Simple, Synaptic Sympathy

Когда Жэнь сдаётся в плен к Облачным Рыцарям Сяньчжоу, его отводят к Матрице предвидения. Их провидица бросает лишь взгляд на его предсказание, и её лицо тут же розовеет под стать облачению. Бедняжка в шоке. Она дико оглядывается по сторонам, как если бы пыталась раскрыть шутников, и наконец поворачивается к нему. — Что значит, ты прибыл, чтобы трахнуть генерала? — Цзин Юаня, — сухо уточняет Жэнь, потому что, ну, на Сяньчжоу семь генералов. -- Несколько часов назад… -- Эта миссия проходила на Сяньчжоу — на корабле Лофу. Обычным делом было по прибытии взять себе местное имя. Свободно владея этим языком, Блэйд выбрал имя «Жэнь». Ему хотелось ясности. «Блэйд» — нечто простое и универсальное. Клинок — удобное орудие. Иногда оружие. Означает одно и то же практически в каждой культуре, будь то обычный инструмент или угроза чьей-то жизни, и Жэнь создал достаточно клинков, чтобы по праву считать себя одним из них. Для людей с Сяньчжоу он выбрал специфический термин: край лезвия, самая острая его часть. Жэнь встречал проблемы лицом к лицу и был сильно уверен в том, что сможет выполнить задания Элио с хирургической точностью. Затем Кафка спросила: — Что скажешь насчёт того пункта про приманку? — и, хоть уверенность Жэня была всё так же непоколебима, он немного смутился. — Что? Дай мне взглянуть на сценарий. Кафка вытянула голограмму так, чтобы он не смог до неё дотянуться, и мило улыбнулась. Той самой улыбкой, с которой всегда бессовестно лгала. — Ты не доверяешь Рабу Судьбы? Жэнь поморщился и подождал. Когда она, наконец, дала ему взглянуть, он увидел, что его задача... дать себя схватить. Отправиться прямиком в тюрьму, проиграть эту партию сопернику. Всё просто, прямо как в той древней настольной игре, в которой ему никогда не удавалось выиграть; хотя из разъяснений Элио было мало что понятно. Жэню нравились простые миссии. Не по душе ему приходилась только неоднозначность конкретно этой, ведь то, что казалось простым, но на деле таким не было, раздражало. Он полагал, когда нет чёткой цели, им с Кафкой можно было подойти к вопросу творчески. Жэнь был способен на всё. Ему не привыкать прибегать к силе. Всякого рода ухищрения обычно были не в его стиле, но Кафке нравилось сеять хаос всюду, куда ступала её нога, ему же было просто всё равно. В любом случае Элио уже позволял им работать, полагаясь лишь на случай. Возможно, задачи поважнее легли на плечи Кафки. Он вытянул шею в попытке подсмотреть инструкции для неё, но она мгновенно всё закрыла; Жэню осталось лишь глазеть на её пустые руки. От раздражения свело плечи, внутри всколыхнулась Мара. Принялась рыскать где-то на границе сознания, но хватило лишь многозначительного взгляда странных пурпурных глаз, чтобы вышвырнуть чудовище назад во тьму. Укрощённое, но возмущённое. Сама же Кафка была непостижима. Раздражённый, Жэнь последовал за ней по коридору будто на поводке. — Каков план? Ты обольщаешь цель, а потом? Я вытаскиваю тебя с Сяньчжоу? — Всё наоборот, Блэйдик, — ответила Кафка, улыбнувшись через плечо. Этой ужасной, ужасной улыбкой. Укрощённый и возмущённый, Жэнь в ответ нахмурился. Перед уходом из штаб-квартиры Охотников за Стелларонами он заставил Серебряного Волка отыскать изображение Цзин Юаня, его следующей цели. Кафка описала его как генерала-арбитра Цзин Юаня, мудрого и храброго. Жэнь его знал. Цзин Юань, к тому же, был мужчиной, мягко говоря, фотогеничным. Жэня и Серебряного Волка буквально завалило гламурными снимками, и потоку этому, казалось, несть конца. Была даже официальная галерея снимков с Цзин Юанем, организованная кем-то из Комиссии по полётам, с разделами по сезонам. Снимки за последнюю сотню лет в открытом доступе на сайте. За предыдущие пять сотен — по платной подписке. — Ты же знаешь, что Кафка играет с тобой, правда? — сказала Волк Жэню, пока прокручивала бесчисленные снимки на десятках экранов. — Не похоже на тот случай, когда тебе пришлось сымпровизировать и отсосать чуваку, чтобы добраться до Стелларона. Жэнь пожал плечами. Отправляясь на ту миссию, он готовился долго и грязно пытать мужчину, известного своей способностью вытерпеть что угодно; однако цели хватило одного взгляда на Жэня, чтобы решить, что Стелларон в обмен на двадцать минут у него во рту — выгодная сделка. Жэнь был до странного хорош в оральном сексе, так что управился за десять. Легко. — Похоже, что все фотки распроданы, даже если сам придёшь забирать, — пробормотала Серебряный Волк, не отрывая взгляда от экранов. — Не забудешь, как он выглядит, с этой своей памятью старикашки? — Перестань листать, — попросил Жэнь, поднося телефон к экрану. Сфотографировал. — Сгодится. Серебряный Волк фыркнула, увидев нечёткое изображение Цзин Юаня, который с любовью улыбался толстой маленькой птичке на ладони. — Вау, сразу на заставку. Вижу, вкусы у тебя старой закалки. — Легко будет открыть во время задания, — принялся поучать её Жэнь, ведь детям порой недоставало здравого смысла. — Используй все инструменты, что тебе доступны... — Это ведь буквально я научила тебя обои менять, — неблагодарно отозвалась та и нацепила наушники, игнорируя мужчину. Если честно, это была очередная типичная перепалка с Волком, поэтому Жэнь не придал случившемуся значения. Он даже успел забыть про всё, пока они с Кафкой добирались до Сяньчжоу, как вдруг женщина посмотрела на его телефон и сказала: — Мило. Ты поставил его на заставку. — Что ты сказала? — спросил Жэнь, когда Кафка вытолкнула его из самолёта. Свободное падение длилось примерно две минуты. В это время он размышлял о том, закладывали ли женщины какой-то особый смысл в установку чьей-то фотографии на свой рабочий стол. Как бы то ни было, это всё, о чём он успел подумать до того, как искусственная гравитация на Сяньчжоу размазала его по тележке с уличной едой. Не лучшее место для приземления. Тишина. Блаженная тишина. А затем все с криками разбежались, стоило Жэню восстать из мёртвых. По телефону расползлась паутина трещин. Придётся Серебряному Волку разобраться с этим, когда он вернётся; благо, что-то всё же можно было разглядеть. Он проверил навигатор и выяснил, что оказался где-то в Возвышающем святилище. Оно изменилось с тех пор, как ему доводилось бывать тут в последний раз, но это случилось очень, очень давно; не время думать об этом. Жэнь сделал глубокий вдох, убеждаясь, что лёгкие в порядке. Зрение в норме. Конечности по-прежнему функционируют. Он вытащил из ноги шашлычок из ягодного фазана и закусил им, восполнив немного сил. Щёлкнув пальцами, Жэнь отбросил шпажку в сторону приближающегося отряда Облачных Рыцарей. Приятно знать, что его репутация опережала его. Или нет. Его арестовали за порчу имущества ещё до того, как опознали. -- А теперь назад в настоящее... -- В конце концов, в кандалах и всём прилагающемся, Жэня конвоируют из Матрицы предвидения; предельно настороже и в большой скрытности они маршируют к самому генералу на допрос. Ему нравится, что всё так удачно сложилось. За Цзин Юанем стоит мальчик-блондин, и, учитывая, что Дом Кандалов едва ли язык повернётся назвать местом для детей, вполне возможно, что этот ребёнок и сам воин со столетним стажем. Выходцы с Сяньчжоу такие же долгоживущие, как и сам Жэнь. Цзин Юань не исключение. Он объективно настолько же красив в реальной жизни, как и на фото. Высокий, светловолосый, кожа цвета залитых солнцем облаков, а глаза — древнее золото. Цзин Юань — тщательно вылепленная скульптура. Эти растрёпанные волосы, наполовину собранные в конский хвост, эти полуприкрытые глаза — да, всё это оправдывает прозвище Дремлющий генерал... однако броня его идеально подогнана. Вот оно, это противоречие между аккуратностью и небрежностью, эти игры с разумом, начинающиеся сразу, как мужчина появляется в поле зрения — вот то, что больше всего завораживает в Цзин Юане. Жэнь понимает это, взглянув лишь раз, но ведь он должен знать больше. Жэнь понимает, что был знаком с Цзин Юанем раньше. Примерно за тысячу лет у него скопилось множество воспоминаний, вот только сквозь каждое из них приходится продираться. Прошлое расплывается. Его мутит Мара. Воспоминания при нём, но как же утомительно собирать всё по кусочкам. Определённо слишком много работы для такого уставшего от жизни человека, как Жэнь. И вот, когда Цзин Юань спрашивает, помнит ли Жэнь его, тот в ответ улыбается и начинает свой монолог — тот самый, который он выдаёт каждому, с кем не хочет общаться: — Помню. Из пяти людей трое должны заплатить... Ты не один из них, Цзин Юань. Ведь, в конечном счёте, Цзин Юань не важен. Пусть разум Жэня разъест ещё тысяча лет, всё, о чём ему нужно помнить, это те трое, что должны заплатить. Это единственное во всей Вселенной, в чём он не сомневается. В противном случае он бы не стал связываться с Рабом Судьбы. Цзин Юань не важен, но он смотрит на Жэня так, словно Жэнь важен. Этого оказывается достаточно для того, чтобы волоски на шее Жэня встали дыбом. - Цзин Юань отпечатывается в его мозгу подобно загноившейся ране. Жэнь вспоминает о задумчивой тоске в выражении Цзин Юаня, и это сбивает его с толку. Он ненавидит сидеть и думать о чертах лица генерала, но то, что бесит, обычно трудно выкинуть из головы. Тюремная камера нормальная. Жэню доводилось бывать в худших ситуациях, провести целую жизнь в чистой агонии, ещё одну — едва ли лучше, существование само по себе было равносильно пытке, у него — целая коллекция пережитых обид, и так далее. Тут нормально. Скучно, но нормально. Просто кажется, что где-то ещё он бы больше пригодился. Наверное, сам факт, что он понятия не имеет, где же Стелларон, и потому не может ускорить события, уже достаточно сильно бесит. Остаётся только гадать, но, в конце концов, одна лишь Кафка знает точное местоположение. И у неё совершенно другой сценарий. Правда ли Элио хотел, чтобы его всего-навсего арестовали, или же это очередные происки Кафки, понять которые он никогда не мог? Трикстеры, подобные ей, порой становились воистину невыносимыми; и это довольно смелое заявление, учитывая, что вообще был в состоянии вынести Жэнь. С другой стороны, было бы ужасно забавно, окажись Кафка права и кратчайший путь к Стелларону для Жэня лежит через постель Цзин Юаня. И вот Колесо Раздражения завершает оборот и возвращается к генералу. Он ловит себя на том, что стискивает зубы. Он чувствует это. Открывает глаза и видит стену камеры. Вновь закрывает их, трёт переносицу. Делает круг. Больше некуда ступить. Обходит камеру ещё раз и чувствует себя подобно тигру в клетке. Снова и снова ходит кругами. Как же он устал от этих метаний. Он устал сидеть в западне. Стрелка часов отсчитывает ещё минуту. Проходит ещё час. Ещё день, ещё год, ещё десятилетие, ещё век... Жэнь утратил чувство времени как минимум на четыреста лет. Ему всё время хочется погрузить пальцы прямо в череп и выскоблить оттуда Мару, рвущую и сдавливающую его мозг... Хватит. Жэнь всё так же кружит по клетке. Он должен сбежать. Он обнажает меч. Бедный Элио с его сценариями, на сей раз Жэнь выбирает очевидное решение. Походя он отмечает, как же безрассудно со стороны Облачных Рыцарей было разрешить ему оставить при себе не только телефон с Цзин Юанем на заставке, но и оружие. С другой стороны, решение принимал генерал. Вероятно, на самом деле он всё тщательно продумал. В конце концов, и телефон, и меч были сломаны. Прямо как их владелец. Плевать. Стоит Жэню только замахнуться, как вид Цзин Юаня по другую сторону решётки вынуждает его остановиться. Генерал стоит и наблюдает за ним, как за тигром в клетке. Они разрывают зрительный контакт и оба переводят взгляд на застывший в воздухе меч. Затем снова друг на друга. Неловкости нет: оба чересчур стары, чтобы испытывать её. Цзин Юань прочищает горло и первым открывает рот: — Умерит ли твоё желание сбежать тот факт, что мы не прибегаем к пыткам при допросе? Жэнь невольно усмехается. Что за бессмысленное утешение. Он устало приподнимает бровь, на что генерал лишь улыбается. Под глазом у него родинка, но Жэнь и так это знает. А ещё знает, какова она на вкус. — Хмм, — бормочет Жэнь, не зная, что делать с этим фактом. Его настигает смутное ощущение, будто его уже обставили в игре, которая, как он думал, только началась. Кафка знала, что так и будет? Цзин Юань этого и ждал? Жэнь в ловушке и не может сбежать, ведь, когда Цзин Юань открывает клетку, он впервые чувствует, как тело само двигается вперёд. Он впервые не тащит себя куда-то лишь из-за злости или же силы воли. Он хочет идти и не понимает почему. Он вновь следует сценарию. Укрощённый, возмущённый и голодный, Жэнь следует за Цзин Юанем в ночь. - В раздевании Цзин Юаня нет ничего сексуального. Жэню доводилось посещать закрытые клубы для джентльменов. Во время миссий он неоднократно становился объектом чьего-то вожделения. Стеллароны появляются где угодно, в конце концов, и у Элио есть сценарий для каждого. Жэня, в свою очередь, всякие истории уже не волнуют. Он прожил очень, очень долгую жизнь и испытал больше, чем хотел бы. Короче говоря, он понимает, когда кто-то пытается его обольстить. Цзин Юань выглядит просто уставшим после долго рабочего дня. — Вижу, ты вернулся на Сяньчжоу, — непринуждённо говорит Цзин Юань, пока расстёгивает наручи. Даже голос у него усталый. — Я весь внимание. Думаю, мы можем всё спокойно обсудить. Мы ведь давно знакомы, не так ли? Жэнь облокачивается на лакированный комод и скрещивает на груди руки. Наблюдает за тем, как Цзин Юань раздевается перед ним. Весь процесс выглядит как скрупулёзный ритуал, и всё ровно так, как и подозревал Жэнь: генерал тщательно закутан, везде куча пуговок и застёжек. Он продолжает говорить, снимая слой за слоем. — Поправь, если я ошибаюсь. Раз ты тут, где-то поблизости должен быть Стелларон. Ты пришёл не один. Фу Сюань, наша провидица, рассказала, что ты прибыл с сообщницей... Украшения легко поддаются ловким пальцам, которые, должно быть, расстёгивали их уже миллионы раз. Аксессуары отправляются на полагающиеся им крючки и подложки, мерцают в приглушённом на ночь свете ламп. Чёрно-красные шарфы, расшитые золотом, волнами опадают на пол и застывают там, как потоки лавы. — Конечно же, ты осознаёшь, какие последствия ждут преступника в розыске — такого, как ты — по возвращении на Сяньчжоу, — продолжает Цзин Юань, снимая доспех. Воронёная лакированная кожа, отделанная золотом и оцинкованной сталью. Для сражения не подойдёт, но Жэню кажется, что сплетение мелких пластин в состоянии уберечь жизнь генерала во время внезапной атаки. Не то чтобы от этой брони было много пользы, пока она лежит на столе, но единственную угрозу здесь несёт лишь Жэнь. Цзин Юань в относительной безопасности. — Этот конкретный Стелларон настолько важен для тебя, раз ты сам решил его вернуть? Цзин Юань остаётся в одной лишь белой рубахе и красных брюках. Сшитое на заказ одеяние из шёлка и парчи соскальзывает с плеч на пол, чему он не придаёт значения. Пол невероятно чистый. Жэнь наблюдает за тем, как генерал шагает к кровати и садится, вздыхая. Возраст для бессмертного — просто число, однако, думает он, после восьмисот или более лет любой начнёт вести себя как старик. Даже кто-то такой энергичный, каким однажды был Цзин Юань. Генерал наклоняет голову, будто в надежде услышать хоть слово в ответ, но Жэнь держит все мысли при себе. Как и воспоминания. Всё, что он скажет и вспомнит, уж точно будет использовано против него таким хитроумным мужчиной, как Цзин Юань. Что-что, а это Жэнь знает. Он по-прежнему наблюдает. Слушает этого залитого золотистым светом мужчину и делает вид, будто они оба не просто усталые реликты. — Думается, тебе лично незачем так рисковать, — Цзин Юань расправляется с ремешками на бёдрах и поднимает голову, дерзко улыбаясь. Словно кошка, закусившая канарейкой. — Если, конечно, ты попросту не соскучился по мне. Как же бесит... нет, его почти пугает произведённый этим эффект. И бесит. Внезапно Жэнь чувствует себя по-настоящему молодым, он жаждет схватки c юнцом, с которого нужно сбить спесь. Его тянет вперёд, внутри всё зудит от желания, пока, наконец, он не смотрит на Цзин Юаня сверху вниз, касается его, удерживает за челюсть и изучает. Черты этого лица пробуждают смутные воспоминания. Родинка под глазом отчаянно манит. Он толкает Цзин Юаня на матрас. Прежде, чем тот приподнимается на локтях, Жэнь уже успевает освободить его ноги из штанов. — Ты и впрямь пришёл меня трахнуть, — довольно комментирует Цзин Юань. И не делает ничего, чтобы помочь Жэню освободить свои щиколотки от перекрутившегося вокруг них белья. — И как именно это поможет тебе заполучить Стелларон? Ах если бы, блядь, Жэнь знал. Он бросает испепеляющий взгляд на генерала, становясь на колени меж его бедёр. Стягивает с руки перчатку и отбрасывает куда-то назад, на пробу прикасаясь к телу перед собой здоровой рукой. Кажется, Цзин Юань уже готов; мужчина посылает ему ласковую улыбку. Моргает в этой своей медленной, сонной манере — будто кот, который ничего не боится. Жэня это выводит из себя. Да пусть Нанук обрушит бедствие на его голову, Жэнь заставит его испытать хоть немного страха, пусть даже это будет последнее, что он совершит в своей жизни, так дайте же ему сил. — Либо рассказывай, что ты уже успел выяснить, либо заткнись, — наконец выдаёт Жэнь, после чего берёт член Цзин Юаня в рот. Намеренно царапает нежную, чувствительную плоть зубами, отчего генерал вздрагивает. — Ах! — Цзин Юань отзывается с куда меньшим спокойствием, чем раньше; и это будит тёмную, злобную радость в Жэне. Генерал прочищает горло. — Очевидно, это не вы пронесли Стелларон в Альянс. Жэнь выпускает член изо рта и проходится языком по всей длине. — Очевидно. Несмотря на всю выдержку, лицо Цзин Юаня краснеет, румянец расползается ниже, доходя до бледной кожи груди. Бёдра напрягаются, распаляя желание Жэня впиться в них зубами. — Есть ли у нас общий враг? Если так, будет разумно объединиться. — Ты бы этого хотел, да? — усмехается Жэнь, заправляя прядь волос за ухо, и возвращается к делу. Цзин Юань вновь вздрагивает, когда его плоть заглатывают, и переводит взгляд на потолок, сердито бурча: — Ясно. Вот оно как. И снова — ах если бы, блядь, Жэнь знал. Он уже потерял нить разговора, ведь есть занятия поинтереснее. Одного щелчка языком достаточно, чтобы заставить Цзин Юаня сглотнуть. Жэнь хочет увидеть, что сможет сломить этого мужчину, прославившегося своим спокойствием. Он видит, как генерал старается изо всех сил, чтобы не двигать бёдрами — и как же красивы эти бёдра. Крепкие мышцы перекатываются под фарфоровой кожей, чью белизну нарушают лишь родинки. Много времени прошло с тех пор, как генерал участвовал в реальном сражении. Жэнь в состоянии это исправить. Он терзает идеальную кожу, рассыпая по ней краснеющие засосы. По одному с внутренней стороны бёдер, заставляя Цзин Юаня дрожать. Затем один выше, на сгибе, и ещё три — вокруг тазовой косточки. Портить красивое почти так же приятно, как уничтожать самого себя. Однако Жэнь замирает на секунду, касаясь зубами тёплой кожи, смакует пульс под едва заметной дорожкой снежно-белых волос ниже пупка Цзин Юаня. Выбирая, куда же двинуться дальше, он поднимает взгляд на генерала — тот пристально следит за ним, приоткрыв рот. Жэнь улыбается, показывая зубы. — Не говори, что испугался. Цзин Юань улыбается тоже, ласково. — Я в восхищении, — говорит он. — Больше, чем когда бы то ни было за прошедшие века. От этой искренности Жэнь исходит слюной. Мозг замыкает. Ему хочется разодрать этот беззащитный живот и испить хлещущую горячую кровь до последней капли. Хочется заползти внутрь Цзин Юаня, закрыть глаза и исчезнуть. Пока Жэнь отвлёкся, Цзин Юань перенимает инициативу. Генерал хватает его за ворот и затаскивает на кровать, опрокидывает на спину, зажимая длинные чёрные волосы, и седлает колени. Лишённый возможности пошевелиться, Жэнь может лишь смотреть на то, как Цзин Юань выдёргивает распустившуюся красную ленту из волос. Белые локоны падают на широкие плечи, свисая до талии, и поблёскивают в свете ламп. Жэнь чувствует на себе тяжесть этого мудрого золотого взгляда во всём его великолепии. Чувствует трепет, который, должно быть, испытывали враги Цзин Юаня, когда прославленный генерал взмахивал над их головами глефой в легендах, передаваемых друг другу смертными. Это не тот же Цзин Юань, которого — давным-давно — знал Жэнь, хотя сам он изменился несравнимо больше. Они оба окружены легендами, и мысль об этом заставляет его замереть и задуматься: из него получилась лишь поучительная история. Ну, однако сейчас не время переживать внутренний кризис. К тому моменту, как Жэнь берёт себя в руки, Цзин Юань успевает насадиться на его член. Усилием воли его внутренний конфликт перетекает в нечто, более похожее на замешательство. С ним он сумеет справиться. — Он... входит довольно легко. — Хмм? — Цзин Юань хлопает ресницами с выводящей из себя кошачьей улыбкой на губах. — Ну, на самом деле я уже хотел лечь спать, но не мог выбросить тебя из головы. Решил, раз уж ты не даёшь мне отдохнуть, так, может, уж сделаешь это лично, вот и... Жэнь не верит своим ушам. — Ты подготовил себя, а потом опять нацепил всю эту броню, чтобы сходить за мной. — Мне нравится, когда я в состоянии отразить любую атаку, — говорит Цзин Юань, очаровательно улыбаясь, и в этот момент зяблик выпархивает из его шевелюры и, чирикнув, приземляется на плечо, словно дополняя картину. Оба смотрят на птичку в изумлении. — Ты же знаешь, что птицы повсюду гадят? — невозмутимо заявляет Жэнь. Цзин Юань возмущается вместо зяблика. — Нет, они слишком умны для такого, — он приманивает маленькую толстушку к себе на палец и продолжает: — Мои зяблики очень вежливые и воспитанные. Птичка принимает это за разрешение спрыгнуть с руки генерала на грудь Жэня, метит его и улетает. Если знамения и существуют, то это точно одно из них. Он поднимает свой самый не впечатлённый взгляд на Цзин Юаня, который — впервые — выглядит так, будто понятия не имеет, что делать дальше. А затем смеётся, и звук этот подобен вкусу тёмного мёда. — Полагаю, ты ей понравился, — говорит Цзин Юань, распуская шнурок на камзоле Жэня. Тот хлопает генерала по рукам, и он принимается увещевать глубоким, сладким голосом, будто мужчина перед ним — очередная дрожащая от волнения птица. — Полегче. Ты всё равно его снимешь. Его почистят к утру... — Тц. — Жэнь поднимается рывком и стаскивает камзол. Он делает это быстро, с нетерпением, и отбрасывает одежду на пол. Повернувшись назад, он упирается взглядом в сиськи Цзин Юаня и клянётся, что чувствует, как собственные зрачки расширяются, ведь в голове — пусто, он не может думать ни о чём, кроме этого зрелища. Это странно, но в голову лезут мысли о том, как он в последний раз ел белые пшеничные булочки, свежие и тёплые, только из печи... Цзин Юань хватает Жэня за волосы, прежде чем тот успевает вонзить в него зубы и обхватить безупречный коричневый сосок. — Что скажешь, если сегодня мы не станем кусать всё подряд? — с надеждой предлагает генерал, на что в ответ получает игривое рычание. — Скажи спасибо, что я тебе хер не откусил, — говорит Жэнь и целится мужчине прямо под рёбра. От неожиданности тот пошатывается, и Жэнь ловит его голову в несильный захват, радуясь так, будто смог завязать идеальный узел, когда они вместе валятся на кровать. — Излишне, — кашляет Цзин Юань, пока Жэнь фиксирует его руки над головой, с силой вжимая в подушку. Однако Жэнь не взбешён, лишь истомлён и доволен. Он отводит взгляд. Смотрит на покраснение в том месте, куда пришёлся его удар. Он знает, что ни одна кость не сломана, однако расцветёт симпатичный синяк в форме четырёх пальцев. Жэнь похлопывает по этому месту и улыбается Цзин Юаню. — Заживёт. В конце концов, вот он, дар и проклятие Изобилия, им обоим это известно. Цзин Юань осматривает бинты на груди Жэня. Может быть, генерал, подобно Элио, представляет, что за истории они скрывают, наравне с пятнами высохшей крови. Пусть думает, что хочет. Цзин Юаню необязательно знать, насколько монструозно исцеление Жэня; и то, что иногда шрамы возвращаются, словно раковая опухоль. Слои дермы гипертрофируются и растут не так, как должны. Когда шрамы уплотняются, чешутся и невыносимо тянут, Жэнь срезает их. Даёт своей коже ещё один шанс правильно облепить мышцы, на этот раз медленнее, и приспособиться к движениям тела. Если она не подчиняется, он вновь всё срезает. Невзгоды вечно регенерирующего куска мяса. Хуже всего, если процесс задевает сухожилия, лишая их работоспособности. Нечто подобное произошло, когда во время миссии он сжёг руку. Теперь не получается поиграть с Серебряным Волком в коопе. — Заживёт, — повторяет Жэнь, и Цзин Юань резко отрывает взгляд от его забинтованной руки и снова смотрит в лицо. Суть в том, что ему нужно, чтобы генерал вообще ни о чём из этого не узнал, ведь у Жэня и так уже мурашки от его взгляда. Даже по меркам небожителей Жэнь — мерзость. Но Цзин Юань позволяет Жэню себя трогать. Он позволяет ему обхватить себя за крепкую талию, за чувствительный сгиб под коленом; он позволяет ему нагибать себя как угодно в поисках более удобной позы, пока они не сталкиваются лбами, смешивая дыхание — родинка Цзин Юаня на вкус отдаёт солью. Жэнь раскрывает его и трахает так жёстко, так глубоко, что кровать ходуном ходит. Грудная клетка Цзин Юаня вздымается, сверкая от пота. Ресницы щекочут щёку Жэня при каждом толчке. Он чётко осознал, что Цзин Юань был по членам, в тот самый момент, когда их взгляды встретились в Доме Кандалов. Его едва не рассмешила мысль, что Облачные Рыцари совершенно не догадывались об этом, ведь их генерал-арбитр, вероятно, выказывал наиболее благопристойные знаки внимания лишь прекрасному полу... но никогда — своему собственному. Однако Жэнь становился объектом тёмного желания уже столько раз, что сходу угадывал его в мужчинах; весьма прозаичная истина заключалась в том, что у мужчин, которые хотели его, с головой, конечно, было не очень, но куда им до Жэня. Это были наделённые властью скучающие мужчины, которые искали способ сбежать из своей набившей оскомину жизни в достатке. Они видели всю ту свободу в Жэне, вот только он был не тем человеком. Он не мог сбежать даже из собственной жизни, а, с благословением Нанука, он явно пытался. И вот что любопытно: такой мужчина, как Цзин Юань, мог бы с лёгкостью заполучить кого угодно в свою постель, даже кого-то более покладистого и похожего на Жэня, и всё же генерал насаживается на его член так, будто не спал ни с кем столетиями. Одной рукой обнимает за плечи, другую положив на затылок Жэня и цепляясь за него так, словно они — воссоединившиеся возлюбленные. Он внезапно замирает, отчего нога Цзин Юаня съезжает с талии. Жэнь не возобновляет движений; вместо этого он проводит здоровой рукой по шее генерала и отыскивает пульсирующую ниже уха вену. Легко надавливает — просто чтобы увидеть ответную реакцию, но тот лишь мягко смотрит на него с румянцем на щеках. Ждёт. Может быть, ждёт столетиями. — Ты. — Рука Жэня движется ещё выше, обхватывая челюсть мужчины так, чтобы тот не смог отвернуться, и Жэнь получает жестокое наслаждение от осознания: — Ты скучал по мне. Цзин Юань не отрицает. Он медленно смаргивает, ни капли не стыдясь, и притягивает Жэня ближе для поцелуя. Его движение настолько плавное и выверенное, а их поза настолько располагает к нему, что Жэнь тут же осознаёт ещё одну вещь: Цзин Юань получил от него всё, что хотел, этой ночью. Генерал всегда был умён. Но имел отвратительный вкус в мужчинах. Это даже довольно неловко. Цзин Юань снова и снова целует Жэня, его поцелуи быстры и целомудренны, словно он вежливо просит разрешения. Это настолько неожиданно мило, что Жэнь чувствует себя пиздец как странно. Из разряда «странно, но вся кровь тут же устремляется к члену». Такая хуйня даже Элио в голову бы не пришла. Жэнь не следит за историями. Ему правда плевать. Он едва распознаёт, когда что-то заканчивается, ведь это всего лишь новое начало для того, кто поистине бессмертен. И всё же Жэнь не может — хоть убей — вспомнить, как они дошли до этого. Он непроизвольно открывает рот; вздыхает и капитулирует перед Цзин Юанем, и они глубже зарываются в подушки. Жэнь способен принять поражение, когда оно обвивается вокруг него, целует его и, вероятно, лучше Жэня осознаёт, что тот делает на этом богом забытом корабле. Слишком сложно об этом думать. А Жэнь устал. Он пытается забить на это. На сей раз он трахает Цзин Юаня медленнее, обращая внимания на то, что может заставить этого грозного генерала скулить. Медленный толчок вглубь Цзин Юаня активирует нервные окончания в его теле, которые, думал Жэнь, уже давно отмерли; из-за этого оба задыхаются, прерывая поцелуй. Они поочерёдно сдувают волосы в сторону, ведь следить за собственной чёлкой для обоих — та ещё проблема. Стукаются зубами, неизбежно воссоединяясь. Во всём этом чувствуется нечто знакомое, что Жэнь никак не может уловить, но он не станет задавать вопросы. Там, где они соприкасаются, Цзин Юань источает жар и электричество, и Жэнь — впервые — свободен. Привычный цикл разорван. Вместо этого он зачарован тем, как его низводит до состояния существа, охочего лишь до жара и удовольствия, что бы те ни сулили. Что за невиданная роскошь. Больше, чем хорошо. Чёрт возьми, это лучший секс за несколько десятилетий. Он утопает в Цзин Юане. Время течёт иначе. Дымка Мары рассеивается. В этот миг он вновь смертен. Ещё не познал, что такое Великая Боль или Смерть. Его нервы целы — они такие, какими и должны быть. Какими были до того, как его до тошноты перемололо в этом нескончаемом цикле отвратительных перерождений. Он вновь смертен. Он — целый; такой, каким и должен быть. И его оргазм сильнее, чем когда-либо за прошедшие 600 лет. Это неебически феноменально. Если бы только можно было продлить этот миг. Это блаженство покидает его так же быстро, как и накрывает, и он возвращается в реальность. Словно его подняли с глубин океана, кровь кипит, и он всё пытается дотянуться до чего-то, что оставил в тех водах. Травмы девяти долгих столетий знакомым грузом падают на плечи. Приходя в себя, он дрожит. Разорванные, не стыкующиеся друг с другом нейроны посылают ещё один сигнал, и навязчивые голоса возвращаются. Он снова Жэнь. Клинок. А под ним — Цзин Юань. Красивый, здоровый, только переживший оргазм; Цзин Юань сонно моргает. Волосы рассыпались по подушкам, как лунные лучи по песку. Ему присуща некая мягкость, словно возраст и мудрость лишь подпитывают его. Прошедшие годы сказались на нём куда лучше, чем на Жэне. Он сияет. Это почти несправедливо, как решил бы кто-нибудь на месте Жэня, но не он. Удача не была более или менее благосклонна к Цзин Юаню. Вечность всё расставляет по местам. Устраняет чистое везение из уравнения, обнажая личные достоинства. Цзин Юань попросту слишком хитёр для того, чтобы позволить судьбе изводить себя так, как она делает это с Жэнем. Генерал всегда таким был. Даже тогда, в прошлом, он был единственным, кто знал... Нет, Жэнь не может думать об этом сейчас. Ему так тошно от собственных мыслей. Он падает прямо на Цзин Юаня с горьким вздохом. — Ты растолстел, — говорит он, сочась предельной завистью. Генерал на мгновение замирает. Так проходят ещё две, потом три секунды. И вот его грудь сотрясается от беззаботного смеха, а рука гладит волосы Жэня. Цзин Юань пахнет Древом амброзии и ностальгией. Цзин Юань такой расслабленный и умиротворённый. Те участки кожи, что ещё способны что-то воспринимать, чувствуют восхитительное тепло его тела, и в волосах у него нет птичьего помёта. «Сойдёт», — убеждает себя Жэнь, но всё куда лучше, чем просто «сойдёт». Это приятно. И он вновь удивляется тому, как его ожидания постоянно не дотягивают до реальности, насколько хорошо он себя чувствует и как сильно хочет продлить всё это. Их разделяет лишь тепло кожи. Жар надёжных рук Цзин Юаня успокаивает Жэня. Так уютно, и его мысли уносятся куда-то вдаль. Он почти вспоминает те дни, когда Цзин Юань ещё следовал по стопам той женщины и слушался её приказов — за исключением моментов, в которые он надоедал Жэню в кузне. Он пытается удержать в голове эту картинку: родинка под глазом, нетерпеливые ярко-золотые глаза прикованы к оружию, которое, должно быть, держит в руках Жэнь. Он почти ощущает его тяжесть в руках. Это произведение исскуства. Однако он слишком устал, чтобы сдерживать тёмный покров Мары, и тот скрывает сцену из прошлого. Может, они и правда потеряны навсегда — все эти воспоминания, которые Жэнь не может сохранить как заставку на телефоне. Он думает о той смазанной фотографии Цзин Юаня с птицей. О миссии. Жэнь сделал достаточно. В этой истории он должен был сыграть роль простой приманки, отвлекающего манёвра перед сюжетным поворотом. Цзин Юань же вмешался со своими собственными махинациями. Он, наверное, попросту выжидает, когда же на сцену со второй частью плана выйдет Кафка. Насколько же Жэню плевать; он решает задержаться в этом лимбе, пока она не сделает всё, что планирует. Ладно. Пускай. Жэнь подождёт, пока Цзин Юань не провалится в сон. После этого он сбежит и затаится, пока вновь не понадобится. Спрячется на какое-то время. Выяснит, как разобраться с этим надоедливым растущим в груди беспокойством. Возможно, поест. Он, наверное, успел проголодаться. Но сначала он даст глазам пару минут отдыха. Максимум — четыре. В постели Цзин Юаня не так уж и плохо: тут тепло, в щёку упирается ключица генерала, а лба касаются его губы. Ему доводилось бывать в ситуациях и похуже этой, страдать от бессонницы в местах хуже этого, будучи окружённым холодом и покрытым ранами. Так сойдёт. Ещё немного, максимум на четыре минуты, сойдёт. В ту секунду, как он замечает, что большой палец Цзин Юаня оглаживает его плечо, он осознаёт, что что-то не так. Тепло несёт за собой слабость. Он едва ли чувствует это. Если бы Жэнь не знал, то решил бы, что его укутали в толстое одеяло, притупившее все его ощущения. Но не в этом дело. Он делает глубокий вдох и пытается отогнать приступ клаустрофобии. Тело возвращается в ставшую привычной за последние столетия норму. Собственно, вот и всё. Хотелось бы ему успеть уснуть до всего этого. Передохнуть ещё немного перед тем, как возвращаться в изнурительную вечность. Но сейчас Жэнь бодр как никогда. Он сжимает зубы. Открывает глаза в поисках того, что может отвлечь, но уже слишком поздно. Хаос на задворках сознания разбухает и достигает горла и беспокойного сердца. Разгорается, превращаясь в отчаяние, в чёрную дыру, и посылает холодную дрожь по всей спине. Усилием воли это нечто перетекает в злость. Незамутнённая ярость сдавливает его прежде, чем он берёт её под контроль. Он чувствует себя как никогда живым, за что расплачивается онемением в своих искалеченных пальцах. Он сбрасывает руку Цзин Юаня и садится. Крутит головой, пытаясь отыскать одежду. Нет, не нужна ему какая-то там одежда. Четыре минуты — это слишком долго. Ему нужно сбежать прямо сейчас. Нужно спрыгнуть с корабля и сдохнуть где-то в космосе. Нужно умирать снова и снова, пока не исчезнет это тело и не перестанет чувствовать... Цзин Юань ловит его запястье. Он смотрит на Жэня, сонно моргая, будто только проснулся и двигался рефлекторно. Какого хуя? Как он, блядь, умудрился так быстро уснуть? Жэнь мог бы перерезать ему глотку и устроить хаос в правительстве Сяньчжоу. Жэнь смотрит на Цзин Юаня. Цзин Юань не отводит взгляд. Затем спрашивает настороженно: — Хочешь... трахнуть меня ещё раз? — НЕТ! — шипит Жэнь, замахиваясь на мужчину свободной рукой. — Ладно, ох, понятно. — Он блокирует все удары, добродушно позёвывая, что злит ещё сильнее. — Тогда чего же ты хочешь? Жэнь так захвачен этой вызванной яростью паникой, что всё, на что он способен, это снова крикнуть: — НЕТ! Но Цзин Юань не отпускает его. Он ловит другую руку и заглядывает Жэню прямо в глаза. У него не получается пошевелиться в этой хватке. Жэнь дёргается, но в результате их сцепленные руки лишь дрожат от напряжения. Неудержимая сила против непоколебимого препятствия. Непобедимое копьё против несокрушимого щита. Злость настолько переполняет Жэня, что он не может даже вдохнуть. — Я хочу сдохнуть, — наконец, говорит он, и эти слова подобны гальке, которую он выплёвывает сквозь ком в горле, — но не могу. Цзин Юань знает это. Он смотрит на Жэня с жалостью, и это невыносимо. — Каждый раз, когда часть меня регенерирует, я чувствую, как она сокращается, — его дыхание поверхностное, но Жэнь пытается его выровнять. Заставляет себя вдыхать глубже. — Нервы не восстанавливаются так, как должны. Мышечная память стирается. От настоящего меня уже ничего не осталось. Он говорит всё это потому, что среди всех живущих на этом корабле лишь Цзин Юань, несомненно, способен его понять. Они оба — старейшие. Оба были вместе, когда всё пошло наперекосяк. Кто как не нынешний Цзин Юань в состоянии помочь Жэню? Цзин Юань Мудрый? Разве Жэнь не совершил путешествие сквозь время — восемьсот лет в будущее и назад, на Сяньчжоу, ради этого? Но он не понимает, как объяснить генералу, что собственное тело для него — ловушка. Его нервная система сдалась, будто догадавшись, что от неё нет никакого толка в сосуде, который обрёл бессмертие и может исцелять сам себя. В плохие дни собственная плоть ощущается куском баллистического геля. Будто слой пустоты пролегает между кожей и ним самим, и её не срезать, как келоидный рубец. Каждый прожитый век питает её, и одна лишь мысль о том, как ужасающе она разрастётся в течение вечности, вышибает дух. Спасения нет, даже в боли. А в моменты тишины, когда ничто не отвлекает, Мара настигает и давит его. Нет, с этим Цзин Юань ему точно не поможет. Это проблема Жэня. Которая бесит. Очень, очень бесит. Всё в порядке, но так бесит и сбивает с толку, ведь приносит такие страдания именно тогда, когда он ждёт их меньше всего. — ...всё в порядке, — выдавливает он сквозь стиснутые зубы — так же, как делал бесчисленное количество раз прежде, одиноко валяясь непонятно где в луже собственной крови. Есть нечто успокаивающее в этих словах, пусть даже произнесённых им самим, во время очередной смерти. Жэнь берёт себя в руки так же, как и всегда, как он делает это уже почти девять сотен лет. Он опускает руки, но Цзин Юань накрывает его пальцы своими и держит. Жэнь видит это. Он пытается заставить себя вновь ощутить то электричество, что пробегало меж ними так легко и приятно. За всё это время Цзин Юань не издаёт ни звука. Просто смотрит на Жэня своими добрыми золотыми глазами. С этой своей родинкой под глазом. Он осторожно притягивает мужчину ближе и спрашивает: — Уверен, что трахнуть меня ещё раз не поможет? Жэнь жалок, он устал, но успокоился, и Цзин Юань смотрит на него с сонной кошачьей улыбкой. Он толкает генерала на подушки. Чувство такое, будто его успокаивают как капризного ребёнка, но он не станет сейчас зарываться в эти мысли. — Возможно, — признаёт Жэнь. И это работает. В следующий раз, когда его голова устраивается под подбородком Цзин Юаня, он слышит его ровное сердцебиение и мягкое посапывание; он сосредотачивается лишь на этих звуках до тех пор, пока всё остальное не исчезает. - Будильник Цзин Юаня срабатывает через четыре часа. Он нажимает «отложить» и перекатывается, мгновенно засыпая вновь. Жэнь, в свою очередь, спихивает с себя руку мужчины и встаёт. Он крайне недоволен собой за то, что проспал на три часа и пятьдесят шесть минут больше, чем планировал. Сидя на краю постели, он долго пялится в пол. Его одежда исчезла. Жэнь пытается стянуть одеяло с генерала, чтобы не пришлось ходить нагишом, но тот мастерски его удерживает. Жэнь бьёт мужчину подушкой, получая в ответ довольное похрапывание. Жэнь гневно обыскивает комнату и, наконец, находит дверцу, ведущую в гардероб. Там аккуратно висит его одежда — чистая и отремонтированная. Даже дырка в штанах от шашлычка из ягодного фазана зашита. Жэнь недоверчиво оглядывается по сторонам. Цзин Юань бы явно не стал вставать посреди ночи, чтобы заняться стиркой и штопкой, и Жэня бы точно разбудил звук вторгнувшейся к ним прислуги... Его внимание привлекает щебет, и, подняв голову, он видит знакомого зяблика, следящего за ним с полки. Жэнь неверующе пялится на него. Эта птица?.. Нет. Жэнь быстро одевается. Тянется за мечом, который он точно оставлял на лакированном комоде, но тот оказывается на столике подле вещей Цзин Юаня, как и аксессуары. Надевая перчатку, он отмечает, что бинты на искалеченной руке новые. Он не утруждает себя проверкой бинтов на груди, но подозревает, что их тоже поменяли, пока он спал. Беспокойный, Жэнь вставляет серьги в уши. Надевает ремень, закалывает волосы. Уже раздумывает о плане побега, когда Цзин Юань подаёт голос. — На Сяньчжоу есть прекрасные методы лечения шрамов. Жэнь слышит хлопанье крыльев. Ему даже оборачиваться не нужно, чтобы узнать, что Цзин Юань играет с птичкой. Конечно, так и есть. У Жэня в голове неразбериха, но он ничего не говорит. И так уже сказал слишком много прошлой ночью. Он подхватывает меч и идёт к выходу. — Можешь идти, куда только пожелаешь. Мне всё едино, — говорит Цзин Юань, — до тех пор, пока ты на Сяньчжоу Лофу, ты для меня как на ладони. Отправиться прямиком в тюрьму, проиграть эту партию сопернику. Жэнь останавливается на полпути. Он знает, что это ловушка, но всё равно разворачивается. Большой риск — большая награда. Цзин Юань лениво развалился на подушках, уперевшись подбородком в костяшки, простыни картинно драпируют тело. На голове великолепный хаос, и в лучах солнца прекрасно видны все укусы и следы от пальцев. Цзин Юань великолепен. Он воркует с зябликом на ладони и выглядит так, словно родился, чтобы его трахали, и Жэнь едва удерживается от шага назад, к кровати. Словно по сигналу птичка летит к Жэню. Мужчина замахивается, но не попадает по зяблику, когда тот пытается клюнуть его в губы. Генерал смеётся, зарабатывая взбешённый взгляд Жэня перед тем, как тот вылетает в холл. Наконец он сбегает. — Генерал! Посмотрите, что сегодня с утра смог урвать Яньцин! Сука. Жэнь ныряет в коридор, дабы избежать мальчика-блондина, который с довольным видом несётся в спальню к Цзин Юаню с охапкой мечей. «Сам разберётся», — довольно думает Жэнь, заворачивая за угол, и упирается взглядом в огромного белого льва. Сука. Ладно, ему стоило это предвидеть. В сводке по миссии это указывалось, но он совершенно забыл о грёбаном Ступающем по Волнам Снежном Льве (что за тупое, тупое имя) Цзин Юаня. Раздражённый, Жэнь вскидывает меч, но лев мягко подступает к нему и осторожно бодает в живот. Животное обнюхивает его ширинку и, видимо, удовлетворившись, идёт дальше, в сторону комнаты Цзин Юаня, из которой слышится мальчишеский крик. — Ч-что значит «неважно»? Кто сотворил с Вами такое?! Жэнь опускает меч и подносит к лицу прядь волос. — Ха, — выдыхает он, ни к кому не обращаясь. От него прямо-таки несёт Цзин Юанем. - Жэнь сбегает из Обители божественного предвидения, врываясь в очередь к переправе звёздных яликов. Он бьёт мужчину, который первым решается что-то ему возразить, после чего остальные без лишних слов выстраиваются в очередь позади. К тому моменту, как на место прибывают стражи и находят бедолагу — очнувшегося без одного зуба — Жэнь уже просматривает меню какого-то фаст-фуд кафе в Возвышающем святилище. Телефон вибрирует, принимая сообщение от Серебряного Волка. Серебряный Волк: Ты его ряльно трахнул Жэнь игнорирует её и пытается сосредоточиться на комбо-обедах, но все слова сливаются в кашу. Слишком большой выбор. Он слишком устал, чтобы разбираться со всем этим. Ему нужно что-нибудь, что утихомирит пробегающие по телу голодные спазмы, но не тяжёлое, дабы не вырубиться после того, как схлынет адреналин. Будучи не в состоянии сделать адекватный выбор, он спрашивает работницу, какое у них самое маленькое блюдо. Она выглядит растерянной. — Есть... э-э, детский обед? — Сойдёт, — отвечает Жэнь. Она мнётся за стойкой и снова поднимает на него взгляд. — Вы... Вы уверены? Жэнь лишь пялится на неё, пока та, наконец, не вносит заказ. Экран перед ним вспыхивает окошком для оплаты, и он переводит тяжёлый взгляд с девушки на машину. Помявшись секунду, открывает диалог с Серебряным Волком, игнорирует тонну её сообщений и быстро печатает, после чего всё же листает назад и читает, что она там написала. Серебряный Волк: Ёптвою мать ты его ряльно трахнул, да??? Серебряный Волк: ВАУ Серебряный Волк: Ты вроде как уже 4 раз делаешь такое ради миссии? Серебряный Волк: Это терь твоя фишка? Серебряный Волк: Шлюшить за Стелларон Серебряный Волк: [Серебряный Волк Подмигивает.эмодзи] Блэйд: Как использовать телефон для оплаты? Блэйд: Нет. Вдруг экран телефона начинает мерцать, но почерк Серебряного Волка, когда та что-то взламывает и перехватывает контроль, ему хорошо знаком. Он наблюдает за тем, как она невидимой рукой пролистывает приложения в поисках электронного кошелька и выбирает нужную карту. Жэнь прикладывает телефон к терминалу и слышит сигнал об успешно проведённой операции. На экране вспыхивает уведомление о том, что транзакция проведена. И следом второе, которое спешит сообщить о том, что он ещё скинул 10.000 кредитов Серебряному Волку с пометкой «комиссия». Работница робко передаёт ему пейджер и просит подождать за столиком. Ещё до того, как он успевает сесть, Серебряный Волк вновь заваливает его сообщениями. Серебряный Волк: Стой, почему ты заказал детский обед в МакГеншинс? Серебряный Волк: Можно мне фигурку? Блэйд: У тебя есть МакГеншинс дома. Блэйд: Не смотри мои чеки. Серебряный Волк: Боги гачи против меня! Я всё получаю на 77. Нужна Кэ Цин для коллекции. Блэйд: Я вообще ничего из этого не понял Серебряный Волк: Просто сфоткай еду!!! Совершенно не впечатлённый, Жэнь делает быстрый снимок, когда девушка приносит его заказ, пестрящий всеми цветами радуги. Затем, передумав, фотографирует ещё раз, теперь так, как однажды делала она сама. Вторую фотографию он и отправляет Серебряному Волку, надеясь, что вышло довольно непримечательно и не вызовет шквала язвительных комментариев, как это всегда бывает. Естественно, он ошибается. Она буквально заваливает его сообщениями. Серебряный Волк: [Смеющееся Лицо.эмодзи] Серебряный Волк: ПОЧЕМУ ОНО ТАКОЕ ЭСТЕТИЧНОЕ??? Серебряный Волк: ТЫ ВСЁ ВМЕСТИЛ В КАДР?????? Серебряный Волк: [Смеющееся Лицо.эмодзи] Серебряный Волк: [Смеющееся Лицо.эмодзи] Серебряный Волк: [Смеющееся Лицо.эмодзи] Серебряный Волк: ФОТОЧКА ЕДЫ Серебряный Волк: ДЕТСКОГО ОБЕДА Серебряный Волк: в маКГЕНШИНС Серебряный Волк: Я скину это Элио для соцсеток Охотников Жэнь оцепенело смотрит на телефон. Он без понятия, что такого натворил, но с тех пор, как он надзирал за Волком на её первой миссии, она распекает его за каждое действие. Серебряный Волк: Так, ладно мне нужна эта фигурка. Принеси мне как закончиш с миссией, мистер!! Блэйд: Комиссия 10к кредитов Блэйд: Или она отправится в мусорку Серебряный Волк: [Серебряный Волк В Шоке.эмодзи] Новое уведомление сообщает о том, что Серебряный Волк вернула 10.000 кредитов. Жэнь закрывает его и убирает телефон в сторону, чтобы спокойно поесть. Он справляется за четыре укуса и в ожидании, пока химические процессы в его теле придут в норму, открывает переписку с Кафкой. Блэйд: Где ты? Кафка: Блэйдик! Как всё прошло? Кафка: Ты его трахнул? Блэйд: Пару раз, да Блэйд: Всё ещё не понимаю, зачем это было. Где ты? Кафка: Блэйдик Кафка: Ты когда-нибудь читал собственное досье? Блэйд: Нет. Блэйд: А зачем? Блэйд: Ты видела, какое оно длинное Он смотрит на три точки внизу экрана, показывающие, что Кафка печатает что-то целых двадцать секунд, прежде чем та, наконец, отвечает. Кафка: Ладно. Кафка: Выбрось из головы. Кафка: Я связалась со Звёздным Экспрессом. Если пропаду из онлайна, освободи меня из Матрицы предвидения. Блэйд: У меня в это время будут новые цели? Кафка: Просто занимайся тем же, что делаешь сейчас Кафка: И будь хорошим мальчиком. Встретимся позже Кафка: [Серебряный Волк Подмигивает.эмодзи] Жэнь раздумывает над её словами, играясь с фигуркой для Серебряного Волка. Он засовывает вещицу в карман камзола, и та колет его грудь крошечным оружием. Сойдёт. Такова теперь его жизнь. Потянувшись за мечом, он видит пристроившегося на рукояти зяблика. Птица наблюдает за ним, склонив головку, и Жэнь оглядывается вокруг, чувствуя, как кровь ускоряет бег по венам. Цзин Юаня не видно, но это не значит, будто чёртова птица не его. Жэнь нерешительно отгоняет её рукой и та взлетает. Устроившись на крыше здания, зяблик продолжает наблюдать за мужчиной, отчего тот хмурится. Воистину от Цзин Юаня не сбежать, пока ты на Лофу Сяньчжоу, но эта мысль не бесит Жэня так, как он того ждал. И, так как Кафка предложила ему и дальше заниматься тем же, чем и сейчас, кажется, у него есть планы на этот вечер. — Увидимся, — говорит он птице. На этом Жэнь подхватывает меч и растворяется в толпе; от него по-прежнему пахнет Древом амброзии и ностальгией.