Задание со звёздочкой

Юнги было страшно! Он понятия не имел, что с ним происходит, но это пугало его до чертиков! Разговоры с Чимином уже не помогали, наоборот, бесили еще больше. Особенно с того дня, как две недели назад Пак посмел предположить совершенно абсурдную вещь. — Ты просто влюбился, — пожал плечами Чимин, когда очередная истерика Мина сошла на нет. — Вот и бесишься. Боишься вылететь из этого дома, если вдруг родится альфа. Действие договора закончится и… — Не неси чушь! — пискнул Юнги и захомячил большой кусок мяса, агрессивно заработав челюстями. — Нифево я не флюбифся! — с набитым ртом пробормотал он. — Ну конечно, — кивнул Пак. — И именно поэтому ты мне уже два часа мозг выносишь по поводу того, что сегодня Чонгук не поцеловал твой животик, перед тем как ускакать на работу. — Просто он всегда так делает! — выпалил Мин, прежде чем затолкать в рот лист салата с завернутым в него большим куском зажаренного брюшка. — Вот я и говорю — влюбился! — констатировал Чимин, удивляясь, куда в его тощего некогда друга влезает столько еды. Ни одного дня не проходило без мыслей о том, что, возможно, Пак был прав. Влюбился ли Юнги? Ну конечно же нет! Что за ерунда? Не мог он влюбиться! Тем более в Чонгука. Ведь не мог? Мин замер, на автомате поглаживая живот. Малыш сегодня утром был как никогда активным: все время крутился, буцая своими крохотными пяточками несчастные внутренности Юнги. А тому хотелось всего и сразу: сожрать целого кабана, запить все это литром бананового молока, закусить килограммом мандаринов. И желательно хотя бы час после этого не ходить в туалет. Его бедный мочевой пузырь просто не выдержит подобной нагрузки! А еще было безумно жарко! Мин заворочался, раздраженно скидывая с себя одеяло и укладываясь звездочкой, и беззастенчиво забросил руку на сопящего рядом Чона. За окном едва занимался рассвет. Сна ни в одном глазу. Дурацкие мысли лезли в голову, не давая покоя. А альфа бессовестным образом спит! — Чонгук! — рыкнул Юнги, пихая Гука ногой. — Ммм? — вопросительное мычание в ответ. — Мне жарко! Открой окно! — Малыш, на дворе минус десять, — сонно пробурчал альфа, переворачиваясь на бок и обнимая омегу. — Но мне жарко! Я уже весь мокрый! — Потерпи, — все такое же невнятное бормотание. — Минут через пять начнешь ныть, что тебе холодно. — Я не ною! — довольно ощутимый тычок локтем в грудь заставил Гука сгрести Юнги в охапку, обездвиживая. — Пусти! Я и так уже плавлюсь от жары! — Малыш, в комнате едва градусов двадцать. Спи. — Чонгук уже даже глаз не открывал. Подобное представление разыгрывалось в их спальне каждую ночь. «Чонгук, мне жарко». «Чонгук, мне холодно!» «Чонгук, я хочу кушать». «Чонгук, принеси мандаринку». «Чонгук, мне надо в туалет, а тапочки остались с другой стороны кровати». «Чонгук, укрой меня моим любимым пушистым пледом». «Чонгук! Мне не спится! Поговори со мной!» «Чонгук…» «Чонгук…» «Чонгук…» И альфа послушно поднимался, на автомате делал то, о чем просил Юнги, после чего снова укладывался рядышком и прижимал любимого омегу к себе. Но сегодня у него просто не было сил. Последние три дня подготовка к сдаче объекта шла полным ходом. Он убегал из дома рано утром, возвращался поздно вечером, а в течение дня ему едва удавалось урвать минут пятнадцать на перекус. Завтра подписание протокола. Мало того, что придется обойти сотню помещений, показывая заказчику окончательный вариант, еще и нервное напряжение зашкаливало. Омега под боком еще немного поворочался, побурчал и затих, пригревшись в сильных руках. Как Чон и предполагал, ему перестало быть жарко и стало холодно. Как обычно. Гук уткнулся носом в блондинистый затылок и, вздохнув, провалился в сон.

***

— Да где же она?! — рыкнул уже в который раз Чонгук, перерывая все на своем столе. — Юнги, ты точно не находил папку? Синяя такая! — Неа, — покачал головой омега, очищая от кожуры очередную мандаринку и засовывая в рот сразу несколько долек. — Черт! Мне конец! Бедный альфа вцепился пальцами в волосы, остановившись посреди комнаты и оглядываясь. Портфель тут, смета тоже, не хватает только папки с заготовленными с вечера протоколами, которые ему кровь из носу необходимы прямо сейчас. Он просто физически не успеет съездить в офис и забрать распечатки новых. Дома принтер, как назло, приказал долго жить. Все наперекосяк! — Точно не находил? — с выражением вселенской грусти в глазах спросил Чонгук, а когда Мин, агрессивно дожевывая уже третью мандаринку, покачал головой, доведенный до ручки принялся перерывать все в шкафу, заглядывать под кровать и под прочую мебель. Хотя как могла папка, которая еще вчера вечером лежала в его портфеле, оказаться под шкафом, например, понятия не имел. Но куда-то же она запропастилась?! — Ладно, по дороге найду, где распечатать, — обреченно выдохнул Чон и уже собрался выйти из комнаты, насквозь пропахшей цитрусовыми, когда со стороны кровати раздался невнятный вопрос: — Ты ничего не забыл? — Ах да, прости, — опомнился Гук и метнулся обратно к супружескому ложу, на котором восседал довольный жизнью омега. — У тебя попа не будет шершавая от такого количества мандаринов? — усмехнулся альфа, обведя взглядом раскиданные по постели ярко-оранжевые шкурки. — Я что, виноват, если мне хочется? — нахмурив бровки, пробурчал Юнги, тут же сложил губки трубочкой и зажмурился в ожидании поцелуя. — Не скучай, — шепнул Чон, чмокнув любимого. — Обещаю, что с завтрашнего дня возьму отпуск. — Опять на три дня? — нахмурился омега. — На этот раз нет, — покачал головой Чонгук и, бесцеремонно задрав пижамную рубашку, поцеловал уже большой животик. — Будь умничкой, малыш, не обижай папочку. — И снова посмотрел в подозрительно прищуренные глаза Мина. — Обещаю, что не выйду на работу, пока этот сорванец не увидит мир. Во взгляде омеги засверкали звезды, и Гук едва не расплылся растаявшим мороженым по кровати. Такие моменты он любил больше всего — его омега буквально светился от счастья. — Ладно, поверю, — вздохнул Юнги и нехотя вытащил из-под попы злосчастную папку. Ту, ради которой Чонгук перерыл всю квартиру. — Ах ты мелкий шкодник! — воскликнул Чон, заваливая омегу на спину и нависая сверху, впиваясь в ребра пальцами. Мин заливисто захохотал, извиваясь от щекотки. — Перестань, Гук-и! — пропищал он. — Пожалуйста! А уже в следующее мгновение задохнулся, когда губы альфы накрыли его собственные. Чонгук целовал жадно, мокро, а омега тихонько поскуливал от удовольствия, пока ладонь мужа, пробравшись под пижамные штаны, ласкала вмиг вставший член. Возбуждение прокатывалось по всему телу горячими волнами, заставляя пальцы на ногах подгибаться. Юнги запрокинул голову, подставляя шею жарким поцелуям, и Чон дарил их, подводя омегу к черте наслаждения. — Чонгук, — хрипло выдох пробился сквозь пелену до сознания альфы. — Я хочу тебя. В себе. Пожалуйста! — Нельзя, малыш, — с сожалением ответил Гук, ускоряя движения руки, но Мин вцепился в его предплечье, заставляя остановиться. — Пожалуйста, — взмолился он. — Доктор Ким разрешил. — Но это может навредить ребенку. — Не может! — проскулил омега. — Просто не спеши. Чонгук плотно зажмурился. Он уже два месяца держался подальше от Юнги, боясь навредить малышу. Копившееся в теле возбуждение било по нервам, раздражало. Но альфа стойко сносил это испытание, наслаждаясь малым — возможностью быть рядом с любимым, обнимать его, дышать с ним одним воздухом. Но сейчас, когда омега бился под ним в неудовлетворенном желании и умолял о большем, внутренний зверь взбунтовал, потребовав то, что принадлежало ему по праву. — Сейчас, родной, — судорожно избавляя Мина от одежды, прерывисто шептал он. — Потерпи совсем немножко. Юнги, жмурясь, метался по постели в агонии. Скулил, царапался, вгрызался в предплечья альфы, пока тот размеренными толчками входил в изнывающее от жажды, изголодавшееся тело. Гук не останавливал его на этот раз, позволяя все — прокусывать кожу до крови, оставлять на собственной спине алые борозды. Лишь стискивал зубы, сдерживая отчаянное желание сорваться с тормозов. А когда все закончилось, перекатился на бок, утягивая за собой разомлевшего омегу и прижимая его к своей груди. — Ты, кажется, опоздал на свою важную встречу, — проворчал Мин, придя в себя. — Ничего страшного, подождут, — усмехнулся Чонгук, целуя белобрысую макушку. — Для меня нет ничего важнее тебя. От этих слов Юнги расплылся в улыбке и едва не поддался порыву, но вовремя прикусил язык, так и не поведав мужу о том, что на самом деле испытывал к нему. А в голове пролетела мысль: «Пусть это будет омега!»