***
Приземлившись на площади Гриммо, Гермиона не замедлила шаг. Она не обратила внимания на Малфоя, который не удержался на ногах и упал в глубокую лужу, отмахнулась от тихих чертыханий и стонов боли, задвинула подальше мысли о помощи. Хватит с нее, помогла уже. Все, что так тщательно планировалось, рухнуло из-за ее сомнительного решения о спасении его никчемной жизни. Гермиона пыталась понять причину внезапно нахлынувших чувств, ментального моста и той связи, что снова соединила два травмированных ума, но все было тщетно. Как, Мерлина ради, ему удалось задеть ее? Она знала, что должна была забрать меч и подчистить память Беллатрисе, бросить Малфоя умирать и не сходить с намеченного плана. Знала, но поддалась своей слабости. Теперь все придется начинать сначала. Грейнджер крепко стиснула зубы, проглотив собравшуюся во рту кислоту. Пытки Беллатрисы на поле боя, долгое поддержание иллюзии, активация портключа, Авада… И это ведь только первая половина дня. Непростительное Лестрейндж ударило по ней намного сильнее, чем та щекотка, которой бросался Малфой. В прошлый раз она разнесла всего лишь комнату, в этот же пострадали не только окружающие ее деревья, но и все живые существа в радиусе мили. Гермиона едва успела прикрыть защитным щитом Драко, погрузив того в сон, прежде чем отпустить всю ту чернь, которая разрушала ее изнутри. Она кричала, кричала и кричала, пока темная магия дробила ей кости, вырываясь на свободу. Земля под ней превратилась в черный кратер, раскалывая здоровые участки отравленными трещинами, а деревья не просто тлели, они источали ядовитые пары скверны, которая съедала на своем пути все здоровое. Место, которое она когда-то считала своим домом, теперь было уничтожено, рассекречено и превратилось в кладбище голубей, в которых Итан находил спасение. Стоила ли всего этого жизнь Драко Малфоя? Гермиона слышала хлюпающие шаги за спиной, свистящее дыхание и кашель, переходящий в удушающий. Слышала, но не останавливалась. Выдержит еще немного. Ее плащ разлетался от резких порывов ветра, а волосы, небрежно стянутые на затылке, раздражали открытую шею. Пара шагов, и она добралась до знакомых ступеней. Дракклов запрет на аппарацию. Взмахнув палочкой, Грейнджер сняла защитные чары, скрывающие дверь дома, и поднялась по лестнице. — Портключ в лес Дин. Шестьдесят минут ожидания под открытым небом. В одиночестве, — почти прорычала она, не смотря в сторону Драко. Он с трудом ступал на половицы прямо за ней, морщась от опоясывающей боли, но на ее высказывание ответил громко и четко: — Я все помню. Никто не узнает, где мы были на самом деле. Гермиона кивнула и, дернув за золотистую ручку входной двери, переступила через порог. — Вы должны его найти! — донесся издалека женский голос, в котором Грейнджер тут же узнала Пэнси Паркинсон. — Нет, Кингсли, прямо сейчас! — орала она, срывая связки. — Он, может, уже мертв! — Ее не должно здесь быть, — прошипела Гермиона, резко развернувшись. Она вцепилась взглядом в Малфоя, который в данный момент уже еле стоял на ногах, облокотившись на дверной косяк. — Не думаю, что ее кто-то смог бы остановить, — усмехнулся он, делая шаг вперед. — Она обычно остается в лазарете, но когда Тео здесь, Пэнс старается появляться чаще. Думал, что у меня будет время решить с ней вопрос, — пробормотал он, прижимая руку к больному боку. — Я выпровожу ее, а ты пока можешь… Договорить Драко не успел. Он пошатнулся и, в то же мгновение, когда Гермиона шагнула ему навстречу, с грохотом упал, потеряв сознание. Голоса затихли. Ее взгляд метнулся в сторону лестницы, мысленно просчитывая побег. Нет. До нее не добежать незамеченной. Дверь? Да, это вариант. Она бы могла просто выйти из дома, аппарировать в маггловский Лондон и переждать ураган, имя которого — Пэнси Паркинсон. Могла, но не хотела. Ей нужны были горячий душ, мягкая холка Цербера и тишина, а не очередное бегство. К дракклу, просто возьмет с нее Обет. Гермиона прислонилась к холодной стене и быстро скатилась на пол, накрыв голову капюшоном. Пусть сначала поможет Малфою, а уж потом заинтересуется ей. — Драко! — взвизгнула Паркинсон, показываясь из-за поворота. Она сорвалась на бег и уже через мгновение упала на колени перед другом, судорожно начиная выводить в воздухе всевозможные сканирующие руны. Ее глаза бегали по золотым линиям, полностью игнорируя сидящую рядом фигуру. На то и был расчет. Вслед за Пэнси в коридоре показались и остальные. «Хель, милая, дай мне сил», — беззвучно взвыла Гермиона, запрокидывая голову к потолку. — Показала слабость? — рявкнул Поттер, быстро сокращая расстояние между ними. — Довольна? — сорвался на крик он, крепко сжав кулаки. Казалось, сама магия пульсировала яростью, так и норовя покарать виновника его переживаний. Где-то на периферии слышались чьи-то всхлипы и негромкие разговоры, но Гермионе было все равно. — Вполне, — холодно ответила она, поднимая на него глаза. Гарри навис над ней, злостно сверля взглядом. — Скольких потеряли? — Все живы. За исключением жителей деревни. — В таком случае, меньше эмоций. Все по плану. Поттер почти заскрипел зубами, но его прервал отрешенный голос: — Шесть сломанных ребер, пневмоторакс, сильное сотрясение мозга, магическое истощение, рваные раны на спине и ногах, — перечисляла Паркинсон, совершенно не следя за ходом разговора и людьми в тесном коридоре. — Жить будет, но я отправлю его к Берку. После прошлых травм легче удалить реберные кости и вырастить новые, чем заново сращивать. — Делай как нужно, Пэнс, — Гарри сдавил переносицу и нервно зажмурился, не желая снова вспоминать времена, когда Малфой ходил по краю жизненной пропасти. — Хорошо посмотри внутренние органы. У него точно отбиты почки и повреждена селезенка, — Гермиона устало вздохнула, но, услышав со стороны лестницы знакомое цоканье, ухмыльнулась, не обращая внимания на шокированную слизеринку, теперь уже пристально ее рассматривающую. Громкий лай прервал тихие перешептывания. Цербер за доли секунды преодолел расстояние, замедляясь лишь прямо перед хозяйкой. Он не кинулся вылизывать лицо, не вилял хвостом, не скулил, только частое дыхание выдавало в нем собачью радость. Его нос уткнулся Гермионе в шею, опаляя горячим воздухом, а каждый вдох забирал остатки черной магии, отголоски которой все еще струились по венам. — Грейнджер? — выдавила из себя Пэнси, на мгновение забыв про травмированного друга, так и лежащего без сознания. — И я не рада тебя видеть, Паркинсон, — Гермиона опустила капюшон, продолжая поглаживать грубую шкуру своего любимца. — Думаю, его пора отправить в лазарет, да? Пэнси шумно втянула воздух, тряхнув головой. — Да, да, — засуетилась она, вытаскивая экстренный портключ, но воспользоваться им не успела. Грейнджер перехватила тонкое запястье в кожаной перчатке и чуть прищурилась, будто заявляя, что ее дальнейшие слова не подлежат обсуждению. — Ты остаешься здесь. — Что? Нет! Мне нужно проследить за его состоянием. — Гарри его сопроводит, — оперировала Гермиона, в глубине души понимая переживания Пэнси. — Десять минут, и ты сможешь присоединиться к ним. Паркинсон сомневалась, но, услышав тихий всхлип Малфоя, сдалась без боя, передавая портключ Гарри, уже стоящему у нее за спиной. — Контролируй его пульс и давление, не давай делать глубоких вдохов и следи за тем, чтобы он не вставал на ноги. Драко может быть упрямым, но тебе нужно… — Прекрати, Пэнс, — прервал ее Поттер, присаживаясь рядом. — Я знаю его. Тебе не нужно инструктировать так, будто я первый раз имею дело с Драко-я-сам-смогу-Малфоем. Подвинься. Гермиона почти сразу отметила то, как они общались между собой. Она помнила Пэнси по Хогвартсу, редким перепалкам на занятиях и крикам той во время битвы. Помнила, как тепло о ней отзывался Малфой в тот период, когда держал свое сотрудничество с Орденом в тайне ото всех. Сестра. Лучшая подруга. Та, которой можно доверять. Грейнджер мысленно хмыкнула. Она никому не могла доверять. Резкий хлопок оповестил об успешной транспортировке больного. Драко Малфой больше не ее проблема, хотя предчувствие шептало совершенно другое. Сейчас нужно разобраться с пришибленной слизеринкой, которая усердно пыталась нацепить привычную всем маску высокомерия. Гермиона медленно поднялась на ноги, стягивая с себя испорченную мантию, подол которой теперь больше напоминал края половой тряпки, нежели дорогое изделие. Пэнси встала следом, окончательно спрятав эмоции, и спокойно осмотрела однокурсницу перед собой, будто не находя в ней ничего интересного. — Мы можем поговорить в кабинете, — прокашлялся Кингсли, махнув в сторону лестницы. Гермиона повернулась к нему, заметив раздраженное выражение лица Северуса, стоящего прямо перед Бруствером, а также обеспокоенную Минерву, крепко сжимающую в руке чашку чая. — У нас есть вопросы. — И вы не получите ответов, — фыркнула она, шагнув в сторону этой троицы, но тут же резко остановилась, обернувшись: — После тебя, Паркинсон. До кабинета они шли в тишине, прерываемой лишь частым дыханием Цербера и цокотом его когтей о паркет. Он держался рядом со своей хозяйкой, намеренно отрезая ее от других волшебников, вызывая в них страх и желание отойти подальше. Адский пес любил издеваться над грешными душами. И как же ему повезло, что здесь почти каждый заслуживал наказания. Кингсли, например, уже приготовлено место в аду. — Как ты уже поняла, я жива, — Гермиона отшвырнула мантию на стул, не обращая внимания на озадаченные взгляды за спиной, и грациозно опустилась в кресло. — Не буду тебе рассказывать подробности этого удивительного возвращения, но то, что ты узнала об этом, накладывает некие обязательства. Голос Грейнджер был ровным и четким, без нервозности и запинок. Она положила руки перед собой, сцепив пальцы в замок, и неотрывно смотрела на Пэнси, застывшую посреди кабинета. Глаза Паркинсон не выражали никаких эмоций, пока Гермиона осторожно копалась у нее в голове, бесцеремонно просматривая последние воспоминания. Ей не было никакого дела до мыслей или чувств, лишь намерения имели значение. И с этим она не подвела. Пэнси хотела того, чего и когда-то желала сама Гермиона, — свободы. Девушка устала переживать за близких людей, смотреть на ранения, хоронить павших в бою и пытаться сохранить хоть каплю самой себя в этой веренице отчаяния и боли. Она устала. Как и все они. — О чем ты? — уверенно спросила ее Пэнси, не выдавая и толики страха. О, милая, я вижу тебя насквозь. — То, что я все еще дышу, — тайна. Все присутствующие здесь, включая Гарри, Рона, Джинни, Молли, Артура, Лавгуд, Нотта, Забини и Малфоя, знают об этом и дали мне Непреложный Обет. Моя жизнь — шанс закончить войну, и очень важно, чтобы никто до последней битвы так и не узнал об этом. Это понятно? Пэнси кивнула, даже не открыв рта. Ни единого вопроса, ни одного уточнения или глупого высказывания, вот только внутри у нее бушевал ураган. Гермиона чувствовала ее злость, ненависть и желание выместить на старой знакомой все то, что она пережила, пока считала, что Малфой не выбрался. Паркинсон оказалась интереснее той куклы, которую строила из себя в Хогвартсе. В ней появились невидимый глазу стержень, безмолвная сила и мощь, что присуща только могущественным личностям. Она обросла коркой, научилась слушать и слышать, засунула в задницу свои принципы и мнение, которое мешало выполнению поставленной перед ней цели. Пэнси стала бойцом. И пусть не на поле боя, но то, что из себя теперь представляет некогда трусливая девчонка, готовая сдаться при первой же трудности, отбросило в сторону мысли Гермионы о слабом звене. Пэнси Паркинсон не нужно использовать палочку, чтобы убить противника. Она уничтожит его голыми руками, даже не испачкавшись в крови. Такой экземпляр Грейнджер нужен подле себя. Северус скрепил обещание алыми лентами, оставляя очередной след на тонком запястье, прямо под золотыми браслетами. Пара слов, и свет заклинания исчез, погружая комнату в привычную темноту. — Я свободна? — Пэнси старалась скрыть свою неприязнь к неожиданно воскресшей, но эмоции били через край, прорываясь лишь сквозь подергивание голосовых связок. Она не понимала, что вообще происходит, отчаянно хотела наорать на Малфоя, проверить состояние своих пациентов и вернуться за ответами, которых сейчас не получила. Сил почти не осталось, желания выяснять, почему глава Ордена стоит в проходе, как пришибленный, а эта сучка восседает на его месте, как королева, не было. Позже. Ей нужен перерыв. — Я тебя не держу, — взмахом руки Гермиона распахнула дверь, запуская в душный кабинет свежий воздух. — Мне нужно будет увидеть Лавгуд, так что чуть позже загляну к ней. Инкогнито. — Берк против посетителей. Вчера у нее был приступ, — рявкнула Пэнси, не удержавшись на этот раз. — Я ненадолго. Слова повисли в воздухе, а тон напомнил всем присутствующим, что обладательница их не спрашивала. Она отдавала приказы. Пэнси кинула быстрый взгляд на Северуса, но ожидаемой поддержки в нем не нашла. Тогда она крепко сжала кулаки и быстрым шагом покинула кабинет, мысленно считая до десяти. Как же будет интересно, когда эта бестия узнает, что таинственная девушка ее лучшего друга, которого она все время прикрывала, — паршивая овца, способная разрушить все их стадо. — Где Гестия? — резко перевела тему Гермиона, прислушиваясь к отголоскам гневных шагов. — Я не видела ее после возвращения, хотя раньше Джонс невозможно было прогнать с Гриммо. И не помню, чтобы изучала отчеты от ее имени. Лицо Северуса непривычно исказилось, будто он не смог сдержать маску безразличия, показав при этом истинные чувства. Минерва закусила губу, сидя в дальнем углу комнаты, и отвела взгляд в сторону, а Кингсли принял самый невозмутимый вид, который Гермиона помнила с момента их встречи. И тут все встало на свои места. — Когда? — Три месяца назад, — ответила Минерва, разглаживая невидимые складки на платье. — Мисс Джонс спасла жизнь Флер, но мисс Делакур все равно потеряла зрение. Гестия погибла героем, Гермиона. Мне жаль. Минус два. Грейнджер тяжело сглотнула, прокручивая в голове воспоминания о женщине, смерть которой точно не входила в ее планы. Теперь придется внести коррективы, но единственное, что Гермиону действительно беспокоило: успела ли Гестия закончить то, что начала? Свершилась ли ее месть?***
Май 1999 6 месяцев до начала конца Последние две недели стали для Грейнджер настоящим испытанием. Она балансировала на грани нервного срыва, паническая атака шагала за ней по пятам, а истерика была готова в любой момент разрушить и без того хрупкое душевное равновесие. Надо признать, Гермиона не справлялась. Наряду с событиями второго мая, неделю назад был захвачен Азкабан. До этого времени крепость держала оборону лишь благодаря начальнику тюрьмы, который воспользовался экстренной защитой, разработкой которой когда-то занимался Отдел тайн. Гермиона думала, что невыразимцы предполагали возвращение Волан-де-Морта, ведь иначе зачем было создавать прибор, позволяющий отрезать и без того удаленный остров от остального мира, включая Министерство. Много месяцев с Азкабаном не было связи, но свободно разгуливающие дементоры говорили о том, что и они не могли пробить магический купол, накрывший высокую крепость. Продукты питания складывались на нижних этажах, и с учетом нынешней численности их бы хватило на четыре года. Самые опасные преступники все еще были заперты, позволяя Сопротивлению не беспокоиться хотя бы о них. До этого момента. — Гермиона, ты с нами? — Гарри сидел за круглым столом, как и весь Центр Ордена Феникса. Он устало потер переносицу, чуть приподняв очки, и посмотрел на подругу обеспокоенным взглядом. — Мы говорили о том, как им это удалось. Невыразимцы исчезли еще до битвы в Хогвартсе, а наша разведка так и не смогла найти хоть кого-то. — Если не нашли мы, не значит, что и им не удалось. Повисло молчание. — Вы считаете, что они сильнее, мисс Грейнджер? — Кингсли прищурился, сцепив ладони перед собой так, что его костяшки побелели. Как хорошо, что ей было плевать, какие чувства она вызывает в этом недоруководителе. — Это факт, мистер Бруствер. Всего лишь заключение. Гермиона поерзала на месте, мысленно проклиная то, что не успела сбежать до начала этого сборища, на котором, похоже, собирались лишь высказывать недовольства и слушать нытье. Надоело. — Держите свои заключения при себе. Вы сбиваете общий настрой. — Разве можно сбить то, чего нет? — ухмыльнулась она. О, драккл, а не укусил ли ее Малфой? Откуда столько яда? — Вы перегибаете, — прошипел Кингсли, брызжа слюнями. — Тогда, может, я пойду? — Грейнджер улыбнулась самой милой улыбкой в своем арсенале, надеясь взбесить этого напыщенного индюка еще сильнее. — Мне необходимо закончить с портключами до следующей операции, если вы, конечно, не хотите оставить своих солдат без плана отхода. Но мы же усвоили ценный урок, да, мистер Бруствер? Гарри почти удалось скрыть усмешку в кулаке, а вот Рон специально зашелся в притворном кашле, пытаясь перетянуть на себя внимание. — Сколько тебе осталось сделать, Гермиона? — спросила Минерва, отвлекая любимую ученицу от раздутых ноздрей Кингсли. — Поппи спрашивала о наших возможностях. Ей нужно для целителей несколько запасных портключей на экстренный случай. — Я что-нибудь придумаю, — ответила она, поднимаясь со своего места, — как, впрочем, и всегда. — Куда же мы без спасительницы волшебного мира, — ядовито протянул Бруствер, мысленно проклиная эту выскочку. Грейнджер уже выходила из кабинета, когда следующая фраза заставила ее замереть и потерять дар речи: — Никто, кроме вас, да? Гарри неверяще уставился на главу Ордена Феникса, на секунду задумываясь: а что он вообще тут делает? Эксцентричный, непрофессиональный, жадный, алчный, недальновидный и стратегически безграмотный. С каждым днем Кингсли дискредитировал сам себя, окончательно лишая доверия. — Не завидуйте, мистер Бруствер, вам это не к лицу, — Гермиона елейно улыбнулась и шагнула за порог, услышав вслед глухое: — Она должна знать свое место. Грохот закрывшейся двери эхом разнесся по коридору, вибрируя где-то глубоко в солнечном сплетении. Ненависть. Ее захлестывала ненависть. Она сделала пару шагов в сторону своего рабочего пространства, но, зайдя за первый поворот, рухнула без сил, скатываясь по стене. Мысли были в полном беспорядке, а тяжелое ощущение ответственности нависало над ней невидимым грузом, вызывая неконтролируемую тревожность. Гермиона потратила последние силы на перепалку с Кингсли и формирование внутреннего стержня, неожиданно прорезавшегося внутри нее. Если до этого Грейнджер выпускала когти, то сейчас наконец-то оскалила зубы, а это значит, что следующим шагом разорвет кому-нибудь глотку. Хватит быть слабой. Еще немного, и она станет бойцом. Бойцом. Итан. Тошнота снова подкатила к горлу, как только образ хилого мальчика материализовался в сознании. Мерлин, Итан Эйвери стал ее кошмаром с той минуты, когда хриплым детским голоском попросил о помощи. У них не было времени на длинный разговор, так что все, что они сделали, — договорились о следующей встрече, которая состоялась в лесу Дин, недалеко от места, где она когда-то пряталась с Гарри и Роном. Глупо ли было довериться незнакомцу, явно связанному с Пожирателями смерти? Безусловно. Остановил ли ее этот факт? Ни на секунду. Возможно, она бы задала чуть больше вопросов, прежде чем соглашаться на встречу, но то, как Итан смотрел на нее, решило все. Он будто видел в ней спасение. Ровно через сутки Гермиона аппарировала в лесную глушь, прихватив с собой плед, пару колбочек с зельями и скудный обеденный набор, состоящий из сухого хлеба, мягкого сыра, овощей и вареного мяса. Лес Дин — первое место, которое ей пришло в голову. Она понимала, что опасность поджидала на каждом шагу, поэтому взяла с собой и мантию-невидимку, которую выкрала из комнаты Гарри. Долго ждать ей не пришлось. Серая горлица спикировала с массивного дерева прямо под ноги, тут же обращаясь уже знакомым мальчиком. — Добрый день, мисс Грейнджер, — Итан вежливо склонил голову, прикрывая оголенные части тела. Его вид был ничуть не лучше со вчерашнего дня, возможно, даже хуже. Свежие синяки начали темнеть, а ранее незаметные порезы и ссадины теперь краснели на бледной коже. Худой, истощенный, травмированный и абсолютно голый. — У вас не будет чего-нибудь, чем я мог бы прикрыться? Гермиона вздрогнула и отвела взгляд. Она притянула к себе бисерную сумочку, вытаскивая потрепанный спортивный костюм Рона, который таскала с собой со времен поиска крестражей. Протянув вещи Итану и отвернувшись, она тяжело сглотнула, сморгнув собравшиеся в уголках глаз слезы. В пещерном полумраке ей показалось, что на парне не было живого места, но сейчас, при свете дня, каждое увечье становилось еще более отвратительным. Старые ожоги, круглые шрамы от сигарет, длинные и плоские линии, похожие на отпечатки плети, магические отметины, порезы, синяки, рваные раны. Ее сейчас стошнит. — Простите за мой вид, — послышался из-за спины тихий голос. — Выглядит хуже, чем кажется, честно. Я уже привык. Привык. Нет. Вот теперь ее стошнит. — Кто это сделал с тобой? — Гермиона не могла повернуться. Не могла посмотреть в глаза, не показывая сочувствия и боли, что она испытывала при виде него. — Я вам все расскажу, но перед этим вы должны пообещать, что никто не узнает о наших встречах. — Почему? — Только так у вас будет доступ к дому Мальсибера. Изнутри. Удивительно, как простая случайность решила судьбу мальчика, смирившегося с условиями своего существования. Там, посреди пустой поляны, он без единой слезинки рассказал, как именно стал заложником чистокровного волшебника, который ненавидел его всеми фибрами души. Итан Эйвери никогда не знал мать, но был любимым ребенком своего отца. Магический фон мальчика оказался настолько силен, что в пять лет он сжег старый сарай только потому, что не хотел заниматься верховой ездой. Лошади не были его любимыми животными, то ли дело птицы. Мистер Эйвери быстро понял, что без должного обучения сын может навредить сам себе, и именно поэтому взял все в свои руки. Тайно. — Папа скрывал меня, — тихо сказал Итан, откусывая большой кусок хлеба, принесенного Гермионой. Они сидели на теплом пледе под массивным деревом и еле слышно вели разговор, страшась, что отводящие заклинания могут быть сняты кем-то непрошеным. — Он говорил почему? — Немного. К нам часто приходили в гости его друзья, но он запирал меня на чердаке и накладывал чары тишины. Я не должен был выходить, чтобы не быть пойманным. Думаю, моя мама была магглой. — Ты не спрашивал об этом отца? — аккуратно начала Гермиона, стараясь не нарушить его границы. Она до сих пор не понимала, почему Итан рассказывает о своей жизни настолько открыто, без стеснения и утайки. Ему будто нужно было выговориться, а Грейнджер и не возражала. Она готовилась к засаде, а получила почти готового шпиона в логове врага. — Может, магглорожденная? — Нет, точно нет. Когда у меня случился первый сильный всплеск стихийной магии, он сказал: «Весь в отца». Будто мама ею не обладала, понимаешь? — Итан тяжело вздохнул, потирая больной локоть. Гермиона заметила движение и снова засунула руку в сумку, доставая бутылек с мазью. Его отец умер в битве за Хогвартс. Они даже не успели попрощаться, ведь в тот день Итан в очередной раз был заперт на чердаке. Гермиона мысленно провела параллель с лучшим другом, который вырос в чулане под лестницей. Жизнь часто бывает слишком несправедливой. Когда отец не появился через неделю, Итан смирился, что умрет от голода, ведь оставленная еда к тому моменту уже закончилась, но пришел Мальсибер. — Лучше бы я умер на том чердаке, — усмехнулся Эйвери, протягивая раненую коленку под пальцы Гермионы, которая аккуратно покрывала лечебной мазью все его увечья. Мальсибер был лучшим другом его отца, но даже он не знал о существовании Итана, пока не получил завещание, незадолго до смерти написанное Эйвери-старшим. В тот момент, когда дверь распахнулась, а два темных глаза отыскали в углу обессиленного ребенка, все изменилось. Итан стал прислугой. Мальчиком для битья. Предметом для вымещения злости. — Мальсибер возненавидел тебя из-за крови? — решила уточнить Гермиона, протягивая ему бутылек с восстанавливающим зельем. — Он думает, что я чистокровный. Так отец написал в завещании. Если бы он понял, что я грязный, убил бы меня на месте. — Что твой отец написал про мать? — Скормил историю о француженке, которая умерла от проклятия во время родов, а я, ребенок, был почти мертв. Он не знал, как долго я проживу, поэтому решил скрывать подальше от чужих глаз. В нашем обществе такое приемлемо. Умно, да? — Я, конечно, знаю, что Мальсибер — урод, но почему он так относится к ребенку лучшего друга? — У меня его глаза. Это все объясняет. Похоже, чувства Мальсибера свернули с прямой дороги, а живое напоминание о погибшем друге было сильнее, чем тот мог вынести. Дети всегда расплачиваются за грехи родителей. Итан говорил долго, выплескивая накопившуюся боль, болтая будто с давно потерянной сестрой. Он поведал о жизни до смерти отца, об обучении магии, о том, как Эйвери-старший помог десятилетнему сыну, который еще не имел палочки, стать анимагом. Взахлеб рассказывал о том, как узнал, что папа умер, о холодном замке и ветхой кровати недалеко от кухни домовиков. Вспоминал пленников, которых пытался спасти, о работе, которую его заставляли делать руками, вот только о наказаниях он говорил вскользь, почти не останавливаясь на подробностях. Гермиона еле дышала. — Как ты вчера оказался в том доме? — наконец-то просила она, когда они подошли к сути. — Я подавал им напитки весь день, пока они праздновали победу, а когда стал не нужен, отослали меня в подвал, — Итан с трудом сидел, постоянно меняя позу, но, очевидно, ему было больно. Тогда Гермиона легла на плед, упираясь взглядом в светлое небо. Он тут же повторил за ней, облегченно вздохнув. — Ты знала, что горлица, мой анимагический образ, символ любви и верности? Символ мира. Удивительно, да? — Ты хочешь мира? — Я хочу мести. Между ними повисло молчание, прерываемое лишь далекой трелью птиц. Тихий шепот ветра играл с едва раскрывшимися почками на ветках деревьев, а весеннее солнце высоко висело в небе, разбавляя голубизну. Было спокойно. Просто. Правильно. — Мы станцуем на их костях. — Вместе? — Вместе. Они договорились общаться через голубей, которых Итан держал при себе, как домашних животных. Необходимо было время, чтобы подумать обо всем и решить, как действовать дальше. Нужны план, безопасное место с едой и лекарствами, портключи, экстренные связные. Все это было слишком для одного раза. Гермиона окончательно потеряла сон. — Мисс Грейнджер? — строгий женский голос вырвал ее из воспоминания, заставив вытеснить яркий образ Итана из головы. Она неумело закрыла его за стеной окклюменции и подняла взгляд, понимая, что все еще сидит в коридоре недалеко от кабинета Кингсли. — Да? — С вами все в порядке? Гермиона подскочила на ноги, преодолевая противное головокружение. — Да, мисс Джонс, просто усталость накатила. Мы, кажется, с вами еще не виделись? — На прошлом собрании по магическому сотрудничеству. Я предоставляла отчет мистеру Брустверу о работе с Францией и финансировании, — спокойно ответила Гестия, легко улыбаясь. — Точно. Я была немного не в себе. — А кто тут в себе? — усмехнулась Джонс, откидывая темные волосы за спину. — Если быть честной, мисс Грейнджер, то я рада, что застала вас в одиночестве. Мы могли бы поговорить где-нибудь? Конфиденциально. — Не думаю, что это будет уместно. Простите, но я вам не доверяю, — ответила Гермиона без капли стеснения. Ей все еще казалось странным, что Джонс вернулась в Британию спустя столько лет. — Вы правы, — Гестия ничуть не смутилась, продолжив тем же тоном: — Но я настаиваю. Действительно, ваша помощь мне нужна больше, чем вам моя, но ведь все может измениться в любой момент. Я хочу озвучить свое предложение, но не собираюсь настаивать на чем-либо. Решение за вами. — Интригующе. — Обещаю, ничего такого, что бы навредило вам или Ордену. Это больше, — Джонс запнулась, но быстро собралась, — личное. Грейнджер задумалась, но уже через полминуты шагала в сторону своей комнаты, слыша за собой стук каблуков. Победа соседствует с риском. Июнь 1999 5 месяцев до начала конца Лето задалось не так, как она себе его представляла. Лондон, как истинный аристократ, решил, что солнце испортит его старинные улицы, запятнает мощенные брусчаткой дороги и обожжет верхушки величественных зданий с многовековой историей. Дождь беспрерывно лил уже третий день, полностью соответствуя мрачному настроению Гермионы. Ей хотелось выть. Она все время прокручивала разговор с Гестией, которой резко понадобился воскрешающий камень, находящийся как раз сейчас на хранении у Гермионы. Гарри так и не понял, как тот появился у него в кармане на следующий день после битвы за Хогвартс, ведь отчетливо помнил, как оставил его в Запретном лесу. Хранить артефакт у себя было выше его сил. Жгучее желание видеть всех, кто умер несправедливой смертью, съедало его, туманило разум, затягивало в пучину безумия, и, когда он понял, что не может сопротивляться, отдал Гермионе с условием, что та спрячет камень так, что даже ей достать его будет тяжело. Так она и сделала. Камень был в безопасности, а отдавать его Джонс Гермиона не собиралась ни при каких условиях, пусть и заманчивых. По крайней мере, не сейчас. Услуга Гестии, которую она пообещала исполнить, будет еще одним козырем в рукаве. На всякий случай. Ночь уже опустилась на город, когда Гермиона вышла на задний двор Гриммо, 12. Наложив водоотталкивающие чары, она села на лавочку, грея руки о большую чашку горячего какао с зефиром, который держала у себя в комнате тайно. Да, это было неправильно, но, драккл его дери, они на войне. Умереть и не вспомнить, какова на вкус ее любимая сладость, — дерьмовый расклад. Только эти маленькие радости все еще держали ее на плаву. — Пьешь в одиночестве, Грейнджер? — Она прикусила губу, стараясь не реагировать на знакомый голос с хрипотцой, вызывающий рой мурашек. — Ой, да ладно, ты вроде еще не глухая. Или я что-то пропустил? — Я не в настроении для тренировки, Малфой, иди отсюда, — ровно ответила она, размазывая кроссовком грязь под ногами. Хлюпающий звук шагов становился ближе, но она продолжала пересчитывать зефирки в кружке, мысленно молясь всем богам, чтобы он ушел. Ему не удастся вывести ее из себя. Не сегодня. — Мои тренировки тебе не по карману, а бесплатный час ты уже использовала, — хмыкнул он, стоя прямо у нее за спиной. Гермиона слышала его глубокое дыхание, ощущала обжигающее тепло, на которое так отзывчиво реагировало ее тело. Он положил одну руку на спинку лавочки, чуть задевая большим пальцем ткань футболки. Стало жарко. Может, из-за дождя парит? — Разве ты не должен заниматься своими снобистскими делами? — прохрипела она, сглатывая собравшуюся во рту слюну. — С чего это? — А что делают аристократы в свой день рождения? — спросила она до того, как обдумала вопрос. Ой. Даже спиной Гермиона почувствовала, как его тонкие губы растягиваются в ехидную улыбку. Он медленно наклонился к ее уху, щекоча дыханием волоски на затылке. — Помнишь, когда у меня день рождения? — Гарри утром сказал, — снова попалась она, уже подставляя лучшего друга. — Передай Поттеру, что я по девочкам. Надеюсь, его сердце не будет разбито. — Придурок, — хихикнула она, не сдержавшись. — А если серьезно, ты что здесь забыл? Кто сказал, что сегодня здесь никого не будет? — Мне дали выходной в честь праздника. Один день без пыток. Ура! — он поднял руку в воздух, имитируя жест радости, который скорее был символом обреченности. Это плохо. За последние месяцы она неплохо выучила его реакции, и если Малфой притворялся счастливым — он на грани. — Идти особо некуда, хибара Северуса заблокирована, так что я пришел сюда. Заодно занес Кингсли отчеты Снейпа, он и сказал, что Гриммо пустует. — Посидишь со мной? — неожиданно вырвалось у нее, когда она повернулась, чтобы наконец-то встретиться глазами. Драко стоял с такой же чашкой, наполненной остатками ее напитка, который она оставила на кухне. — Вообще-то, я себе сварила. — Правила войны, Грейнджер. Все, что не прибито или не спрятано, — общее, — лениво протянул он и, обойдя скамейку, сел рядом. На самый край. Слишком далеко от нее. — Почему ты не с родителями? — Им не до праздника, — сдержанно ответил Драко, делая большой глоток. — А друзья? — Ты себе не изменяешь, да? — он ухмыльнулся, задрав голову к ночному небу, на котором сегодня особенно ярко светили звезды, пробиваясь через тучи. — Все-то тебе надо знать. — Можешь не отвечать. — Забини в патруле, Тео занят, Пэнс в Мэноре, но там у меня нет желания находиться. Глоток какао, шумный выдох, шуршание легкой мантии. Не смотри на него. Не смотри на него. Не смотри на него. — Видишь, вон там? — спросил Малфой, поднимая руку в небо. Гермиона задрала голову, пытаясь найти то, на что он показывал. — Созвездие, в честь которого меня назвали. Созвездие Дракона. В переводе оно означает «громадный змей», — просто сказал он, будто не было ничего особенного в том, что сейчас они сидели вдвоем и смотрели на звезды. Абсолютно ничего особенного. — Мило. Тебе подходит, — усмехнулась она, крепче сжимая кружку. Мерлин, почему же ладошки такие мокрые? — Подожди, пока не узнаешь следующий факт, — фыркнул он, не отрывая взгляда от темного неба. — Прямо в центре этого созвездия располагается знаменитая туманность. По структуре одна из самых сложных среди всех, что открыты миру. Она похожа на большой цветок с переливающимися яркими гранями, но для меня выглядит как роза. Знаешь, как она называется? — таинственно понизил голос Драко, будто испытывая ее бездонный ум. Гермиона отрицательно покачала головой, ничуть не стесняясь своего незнания. — «Кошачий глаз». Она взорвалась громким смехом, не обращая внимания на то, что остатки какао расплескались на джинсы. Взгляд Грейнджер метнулся с ночного неба в сторону Малфоя, наконец-то улавливая у него на лице хоть одну человеческую эмоцию. Он был смущен. О, это великолепно. — Так получается, в сердце дракона спрятана частица льва? — спросила она, чуть отдышавшись. — Значит ли это, что в тебе скрыта гриффиндорская отвага? — дразнила его Гермиона, перестав задумываться о нелепости ситуации. — Рад, что тебе весело, Грейнджер, — чуть улыбнулся он, спрятав поднявшиеся уголки губ за краем кружки. Гермиона замерла. Малфой. Ей. Улыбнулся. И тут до нее дошло. Он ослабил щиты окклюменции, обычно поддерживающие холодную маску, настолько, что позволил себе открыться. Перед ней. О Мерлин. Драко, будто осознав степень своей расслабленности, тут же убрал все эмоции, превращаясь в привычного сноба, будто только что съевшего лимонную дольку. Они резко отвернулись друг от друга, делая вид, что звезды — единственное, что требует их внимания целиком и полностью. Тишина стала неловкой. Сердце Гермионы так и норовило выпрыгнуть из реберной клетки, гулко отдавая в каждую частичку тела. У нее стучало в висках, животе, да даже кончики пальцев, казалось, попали под раздачу. Что-то в груди сжалось, скрутилось тугим жгутом, дыхание участилось, а и без того мокрые ладони превратились в бескровные ледышки. Она ощутила острое желание увидеть его улыбку еще раз. Всего на мгновение. А как он смеется? О нет. Нет. Нет. Этого не может быть. Ей просто надо выпустить пар. Точно. Когда в последний раз у нее был секс? В мае? Да, где-то так. Ей просто нужен Рон. А действительно ли ей нужен Рон? — Я пойду, — хрипло сказал Малфой, опуская между ними пустую кружку. Очередная волна мурашек пробежала от макушки до пят, снова застав врасплох. — Тебе тоже пора. Прохладно. — А? Драко жестом показал на ее открытые руки, где предательские пупырышки прекрасно подсвечивались лунным сиянием. Она в дерьме. — А, да, я воспользуюсь согревающим. Посижу еще, — нервно лепетала Гермиона, теряясь в мыслях. Он кивнул и медленно встал, задерживаясь взглядом на ее распущенных волосах, которые из-за летнего ветра теперь торчали во все стороны. Гермиона заправила за ухо прядь у лица и закусила губу, проведя по ней языком. Сладко. Кадык Драко дернулся, очевидно становясь ее новой влажной фантазией. Это финал. Конец. Ее ждут отделение в Мунго, психотропные препараты и страшный диагноз, потому что она находилась в шаге от того, чтобы соединить сладость их губ воедино. — Пока, Грейнджер. — Пока, Малфой, — прохрипела она, чувствуя полную опустошенность. Он засунул руки в карман брюк и, развернувшись, зашагал прочь. Драко Малфой всегда ассоциировался с пытками. Он издевался над Гермионой в школе. Ее мучили в его доме. Теперь он руководит подразделением пыток в Варраме, где умирают сотни волшебников. Он — монстр. Вот только, похоже, в этот раз ее пытка станет смертельной, ведь никогда влечение к монстру до добра не доводит. — Малфой, — резко окликнула она его, снова удивив саму себя, — с днем рождения. Он замер, но не повернулся. Грейнджер была готова поставить свою единственную помаду на то, что на его лице снова промелькнула улыбка. Да, это определенно конец, ведь растекающееся тепло согревающего, наложенного не ею, поджарило разум и заставило кожу гореть. Той ночью, как и многими последующими, она видела лица погибших друзей, вспышки заклинаний, истощенное тело изуродованного мальчика и тонкие губы, шепчущие ей порочные вещи. Видела и сходила с ума. В конце июня все стало сильно хуже. Рон отсутствовал больше месяца, участвуя в очередной операции по поимке Пожирателей смерти. Она волновалась, скучала, не могла найти себе места, а руки, казалось, отказывались слушаться. Когда нервное напряжение почти достигло пика, а у ее тревожности появилось отдельное место за столом, вернулся Рон. Позже она вспоминала, как слетела по ступенькам, едва не катясь кубарем, и врезалась в его крепкую грудь, громко расплакавшись. Рон твердил что-то про то, что тоже соскучился, гладил по растрепанным волосам, прижимал к себе, будто пытаясь слиться воедино. Все посчитали ее слезы милым выплеском эмоций, вот только все было совсем не так. В его объятиях ей не стало легче. Более того, Гермиона не смогла сдержать слез из-за того, что для нее это была давно не поставленная точка. Она хваталась за друга. Не за любимого. Это ее уничтожило. — Не хочешь прогуляться сегодня? — спросил Рон, с тихим стуком заглянув к ней в комнату после раннего завтрака. Никому не спалось. Грейнджер стояла у окна, кутаясь в зеленый плед, который она забрала из родительского дома перед тем, как навсегда изменить их сознание. На душе скребли кошки. — Прогуляться? Там дождь. — Мы давно не проводили время вместе, и я подумал, что надо пользоваться моментом. Мне все равно, что за окном дождь, если ты рядом. Рон подошел к ней со спины, обернув руки вокруг тонкой талии. Уютно. Просто уютно, не более того. — Ты уже что-то запланировал, да? — устало вздохнула она, пытаясь отыскать внутри себя почти потухший уголек когда-то ярких чувств, отличных от дружбы или привычки, но ничего. Он обнимал, а ее сердце не билось чаще. Он целовал, а дыхание не замирало. Он заботился, а она фальшиво улыбалась. Нет, она любила его, но сейчас стало понятно, что не сердцем, а душой. Он был ее лучшим другом, опорой, поддержкой, верой в невозможное и первым во всем. Он был безопасным, правильным, логичным. Он был ее константой. Но он никогда не был тем, кто заставлял ее мечтать. Желать. Сходить с ума. — Куда ты хочешь пойти? — На набережную. В маггловский Лондон. Неожиданно и… идеально. Она может сказать ему о чувствах там, где ее точно услышат. Никакого давления дома и его жителей. Они поговорят и найдут время для того, чтобы все переварить подальше от обстановки, где все считают их родственными душами. Побудут наедине с собой. С этими мыслями она аппарировала в реконструирующийся район Лондона, который пустовал последние несколько месяцев. Рон приземлился следом. В воскресенье, в восемь тридцать утра, на улице не было ни души. Они шли размеренным шагом, болтая обо всем и ни о чем. Рон держал в руке корзинку для пикников, на которой настоял еще дома, и рассказывал о путешествии в Шотландию. Он широко улыбался, когда поведал ей историю о том, как Джордж подложил пукающую подушку, оставшуюся у того со школы, Симусу в спальный мешок. Громкий звук почти выдал их местоположение егерям, за которыми они вели слежку, но это только добавило огня и сплотило. И пусть все стали жесткими, такие моменты оголяли нутро каждого. Война меняла, но в глубине души они были все еще детьми. Это воодушевляло. — Я хочу с тобой поговорить, — начал Рон, когда они расположились на пледе недалеко от воды. Издалека были видны Тауэрский мост с башнями, высокие здания и старые дома, таящие в себе секреты. Было хорошо и спокойно до того момента, пока ее парень не начал свою речь. — Мне кажется, что я люблю тебя всю жизнь… Гермиона шокированно распахнула глаза, глядя на бархатную коробочку у него в руке, которой еще секунду назад там не было. Она моргнула, пытаясь скинуть наваждение, но нет. Черный бархат смеялся ей в лицо. Этого просто не могло быть. Она хотела его остановить, вклиниться в хорошо отрепетированную речь, но не смогла. Слова просто не хотели выходить из ее рта, а язык будто онемел, отказываясь помогать. — Там, в Шотландии, я чуть не умер. Авада пролетела мимо меня, едва не задев, но все, о чем я мог думать, — ты. Вспоминал, как часто говорил, что люблю тебя, прокручивал в голове наши ночи, встречи, слова, которые мы шептали в полутьме. Кошмары, мучавщие меня изо дня в день, всегда о тебе, — шумно выдохнул он, сглатывая слюну. — Ты умираешь, а я не могу помочь, ты в плену, а я бессилен. Это всегда ты, и я безумно боюсь тебя потерять. Так сильно люблю, что хочу провести с тобой вечность. Знаю, что ты сильнее меня, умнее и лучше во многом, но я надежный, Гермиона. Я знаю, что смогу сделать тебя счастливой, помогу в каждой безумной идее, спасу от любого монстра и всегда буду рядом. Выходи за меня, душа моя. Давай встретим вечность вместе? Коробочка открылась, показывая изящное кольцо с овальным камнем красного цвета. Красиво. — Нет. Гудок парохода нарушил повисшую между ними тишину. — Нет? — Нет. Это все, что она могла из себя выдавить. Слишком. Его слова были слишком. — Возможно, тебе нужно подумать? Я понимаю, что сейчас война, нам не обязательно жениться сию секунду. Просто помолвка. Обещание на будущее, — Рон постарался смягчить удар, но нет. У него не получилось. — Я тоже с тобой сегодня хотела поговорить, — прохрипела она, едва приведя себя в чувство. Он кивнул, положив коробочку между ними. Гермиона ее захлопнула, прикрыв газетой, которую они расстелили для фруктов. — Я хочу, чтобы ты понял меня правильно и ни в коем случае не принимал на свой счет то, что я собираюсь сказать. Пойму, если не захочешь со мной больше говорить, но мне нужно, чтобы ты постарался меня услышать, — Гермиона собрала всю свою храбрость в кулак и уничтожила одной фразой то, что строилось годами: — Я тебя не люблю. Мне нужно было поговорить с тобой, как только такие мысли посетили мою голову, но я струсила. Думала, что у нас просто тяжелый период, редко видимся, война. Мерлин, да я находила тысячи оправданий своей слабости. Мне казалось, что я потеряю тебя, как только скажу эти четыре слова. — Что же изменилось сейчас? — севшим голосом спросил Рон, держась слишком мужественно. Взросло. — Я. Я изменилась, — прошептала она, не смея посмотреть на него. — Бесконечные тренировки, операции, споры с Кингсли и отстаивания своего мнения будто открыли мне глаза на то, что я давно потеряла себя. Мне потребовалось время, чтобы справиться с этим. — Мы с Гарри не могли тебе помочь, — Рон почти соединил два конца невидимой нити, когда она тут же вмешалась, перебивая: — Никто бы не смог помочь. Только я сама, — капельки слез собрались в уголках ее глаз, но Гермиона игнорировала их, продолжая кончиком пальца водить по рисунку на пледе. — Я люблю тебя, Рон, но не так, как любят друг друга возлюбленные. — Появился тот, с кем ты сравнила свои чувства? — беззлобно спросил он, не отводя взгляда от ее опущенных глаз. — Нет. — Вранье. — Просто поняла, что в сердце осталась незаполненная пустота, — она всхлипнула, проклиная себя за то, что правда так и не сорвалась с языка. — Я хочу остаться твоим другом, ведь ты значишь для меня слишком много, чтобы просто отказаться от нас, но я буду уважать любое твое решение. — Ты правда хочешь, чтобы я тебя отпустил? Не боролся? Не брал перерыв? Просто отпустил навсегда? Хорошо подумай, прежде чем ответить. Минуту она молчала, а после вынесла самый страшный приговор в своей жизни. — Да. — Я люблю тебя, Гермиона, понимаешь? Не как сестру или подругу. Я люблю тебя как самого родного в мире человека. — Об этом я и говорю. Мы встретились слишком рано, чтобы между нами сейчас летали искры. — Искры гаснут. — Ты прав, — она наконец-то подняла на него свои карие глаза, золото в которых теперь подчеркивала пелена слез. — Но я хочу их когда-нибудь испытать. Не сейчас, не через год. Когда-нибудь. Хочу пылать, тлеть и гореть, понимаешь? А мы с тобой даже сейчас не кричим. Так не должно быть. — Понимаю, — снисходительно улыбнулся он, пряча причиненную ему боль глубоко внутри. — Я тебя понимаю, люблю и принимаю. Только у меня есть условие, душа моя. — Что угодно, — прошептала она, чувствуя, как вековая тяжесть сваливается с плеч. — Я хочу сейчас съесть праздничный завтрак, который нам с тобой собрала мама, и постараться провести время так, будто мы хорошие друзья, сидящие на лужайке в Хогвартсе. Не хочу слез и грусти. В последний раз. Гермиона нахмурилась. — А после закроем тему наших отношений навсегда, красиво выдав историю нашим друзьям о том, что мы не сошлись характерами. — В чем подвох? — выпалила она, неверяще рассматривая Рона. Он не мог так просто отреагировать. Он, драккл его дери, только что сделал предложение! — Ты никогда не вернешься ко мне. Никогда не подойдешь ко мне со спины, просовывая ледяные руки под свитер. Не будешь искать спасение в моей кровати от своих кошмаров. Не будет больше поцелуев, когда тебе надо забыться, не приходи ко мне, как к мягкой игрушке для слез. Теперь. Ты. Справляешься. Сама. И последнее, — Рон шумно втянул воздух, будто набираясь сил перед тем, как закончить этот разговор. — Твое решение навсегда. Я не смогу принять тебя назад, сделав вид, что всего этого не было. Друзья? Без проблем. Возлюбленные? Прости, но у меня есть чувство собственного достоинства. Я не собираюсь забывать тебя или делать вид, что нас не существовало, просто нужно время. Слезы наконец-то вырвались на свободу, скатываясь по девичьим щекам. — Я не собиралась манипулировать нами, — прохрипела она, быстро смахивая раздражающую влагу. — Это навсегда. — Здесь, на берегу мутной Темзы, наша история закончилась, — горько усмехнулся он, быстрым движением откидывая в сторону газету. Черный бархат все еще смеялся над ними, ловя на себя мелкие капли дождя. Похоже, небо плачет вместе с ними. — Что ты хочешь сделать с этим? — спросила она, смотря на то, как перекатывается между ловких мужских пальцев коробочка. — Похоронить, — Рон резко замахнулся и сделал впечатляющий бросок в сторону воды. Глухой «бульк» скрыл за собой красный камень, окончательно поставив точку. Начался ливень. Рон наложил защитный купол, молча распаковывая шикарные закуски. Хлопок шампанского, стук бокалов, аппетитная клубника и шоколад, который было не достать в военное время. Роскошный поздний завтрак для двух уже не влюбленных. — Будь счастлива, Гермиона Грейнджер. — Будь счастлив, Рональд Уизли, — прохрипела она, давясь слезами.