Simple, Synaptic Sympathy

Всё складывается следующим образом: Они изгоняют Фантилию, Лорда Опустошителя, с Сяньчжоу Лофу. Цзин Юань считает, что убил двух зайцев одним выстрелом: защитил свой корабль и направил руку Дань Хэна. Битва против общего врага — верный способ создать связь на всю жизнь, но ничто не заставит хорошего человека сблизиться с союзником сильнее, чем необходимость этого самого союзника ранить во имя победы. И Цзин Юань с радостью принимает эту рану. Дань Хэн — хороший человек. Всё складывается так, как он и ожидал. Воистину. - Цзин Юань снова мальчик. Он — сидящий на земле у ног Дань Фэна и Инсина Яньцин, окружённый осколками мечей, что блестят подобно кровавым чернилам. Цзинлю стоит перед ним с Осколочным мечом в руке. — Мастер, — говорит он, — мне не превзойти Вас во владении оружием ни умением, ни силой. Это всё, на что я способен. А Цзинлю ничего не отвечает. Теперь она шагает позади него, и Цзин Юань уже мужчина. Ему нет нужды быть сильнейшим или искуснейшим мастером меча, потому что есть она. От него требуется лишь быть генералом. Больше никто не подходит на эту роль; когда кто-то бросает ему вызов во имя самого боя, а не позиции командующего, Цзинлю разит того человека без милосердия. И так, под луной и звёздами, проходят годы. Цзин Юань, наконец, способен доказать ей, что достоин и за то благодарен. Он вкладывает в смертельный удар всё, чего достиг на посту генерала, и стирает её имя из истории. Но ему так и не удаётся отыскать Инсина среди оставленных Цзинлю трупов. - Открывая глаза, Цзин Юань видит глефу опустошителя, выкованную для него Инсином. Она стоит у стены, рядом с кроватью. Грёза о Звездопаде всегда у генерала под рукой, и сейчас он тянется к ней. Пробегается пальцами по знакомым царапинам и сколам, скопившимся за прошедшие века. Некоторые от меча Цзинлю — но ни одного во имя защиты Инсина, когда тот в ней нуждался. Слишком мало, слишком поздно. Когда веки вновь наливаются тяжестью, Цзин Юань бормочет извинения, которых не услышат те, кому они предназначены. Он снова засыпает. - И опять просыпается. В этот раз в окно светит полуденное солнце. Он обнаруживает Яньцина, свою драгоценную маленькую птичку, свернувшегося у него под боком поверх одеяла. Цзин Юань кладёт ладонь ему на макушку, и мальчик, фыркнув, резко открывает глаза. Садится, дезориентированный, и наконец переводит взгляд на генерала. Глаза у мальчика опухшие. — Ох… Генерал? Вы проснулись! Яньцин резво скатывается с кровати и подбегает к кувшину с водой на столике. Наливает мужчине чашку и помогает принять сидячее положение. Цзин Юань вздрагивает: спина непрестанно ноет в том месте, куда угодило копьё Дань Хэна во время битвы с Фантилией. От этого он чувствует себя старым. — Яньцин, — говорит Цзин Юань, выпив воды и вернув себе голос. — Какой сейчас год? Мальчик моргает. — Прошёл всего день с тех пор, как Вы одолели Лорда Опустошителя, генерал. — Он смеётся, и смех его поначалу звучит вымученно, но под конец Яньцин расслабляется. — И Вы уже очнулись и разговариваете… Это невероятно. Вы и впрямь самый потрясающий… Цзин Юань устало выслушивает информацию с чувством долга: — Это была общая победа. Я бы ничего не достиг без команды Экспресса и реинкарнации Дань Фэна. И я обещал ему помилование. — На этих словах Цзин Юань улыбается, натягивает одеяло на голову и добавляет: — Пожалуйста, проследи за исполнением. Я возвращаюсь ко сну. — Эм, генерал? Итак, он всё ещё генерал. Никто не перенял его должность. И ему придётся разбираться со всем учинённым беспорядком, когда он проснётся. — Я иду спать, — повторяет он. - Цзин Юань пытается работать из дома. Для общения на помощь вновь приходит голограмма, где он, полностью одетый, стоит, расправив плечи — в то время как в реальности мужчина не способен ни одеться, ни удержать себя на ногах. Её создали примерно через двести лет после его вступления в генеральскую должность, и теперь он каждый год обновляет её; честно признаться, это одна из лучших инвестиций в его жизни. Используя голограмму, Цзин Юань отправляет Яньцина разузнать мнение команды Звёздного экспресса насчёт Стелларона. У Дань Хэна плохое предчувствие из-за внезапного отступления Фантилии; сейчас не время расслабляться. Кроме того, Цзин Юань наводит справки о нынешнем состоянии Лофу за завтраком с Фу Сюань, посещает собрания для всех генералов Сяньчжоу и, пока целительница Байлу ухаживает за его ранами, обсуждает с главой Комиссии по полётам Юйкун уничтоженную Древом амброзии инфраструктуру. Важнее всего то, что стандартным выражением лица голограммы можно выбрать улыбчивое, пока сам он измождён, пусть даже ему всего-то и нужно, что переброситься парой слов с Цинцзу, когда подходит время кормить Мими. В конце концов, Цзин Юань видит, что мир справляется с делами и без него. Эта мысль согревает и позволяет расслабиться. Он осознаёт, что нынешняя ситуация очень походит на отпуск; первый отпуск с тех пор, как он стал генералом, и это… в общем-то грустно. Цзин Юань выбирает статус «Отошёл», и теперь любой обратившийся к нему услышит лишь стандартный извиняющийся вздох и фразу «Прошу прощения, но я не могу разглашать эту информацию», после чего выходит из сети. Если кому-то захочется узнать, когда же генерал вернётся в офис, ему нужно будет всего лишь спросить Цинцзу или проконсультироваться с провидицей Фу. Мужчина напрочь игнорирует входящие в почтовом ящике и самозабвенно отправляется спать. На третий день, когда ему надоедает кровать, Цзин Юань отыскивает новое уютное местечко в своих покоях. А затем ещё одно. Он прикидывается, будто стал Галактическим рейнджером в путешествии; кровать, диван и плюшевый ковёр и впрямь предстают далёкими галактиками для генерала в нынешнем состоянии. Выздоровление — довольно утомительный процесс. Ему придётся как следует постараться. Цзин Юань использует выдавшееся время для того, чтобы воссоединиться с Мими — официальное имя: Ступающий по Волнам Снежный Лев — и вместе они обнаруживают самые уютные местечки, залитые полуденным солнцем. Поразительно, что никто ни слова не говорит насчёт его лени. Никто не отрывает его от трудной миссии по поиску следующего места для сна. Фактически Цзин Юань не слышал ни одного критического замечания ни от кого из чиновников вообще, в то время как раньше люди вдвое младше него высказывали с полдюжины упрёков и натурально отчитывали мужчину только за то, что он всего лишь играл с зябликами. Цзин Юань прокручивает в голове различные сценарии того, что могло помешать всем ломиться в его двери в последние дни (они проконсультировались с провидицей Фу, их остановил Яньцин или Цинцзу, и так далее), пока, наконец, не приходит к объяснению, которое снимает огромный груз с его плеч. Оно немного мрачное, но мужчине нравится, и он знает почему. — Возможно, они решили, будто я умер, и теперь сражаются за моё место, — Цзин Юань радостно зевает, уткнувшись в гриву Мими. — Какая жалость, что я уже составил завещание. Мими по-кошачьи зубасто зевает в ответ и облизывает шершавым, словно песок, языком ладонь генерала. Цзин Юань устраивается в теньке под боком у огромного белоснежного льва, и они мирно засыпают, убаюканные нежным шорохом бамбуковых деревьев в саду. Ещё один сон выдался на славу. Просыпаясь пару часов спустя, он видит Яньцина, укрывающего его одеялом. Их взгляды встречаются, и Цзин Юань улыбается. Мальчик тут же падает на колени, чтобы внимательнее изучить лицо мужчины. Глаза у Яньцина большие, двигается он осторожно. — Как Вы себя чувствуете, генерал? Мне стоит позвать целителя? В действиях Яньцина скользит тревога. Голос подводит его, и он так не похож на обычного дерзкого себя, что Цзин Юань осознаёт: в последнее время он пренебрегал мальчиком. Он и правда заставил этого бедного ребёнка переживать, ведь так? Мужчина похлопывает Яньцина по плечу и улыбается. — Давай не будем беспокоить Байлу из-за какого-то сонного старика, — Цзин Юань потягивается и, когда суставы щёлкают, чувствует удовлетворение. — Присоединитесь ли ко мне за ужином, лейтенант? Я умираю с голоду. - Цзин Юань почти испытывает неловкость, когда они идут по улицам Возвышающего святилища. Хоть мужчина уже привык к тому, что народ всегда поворачивается посмотреть на него во время его визитов в город, сейчас это происходит как-то пугающе быстро. Раньше те, кто посмелее, могли помахать ему и поприветствовать, но этим вечером люди лишь шепчутся, прикрыв рот рукой. — О, стрелы Ланя! Он и правда не умер! — Когда я услышал, что его, возможно, поразила Мара, я и впрямь решил, что его… его больше нет… — Это генерал! Генерал! — кричит, кажется, целый взвод юных Облачных Рыцарей почти в унисон, после чего все они припадают к земле. Остальная толпа с готовностью откликается, и вот уже все выкрикивают одно и то же, пока слова не сливаются в нестройный хор: это генерал, генерал! Далеко не один человек спешит спуститься по лестнице и получше его разглядеть. Кто-то громко рыдает около торгового автомата, а там вдруг начинают петь гимн Лофу. Всё это немного слишком. Яньцин, не отходящий от Цзин Юаня ни на шаг, тоже вот-вот расплачется. Ладно. Это уже чересчур. — Мм. Да, вот он я, такой же, как и… всегда, — говорит всем Цзин Юань, ведь так оно и есть. Он бродил по этим улицам уже тогда, когда никто из них ещё не появился на свет. Он всегда был в их жизни, сколько они себя помнят. Он — их лидер, известный своей храбростью и мудростью, хоть жители Сяньчжоу и привыкли думать о нём как о дряхлом коте, который спрятался где-то, чтобы умереть в одиночестве. Что ж, немного специфичная мысль, не так ли? Он машет людям в ответ, доброжелательно улыбается и вот теперь испытывает некоторую неловкость. - Цзин Юань никогда не чувствовал себя стариком рядом с Яньцином, но то, как лейтенант суетится подле него в ресторане, заставляет мужчину осознать свой возраст. Он вздыхает, глядя на то, как дитя бежит за официанткой, чтобы сделать заказ. Когда Яньцин, наконец, возвращается в занятую ими отдельную комнату, Цзин Юань предлагает ему присесть. Мальчик нехарактерно затихает. — После битвы я получил Ваше сообщение, — наконец говорит Яньцин, придвигая к мужчине свой телефон. — Провидица Фу тоже его получила, но сказала, что Вы выживете, так что я… я… — его голос дрожит, из-за чего мальчик останавливается и прочищает горло. Цзин Юань смущённо потирает висок, видя свою последнюю волю и завещание на экране телефона Яньцина. — Прости меня. Ты получил всё это потому, что я безоговорочно верю: ты исполнишь мои пожелания. Я не хотел тебя напугать. Сейчас, когда они остались одни в закрытой ото всех комнате, выдержка Яньцина ломается. Нос мальчика краснеет, и ужасная ярость искажает лицо. — Вам следует извиняться в первую очередь за то… за то, что Вы подвергли себя такой опасности! — Яньцин изо всех сил старается сдержать слёзы, но вскоре они, обильные и крупные, уже катятся вниз по щекам. — Вам ещё столькому нужно меня научить! Вы не можете так просто умереть! Цзин Юань выдавливает из себя улыбку. — Я был бы не первым генералом, павшим в бою. — Но Вы не похожи на остальных! — Яньцин ударяет кулаками по столу, после чего подносит их к глазам и заходится в рыданиях. — Вы умнее всех остальных! Вы обводили вокруг пальца каждого! На протяжении сотен лет! Вас даже Мара не поразила! Не могла она — Вас! Д-да как Вы вообще!.. В дверь стучат, и Яньцин, всхлипнув, замолкает. Он склоняет голову, закрывает глаза и строго скрещивает руки на груди, дабы сохранить лицо. Мальчик не делает ни малейшего движения, пока официантка не уходит, выгрузив блюда с подноса. Когда Цзин Юань осторожно берётся за палочки, Яньцин возмущённо распахивает глаза и вновь ударяется в слёзы. — Как Вы можете вот так спокойно оставить нас всех? Цзин Юань избегает встречаться с ним взглядом. Избегает смотреть в эти огромные и такие… такие искренние золотые глаза, так что в итоге теряется с ответом; он должен дать этому ребёнку нечто большее, чем просто смягчающую шутку. Мужчина подносит палочки к губам, задумавшись, а затем выдыхает. Он решает использовать шутку: - Полагаю, есть способы уйти на покой получше? Его слова вызывают у Яньцина резкую ухмылку, и Цзин Юань смиряется с тем, что мальчик полностью отверг слабую попытку себя задобрить. — Если таково Ваше желание, Вам стоит просто уйти на пенсию в любое время, генерал, — ворчит Яньцин и тоже берётся за палочки. Прокалывает сразу три вонтона и обмакивает в соевый соус. А затем, мгновение спустя, ставит плошку на стол и делает глубокий вдох. Вновь поднимая ослепительно искренний взгляд на Цзин Юаня, мальчик говорит: — Вы знаете, что я бы позаботился о Вас. Цзин Юаня, наливающего им обоим чай, так сильно поражает это заявление, что он едва успевает остановиться и не пролить мимо чашки Яньцина. — А? — Я бы сделал Вас счастливым! — решительно настаивает мальчик. — Даже если бы Вы болели, или Вас бы поразила Мара, я… Я бы отмерял для Вас лекарства и следил за Вашим удобством, и-и, если бы Вы немного подождали, пока Яньцин… — Его голос срывается. Щёки заливает румянец. — К-когда я вырасту, генерал, я позабочусь о Вас! Цзин Юань ставит чайник на стол и опять вздыхает, на сей раз позабавленный. Он понимает, что ему предлагает Яньцин. Он предлагал себя почти так же, когда был более юн и наивен, а потому не воспользуется юностью и наивностью мальчика. Инсин так с ним не поступил, и Инсин был хорошим человеком. — Благодарю тебя за преданность, Яньцин, — ровным тоном отвечает Цзин Юань. — Любой опекун мечтает о том, чтобы ребёнок, которого он растит, выказал ему такое почтение. Яньцин от его слов словно сдувается. — Г-генерал… Я имею в виду… — Сколько мечей они сломали? — прерывает его Цзин Юань. Видя, что Яньцина его вопрос явно озадачил, он поясняет: — Так как ты показал мне, что готов взять на себя часть моих обязанностей, я, в свою очередь, отвечу за действия своих друзей. Я возмещу любой из твоих драгоценных мечей, что разбили Жэнь и Дань Хэн. Яньцин хлопает глазами, словно ушам своим не верит, однако рот его работает как надо: — Купите десять. Они сломали одиннадцать мечей. — Они… — у Цзин Юаня буквально отвисает челюсть от такого бесстыдства, и он заливается смехом. Он смеётся дольше, чем ожидал, до тех пор, пока тревога и напряжение из-за всех разочарований не тает, оставляя после себя лишь полную усталость. Когда заканчивается приступ внезапного веселья, Цзин Юань глубоко вдыхает. Мужчина убирает ладони от лица, переплетает пальцы и устраивает на них подбородок. Яньцин кажется слегка обеспокоенным, но расслабляется, заслышав очередной смешок генерала. — Нет, — строго, но доброжелательно отвечает Цзин Юань. — Ну же, будь благоразумен. — Я… думаю, Вы могли бы купить мне пять, — простодушно объявляет мальчик, будто не пытается торговаться. — Это хорошее число. По одному за каждого члена Заоблачного квинтета. — Как насчёт четырёх? По одному за каждого члена квинтета, с которым тебе довелось скрестить клинок. Яньцин сияет гордостью, заслышав это, ровно как и ожидал Цзин Юань, но продолжает переговоры, озорно помахивая пальцем. — Четыре — несчастливое число, генерал! Тут даже провидица Фу встала бы на мою сторону. Значит, пять мечей! Это вновь вызывает смех Цзин Юаня. — Пять мечей, и тогда ты пообещаешь мне кое-что, мм? — они склоняются ближе друг к другу. — Перестань бросать вызов каждому встреченному тобой члену квинтета. Яньцин хмурит брови, садится ровно и, недоумённо выдохнув, склоняет голову в поклоне. — Тогда я приму три меча, ведь четыре — несчастливое число, но я никогда не смогу согласиться на Ваши условия ради пяти. Это привлекает внимание Цзин Юаня. — Нет? Яньцин смотрит прямо на него и расправляет плечи. — Прошу у Вас прощения, генерал, за то, что я не намереваюсь отступать от своих амбиций стать Мастером меча на Лофу, а затем и на всём Сяньчжоу и не только. Я проживу очень долго. И если это значит, что однажды я буду обязан сразиться с легендами, победившими меня в прошлом, именно так я и поступлю — с гордостью сражусь во имя Вас. В конце концов, мне достаточно лишь одного меча, чтобы служить Вам, и я предан Вам всем сердцем. Цзин Юань откидывается на спинку с чаем в руках. И улыбается, чувствуя сытость, тепло и счастье. — Хорошо сказано. Ты и правда повзрослел, Яньцин. Один меч, так тому и быть. — Что? Погодите, нет… Генерал! - Цзин Юань терпит внимание ещё одной истеричной толпы, пока они идут до дома Яньцина. Мальчик выглядит куда бодрее, чем был в последнее время. Он с улыбкой обещает продолжать выполнять обязанности лейтенанта, ровно как и другие, которые взял на себя в отсутствие генерала. Цзин Юань даёт ему ещё одно поручение: передать сообщение для Фу Сюань, которое несомненно весьма её порадует. Яньцин кивает, со всей серьёзностью принимая новое задание. — Я ведь Ваш самый верный слуга, как ни крути, — с гордостью заявляет мальчик, когда они останавливаются у двери. Уже протягивая руку к замку, он останавливается и оборачивается. И награждает Цзин Юаня очаровательно растерянным взглядом. — Подождите, ведь это я должен был сопроводить Вас до Вашей двери! Цзин Юань на это лишь похлопывает его по макушке и желает спокойной ночи. Он уходит к себе, чувствуя прилив сил и лёгкость на сердце. Мужчина уже планирует первый завтрашний сон — это будет нечто грандиозное, он соберёт все имеющиеся подушки — когда его останавливают два Облачных Рыцаря на входе в собственный дом. Цзин Юань их помнит. Это они днём вымели все опавшие листья со двора и оставили там удобную лежанку для них с Мими. — Генерал! Вам нельзя входить! — один из них буквально закрывает собой дверь. — Там этот Охотник за Стелларонами, Жэнь! — Жэнь, — удивлённо повторяет Цзин Юань. Он ведь отправил его восвояси вместе с коллегой-охотницей задолго до того, как вернулся из Чешуйчатого ущелья. Уже несколько дней прошло с тех пор. — Он сказал, что у него есть дело только к Вам и никому больше, — говорит второй Рыцарь натянуто, будто слова Жэня — скорее всего, довольно-таки безобидные — нанесли ей величайшее оскорбление. — Мы уже собирались вызывать подкрепление. — В этом нет нужды, — быстро отвечает Цзин Юань. — Я посмотрю, в чём там дело, но давайте это всё останется между нами. Пожалуйста, ради меня, — он дарит им подбадривающую улыбку, но она их, судя по всему, не переубеждает. — Генерал, нет! Вы всё ещё не оправились, — протестует первый Рыцарь. — Этот человек не станет слушать разумные доводы. Он ударил меня, когда я стал его допрашивать! Цзин Юань отмечает, как опухла щека мужчины. Что-то в форме и цвете ушиба наводит генерала на мысль о том, что, если Облачный Рыцарь подошёл к Жэню со спины, тот, наверное, развернулся и наотмашь ударил его тыльной стороной ладони, после чего грузно продолжил свой путь. — Вижу, — говорит Цзин Юань, обхватывая подбородок Облачного Рыцаря, чтобы как следует оценить весь причинённый ему вред, и сердито цокает языком. — Я обязательно обмолвлюсь с ним словечком насчёт этого. — С-С-Спасибо, сэр, — пищит в ответ мужчина, совершенно забывая о своей миссии защищать генерала. Второй Рыцарь смотрит на них с отвисшей челюстью, а потом говорит в так похожей на Яньцина манере: — Генерал, он чуть не отсёк мне руку! Взгляните! — Правда? — сочувственно отзывается Цзин Юань, обхватывая её ладонь своими. С ней полный порядок. — И об этом я с ним тоже поговорю. Он покидает двух взволнованных Облачных Рыцарей у входа, не забыв на прощание коротко улыбнуться через плечо. — Запомните, никакого подкрепления. Оставьте его на меня. Цзин Юань должен признать, что вновь чувствует себя собой. - До этой неразберихи со Стеллароном Цзин Юань уже смирился с тем, что его ждал самый длинный период воздержания за всю его невероятно долгую жизнь. Его это не беспокоило. Секс ради размножения не особо волновал небожителей, да и достойных кандидатов на место Божественного Предвидения хватало. Секс ради удовольствия всё больше терял свою привлекательность с каждым новым столетием, когда любой потенциальный любовник начинал казаться уж слишком… юным. А затем Жэнь впервые за несколько веков возвратился на Лофу и как следует постаравшись переубедил его. Он заставил Цзин Юаня почувствовать желание впервые за целую вечность. Он заставил Цзин Юаня почувствовать боль после того, как ушёл. И вот теперь он вернулся. Возможно, он и не покидал Лофу в принципе. Цзин Юань сейчас в слегка любопытной ситуации. Возможно, это и есть окончательное разрешение всех вопросов — будущее с… Жэнем? Может ли трагедию о Заоблачном квинтете всё-таки ждать счастливый финал? Цзин Юань долго смеётся над этой мыслью. Если бы только шанс обрести счастье в неизвестной переменной не ощущался как пугающее подтверждение того, что прошлое мертво и похоронено. Если бы только у Цзин Юаня было больше времени, чтобы подготовиться к этой встрече. К разочарованию. Правда в том, что небожителей, как правило, не ждёт «долго и счастливо». Цзин Юань по опыту это знает. Если бы только не в этом было дело. Мими встречает его у двери в личные покои, приветственно пыхтя, и Цзин Юань чешет своего ненаглядного льва между мягких-мягких ушей. Они вместе сидят на полу, и мужчина зарывается лицом в белую пушистую гриву, глубоко вдыхая успокаивающий запах животного. Играет с огромными снежно-белыми лапами, размышляя над тем, как подойти к Жэню в этот раз. — Позаботишься о том, чтобы никто нас не беспокоил? — собравшись, спрашивает Цзин Юань, но сомневается, что Мими осознаёт возложенную на него ответственность в полной мере. Лев настойчиво трётся носом о его лицо. Цзин Юань заходит в покои. Оказавшись внутри, он обнаруживает, что Жэнь разулся сразу у входа. Это, опять же, на удивление внимательный жест. Цзин Юань какое-то время в замешательстве стоит на месте, после чего, наконец, и сам снимает обувь. Проходя дальше в комнату, мужчина расправляется со всевозможными застёжками на броне, защищающей тело. Оставляет вещи там же, где они падают. Нет нужды ни в защите, ни в притворстве, ни в гордыне. Они уже прошли это в первые две встречи, когда пытались осознать, зачем им всё происходящее. Несомненно, делают они всё это потому, что могут. Цзин Юань, конечно же, останавливается, чтобы как следует оценить ситуацию. Он известен как мужчина весьма осторожный, и вывод здесь очевиден: ни физически, ни эмоционально — как и, возможно, ментально — он не готов увидеться с Жэнем. Но всё равно двигается дальше, ведь порой никакие неудобства не могут встать у тебя на пути, если ты знаешь своего оппонента. А он знает Жэня. Он хочет увидеть Жэня. Чуть дальше Цзин Юань минует своё любимое кресло. Его полностью скрыло под собой чёрно-золотое одеяние, искусно отделанное красной шёлковой лентой. На полу лежат серые брюки. Одинокая чёрная перчатка. Небрежно отброшенное нижнее бельё. Покрытый трещинами проклятый Осколочный меч прислонён к стене у кровати с той стороны, где ранее спал Жэнь. Заворожённый симметрией их действий, Цзин Юань идёт по следу из вещей и доходит до ванной комнаты, где их владелец с удобством расположился в круглой, как луна, ванне. От горячей воды исходит пар. Цзин Юань стучится и очень вежливо спрашивает: — Могу я присоединиться к тебе в моей собственной ванне? — Располагайся. — Жэнь даже глаз не открывает. — Облачные Рыцари рассказали, что ты ранил их, когда они тебя задержали. Есть ли у тебя хоть слово в защиту? Он молчит до тех пор, пока не понимает, что Цзин Юань и правда рассчитывает на ответ. — Виновен по всем фронтам, — бормочет Жэнь, отмахиваясь. Он, должно быть, ждёт, что Цзин Юань разденется в соседней комнате, как делал это во время их прошлых встреч, но генерал уже избавился почти ото всей одежды, пока они говорили. Цзин Юань отбрасывает брюки в сторону. Ему хочется устроить шалость наподобие тех, что он вытворял в юности, когда был таким беззаботным, а вся жизнь была ещё впереди. Он чувствует себя отлично. Ухмыляясь, мужчина с плеском прыгает в ванну. Какая же это ошибка. Цзин Юань и сам любит посидеть в горячей воде, но не настолько: ещё пара градусов и можно свариться. Когда генерал начинает лихорадочно бить по кнопке с охлаждением, Жэнь смотрит на него с недовольством. Он осуждающе приподнимает бровь, словно это Цзин Юань злоупотребляет гостеприимством Жэня, а не наоборот. Что ж, генерал не возражает. Это напоминает ему о прошлом, пусть и немного. Цзин Юань спокойно принимает происходящее и прикидывается, будто всё идёт так, как и было задумано. Словно он в прекрасном состоянии, и у него есть силы сидеть в кипятке; словно он не старик; словно он не пытается до сих пор оправиться от ран, а по спине не расползся огромный синяк. Словно он готов к очередной ночи, когда Жэнь будет эгоистично молчать и топтать его чувства. Кто поставит под сомнение репутацию Цзин Юаня как непостижимого интригана с Лофу? Кто из присутствующих раскроет его блеф? Уж точно не Жэнь, который неизвестно сколько сидит тут и кипятит свой мозг. Цзин Юань храбрится и с улыбкой придвигается к Жэню. — Расскажи мне, старый друг, чем ты занимался на Лофу? Конечно же, Жэнь в ответ лишь хмурится. Его взгляд, кажется, яснее, чем обычно. Цзин Юань склоняет голову, дабы получше изучить лицо мужчины, но тот отворачивается. Ну разумеется. Цзин Юань уже собирается посильнее надавить на него, как Жэнь вдруг сам заговаривает: — Если я отвечу на твой вопрос, ответишь ли ты на мой? — Я не могу разглашать конфиденциальную информацию касательно Сяньчжоу, но в остальном — да, — отвечает Цзин Юань, заинтригованный такой реакцией. Сердце уже поёт в предвкушении, но разум твердит ему успокоиться. Жэнь его разочарует. «Успокойся». — Пусть это будет нашей игрой. Где ты провёл эти дни? — В Комиссии по алхимии, — говорит Жэнь. — Тебя поразила Мара? — Я… — Цзин Юань моргает и на секунду чувствует себя так, словно его ударили. Жэнь лишь упорно смотрит на него в ожидании ответа. Почти кажется, словно это он здесь спокоен сегодня вечером, пока ни сердце, ни разум Цзин Юаня места себе не находят. Генерал пытается вычислить, почему Жэнь задал ему такой вопрос и одновременно с этим упомянул Комиссию по алхимии. Нужно ли ему справиться о Байлу и убедиться, что с ней всё в порядке? Чтобы разузнать о том, что предпринимала Байлу для лечения Цзин Юаня за последние несколько дней, понадобилось бы получить высочайший уровень допуска; если она вообще вносила нечто настолько секретное в базу данных Комиссии… Жэнь вломился туда по какой-то богом забытой причине? Их систему взломали? Цзин Юаню известно, что в рядах Охотников за Стелларонами имеется отличный хакер, но он мог бы поклясться: это другая женщина, не Кафка. Цзин Юаню нужно больше информации. — Я… Слишком рано, чтобы судить наверняка, — наконец говорит Цзин Юань. — Что ты делал в Комиссии по алхимии? — Моя коллега решила, что мы заслужили спа-выходные, — отвечает Жэнь. — Ты суицидник? Цзин Юань старается не потерять голову от абсурдно бестактных вопросов Жэня, но тот выглядит обеспокоенным, а ещё говорит куда более осознанно, чем во время всех прошлых встреч. Всё идёт совершенно не так, как планировалось. Цзин Юань не должен быть тем, кто защищается в словесных играх. Он понимает, что подавляет инстинкт успокоить Жэня, ведь тот редко нуждается в утешении. Это беспокоит. Его беспокоит осознание, что Жэню не всё равно. Слишком много неизвестных переменных. Цзин Юаню следует отступить и ещё раз всё обдумать. Он склоняет голову. — Прошу прощения. Я совершенно неправильно всё понял. Жэнь хватает мужчину за руку, когда тот уже начинает вставать, и затаскивает обратно в воду, поближе к себе. Длинные волосы Жэня лежат на воде, окружив их, словно предупреждая об угрозе. Их цвет — железо, окаймлённое красной ржавчиной. — Это твоя игра, Цзин Юань, — говорит мужчина со знакомым диким блеском в глазах. — Ответь на мой вопрос. Ты пытался умереть во время схватки с Лордом Опустошителем? Генерал не двигается. Натягивает свою самую успокаивающую улыбку. — Нет, — отвечает он ровным тоном, оценивая реакцию Жэня. — Но если кому-то придётся пострадать, пусть лучше это буду я, нежели кто-то ещё. Жэнь хмурится: Цзин Юань ответил благородно, осторожно — а значит, неправильно. — Принимать такие глупые решения не в твоём духе. — Жэнь попрекает Цзин Юаня, сдерживая ярость, и генерал удивляется. Это так не похоже на его эмоциональные приступы во время прошлых встреч. — Ты знал — всегда знаешь — чего стоит каждый солдат. Ты наблюдал за той девчонкой, Первопроходцем, которую Кафка притащила с другого конца галактики, и знал, на что она способна. Цзин Юань всё так же, не дрогнув, улыбается, пусть даже Жэнь насквозь его видит. Сильнее сжимает его руку. Недовольство Жэня бурлит, готовое вот-вот выплеснуться, как вода из стакана. Это и есть Жэнь. Настоящий. — Конечно же, тебя проинформировали о том, что ей едва ли месяц от роду… Её не может поразить Мара. Она благословлена как Разрушением, так и Сохранением! — Идеальная наживка, если бы мне таковая понадобилась, — соглашается Цзин Юань. — Ваш лидер отправил её прямо ко мне в руки. — Он закрывает глаза, как ребёнок, признавая свои ошибки. — Но Дань Хэн волнуется за неё. За обеих девушек и того мужчину с Экспресса. — Генерал решает пошутить, хотя шутка, наверное, не зайдёт: — Кроме того, хороший хозяин не позволит гостям погибнуть под своей крышей, — и он оказывается прав. Этим вечером никому не нравятся его шутки. — Так это было не глупое решение, а решение глупца. — Жэнь отпускает его. Его голос звучит пренебрежительно… нет, измученно. — Мне следовало остаться и сразиться? Он не может умереть. Он уже поражён Марой. И он так же сильно, как и Цзин Юань, желает, чтобы его ранили — хоть и по своим собственным причинам. В голосе Жэня звучит язвительная нотка, больно ударяющая по мужскому самолюбию. Это так сильно напоминает Цзин Юаню о том самом талантливом кузнеце, в тоске по которому он провёл почти сотню лет своей юности. Какая жалость, что всё пошло настолько наперекосяк. Какая жалость, что уже столько лет прошло, а помилования так и не случилось… — Ты можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь, — тихо отвечает Цзин Юань, хотя сейчас его очередь задавать вопрос. Игра окончена. Они не смотрят друг на друга. Жэнь вздыхает. Он уже отполз на другую сторону ванны, его волосы стелются позади, словно тёмные стебли опасного иноземного цветка. Но Цзин Юань не чувствует страха. Генерал тычет пальцем в локон и думает о тех днях, когда Жэнь обращал на него не больше внимания, чем на кота, беззаботно поигрывающего с его завязанными в хвост волосами. Цзин Юань не прочь вернуться в те времена, если так они смогут сбросить с себя тяжкий груз прожитых веков, как драконы — полупрозрачную яичную скорлупу. Но прошлое — всё, что им осталось теперь, когда Дань Фэна больше нет. Цзин Юань сжимает локон в кулаке. Волосы Жэня блестят; меланин заполняет их — гладкие, шелковистые, чёрные — до самых секущихся кончиков красновато-коричневого цвета. Когда-то они были белоснежными, и каждая прядь сверкала на свету как огранённый алмаз. Когда лёгкий бриз развевал эти волосы в лунном свете, они походили на мерцание звёзд из далёких галактик. Цзин Юань помнит… — Ты хотел назвать меня тем именем с того момента, как увидел, — говорит Жэнь, вырывая Цзин Юаня из задумчивости. Их взгляды встречаются, и Жэнь подзывает мужчину к себе, согнув палец. — Я позволю тебе. Один раз. Цзин Юаня охватывает трепет; уже этого достаточно, чтобы заставить его двигаться вперёд. Он не может оторвать взгляд от единственного мужчины, который смог снискать расположение холодного и гордого Пожирателя Луны. — Инсин, — шепчет Цзин Юань, но это имя причиняет боль. Всё не так. Этот мужчина больше не Инсин. Цзин Юань замирает в нерешительности: генерал-арбитр Цзин Юань никогда не побеждал, если колебался. Так ему с этой ситуацией не разобраться. Невозможно. Этот мужчина больше не Инсин. Но он согласился немного побыть трупом Инсина, и этого должно быть достаточно. Жэнь молча смотрит на мужчину перед собой; сейчас он — пустой сосуд, готовый принять всё то, что Цзин Юань не смог сказать Инсину. И потому Цзин Юань говорит: — Мне жаль, что я не смог ничего для тебя сделать. Ведь он сожалеет. Очень, очень, очень сожалеет. Поразительно, насколько ничтожными кажутся слова раскаяния, разъедающего его на протяжении девяти веков, когда он произносит это вслух. Будто слова ребёнка, который не осознаёт последствий трагедии, которую он никогда не смог бы остановить — однако Цзин Юань всё понимает. Исход всех событий разворачивался у него на глазах, и генералу понадобились столетия, чтобы всё утрясти; он превратил их бесконечное горе в стальную решимость, ведь одними сожалениями никогда не достичь прогресса. Он примирился с этим, а затем установил мир на Лофу. Он отпустил всё ради собственного душевного равновесия, но теперь не может просто так взять и вспомнить. Всё это звучит столь бессмысленно — и именно тогда, когда он обязан найти в произошедшем смысл. Воистину никакой связи, в конце концов, больше нет. Цзин Юань потрясён. Он устремляет взгляд на Жэня и говорит: — Я не мог найти тебя и забрать с собой после твоего изгнания. Я был слишком слаб, чтобы сражаться с Цзинлю. Я знал о последствиях принятого Дань Фэном решения, но ничего не сделал. — Выражение лица Жэня остаётся неизменным, и тогда Цзин Юань вновь пытается вызвать какую-нибудь — какую угодно — реакцию, лишь бы достичь хоть какого-то катарсиса в их ситуации: — Я ничего не сделал. Жэнь встречает его извинение и признание выгнув бровь, словно с самого начала того и ждал. Будто взрослый человек, выслушивающий рассказ ребёнка о ночных кошмарах. Он усмехается. — Из пятерых трое должны заплатить, — устало напоминает мужчина. — Ты не один из них, Цзин Юань. Вот и всё. Жэнь уже всё решил за них обоих. Он способен дать Цзин Юаню лишь такое решение — одновременно жестокое и милосердное. - Цзин Юань в замешательстве. И потому он моет Жэню голову. Сказать по правде, генерал не особо понимает, что ещё может сделать, раз его план провалился. План этот, вообще-то, был весьма непродуманный, но в его годы обычно и такие уже срабатывали. Довериться Жэню и дать ему устроить полный хаос. К счастью, волос у Жэня много, так что Цзин Юань успевает собраться с мыслями, пока моет их. Если в нынешней ситуации он первым сделает ход, то ничего не выиграет; Жэнь — тот, кто приходит и уходит, когда ему вздумается. Это он должен гоняться за Цзин Юанем. Нельзя заставить бродячего кота полюбить тебя. Но Жэня так тяжело читать между строк. Как только Цзин Юаню кажется, что он наконец-таки смог разгадать этого мужчину, тот его удивляет. Разочаровывает. Жэнь — не одна из его послушных фигур на доске, и отчасти поэтому Цзин Юань так его желает. Всегда желал. Генерал прощупывает обстановку, образно выражаясь: — Имя «Инсин» было красивым, но «Жэнь» подходит нынешнему тебе. Тот ничего не говорит в ответ, словно не услышал, но Цзин Юань знает, что Жэнь не спит. Мужчина пытается зайти немного дальше: — Цзинлю вернулась. И это вызывает реакцию. Плохую. Жэнь резко вдыхает. Плечи напряжены. Цзин Юань зашёл слишком далеко. «Обуздай его». Генерал кладёт ладони ему на лопатки, потому что Жэню, кажется, нравится тепло и надёжность его рук, но мужчина с тяжёлым стоном скребёт собственное лицо. Капли крови падают и растворяются в воде. Цзин Юань тянется вперёд, чтобы не дать Жэню использовать ногти, но сама его поза уже кричит об очень сильной злости и отчаянии. Цзин Юань сожалеет, что произнёс то, чего не следовало. «Отступи и перегруппируйся». — Она ещё не приходила ко мне, — говорит он Жэню. — Я даже не знаю, станет ли она… — Хватит, — утробно стонет мужчина сквозь пальцы. — Хватит этой пустой болтовни. Выкладывай уже, что на самом деле хочешь сказать. Цзин Юань ждёт, но Жэнь больше ничего не говорит. Он не обещает, что отреагирует на услышанное нормально. Не обещает, что не уйдёт. Генерал считывает эти невысказанные варианты. Цзин Юань обнимает Жэня, но оба знают, что именно он делает, когда обхватывает запястья мужчины. — Он больше не отзывается на имя «Дань Фэн», — тихо шепчет Цзин Юань ему на ухо, — даже чтобы позабавить меня. Жэнь молчит. И совершенно не двигается. А затем, холодный и спокойный, рокочет: — Именно об этом я постоянно говорил, и всё же каждый считает меня безумцем, который повсюду его преследует и требует ответить за грехи Дань Фэна. Я поражён Марой, а не безумием. — Мм, — мягко соглашается Цзин Юань, ведь спорить с безумцем о подборе терминов, определяющих его же сумасшествие, грубо. Он не думает, что Жэнь удостоит его каким-то ответом вслух, и потому сосредотачивается на их общей трагедии: — Я и не осознавал, как же от этого больно, пока он не сказал всё вслух. Жэнь молчит. Так, в напряжении, одно за другим проходят мгновения. Цзин Юань фокусируется на неровном дыхании Жэня и судорогах в его мышцах. Генералу не хочется вот так вот умирать, но, если уж случится худшее, он это заслужил, перенаправив ярость Жэня на себя. Ему кажется, лучше уж он, чем Дань Хэн. Но злость Жэня рассеивается. Он обмякает в объятиях Цзин Юаня, ведь на одном лишь отчаянии человеку долго не продержаться, и генералу об этом известно. Жэнь такой тяжёлый. Тяжёлый и печальный. Итак, в конце концов Цзин Юань сказал правильную вещь, и Жэнь весьма раздосадованно отвечает: — Это… бесполезно. Цзин Юань с облегчением выдыхает. Он целует Жэня в неприкрытую волосами шею и признаётся: — Мне с самого начала стоило об этом знать, когда я впервые дал ему уйти. Он принял изгнание слишком охотно. Я просто не хотел верить… — Заткнись, Цзин Юань, — бормочет Жэнь низким усталым голосом. — Ты был рядом, когда он вылупился? Странный вопрос. Мужчина не ждёт ответа. Он отстраняется от Цзин Юаня и, развернувшись, смотрит на него. Жэнь невероятен: чистые чёрные волосы блестят, глаза стали ещё темнее от изнурения. Цзин Юаню — инстинктивно — хочется о нём позаботиться, но тот избегает его рук и подбирается к центру ванны. «Все всегда уходят», — думает Цзин Юань, после чего подавляет эту мысль. Всё равно ничем не поможет. Как и сказал Жэнь, бесполезно. Он отпускает её. — Иди сюда, — шепчет Жэнь и с призраком улыбки на губах скрывается под водой. Растерянный, Цзин Юань подчиняется, чувствуя, как в сердце нарастает тревога. Глядя вниз на Жэня, отделённого от него поверхностью тёплой воды, он вспоминает все те разы, когда вглядывался в яйцо Дань Фэна. День за днём, годами, пока, наконец, не вылупился Дань Хэн. Жэнь избавляет его от этих воспоминаний, беря за руки и поднося к собственной груди. Всё проясняется, и Цзин Юань понимает. Ему не нравится, к чему это ведёт, но он понимает. Цзин Юань крепко удерживает Жэня под водой и делает вдох. Только он. Вместе они топят Жэня. И на несколько минут Цзин Юань остаётся один. Он думает о том, как это грустно, что Жэнь совершенно не дёргается, когда его лёгкие заполняет вода. Никакой невольной борьбы. Его тело не отвергает смерть; оно просто принимает и преодолевает её. Каким-то неподдающимся логике образом этот факт очень сильно печалит Цзин Юаня. Бессмыслица какая-то, но так оно и есть. Глухо болит где-то меж рёбрами. И тянет от тоски. Эта грусть всегда выливается в тоску и томление. Цзин Юань смаргивает слёзы, пусть даже рядом нет никого, кто мог бы их увидеть. Он успокаивается. Жэнь скоро вернётся. Открыв глаза, он хлопает Цзин Юаня по ладони, и тот его отпускает. Жэнь кашляет, кашляет и кашляет, сплёвывая воду, пока, наконец, дыхание не нормализуется, и упирается лбом генералу в плечо, утомившись от жизни. Цзин Юань дрожит в тёплой воде. — Зачем? — спрашивает он. Жэню хватает дыхания на усмешку. — Пронзить его Осколочным мечом, как оказалось, недостаточно, — разбито говорит он непонятным голосом. — Я думал, что если не в смерти, так в перерождении смогу найти… Цзин Юань ждёт. Конечно же, это не спасение. Если бы летальное крещение избавляло от Мары, Альянс Сяньчжоу не путешествовал бы сейчас через всю Вселенную, чтобы убить Эона. Цзин Юаню приходит в голову нечто другое: — Конец? Жэнь рвано и неопределённо хмыкает. Снова кашляет, и Цзин Юань запоздало осознаёт, что это был смешок. — Мы слишком стары для того, чтобы что-то закончить, Цзин Юань, — бормочет он. — Нет никакого конца. Я могу выбрать только то, как всё начну. — Понимаю. Как романтично с твоей стороны выбрать меня в этой жизни, — тоскливо произносит генерал с ноткой сарказма. Оба знают, что в первой жизни Жэнь отверг всех. В конце концов Жэнь поднимает голову, чтобы взглянуть на Цзин Юаня. На какое-то мгновение тот тщетно надеется, что его, возможно, сейчас поцелуют, но мужчина просто смотрит на него с осознанием и признанием. — Цзин Юань, — говорит Жэнь, — ты — единственный, кто ждал. Что-то ужасно ноет у генерала в груди, и копьё Дань Хэна тут ни при чём. С годами это нечто растёт и сокращается, и прямо сейчас Цзин Юань надёжно держит его у сердца. Проглатывает все слова, что грозят сорваться с его губ, вызванные этим чувством. Ему нельзя отвечать. Что бы он ни сказал, любая фраза или слово обесценит этот редкий момент, когда Жэнь позволяет ему увидеть себя уязвимым. Это миг связи и поддержки. Мира. Благодарности. Наконец Цзин Юань получил то, что так долго искал. Абсолютный минимум. Крохи победы. Этого уже достаточно, это чудо. О большем он не станет просить. Он сглатывает подступающий к горлу ком и растягивает губы в заранее заготовленной на этот случай улыбке. И кивает. Просто кивает. - Жэнь трахает его медленно. Не дразнит Цзин Юаня, как тот обычно поступает с ним. Когда Жэнь хочет продлить процесс, он растягивает его, словно отмеряет удовольствие и распределяет по минутам и секундам, и неважно, как долго будет идти к собственному оргазму. Однако он не тиран. Цзин Юаню дозволено кончить, когда тот сам пожелает, и он кончает, но от этого ничего не меняется. Жэнь едва ли замечает, ведь следует собственному темпу, и это нормально. Цзин Юань не возражает против такого проявления эгоизма. Цзин Юань лишь хочет, чтобы Жэнь остался, а потому и сам жаждет всё продлить. Пусть их соитие длится столько, сколько угодно Жэню — ведь Цзин Юань всё равно хочет ещё дольше. Однако неспешность Жэня почти невыносима, ведь он безжалостен в своей нежности. Мужчина игнорирует прерывистые послеоргазменные всхлипы Цзин Юаня. Он доводит его до сенсорной перегрузки, от которой у Цзин Юаня уже кровь стучит в висках, но Жэнь неумолимо продолжает двигаться внутри него, так до невозможности прекрасно. Есть что-то в том, как Жэнь прижимает Цзин Юаня к кровати своим телом. И том, как он способен вырвать из рук генерала Лофу привычный контроль. Когда Жэнь медленно и умышленно проезжается членом по простате Цзин Юаня, тот может лишь судорожно дёргаться и пинаться от каждого приступа удовольствия, прошивающего тело насквозь. И нет никакого способа заставить Жэня двигаться быстрее. Цзин Юань буквально дрожит от тяжести Жэня и силы его рук. Их тела трутся друг о друга столь восхитительно, и мужчина прижимается к Жэню, сжимая кулаки до побелевших костяшек от силы захлёстывающих его ощущений до тех пор, пока не сможет достичь удовольствия снова. Такими темпами он вполне может кончить ещё раз, и он радостно ухватится за эту возможность, если таковая представится. Цзин Юаню тоже позволено вести себя эгоистично, ведь Жэню абсолютно плевать. Сейчас он зашёл уже слишком далеко. Оба ошеломлены и затраханы. И как же это хорошо. Жэнь жёстко набрасывается на Цзин Юаня, прижимая лицом к подушке. Иначе — он знает — генерал попытается его поцеловать, чего Жэнь не любит. Ему хочется одних лишь ощущений, хочется забыть о том, что он человек. Хватка Жэня не идеальна, но Цзин Юань и не пытается из неё вырваться, настолько он сейчас не в состоянии о чём-либо думать. Он даёт Жэню разорвать себя на куски, не проронив ни слова, а Жэнь внимательно следит за тем, чтобы не задеть синяк у него на спине. Какие они оба тактичные этой ночью. Позже, когда оба пытаются отдышаться лёжа в кровати, Цзин Юань наконец заговаривает. Он полузадушенно шутит о том, чтобы ещё раз принять ванну, а Жэнь отлепляет чёрные волосы от потных тел и задумчиво замирает. Цзин Юань больше ничего не помнит до того момента, как сонливость накрывает его подобно мягчайшему одеялу во вселенной. Жэнь, должно быть, согласился, а может, усмехнулся, но что он точно сделал, так это пробежался пальцами по серебристым волосам. Цзин Юань помнит то чувство счастья. Приятное покалывание кожи головы. Третье и последнее, что запоминает Цзин Юань, это собственные мысли о том, как всё в итоге повторяется. Несмотря ни на что, засыпая, он благодарен за это. - Когда Цзин Юань просыпается, постель рядом с ним холодная. Такого уже давно не случалось: рядом всегда был если не Жэнь, то кто-то другой, кто заботится о мужчине и приглядывает за ним во время лечения. И, конечно же, Мими. Цзин Юань расстроенно закрывает глаза и сонно распластывается по кровати. — Я сам выбрал смерть. Цзин Юань вновь открывает глаза. Он прислушивается. — Вышло неплохо. Так это не сон. Жэнь и впрямь сидит в гардеробной, разговаривая с кем-то по телефону. — Я знаю. Неважно, что по телефону сработает не так хорошо. Мне просто нужно, чтобы что-то удерживало меня на краю ещё несколько часов. — Цзин Юань никогда не слышал, чтобы Жэнь разговаривал таким голосом. По крайней мере, не в этом столетии. Жэнь буквально умоляет: — Мне просто… мне нужно услышать твой голос, Кафка. Цзин Юань прикрывает глаза рукой, скрываясь от бесконечной драмы под названием жизнь Жэня. Мужчине не обязательно участвовать в этом. Он мог бы просто заняться собственными делами, касающимися Лофу. У Дань Хэна есть Звёздный экспресс. У Жэня — Охотники за Стелларонами. Новые красные нити соединяют всех и вся, и Цзин Юаня в том числе. И всё же. Мужчина берёт телефон и начинает набирать сообщение Яньцину, пусть даже будильник, оповещающий о скором приходе мальчика, ещё не звенел. — Ладно, — в конце концов говорит Жэнь. — В этот раз можешь стереть из моей памяти и Цзин Юаня тоже. О, Жэнь. Цзин Юань смотрит на свою ладонь. Мысленным взором он видит ярко-красные нити, обвязанные вокруг пальцев, что соединяют его с разными людьми на Лофу, но три из них истёрлись. Стоит потянуть за них чуть сильнее, как они тут же порвутся. Не следовало ему так сильно давить на Жэня прошлой ночью. — Да уже в любое время, — слышится его голос, снова говорящий в трубку, — ладно. Жэнь, полностью одетый, выходит из дыры, проделанной им же в двери гардеробной, и идёт к уже привычному столику. Он запинается и на секунду хватается за край, пошатываясь и прижимая другую руку, сжатую в кулак, ко лбу. Всё буквально кричит о том, что Мара вот-вот вырвется у него из-под контроля. Сейчас он опасен. — Ты собираешься забыть обо мне, — всё равно обвиняет его Цзин Юань. — Не подслушивай, — бросает Жэнь в ответ, стоя у столика. Он хватает голубой свиток — договор Цзин Юаня с Повелителем Молний — и кидает в сторону кровати. Цзин Юань даже не в состоянии удивиться, ведь именно такого поведения от Жэня он и ожидал — ещё до того, как тот вернулся и буквально вытрахал из него все мозги. Достаточно сказать лишь, что к такому Цзин Юань был готов. Он ловит свиток и аккуратно кладёт рядом. А затем оборачивается к оскалившему зубы Жэню. Растягивает губы в улыбке. Заставляет себя проговорить лёгким тоном: — Что же, полагаю, трёх ночей хватило, чтобы понять, что, в конце концов, я недостаточно хорош для тебя. Так тому и быть… — Ты хорош для меня, Цзин Юань, — спорит с ним Жэнь, натягивая перчатку. Не видя ничего, кроме спины, можно определить лишь то, что он на взводе. — Но ты весьма плох для меня, когда открываешь рот. Цзин Юань думает обо всех злополучных разговорах и болезненных воспоминаниях, через которые заставил пройти Жэня, и вздыхает. — Я мог бы болтать поменьше, — уступает он, хотя оба знают, что это ложь. Последняя попытка заключить мир. Ум Цзин Юаня — его лучшая черта; некоторые счастливые моменты из прошлого — наиболее успокаивающая вещь, связывающая их вместе. Мара, напротив, не согласилась бы с этим утверждением. Опасно жонглировать тремя обоюдоострыми мечами. Это несправедливо по отношению к Жэню. Мужчина едва может сдержаться, будучи на Сяньчжоу. Все воспоминания, всплывающие при виде этих мест, их несчастное прошлое и даже родной язык — всё это пробуждает дремлющую в нём Мару. Здесь, на Лофу, его здравомыслие висит на волоске. Нечестно было бы топить его снова и снова, даже если он и способен такое выдержать. Он уже достаточно натерпелся. Их окутывает тишина, которую, что удивительно, первым нарушает Жэнь. Он дышит тяжело, явно пересиливая себя. Словно под бременем обязательств. Цзин Юань знает это, ведь он и сам вздыхал подобным образом раньше и вздохнёт ещё не раз. Генерал умеет определить нежеланные обязательства на слух. — Цзин Юань. Ты один остался, чтобы разобрать весь тот устроенный нами беспорядок, — говорит Жэнь. Его голос звучит хрипло и возмущённо. В нём слышится боль; возможно, это вина — если Жэнь ещё способен испытывать это чувство. Цзин Юань склонен верить в это, ведь в глубине души он оптимист, особенно в тот момент, когда Жэнь говорит: — Ты всё ещё защищаешь стремление Инсина уничтожить Изобилие… с тем оружием, что он создал для тебя… после всех этих лет. Цзин Юань смотрит на Грёзу о Звездопаде, прислонённую к стене. Она служила ему верой и правдой большую часть жизни. И она будет с ним до конца. — Это мой долг, — мягко говорит он и слышит, как Жэнь вновь делает вдох. — И ты до сих пор не использовал оружие Инсина против меня. «В отличие от остальных», — не договаривает он. — Не заставляй меня, — это всё, что отвечает Цзин Юань. — Из пяти трое в долгу перед тобой, — просто заявляет Жэнь. — Я буду тем, кто выплатит его. Цзин Юань выслушивает мужчину с тихой настороженностью. Он воспринимает его слова с должным уважением и заботой, ведь Жэнь предлагает ему перемирие, за которое ему самому придётся чем-то заплатить. Цзин Юань не осмеливается понадеяться и, в любом случае, не может дать согласие на нечто столь неопределённое; ведь Мара Жэня никуда не делась. Это было бы нечестно по отношению к ним обоим. И потому, осторожно, но испытывая жажду понять, Цзин Юань говорит: — Я не понимаю. — Секс, Цзин Юань. С помощью секса, — бормочет Жэнь, поднимая и убирая в карман какую-то вещицу; оказывается, это фигурка из детского обеда из МакГеншинс. Цзин Юань видит её уже второй раз. По какой-то непонятной причине Жэнь таскает с собой эту игрушку вот уже неделю как минимум. Генерал откладывает очевидный вопрос на потом. Сейчас Жэню срочно необходимо объяснить кое-что другое. Например, свой ответ на вопрос. О чём вообще говорит этот безумец? — Что ж, тогда, — начинает Цзин Юань своим самым нейтральным тоном, — если ты не возражаешь пояснить, что имеешь в виду, говоря о сексе, я был бы весьма благодарен. — Заткнись, Цзин Юань. — Жэнь возится с серьгами. И всё ещё не смотрит на генерала. — Мы оба знаем, что мне нечего тебе предложить, кроме своего тела и времени. Осознание внезапно обрушивается на Цзин Юаня, как холодный душ. Рассуждения Жэня, как всегда, абсолютно расходятся с логикой любого человека со здоровой психикой, но даже он не может винить Мару в этом. Он притворяется, что это гордость, а не проблемы с самооценкой. Цзин Юань глухо падает на спину и переворачивается, чтобы хмуро уставиться на Жэня. Эту роль мученика могут играть двое. — Я не могу, будучи в здравом уме, принять твоё предложение, когда ты всё подаёшь вот так. — Цзин Юань избавит Жэня от этого тяжкого груза. Генерал хочет этого мужчину, тянется к нему всем своим существом, но зачем ему всё это, если на самом деле Жэнь не испытывает того же. — Я никогда не желал становиться обузой. — То, чего хочешь ты, значения не имеет, — огрызается Жэнь, выискивая заколку для волос. Он и впрямь проделывает весь свой привычный утренний ритуал, пока сходит с ума. Что за нелепость. — Тебе следует просто принять всё, что тебе задолжали, и этот долг выплачивать буду я. Нелепый человек, да ещё и упрямый как осёл. Цзин Юань любит его. Воистину, это всё одна огромная комедия, и мужчина горько смеётся. — И ты считаешь, что вот этого я от тебя хочу? Секса? — Ты… — Жэнь кажется сбитым с толку. — Ты и этого не хочешь? Цзин Юань никогда не думал о себе как о человеке, склонном предаваться самовосхвалению, но сейчас он благодарен за то, что и впрямь соответствует своему статусу Мудрого и Храброго. Одним словом, ему достаёт как мудрости прочитать то, что скрыто между строк, так и храбрости на то, чтобы это озвучить. — Я хочу, чтобы ты жил ради меня, как делал всё это время ради мести Дань Фэну, — говорит он, хоть и знает, что его требование неразумно. И даже жестоко. А ещё он немного капризничает: — Но тебе нет нужды прорываться через корабль КММ, чтобы добраться до меня. Плечи Жэня немного расслабляются, когда тот слышит выдвинутые генералом требования; кажется, каким-то образом его успокаивает будущее, в котором он вернётся на столь привычную стезю одержимости и разрушения. Жэнь разворачивается, чтобы напоследок взглянуть Цзин Юаню в лицо: — Если того потребует сценарий Элио, так я и поступлю. Жэнь глаз с него не сводит. Он всё пялится и пялится на мужчину перед собой, а затем издаёт странный звук, словно ему, безумно оголодавшему, впервые за долгое время дали еды. — Блядь, — говорит он и устремляется к кровати. Цзин Юань с тревогой садится. За всеми этими напряжёнными переговорами как-то совершенно забылось то, что он сейчас полностью обнажён и, судя по всему, выглядит достаточно аппетитно, чтобы его захотели съесть. Мужчина хватается за одеяло в попытке прикрыться, но затем передумывает. Это решение приходит к нему мгновенно. Он поднимает руку и говорит: — Стоп. И Жэнь останавливается, не сводя с него взгляда голодного пса. Впечатляюще. Эта самая Кафка как следует выдрессировала его. Цзин Юань протягивает к нему руку ладонью вверх: — Дай мне свой телефон. — Когда Жэнь мешкает и с подозрением отстраняется, Цзин Юань пожимает плечами и вольготно разваливается на кровати. — Всего лишь предлагаю тебе фото, чтобы можно было меня вспомнить, если ты когда-нибудь вообще того пожелаешь. Жэнь слышит это. Обдумывает. А затем медленно достаёт телефон, по-прежнему не доверяя, но всё равно поддаваясь на предложение Цзин Юаня. — Я сам сделаю фото. — Убедись, что я хорошо получился. Цзин Юань рукой прикрывает глаза, хотя на деле ему нужно лишь спрятать всем известную родинку. Едва ли хоть одна живая душа моложе семи сотен лет способна опознать его, увидев лишь тело, так что мужчину не слишком волнует, кто ещё может увидеть это фото. Над позой он тоже особо не задумывается и просто томно расслабляется. Не имеет значения, насколько хорош или плох фотограф, ведь Цзин Юань никогда не выходил плохо на снимках. Для них обоих будет лучше, если Жэнь обо всём забудет. Они бы и впрямь могли стать незнакомцами, чьи тела дополняют друг друга. Если воспоминания Жэня вернутся, это отбросит их назад к нынешнему конфликту. Вот два наиболее вероятных варианта развития событий, хотя по прошествии долгого времени они окажутся одинаковыми. Цзин Юань предполагает, что всё станет ясно, когда Кафка сотрёт воспоминания мужчины. Жэнь делает лишь одно фото, но оно, кажется, полностью его удовлетворяет. Цзин Юань с любопытством смотрит на телефон Жэня, но до того, как он успевает сказать хоть слово, с противоположной стороны кровати раздаётся пип-пип. Яньцин ответил. Перевернувшись на живот, чтобы дотянуться до телефона, он слышит ещё один щелчок камеры. Усмехнувшись, Цзин Юань копирует отправленные Яньцинем координаты и пересылает Жэню. Мужчина удивляется, хотя сейчас уже не следовало бы. У него нет ни единой причины думать, что после трёх ночей, проведённых с Цзин Юанем, тот не занёс бы их номера друг другу в контакты. Нет, Жэнь сможет найти номер генерала, сохранённый под эмодзи со львом, в своём телефоне. — Местоположение твоей коллеги, — поясняет Цзин Юань, отчего подозрительность Жэня лишь возрастает. Такими темпами генерал нанесёт ему достаточно психологического урона, чтобы навредить себе же, так что он указывает Жэню на выход. — Маршрут стражников поменяется к концу этого часа, так что времени на то, чтобы до неё добраться, у тебя немного. Жэнь смотрит на дверь и снова на Цзин Юаня, словно не знает, что делать теперь, когда его гонят прочь. А затем он, кажется, вспоминает о чём-то — и это фрагмент его сценария. — Моя… задача выполнена. — Мм, это так, — Цзин Юань улыбается и кивает на ту сторону кровати, где спал Жэнь. — Не забудь свой меч. Цзин Юань практически видит, как скованные Марой шестерёнки в мозгу Жэня перегреваются. Мужчина щёлкает языком и спешит за Осколочным мечом. Он останавливается и нависает над Цзин Юанем, который продолжает улыбаться заготовленной только для него улыбкой. Жэнь не целует его. Жэнь говорит — с чувством: — Ты красиво состарился. Не упусти это. А затем уходит. Через дверь. Уму непостижимо. Цзин Юань вздыхает и готовится к новому дню. -- Несколько недель спустя… -- Цзин Юань в изумлении не сводит глаз с телефона. Ему только что пришло непонятное сообщение от Жэня, номер которого он сохранил, использовав эмодзи с ножом вместо имени контакта: [: Нож:]: Это ты. Цзин Юань пролистывает до начала диалога, который он сам начал несколько дней назад. Он отправил Жэню фото ушей Мими, потому что они выглядели особенно мягкими после груминга. Цзин Юань использовал снимок, чтобы растопить лёд, в надежде спланировать их следующую встречу, но сообщение было просто «Прочитано». До сегодняшнего дня. Мозг Цзин Юаня активируется: Жэнь реагирует на фото, Жэнь шутит, Жэнь сравнивает восхитительные ушки Мими с Цзин Юанем, Жэнь пытается вести себя дружелюбно?.. [:Нож: отправил фото.] Цзин Юань в полнейшем изумлении смотрит на, вероятно, самое потрясающее фото мороженого, которое когда-либо видел. Кадр выстроен феноменально. Его сделали в одном из мелких кафе в Возвышающем святилище, которые специализируются на конкретных фандомах. Цзин Юань смотрит на лучшее фото мороженого, которое выглядит как он сам: белое и пышное, под глазом из печенья красуется шоколадная родинка, а сверху — красная леденцовая ленточка. «Это ты», — написал Жэнь. Две женщины сидят за столиком с ложками наготове — явно вот-вот уничтожат генерала из мороженого. Их лица обрезаны, но, взглянув на пурпурный и фиолетово-голубой рукава, Цзин Юань понимает, что они модницы. Кроме того, генерал замечает рукоять Осколочного меча, прислонённого к столику со стороны фотографа. Жэнь сделал этот снимок. Жэнь сделал этот снимок и отправил Цзин Юаню… из Возвышающего святилища. В голове у Цзин Юаня пустеет. Он словно во сне. Мужчина кладёт телефон на край стола и откидывается на спинку кресла, скрестив руки на груди. Он не сводит глаз с телефона, даже когда экран гаснет. Когда он загорается вновь из-за пришедшего сообщения, Цзин Юань в изумлении подаётся вперёд. [: Нож:]: Увидимся сегодня вечером.