Легенда о Гилан'найн

Она была рождена простым рабом в касте, почитавшей Андруил и казалось, что её судьба предрешена — посвятить свою жизнь служению Великой Охотнице. Как это делали её родители, и их родители и многие поколения до неё. Однако, судьба решила поиграть с её жизнью с самого рождения — Хранительница Клана, что принимала роды, держала на руках мертвого ребёнка. Девочку, такую крошечную, бледную, с закрытыми глазками, будто спящую. Жребий судьбы предписывал вернуть земле хладное тело новорожденного, но Хранительница не хотела поддаваться тяжёлому року, по крайней мере, не попытавшись что-то изменить. Под крики отчаяния матери, она упала на колени, подняв тело бездыханного ребёнка и взмолилась Покровительнице Материнства Митал, о спасении души едва рождённого в этом мире дитя. И та обратила внимание на мольбы. Её взор, каплями дождя, окутывал ребёнка в руках Хранительницы, пока детское тельце не стало выпускать впитавшийся дождь из своих глаз обильным потоком слёз, заливаясь громким криком. В тот день, в клане был праздник, младенцу дали жизнь не только эльфы, но и Боги, окрасив её волосы в чистый, серебряный цвет. Они верили, что девочка будет под присмотром двух Богинь и принесёт процветание их клану. Когда тело ребёнка подросло и окрепло, ей дали имя и магией выжгли валласлин Андруил в виде лука охотницы на её лице, передавая, тем самым, ребёнку цель и смысл своего существования. Годы шли, и дитя выросло в красивого подростка, но не такого, какой ожидали видеть её соклановцы. Вопреки всем заветам, она не ходила на охоту и не приносила добычу во славу Андруил, она следовала другому её пути, с уважением и любовью относясь к обитателям лесов. Часто, непонятная кланом, она убегала в чащу, окружавшую их селение и блуждала по ней вместе с лесными жителями. Она умела находить общий язык со всеми животными, созданными, судя по сказаниям, самой Андруил. Лошади, лисы, медведи, зайцы, волки, совы, ястребы, все были как старые её друзья и никогда не нападали, завидев в дали, столь выбивающиеся из зелёного буйства леса, белые, как снег волосы, аккуратно заплетённые в одну большую, тугую косу. Хоть язык животных ей был недоступен, она перешёптывалась сердцем со всеми встреченными животными. Этот навык, в будущем, позволял ей видеть то, что творилось в душах её Народа, то, что они не говорили, но испытывали. Это был и дар, и проклятие, ибо много гнева и злости было в эльфах, которые не всегда могло выносить хрупкое дитя. Своей магией, она излечивала глубокие раны не только животных, но и сам лес, делая его крепким, густым. В моменты, когда её магия не могла спасти чью-то жизнь, либо спасение одного, означало смерть другого, она следовала пути Андруил и приносила быструю, безболезненную смерть в её честь. Хотя никогда она не делала это с радостью, любая отнятая жизнь приносила ей страдания и тоску. Подросток, с годами, превратился в необычайно прекрасную женщину. Она выделялась из всего эльфийского народа, о её красоте слышали далеко за пределами её касты. В какой-то момент, к её клану стали толпами стекаться эльфы, желая лишь одним глазком взглянуть на необычайную красоту эльфийки, следующую пути Андруил и благословлённой самой Митал. Хоть Хранительница была рада расширению их клана и всячески старалась настроить её на продвижение веры в Андруил, девушке совершенно не нравилось чужое внимание. Да и с возрастом, она так и не научилась находить общий язык с себе подобными. Она сторонилась своего народа и всё чаще и глубже уходила в леса, ведь только там могла она быть самой собой, а не той, кем хотели её видеть другие. Прибытие новых эльфов означало и то, что лесные угодья будут пустеть. Звери, что раньше могли жить в гармонии с эльфами Андруил, стали осознавать, что им грозит вымирание и пришлось им покидать свои дома, и свою давнюю подругу, оставляя её в одиночестве. Лишь зайцы и соколы, как любимые животные Андруил, которым не грозило вымирание, оставались вместе с ней, стараясь хоть как-то успокоить её безутешную душу. Когда леса опустели, Хранительница надеялась, что белокурая эльфийка обратит свой взгляд на Народ, сменив её на этом посту и поведёт дальше, по Путями Трёх Деревьев, но с каждым днём, всё печальнее становилась её ученица, всё дольше оставалась она в лесах, подолгу не возвращаясь в родной клан. Даже силой пытались удержать её соклановцы, но она всегда была быстрее их, проворнее и знала лес куда лучше тех, кто входил в него только ради пропитания. В один из таких побегов, она забрела дальше, чем обычно заходила в лес и наткнулась на поляну, которую пополам делит быстрый ручей. Вытирая кулачком слёзы, она не сразу обратила внимание на необычного крупного волка с шестью глазами, что стоял по другую от неё сторону реки, наблюдая, как эльфийская рабыня, опускает ладони в прохладу ручья и умывает лицо с ярко-чёрным рисунком валласлина, что, казалось, был ещё ярче, контрастируя с белизной её кожи. Девушка, сначала почувствовала его присутствие и только потом, бегая глазами по поляне, обратила на него внимание. Тут же пересекла она ручей и даже не обратила внимание на необычный вид волка, обняв его за мохнатую шею, радуясь их встречи, будто они были старыми друзьями, что не виделись долгие столетия. Волк в недоумении смотрел на девушку, не понимая, почему вместо того, чтобы испугаться и убежать, она ринулась его обнимать. Ему это было только на руку, ведь весь путь в эти края он проделал как раз для того, чтобы увидеть ту самую любимицу, по которой тайно вздыхала Андруил. Видимо, она ещё не может заглядывать достаточно глубоко, чтобы узреть его, иначе, она бы в ужасе побежала прочь. Может, это даже к лучшему, мало кто был рад видеть Фен’Харела и уж тем более, иметь храбрость бросаться на него с объятиями. Не желая, пугать девушку, он быстро стёр с себя все выдающие его признаки, оставаясь большим, но вполне обычным волком. Сделал он это довольно вовремя, так как девушка, наконец, смогла отстраниться от его шеи и удивлённо начала бегать по нему глазами, видимо обратив внимание, наконец, что это не самый обычный представитель псовых. Фен’Харел же изумлённо рассматривал её лицо. О красоте той, кого коснулось дыхание Митал, явно преуменьшали. Большие, оленьи глаза небесно-лазурного цвета, худое лицо с высокими скулами, усыпанное едва видимыми веснушками, пухлые-розоватые губы и длинный, острый как стрела, подбородок. Всю эту неземную красоту омрачали безобразные татуировки раба, грубые, толстые, которые совсем не сочетаются с изяществом её лица. Девушка заметила пристальный взгляд и заглянула прямо в жёлтые глаза волка, от чего тот фыркнул и устало прилёг, опуская тяжёлую голову на её колени, прикрывая веки. Просто находясь рядом, он чувствовал её магический потенциал, который она самостоятельно взрастила в себе, находясь в уединении и покое, среди тех, кто им щедро делился. В тот момент, он подумал о том, что они чем-то похожи с этой рабыней. Не нашедшие покоя среди своих соплеменников, они оба смогли найти его в совершенно другом мире, что, хоть и был тесно сплетён с их, но кардинально отличался. Быть может, родись она в касте, почитавших Митал, то смогла бы обрести большую силу и знания, но увы, она была рождена под валласлином самовлюблённой девки, которая не смыслит ничего, кроме охоты, похоти и драк. Даже удивительно, что под началом эвануриса, живущей только животными инстинктами, могла взраститься столь непохожая на неё эльфийка. Видимо, Митал, своим вмешательством повлияла на неё куда больше, чем всё это рабское промывание мозгов. Это не могло не радовать. Тем временем, девушка поглаживала волка по голове, путая свои длинные, белые пальцы в грязную, чёрную шерсть зверя. Она чувствовала, что это необычный волк, от него исходил поток энергии, мудрости, силы, который никогда не исходил от животных в её лесу, но она совершенно его не боялась. Создания, что столь похожи на детей Андруил, не могли быть злыми. На такое способен лишь её Народ. Конечно, она не догадывалась, что за шерстью скрывается тот самый Ужасный Волк, рассказы о котором только-только начинают набирать обороты. Чего только она не слышала от пришедших эльфов: и что он похищает детей, что он насилует женщин, он одурманивает разум и потешается над Народом. Она слышала эти рассказы, но совершенно не придавала им значения. О таких вещах говорили и про обычных эльфов, которые тоже не поголовно были святыми. Боятся только потому, что он эванурис? Их клан был под защитой Андруил, если бы Ужасный Волк хотел на них напасть, ему пришлось бы встретиться с её гневом. Нет, она подумала, что это заблудший дух, который принял облик волка, искажая его внешность под свой манер. Очень древний и мудрый дух, она чувствовала исходящую от него усталость бремени знаний, какой-то грусти и тоски. Будто он не такой: чуждый, брошенный, непонятый… Хотя, возможно она считывала в нём лишь то, что исходило от неё, поэтому она постаралась взять себя в руки. Ей не хотелось, чтобы от её тоски и усталости, дух также страдал, перенимая её печаль на себя. Волк, заметив изменение в её состоянии, поднял голову и посмотрел на неё. Такой был понимающий и печальный взгляд, что ей казалось, будто нужно лишь начать задавать вопросы и он поделится с ней знаниями, разделит тот груз бремени, что он несёт. Но она боялась, не хотела осознать, что это лишь плод её воображения, не хотела увидеть непонимание на морде волка от её вопросов. Пусть лучше будет так. К тому же, он неожиданно поднялся и поставил уши торчком, устремляя пристальный взгляд в чащу, откуда пришла девушка. Она медленно поднялась и посмотрела в ту же сторону, но не ощущала ни присутствия эльфов, ни животного. Что так могло насторожить волка? Обернувшись к нему, она обнаружила того у кромки деревьев, откуда он пришёл. За этим ручьем, заканчивались владения Андруил, там её защита не могла на неё распространяться. Туда, покинув их угодья, ушли все её друзья и, конечно, именно туда манило её сердце. Волк будто чувствовал это и внимательно, стоя полубоком, смотрел на неё. Его взгляд говорил ей о том, что у неё есть выбор, которого, возможно, в будущем больше не будет. Но она всегда принимала одно и тоже решение. В прощании, девушка подняла свою руку и улыбнулась зверю, сердцем надеясь, что он найдёт то, что ищет среди деревьев. Замешкавшись, он медленно склонил голову к земле, отдавая дань уважения её, столько глупому для него, выбору и быстро скрылся за растущими у кромки кустами. Эльфийка уже давно не была дома. Дня два? Три? Как бы сердце не звало её навсегда покинуть клан, она не могла так поступить с Хранительницей и своими родителями. Ей оставалось лишь пересечь реку и направиться в сторону своего дома. Входя в лес, она обратила внимание на давно знакомую ей крупную, чёрную сову, которая сидела на ветке дерева и пристально наблюдала за ней. Девушка повернулась к речке, у которой она сидела с волком и вновь взглянула на сову. Андруил уже давно приглядывает за ней, в клане считали это хорошим знаком, мол они защищены больше, чем многие, благодаря белокурой эльфийке, что привлекла её взор. Она не знала точно, правда ли Андруил приглядывает за ней, а не простой самообман её соплеменников, но она почтительно, как и всегда, склонила голову сове и направилась в лес. Подходя ближе к родным угодьям, девушка наткнулась на незнакомого охотника, его валласлин относил его к почитателю Бога Покровителя Ремесла Джун. У ног мужчины лежал сокол, убитый в сердце стрелой. Заметив девушку, эльф упал на колени и выронил лук, в изумлении рассматривая красоту и чистоту подошедшей женщины. Она же, не могла в ужасе отвести взгляда от мёртвого сокола, что лежал на хладной земле. В их лесах было запрещено охотиться на любимейшие создания Андруил. Чужаки, пришедшие в их дом, обещали следовать заветам клана и пути Великой Охотницы. А этот эльф… он же убил сокола не ради пропитания, а ради забавы. Она потребовала, чтобы охотник совершил приношение Андруил за то, что отнял жизнь у одного из её созданий. Эльф, будто очнулся, услышав её голос, осознав, что это не спустившаяся Богиня, а простая, эльфийская девушка стоит перед ним. Внемля её ярости, охотник взглянул на птицу у своих ног. Поднявшись, он схватился за стрелу и поднял её так, чтобы несчастный сокол, под весом своего тела, опустился по стреле ниже. Кровь пташки заструилась, окрашивая руки охотника в кроваво-красный цвет, но он будто не замечал ни крови на руках, не ужаса, застывшего на прекрасном лице девушки. Он отказался отдать сокола Богине. В их клане, это показатель точности охотника и его добыча будет передана его Хранительнице. Охотник небрежно вырвал стрелу из тела птицы и убрал тушу в сумку, что висела на груди. Столько зла сделал её Народ, на что она закрывала глаза, ссылаясь на несоврешенность, но никто, никогда не оскорблял в её присутствии ни живых существ, не саму Великую Охотницу. Ослеплённая яростью, она в два быстрых, лёгких скачка нагнала охотника и вцепилась в его плечи, поваливая того на землю. Мужчина в ужасе смотрел, как из прекрасного рта, вырываются проклятия, полные ярости, которые она просит услышать Андруил, дабы он понёс кару за своё пренебрежение и никогда больше не смог охотиться и убивать живых тварей. Только последние слова слетели с её рта, как охотник откинув от себя девушку и в ужасе, оглядываясь, не преследует ли его Лесная Ведьма, бросился к своему клану. Только на следующей охоте он осознал, что её проклятие свершилось. Добыча убегала от него, а стрелы пролетали мимо цели. Друзья и родные начали насмехаться над его немощностью, ибо какой прок от охотника, который не может охотиться? Опозоренный, не понимающий причины своего проклятия, он поклялся, что отыщет эльфийку и отплатит ей сполна за свою обиду. Конечно, вернувшись вся в слезах, она сообщила своему клану то, что видела в лесу и только через пару дней узнала от Хранительницы, что Андруил покарала того охотника, он больше не способен причинить вред живому, а их клан скоро покинет угодья за осквернение животных во владении Андруил. Её сердце, облегченно расслабилось, а вера в Великую Охотницу лишь окрепла. Может стоит ей последовать пути своего клана и нести весть о Её великом могуществе, а не сбегать в леса? Ведь так, она действительно сможет защитить дорогих ей друзей животных, привить уважение к их жизни и их свободе. Не знала она ещё ни ярости, не мести, поэтому, когда в лесу девушка вновь встретила того охотника, то совершенно не заподозрила ничего плохого, да и эльф выглядел очень расстроенным. Он сказал, что осознал свою вину, и умолял её пойти с ним, дабы научить, как правильно совершать приношения Андруил. Хоть их клан уже покидает её владения, он хочет нести весть по всему миру и может когда-нибудь, он сыщет её прощения. Она была очень тронута его мольбами и словами об искуплении, успокоила охотника и согласилась пойти за ним. Даже когда они отошли очень далеко от её клана, она совершенно не подозревала, что идёт прямиком в ловушку разгневанного эльфа. Нет, всё наоборот, она воодушевленно думала о том, что её Народ не потерян в своей злобе, как она полагала. Достаточно только направить и они обретут такую же веру и доброту, как лесные звери Андруил. Жаль, что всё это было только в её мечтах, ведь отойдя достаточно далеко, охотник остановился и прежде, чем она успела что-то понять, набросился на бедняжку. Быть может, если бы девушка следовала воле клану и занималась охотой, то смогла бы справиться, но в жизни никому не причиняя вреда, она могла лишь звать на помощь, пока грубые руки, раздирали её одежду, а после, насильно прижимали к земле и надругивались над её телом. В этот момент, вместе с невыносимой болью, приходило осознание, что тогда, ей нужно было уйти вместе с необычным волком и оставить свою жизнь среди Народа, которого она никогда не понимала, а теперь, не скоро сможет простить. Спустя несколько часов, когда она сорвала голос от непрекращающихся криков, а охотник потерял все силы, издеваясь над её телом, он достал из своей сумки верёвку и связал, как связывают свежеизловленную добычу. Она была очень слаба и находилась в каком-то дурмане, даже когда охотник приказывал ей взглянуть на него. Её неповиновение взбесило его ещё сильнее и достав оружие, он выколол её глаза. Мужчина кричал, что она сама виновата, что всё дошло до этого. Она хотела наказания за какого-то сокола, а он отомстил ей за своё проклятие и как бы он не хотел сейчас убить её, он не мог, всё из-за того же проклятия. Вместо этого охотник растоптал её глаза, которыми она увидела его прегрешение, и бросил умирать в лесу, наслаждаясь своим отмщением. Осквернённая, сломленная, едва живая, она сделала то, на что только оставались её силы — взмолилась Богам, прося о помощи. Она молила Эльгарнана о мести, Мать Митал о защите, но более всего молилась она Андруил. Именно последняя быстрее всего отозвалась на зов своей поверенной и вступила на землю во всём своём величии. С сожалением она наблюдала за связанной, истекающей кровью девушкой. Синяки и грязь так неестественно смотрелись на её белой коже. Андруил приказала зайцам, что вышли из леса вслед за Госпожой, перегрызть путы и спросила девушку, что она будет делать теперь? Эльфийка опешила, впервые услышав голос своей покровительницы и хоть тело её было свободно от верёвок, сил у неё хватало лишь на то, чтобы взмолить Андруил о предоставлении времени, чтобы она могла найти и провести справедливый суд над мужчиной во имя Великой охотницы. Андруил покачала головой на её просьбу. Она не имеет права вмешиваться в ход времени обычных эльфов, отодвигать утенеру и отнимать у Фалон’Дина возможность, провести её по изменчивым тропам Тени. Но она может дать куда больше, чем просит эльфийка. От своего имени, она способна посвятить её в Эванурисы, освободить от рабских меток. Тогда, она сможет получить отмщение и под началом самой Андруил, стать той, кто будет наставлять эльфов и вести их по тем указам, что она сама составит. Она даст ей новое имя и поставит подле себя, как свою избранницу. Вслед за сладкими речами Андруил, она слышала в голове предостерегающий шепот. Мужской голос советовал ей не слушать Великую Охотницу, власть, которую она предлагает, не сделает её счастливее, она будет всё так же одинока в своём пути и если раньше, цепями был её клан, то здесь Андруил привяжет её к себе. Она будет страдать в объятиях той, к которой не почувствует ничего, кроме долга. А Богиня сделает её своим личным рабом. Андруил, видимо почувствовав чужую силу, вмиг очистила их небольшую поляну, изгоняя голос из её головы. И нежно, словно мать, провела пальцами по лицу эльфийки. Она просила не слушать Фен’Харела и довериться ей, следовать за стрелой, указывающей путь, как она следовала долгие-долгие годы. Уставшая, в своих мучениях, эльфийка, не смотря на остатки предостерегающего её голоса, согласилась на условия Великой Охотницы. Тогда Андруил обратила её в прекрасную белую олениху — первую галлу. В момент из её тела ушла вся тяжесть и боль, она чувствовала себя сильной, очень быстрой и… свободной. Галла взглянула своими новыми, светло-голубыми глазами на Андруил. Эванурис, что почитала она всю свою жизнь, стояла перед ней, протягивая к её лицу ладони. Тяжёлые, чёрные, словно воронье крыло, волосы, спутанной волной, струились вдоль лица, массивными прядями опускаясь по плечам. Её лицо, совершенно не было похоже на статуи, что устанавливались в её храме. Если там, она была эльфийкой с нежным лицом, то у настоящей Андруил облик был столь же тяжёлым, как и её взгляд — широкие скулы, тонкая линия губ, немного узковатые глаза с ярко-рыжими, как у сокола, радужками. Она могла представить Богиню в гневе, в ярости, ведь по её лицу считывалось, что именно в таком состоянии, она находилась чаще всего, но сейчас, та восхищённо смотрела на своё творение, погружаясь в её глаза и заливаясь счастливым смехом. — С этих пор, ты перестаёшь быть рабой моей воли, дорогая. Я нарекаю тебя - Гилан’найн. Мать Галл и богиня навигации, указывающая путь моим стрелам. А теперь, иди и отомсти за своё унижение! Поохоться на славу, а когда закончишь я приду за тобой, чтобы забрать в Пантеон, к твоим новым братьям и сёстрам! Получив разрешение, галла тут же, в изумлении от своей скорости, побежала прочь, но не за охотником, а в сторону своего дома. Если верить Андруил, то она больше не сможет быть с кланом, со своими родителями. Сколько бы она не уходила в леса, всегда её манило обратно, вот и сейчас, она неслась между деревьями, по знакомым тропам, что вели её в родной клан... в самый последний раз. Прибыв к дому, она спокойно прошла к изумлённой Хранительнице. Никто раньше не видел таких существ, как она, но стоило взглянуть в глаза галлы, все сразу понимали, что это их прекрасная сестра, ставшая не менее прекрасной Эванурис. — Ох, дитя… — Только и успевает сказать Хранительница и обнимает свою ученицу за шею, она же, смиренно опускает голову, прижимаясь ближе. Тоска от их скорой разлуки разрывает сердце, но она понимает, что так надо, а пути назад у неё больше нет. Поэтому, она отстраняется и смотрит прямо в глаза своей наставницы, проникая в её мысли, рассказывая обо всём, что случилось. Выслушав, женщина горестно опустила глаза, ведь таким образом, общение идёт не путём слов, а эмоциями, чувствами, фрагментами. Ей было жаль, погружать в этот ад Хранительницу, но по-другому она не знала, как ей всё рассказать. — Мы должны собрать наших лучших охотников и догнать клан этого мерзавца! — Галла вновь взглянула в глаза женщины и попросила лишь оседлать её и дать в помощь лучшего охотника клана, дабы он помог в её правосудии. Хранительнице не понравилась идея её подопечной, но пойти против воли Эванурис она так же не могла. Пока Хранительница давала указания, её родители залились в крике и слезах, глядя на свою дочь. Мать плакала от тоски, а отец от гордости. С самого рождения они знали, что их дитя - особенное и всегда поддерживали её, даже тогда, когда этого не делала Хранительница. Но цена, которую они платят сейчас… каждый находил утешение в своей истории. Простившись с родителями, она позволила набросить на свою спину седло, наблюдая, как лучший воин клана, Ханин, уже был собран и закреплял оставшиеся кинжалы. Галла с горестью смотрела на его золотистые волосы. Такая судьба могла ждать её, останься она верна клану. Выйти замуж за лучшего воина, принести в мир прекрасное дитя, стать Хранительницей, почитать Андруил… но она всегда возвращалась в лес, выбирая мнимую свободу и общество чистых зверей, коей, по итогу, она и стала. Удивительно, что избавившись от того, что она считала своим бременем, она начала замечать достоинства, которые раньше, так усердно отвергала. Тем временем, воин подошёл к ней и прижался лбом к её лбу. Он всегда был крепким и сильным эльфом, он не показывал слабости, был скуп на эмоции и иногда груб в своих словах, но она всегда могла прочитать то, что у него было за маской твёрдости и безэмоциональности. Сейчас, вместе с ним, она страдала от ужасной тоски расставания, несбывшихся надежд и любви, которой никогда не будет суждено воссоединиться. Мужчина аккуратно запрыгнул на её спину, с непривычки озираясь вокруг, ведь галла была выше лошади, а если быть неосторожным, то можно с лёгкостью напороться глазом на её ветвистые рога. Она ещё раз осмотрела свой клан, каждое лицо, каждую морщинку и слезинку, что были на их щеках. Переведя взгляд на Хранительницу, она попросила у неё разрешения сказать пару слов от её лица. Это была грубая просьба, ведь устами Хранительницы могла разговаривать лишь Андруил, но она пошла на это, готова к последствиям, если Великая Охотница рассердится и встав возле Галлы, она впустила свою ученицу в свой разум, уходя на задворки собственного сознания. В реальности же, тело Хранительницы немного обмякло, а глаза засветились ярко-голубым светом. — Великая Охотница Андруил, нарекла меня Гилан’найн. Матерью Галл и богиней навигации. С этого дня, я буду эванурисом и вести свой народ. Подобные мне галлы, будут Вашими верными спутниками, меня же может найти любой потерявшийся путник. Я не приемлю жестокости над живыми существами и уберегу любого, кто от этого зверства будет бежать. Спасибо, что были моей семьёй. Прощайте. Не успела Хранительница прийти в себя, как быстрая, белоснежная галла, скрылась в чаще леса, выпрыгивая на отлично известные ей тропы. Больше, она никогда не увидит ни Хранительницу, ни своих родителей, никого из клана. Этот путь она перечеркнула для себя тогда, когда, умирая, не послушала шёпота Фен’Харела. А может раньше, когда не покинула владения Андруил? Либо когда шла зову сердца, раз за разом покидая клан среди высоких деревьев. Может, её путь был перечёркнут с самого начала, когда дитя, очнулось на руках Митал, выдернутая из завесы беспробудного сна. Прошлая жизнь закончится тогда, когда Андруил заберёт её в Пантеон, а дальше… чтож, бессмертие может предложить свои развилки судьбы. Галла бежала куда быстрее и проворнее простой лошади, Ханину было очень дискомфортно, он то и дело цеплялся за белоснежную гриву и буквально грудью ложился на шею оленихи, надеясь, что не причиняет своей возлюбленной дискомфорт. Она же, совершенно не обращала внимание на неудобства, все мысли были о том, что она сделает с тем охотником. Убьёт его? В голове сразу появился образ сокола, пронзённого стрелой. Чем же она будет его лучше? Она никому не желала смерти, лишь справедливого наказания. Но какое наказание может ожидать того, кому нравится жестокость? Кто был полон ярости, унижения. Неужели смерть - это справедливость? Всё стало ещё сложнее, когда они, наконец, нагнали клан. Ханин, от её лица, потребовал Хранительницу выдать охотника, что столь жестоко обошёлся с возвысившейся эванурисом Гилан’найн. Узнав всю правду, клан выпнул его к ногам галлы… вместе с маленькой дочкой. Она в ужасе цеплялась за отца, что стоял на коленях и просил прощения, прижимая её к своей груди. Он готов понести любое наказание, лишь бы её дочку пощадили и оставили в клане. Но на такое не готовы были пойти его соплеменники, от их семьи отвернулись, ведь грязная кровь, будет грязна в любом поколении. Бог-покровитель ремесел Джун, дал ему верёвку и научил мастерить лук не для насилия, поэтому, ни один клан не примет ни его, ни его отпрысков в свои ряды. Они даже не стали дожидаться решения Гилан’найн, и повели свои Аравели дальше, не обернувшись на своих бывших соклановцев. В этот момент, ей стало жалко охотника и его дочь. Из-за своей глупости и обиды, столько всего свалилось на их плечи, даже не столь его, сколь ни в чём неповинного дитя, рыдающего рядом с ним. — Так-так-так, вот значит, тот раб, что смел убивать моих детей на моей же подзащитной территории? Андруил появилась буквально из ниоткуда, начиная нарезать круги, вокруг сидящего на земле мужчины с дочерью, вызывая у тех новых приступ ужаса. Ханин, завидев богиню, тут же упал на колени, склоняя в уважении голову. Охотник начал что-то невнятно говорить, то извиняясь, то умоляя Митал защитить, то прося Джун о помощи. Но Андруил лишь смеялась его словам и продолжала, как нетерпеливый зверь, ходить вокруг своей добычи. Желание разорвать — вот что читала Гилан’найн во взгляде Андруил, та самая жестокость, которую она не приемлила в любом проявлении. Это очень удивило девушку. Боги считались совершенными, Хранительница учила, что они могут быть жестокими, но справедливыми. Ибо не подвластны им пороки простых эльфов. Поэтому столь удивительным была для неё ярость Андруил, ведь праведный суд за убийство её сокола уже был произведён в действие. Откуда в ней слабость простых смертных? Прежде, чем Великая Охотница успеет что-нибудь предпринять, она попросила её вернуть себе прежний облик, дабы вершить суд над виновником. Охотница кивнула и провела рукой в воздухе, оставляя за собой зеленоватое свечение. В момент, перед всеми, предстала всё та же прекрасная эльфийка с белыми волосами, рассыпающимися по её не менее светлым плечам, с печальными, большими голубыми глазами. Единственное, что отличало её от прежней эльфийки, так это лицо, что было очищено от валласлина, подтверждая то, что она стала истинным, свободным эванурисом. Даже Андруил, задержала взгляд на её лице, слишком прекрасна была эльфийка, что отдала себя ей во служение. Облизнув хищно губы, Охотница зашла за спину девушки и аккуратно, одними пальцами откинула её белоснежные волосы, нашёптывая на ухо сладкие речи. — Что же ты сделаешь с ним, Гилан’найн? Джун отдал его судьбу в мои руки, но я разрешаю тебе сделать всё, что захочешь. Я могу призвать львов, устроим великую охоту, или может… — Андруил также откинула волосы с другой стороны, начиная нашёптывать в другое ухо. — Может мне превратить их в лис, чтобы мы на них поохотились? Как тебе такая идея, моя дорогая? — Эванурис только потянулась, чтобы то ли облизать, то ли поцеловать девушку в шею, но та пошла к дрожащей в ужасе парочке. Будь она рабыня, Андруил бы тут же наказала её, за такую дерзость, но сделав её равной себе, это даже забавляло. Хищнику не будет никакого удовольствия от охоты, если жертва сама залезет ей в рот, нужно погонять, показать, что ей не спрятаться и только тогда, накинуться, насладившись своей добычей. — П… прошу тебя. Я-я виноват. Я осознаю, я п-поступил с тобой ужасно. Не знаю, что на меня нашло… я просто не смог контролировать себя… Я… я не снимаю с себя ответственность, просто всё… как в тумане… И… и это не важно! Я приму любую твою месть. Н… но моя доченька, прошу, смилуйся над ней! — Запричитал охотник, стоило ей подойти ближе. — И куда она пойдёт? Каста Джун уже предупреждена о двоих предателях, с чужим валласлином в кланы не берут. Она просто сдохнет. — Небрежно кинула Андруил, ковыряя длинным ногтем в зубах, будто только недавно перекусила. — Если уж ты хотел милосердия, то не нужно было охотиться на моих землях! — Прокричала на него эванурис, и на секунду задумалась, поспешно добавила. — И измываться над моей поверенной! Теперь и ты получишь то, что заслужил. Хоть Андруил и не обратила внимание на слова охотника, Гилан’найн всё же видела, что творится в душах её Народа и понимала, что он не врёт. Что или кто не затуманил его разум, но измывался над ней он не по своей жестокости. Но в одном, Великая Охотница была права, они стали изгоями. Даже подключи Митал к суду, дабы узнать, кто воспользовался слабостью эльфа, сделано это было его руками. Такого не прощают. — Как тебя зовут? — Она внимательно посмотрела на охотника и рукой указала ему подойти ближе. Проведя ладонью по своему влажному лбу, он спрятал за собой дочь и на коленях подползая ближе к Матери Галл. — Моё имя Ханал’гилан, г-госпожа. — Я верю тебе, Ханал’гилан. За это, я не трону твою дочь и более того, раз Джун отрёкся от своего послушника, я буду готова принять её в свою касту, как Первую, будущую Хранительницу и защищу её. — Эльфийка коротко обернулась, взглянув на Андруил, немым вопросом спрашивая, возможно ли это. Та была недовольна таким решением, это читалось в её взгляде, но она кивнула, давая понять, что этому нет никаких препятствий. И только охотник начал рассыпаться в благодарностях, как Гилан'найн остановила его, подняв ладонь вверх, и он тут же умолк. — Но я ничего не могу сделать для тебя, даже веря в твоё помутнение, я не могу приказать сердцу перестать ненавидеть тебя и презирать. — Разумеется, госпожа. Я приму любое Ваше решение. Главное, чтобы доченька моя была жива и здорова! — Вслед за словами, Ханал’гилан повернулся к никак не успокаивающейся девочке и улыбнулся ей, опуская руки на её маленькие плечи. — Успокойся, девочка моя. И слушай внимательно, хорошо? Чтобы ни случилось, мой дух всегда будет рядом и оберегать тебя! Если тебе будет очень плохо, ты всегда сможешь прошептать ветру моё имя, и ты почувствуешь меня рядом с собой. Слышишь меня, Нен? Служи Гилан’найн, ступай по её следам, ибо она твой спаситель и твоя мать, она ни за что не бросит тебя и защитит. Хорошо? Ты слышишь меня, Нен? — Но девочка лишь сильнее залилась слезами и кинулась отцу на шею. Сердце Гилан’найн разрывалось от картины, что разворачивалась перед ней, она чувствовала огромную любовь отца к дочери и не могла не грустить от их скорого расставания. Но одно она знала наверняка, чтобы не пообещал отец своей дочери, она сдержит каждое его слово. — Слишком ты добра, дорогая, к рабам. Но что поделать, я сама разрешила тебе решить их участь, а я держу своё слово. — Андруил подошла ближе и небрежно махнула рукой девочке, обращаясь к ней куда более грубым и жёстким голосом. — Эй, ты, иди сюда, я сотру тебе валласлин. Крики ребёнка её явно раздражали, а к грозной эванурис та вообще не желала идти, поэтому вцепилась в отца с такой силой, что тот зашипел от боли. Неповиновение раздражало Охотницу, отчего она угрожающе стала подходит ближе, готовая схватить и лично отодрать ребёнка от отца, но Гилан’найн вовремя остановила её. — Чтобы вершить возмездие над Ханал’гиланом, он должен так же освободиться от валласлина, не хочу, чтобы это выглядело, будто я наказываю подопечных Джун. Прошу, сотри клеймо с лица отца, думаю, мне хватит одного раза, чтобы повторить тоже самое на девочке. Андруил безразлично пожала плечами и охотник, всё же отцепил от себя дочь и отбросил её в сторону Гилан’найн. Чтобы девочка не начала плакать, Ханин, всё это время молча стоящий на коленях, подошёл ближе и аккуратно приобнял её, изумлённо наблюдая за чарами, которые он никогда не видел. Они ожидали, что мужчина будет кричать от боли, ведь нанесение валласлина, довольно болезненная процедура, но, на удивление, мужчина зажмурился и пока Андруил проводила руками вдоль его лица, освещая зеленоватым сиянием, он не издал и звука. А когда она, наконец, отстранилась от охотника, его лицо было таким же чистым, как и у эванурисов, без единого следа. Андруил перевела взял на Гилан’найн, но и без уточняющего вопроса поняла, что та с первого взгляда прочла магию и готова использовать её самостоятельно. Способная девчонка, далеко пойдёт. Эльфийка присела на колени, возле Нен и Ханина, ободряюще улыбаясь перепуганной девочке, что цеплялась за руку её возлюбленного, аккуратно опуская ладони по обе стороны от её лица. От яркого голубого сияния, дитя зажмурилась, а Гилан’найн, стараясь не терять концентрации, все же заворожённо наблюдала, как по её желанию черные магические засечки, испарялись вслед за светом, что проходился по лицу малышки, пока полностью, не очистил его. — Теперь, если ты не пошутила, конечно, тебе нужно придумать и нанести на её лицо валласлин, отражающий тебя. — Андруил продолжала стоять возле Ханал’гилана, готовая тут же уничтожить его, если вдруг тот решит попытать удачу и сбежать, хотя мужчина, явно не собирался этого делать, он удивлённо разглядывал лицо своей дочери и подбадривающе улыбался, когда она поворачивала к нему свою головку. Валласлин отражающий её? Будь её воля, она вообще не наносила бы эти метки на лица эльфов, но таков был закон мира, в котором они существовали, без валласлина, её не отпустит Андруил и просто убьёт бедняжку. Свобода внутри её касты — это всё, что она может ей даровать. Склонившись к лицу ребёнка, она виновато улыбнулась, понимая, что причинит девочке боль и сковав её специальным заклинанием, чтобы та не могла шелохнуться, начала вырезать свой валласлин. Он состоял из очень тонких, сплетающихся линий, похожих на голову галлы с красивыми, ветвистыми рогами. Соответствующий узор она нанесла на подбородок девочки и выдохнула, заметив, что эта боль не довела её до новых слёз. Валласлин получился очень минималистичным и изящным, как сама его хозяйка, хотя сделала она его таким, только из соображений причинения меньшей боли. — Давай заканчивай уже, дорогая и пойдём отсюда. Мне, если честно, уже всё наскучило. — Великая Охотница, в подтверждении своих слов, громко зевнула и жестом приказала Ханал’гилану следующим получить свой валласлин. Он послушался и сел рядом с дочерью, не поднимая глаз на свою будущую покровительницу. Гилан’найн никак не могла отделаться от неприятного ощущения, нахождения рядом с этим эльфом, их встреча, стала судьбоносной в жизни каждого из них. Злой рок, неудачная шутка, судьба. Пара минут и на том, кто почти убил её, появилась метка благословения. Но понимание, что делать с мужчиной, у неё так и не появилось. Убивать его она не хотела, не могла. Прогнать — тоже самое, что и убить. Отдать Андруил? Смерть. Всё сводилось к тому, что любое принятое решение, означало его гибель. От этой мысли, его объятия с дочерью, выглядели в её глазах намного трогательными и куда более печальными, чем должны были. Но наступать на свои ошибки дважды она не хотела. Она уже верила ему, в его раскаяние, в его понимание. Вряд ли после такого, она сможет поверить вновь, слишком много боли и слишком свежа рана, оставленная этим эльфом. Гилан’найн поднялась и в раздумьях, прошлась вперёд-назад, и снова, и снова. Пока, наконец, не остановилась возле Андруил, разглядывая её смугловатую кожу и узкие губы, которые изгибались в улыбке, при взгляде на неё. — Подойди ко мне, Ханал’гилан. — Наконец подозвала его эванурис. Мужчина, напоследок, поцеловал дочку в лоб, прося её, ничего не бояться и простить за то, что ей пришлось расплачиваться за его ошибки. Поднявшись и подойдя к девушке, он склонил в поклоне голову, не смея даже последний раз поднять взгляд на искалеченную его руками эванурис. — Я не смогу простить тебя за то, что ты сделал со мной, но меня тронула твоя любовь и забота о дочери. Поэтому, моё наказание для тебя - это служение эльфам так же, как ты служишь своему ребёнку. — Гилан’найн опустила ладонь на его лоб и пока его тело трансформировалось, под действием крови, что струилась из рассечённой секунду назад ладони, она продолжила говорить. — Ты и твои потомки, будут приходить к любым эльфам, если они, как и твоя дочь, будут звать на помощь, в период великой нужды и скорби. Ты придёшь и поможешь им, силой, выносливостью, шкурой, либо мясом. До сего момента, ты свободен в своих перемещениях. Твоё имя не забудется, Ханал’гилан, так будут звать тебя и всех, кто будет после. Я надеюсь, что до своей смерти, ты совершишь столько хороших дел, что искупишь и убийство сокола Андруил, и моё осквернение. Убрав быстро залечившуюся руку, Гилан’найн посмотрела на прекрасную, золотистую галлу, которая по размерам была больше, чем она сама, а рога, вместо белоснежного цвета, имели коричневатый оттенок, поблескивая золотом на солнце. Несмотря на то, что галла была выше своей создательницы, она не смела поднимать головы, чтобы не возвышаться над ней и смиренно стояла, пока Гилан’найн отходила в сторону. Нен, в последний раз, бросилась к своему отцу, обнимая его за морду, она обещала ему быть хорошей, и послушной. Чудесное дитя. Золотая галла, напоследок, лизнул в щёку свою дочь и аккуратно, выбираясь из её объятий, отошёл в сторону и издав непривычный для лошади, но вполне естественный крик для оленя, бросился в лес, отбивая копытами лёгкие, но сильные удары. В будущем, именно Ханал’гилан, превозносил свою эванурис громче любых последователей, он плодил галл во имя её имени и делал добро каждому живущему в Элвенан. Он прожил долгую жизнь во служении и умер, отдав свою плоть голодающим, как заветовала ему Гилан’найн. Искупил ли он хоть один свой грех? Сложно сказать, но через многие сотни лет, когда до эванурис долетела весть о смерти её первой галлы Ханал’гилан, она на долгие месяцы ушла в леса, в безутешности оплакивая его смерть. — О, великая Охотница Андруил, я готов сыскать Ваш гнев ради невообразимо ужасной просьбы, о которой я не могу не попросить. — Ханин упал на колени возле Андруил. Та одарила его прохладным взглядом. Она уже устала от нахождения возле этих рабов и выслушивать их речи, но ей нравилось, как говорил этот эльф и она разрешила ему озвучить свою просьбу. — Я верно служил во имя Вашего имени, великая Андруил, но раз моя возлюбленная, Гилан’найн, стала эванурисом, я хочу иметь честь быть тем, кто размножит весть о её мудрости и доброте. Хоть во служении я найду покой моему опечаленному сердцу. — Ханин, что ты такое говоришь? — Гилан’найн подошли к мужчине и присела возле него на корточки, поднимая за подбородок голову от земли. — Наш клан лишился меня, я не могу… я не смею забирать ещё и тебя. — Это моё осознанное решение, моё сердце. Тем более, дитя, что ты сделала своей послушницей, не сможет выжить в одиночку. Я стану её отцом, как ты стала для неё матерью. — Ханин поднял на неё взгляд и слабо улыбнулся, приободряя её в своей решительности. Он всегда знал, что девушка не испытывала к нему того чувства, что и он. Лишь уважение и обожание, все, что он мог ожидать от неё, но вот его чувства были настоящими. Она не смела использовать его чувства, играться с ними, но его слова про Нен, заставили её задуматься над предложением мужчины. — Это, конечно, всё хорошо. Но мне не нравится эта идея. Гилан’найн и без твоих перебежек займёт достойное место в Пантеоне, я и так сегодня наколдовала больше, чем вообще хочу этого делать, мне не интересно твоё предложение. — Андруил небрежно махнула рукой и задрав голову, посмотрела на опускающееся солнце. — Тем более, нам пора уже идти. Скоро будет собрание Пантеона, не хочу, чтобы новая эванурис задержалась в своём первом эффектном появлении. — А если эта просьба будет моя, Андруил, выполнишь ли ты её? — Грустно проговорила Гилан’найн, не сводя глаз с Ханина, разглядывая, в последний раз его лицо, глаза, навсегда запомнящие её обычной эльфийской девой, но никак не эванурисом. Андруил хищно улыбнулась, ведь она и так много сделала для девушки, что та будет готова дать в замен, если она выполнит её просьбу? Эльфийка опустила свои светло-голубые глаза, вспоминая слова Фен’Харела. Она знала, что заинтересует Андруил и что она потребует, за место среди эванурисов и Ханина в её касте. Могла ли она предложить что-то ещё? Сейчас, нет. Но после… Девушка перевела взгляд на Охотницу и чуть склонила голову в бок, чтобы пряди волос посыпались с её плеча, разлетаясь как снег на ветру — Я вижу, что желает твоё сердце и в моих силах дать это тебе. Андруил хмыкнула и махнула копной тяжелых волос, без лишних слов, она присела рядом с Ханином и в момент стёрла его валласлин, наблюдая, как Гилан’найн следом за ней наносит свой. Когда всё было готово, она хищно оскалилась и поднялась, протягивая эльфийке руку: — Пойдём дорогая, Пантеон тебя ожидает. Гилан’найн посмотрела на протянутую ладонь и прежде, чем Андруил успела сделать что-то ещё, она опустила обе руки на лицо Ханина и притянув к себе, неумело прижалась губами к его губам. Она никогда не была свободна, а даже то, что ей принадлежало… Свою жизнь она посвятила Андруил, любовь у неё забрали лесные жители, тело отобрано в мерзком акте насилия и все, что у неё оставалось — это первый поцелуй, который никому так истинно и не принадлежал. Но сейчас, когда её мир перестанет быть нормальным, а последнее, что у неё осталось, хочет отобрать Великая Охотница, то хоть что-то… хоть что-то в своей жизни она хочет подарить по собственной воле. Это никогда не будет украдено и навсегда останется только у него. Андруил цыкнула от такой дерзости, но ничего уже не могла поделать. Она недовольно отвернулась и скрестила руки на груди, ожидая, когда парочка закончит свои лобызания. Ханин медленно отстранился от её губ, пробуя их сладковатый привкус и грубой, шершавой от тяжелой работы, рукой, провёл по её щеке. — Я никогда тебя не забуду. Стоило нетерпеливой Андруил коснуться Гилан’найн, как они обе пропали, оставляя первых последователей Матери Галл одних. Со временем, их каст разрастётся, а Гилан’найн будет является одной из самых почитаемых в эльфийском пантеоне.