий раз — ты ко мне. Девушка выдала нервный смешок, проверяя впервые, не потеряла ли в беге туфли. — Ну уж нет, там эта чертова Парвати! — Нотт накинул на плечи Спики свою худи и, убедившись, что коридор в комнаты не содержит однокурсников, направил их обоих в уже знакомую сторону спальни. Он был одет в черные джинсы, грудь облегала графитовая футболка с V-образным вырезом, и расслабленному стилю противоречили лишь дорогие часы на левом запястье. Как только он коснулся Спики, ее страх отступил, словно вода скатилась с гидрофобной поверхности. — Ничего, она уже все равно думает, что я шлюха. Терять нечего. Тео поспешил вперед по лестнице и распахнул дверь комнаты, чтобы первой впустить гостью. На этот раз она показалась девушке совсем новой: торшер и две настольные прикроватные лампы бросали мягкий рыжеватый свет на вычурную мебель, которая в таком антураже растеряла торжественность и выглядела даже уютно. На изумрудном диване у дальней стены, представляющей из себя полукруг с двумя окнами, сидел, как будто бы совершенно ничего не делая, сосед Тео — Люциан Боул. Спика от неожиданности встречи смутилась, подобрав покрепче полы халатика и нерешительно замерев в проходе. — Не переживай, он никому не скажет, — заверил Тео, слегка коснувшись ее виска кудрями, склонившись. — Завари ей чаю, Боул. Бросив короткое приветствие рукой, не говоря ни слова, парень лениво поднялся из кресла и проследовал к кофейному столику. В Гриффиндоре таких не было. — Смею предложить ромашку для успокоения нервов? — хохотнул он, и стало понятно, что эти двое из одного теста. — В шутке доля шутки, я и правда не откажусь, — расслабилась Спика. Пока Боул, отвернувшись, ковырялся у столика с чашками, Тео незаметно подтянул девушку к себе одной рукой и поцеловал в лоб. — Я не мог уснуть, вспоминал, как встретил тебя днем, — прошептал он, отодвигая нежно рукой волосы от уха. — Твой друг точно не против, что я здесь? — Он мне как брат. Как только Спика успокоилась, она позволила себе поподробнее разглядеть убранство, сделав несколько шагов по спальне. Очевидно, что эти парни вытянули счастливый билет: комната имела полукруглую форму, благодаря чему избежала судьбы получить еще две кровати и двоих разгильдяев. Вместо этого на свободном пространстве между окон, что были направлены в воды озера (по счастью, сейчас они были зашторены), стояла кофейная зона. Да и прятаться в таком помещении было легко: мало кто доходил до угловой секции коридора спален, даже старосты. — Так, ну все готово. С помощью Вингардиум Левиоса Люциан переместил чайные приборы на столик и присел обратно на занимаемое ранее место — на левый край дивана. Пара прошла вперед, девчонка пробралась в центр, за ней присел Тео. Все взяли по горячей чашке, мгновенно согревшей остывающие руки. Спика осмотрела изящный сервиз. Казалось, он был сделан из шунгита. Было что-то безумно уютное в том, что трое людей, которые, по сути, едва знают друг друга, молча пьют чай при желтоватом свете ночников в подземельях. Говорить не требовалось, выжимать из себя любезность — тоже. Спика ощутила, словно эта маленькая спальня была заперта на чугунные засовы, точно сейфы Гринготтс. И все страхи и беды толпились за ее пределами, но здесь ее им было не достать. — Ну что, у вас есть история? — поднял уголки губ над чашкой Боул. — История называется лёдоджин и немного харизмы, — Нотт едва удержался от того, чтобы не погладить Спику по колену. — Прибавить нечего, — сказала девчонка, глядя на парня с теплыми искорками в глазах. — Это слишком просто, на Слизерине так не бывает, — усмехнулся Люциан. — Хотя, не скрою, лёдоджин — звучит интригующе. Что это за зелье, приманивающее красивых девчонок? — Ты прав, началось все не так, началось все с попки, которая приземлилась на меня в гостиной, — Нотт протянул руку к коробке на столе, напоминающей сигаретную пачку, и вынул оттуда скрутку. — Во-от, это уже звучит достовернее! — кивнул одобрительно Боул. Все рассмеялись так легко, словно не шел первый час среды. — Какие планы на эту ночь? — спросил Нотт друга, который, заметив вынутую скрутку, тут же поджег кончик своей палочки, помогая закурить. — Мне надо найти способ стянуть телезеркало, — шмыгнул тот. — Ты чокнутый, — Тео выпустил изо рта струю сладко пахнущего дыма и закинул ногу на ногу в привычном жесте. — Тебя как минимум исключат. — Ой ну я же не навсегда, — отмахнулся Люциан. — Да и потом, только за вещи, за которые могут исключить, имеет смысл высовываться с факультета ночью, — он многозначительно улыбнулся, отводя глаза. — В таком случае, очень многие желают поиграть с судьбой, — сказала Спика, — сегодня в ваших коридорах настоящая дискотека. Теодор протянул скрутку девушке, и та сделала затяжку из его руки, чуть склонившись вперед. Шоколад и малина. М-м-м… — Народишка до сих пор шастает в подземелье, где в прошлом году был клуб. Хорошее помещение, просторное, уединенное. Джордан, конечно, трус. Не вскрыл бы его планы Слизнорт, — Люциан щелкнул пальцами и съехал ниже по сиденью. — Могли бы и дальше под чарами шпилить друг друга. А теперь там шайка Уизли мутит какие-то дела. — А что вы думаете о Уизли? — неожиданно даже для самой себя спросила Спика, но вопрос никого не удивил. Боул закинул руки за светлую голову, его полузакрытые веки создавали впечатление, что ничто на свете не способно его вывести. — Фред по слухам отличный парень. Джордж… слегка ебанут. Я бы не доверил ему пиротехнику. — Ты ведь в курсе, что именно он разработал их фирменный фейерверк, который они в прошлом году запустили в честь Рождества? — скептически спросил Тео, бросив руку на спинку дивана, за плечо Хельквист, второй стряхивая пепел в блюдце. — Ну да, блять, знаю, — всплеснул руками друг. — И что? Он психованный. Спика хохотнула. В ее реальности все было ровно наоборот. Взаимодействия с Джорджем сводились к спокойным, даже глубоким репликам, с Фредом же что ни пересечение, то лавина обвинений, криков и суеты. Она не знала, что до ее прибытия в Хогвартс именно он удерживал Джорджа от вихрей эмоций и импульсивных решений. Что практически вырос до зрелости, в которой раньше никогда не бывал. Но лето в сложных размышлениях о природе своего характера и его дальнейшей судьбе выбили из Фреда долю рационализма. Огненная Уизли-натура требовала масштабного финала. Он не был по-настоящему готов закрыть страницу, где все скакали по его правилам, хотя и понимал, что это единственно верный способ взрослеть. Однако любовь брата и Лаванды на периферии подсвечивала собственную неполноценность, жестокость и практически полное неумение сострадать кому-то вне семьи Уизли, Гермионы и Поттера. По крайней мере, тогда именно так Фред сам себя охарактеризовал. — Джордан, кстати, поднялся на этом. Ты видел, какой у него чехол для палочки? Кожа Перуанского Змеезуба, отвечаю. Даже у Малфоя такой нет, — прокомментировал Тео. — А это упущение, надо ему сказать. Малфой, в отличие от Ли, не будет с ней смотреться, как идиот. Ладно, я заболтался в вашей приятной компании, пойду на дело, — Боул решительно встал. Вальяжность как рекой смыло. Он вставил палочку в петличку брюк и посмотрел на часы. — Пьюси, даю голову на отсечение, уже уснул там в гостиной. … Как только Люциан покинул комнату, глаза Тео изменились, словно он применил к себе какую-то внутреннюю, незнакомую официальному волшебному миру магию. — Наконец-то он свалил, — прошипел Нотт и подался вперед, обхватывая тело Спики и укладывая ее на нефритовый вельвет. От смены энергетики, казалось, моргнули горящие бра, а может быть, просто Спику на треть секунды закоротило. Теодор, легши поверх, мазнул по жаждущим губам девушки, распробовал знакомую мягкость, углубился, встречая горячий ответ. В его движениях был такой заряд, словно в течение дней, проведенных порознь, он копил энергию, как летняя земля или солнечная панель, и сейчас она практически била током. Спика разомлела под его напором. Впервые с тех пор, как они стояли оба у той стены напротив, что у двери, всё ее сознание сузилось до тесного мира между их грудными клетками. Широкое тело Нотта брало ее в безоговорочный плен. Холодная пуговица джинс касалась ноги где-то у колена. Его пальцы начали гулять по ребрам, облаченным в невесомый халат, дошли до оголенных бедер. Тео потянул на себя и согнул ногу девушки в колене. Подавшись назад, он поцеловал сгиб со внутренней стороны, и его дыхание мурашками устремилось вверх по телу Хельквист. Сегодня всё совсем иначе: она хотела не только его чувствовать, но и видеть, поэтому потянула за края футболки, и он выскользнул из нее. Стройно сложенный, с легким ворсом темных волос на груди, он был привлекателен так, что новое Спикино обретенное недоверие к жизни задалось вопросом: как может быть, что он ни с кем не встречается? И, судя по комментарию Ады, довольно давно. — Я тоже хочу тебя видеть, — прошептал он, оглаживая ее грудь по одежде. — В тот раз ты позволила мне преступно мало… — Сегодня не вчера, — ее глаза говорили «да». Тео медленно развязал халатик и развел в стороны его полы. Розовый шелковый бюстгальтер с полупрозрачными вставками покрывал округлую грудь. Ниже пупка комплектные розовые трусики выглядели одновременно соблазнительно и невинно. Нотт хотел что-то сказать, но лишь выдохнул, проводя кончиками пальцев по ложбинке между грудей. Спика знала, он уже сейчас боится завтрашнего дня, хотя она и сказала ему, что не собирается исчезать. Его грудь вздымалась от тяжелого дыхания, словно он сдерживался от активных действий, давая себе полюбоваться предоставившимся видом нордиша, такой бледной, но при этом горячей, гладкой, сияющей. Я хочу его. По-настоящему, мать его, хочу. Спика чувствовала, как ее тело едва ли не впервые с самого переезда чего-то желает настолько явно, что буквы зажигались в мозгу, словно были фейерверком, выведенном на ночном небе теми самыми Уизли. Поцелуй меня. Вернись. Она лишь подумала, но он уже тянулся вниз, хотя никакого лёдоджина не пили. Теодор закусил ее губу, и Спика ответила встречным захватом, затем сцепились снова языки, лаская друг друга. Ее руки нащупали ту самую пуговицу джинс и расстегнули ее. Он простонал, когда она коснулась его белья. — Ты снова не пойдешь на кровать? — Пойду, — ответила она решительно. Сегодня она будет нормальной. Отдаст ему всю себя и даже не уйдет до рассвета. Тео встал с дивана и подхватил девушку на руки. — У нас есть пара часов до его возвращения. Эти слова заставили ее тело налиться теплом предвкушения. Своя вселенная на двоих в уютной постели, в объятиях слизеринца, была реальной. Халатик остался на диване. Спика была опущена на бежевую сатиновую простынь. Мягкая перина тут же радушно приняла, утапливая, ее узкие бедра, длинные ноги с компактными ступнями. Легкий холод ткани взбодрил. Тео сел поверх и расцепил замочек бюстгальтера за спиной простым невербальным заклятием. Небольшая отброшенная тряпочка скатилась по перине на пол. Теплые широкие ладони огладили девичье тело от плеч… ниже, ловя скольжение острых сосков по внутренности ладоней… до самых бедер. От мурашек подняли все крошечные волоски, и руки Нотта в движении обратно снова пригладили их. Он ласкал мягкую, словно суфле, грудь, любуясь, как приоткрылись губы одиозной гриффиндорки в возбужденном вздохе. Теодор опустился и обвел кончиком языка затвердевшую вершину, оставляя мокрую дорожку. Пульсируя от возбуждения, он втянул сосок целиком, выстонав короткий звук. Неужели никто больше не замечает, какая она красивая? Спика зажмурилась, теряясь в освобождающем наслаждении. Она прогнулась в спине, приглашая этого неожиданного парня, ставшего для нее гаванью от всего, что рушилось на голову, словно щепки уничтожаемого гектарами леса, продолжать ласки ее поджарого тела, и Тео не подводил. В свете желтых плафонов, он стал опускаться ниже, исследуя кожу по сантиметру, пока его губы не остановились у рюшного края трусиков. Он поднял глаза, и Спика была готова поклясться, что она никогда не видела картины более завораживающей. Они смотрели друг на друга, словно все еще улавливали вибрации мыслей в воздухе, а затем слизеринец потянул за край, освобождая девушку от последнего предмета одежды. И в этом новом свете, в чужой постели вражеского (по заверениям) факультета, обнаженная, такая, какой ее создал мир, Спика ощутила себя правильно. Не существовало больше глыбы льда в груди. Не навсегда, пусть… Но сейчас ее не было. Самым безопасным местом были руки слизеринца, держащие ее где-то под толщей воды Черного озера. Теодор прервал этот так много значащий взгляд, перенеся руки на колени. Слегка разведя их, он опустил голову ниже, к простыням. — А-аа… — простонала Спика, ощущая, как его язык коснулся нежной кожи, она выгнулась в спине и подалась вперед. Его рука появилась сбоку, словно заверяя, что она не брошена, и огладила ее талию. Тео сделал еще один пас языком, и Спика закусила губу. Он продолжил вырисовывать кончиком фигуры и ленты, лаская то нежно, то напористо, но неизменно чувственно. И Хельквист показалось, что такого еще не случалось. Что ее большая всеобъемлющая любовь, знавшая десятки ночей в спальне Ультрамарина, никогда не поднималась до уровня доверия, достойного полной отдачи контроля. Нотт взялся за пояс джинс, чтобы снять их окончательно. Освободившись от одежды, он лег поверх девушки, снова уверительно оказавшись на расстоянии нескольких сантиметров от чувственного лика. Они не говорили, но по мыслям каждого их них можно было бы написать по книге. Аристократическое лицо, с которого почти никогда не сходило расслабленное насмешливое выражение, обрело четкость и драматическую напряженность. Сын пожирателя, заработавшего свое состояние налетами на дома полукровок и магглов, чью роль в иерархии Слизерина Спика не представляла, нежно провел своим носом по ее, вложив в это незамысловатое движение все тепло, которое он мог бы выжать из окружающего пространства, этой комнаты и даже самого озера. Девушка трепетала под его уверенным ведением, когда он переплел свои пальцы с ее и поднял руки над головой на подушку. Кажется, словно он — мой первый… Решительные губы снова накрыли ее маленький рот, и Тео вошел в нее одновременно с поцелуем. Эта банальная поза удивительным образом была самой нежной, когда поверхности кожи склеены воедино, а в зрачках улавливается бенгальский огонь желания и преданности. Они занимались любовью, шепча имена друг друга в раскрытые губы, сливаясь в общем темпе и не накидывая одеяла, заражая пропахший малиной и шоколадом воздух феромонами и отрывками стонов.