Геркулес и Трагическая помолвка

Вот уже который день на Олимпе не прекращались празднования в честь рождения сына Великого Зевса и Несравненной Геры. Каждый считал своим долгом нанести визит Царю богов, чтобы пожелать ребёнку всех благ в этой жизни и забросать родителей изысканными подарками. Никогда ещё в обители богов не было столько счастья и любви со времён, как закончились темные времена Титаномахии. Даже солнце, казалось, светило во много раз ярче. Веселье и пир горой — такими словами можно было описать последнюю неделю, начиная со дня рождения долгожданного наследника. Но сейчас счастливые отец и мать в блаженной тишине укладывали спать свою родную кровинку. Зевс с огромной любовью смотрел на самую прекрасную и величественную из всех когда-либо существовавших богинь, трепетно прижимающую к своей груди их главное сокровище в мире. В любящих руках с тихим умилительным лепетанием улыбалось маленькое солнце, ради которого можно было смело лишиться всего, даже бессмертия. Эти большие пронзительно голубые глаза были полны интереса ко всему, на что они могли наткнуться. Этот комочек счастья привнёс в мир новые краски и смысл жизни для своих родителей, которые не могли всё никак насладиться самым прелестным ребёнком на свете. — Правда, он настоящее чудо? — Гера ласково поправила на малыше одеяло. — Так оно и есть, дорогая, — Зевс в очередной раз прошёлся большим пальцам по шелковистым волосикам сыночка, глядя на его личико с тёплой широкой улыбкой. — Нет ничего прекраснее, чем иметь такого великолепного сына. Не перестаю благодарить тебя за эту драгоценность, милая. Гера бросила на последок заботливый взгляд на сонного и уставшего за день Геркулеса, послала воздушный поцелуй и вышла вместе с любимым супругом из детской, направившись с ним в самую отдалённую часть Олимпа, где цвёл и благоухал красивейший из существующих сад. Палитра различных цветов радовала глаз и душу, а невероятные ароматы будоражили сознание. Подарок Деметры на свадьбу величественной пары не переставал быть роскошным ни на миг, продолжая быть местом полного умиротворения. Каждый листочек, травинка, незначительная пылинка услаждала взор, дарило ощущение, подобно материнской ласки и заботы. Вот за одним из детищ богини плодородия Зевс и попытался спрятать свою несчастную тушку от очень недоброго взгляда достопочтимой супружницы. — Объясни тогда, почему ты «эту драгоценность» решил обречь на что-то подобное?! — Гера метала гром и молнии. Причём последний предмет в буквальном смысле искрился в её руке, грозясь поразить кое-чей божественный зад. — М-Милая… — Ты… ты… ты не представляешь, чего мне стоило не вцепиться тебе в горло на глазах у всех, когда ты озвучил эту бредовую идею! — Д-Дорогая, позволь мне… — А какая речь была! Аж плакать хотелось от этой трогательной картины твоей глубочайшей признательности! — Гера, я принял это решение после тщательного обдумывания… — Да что ты говоришь?! Правда?! Ну тогда всё в порядке, теперь я вижу, как ты мудр и щедр. — Да? — Зевс было обрадовался, но за глупейший вопрос заработал молнию, чудом пролетевшую мимо, ровно в миллиметре от виска. Не зря его величественная жена в своё время тренировалась в меткости на Тифоне. Гера была похожа на впавшую в ярость Ехидну, готовую расчленить голыми руками и вырвать с особой жестокостью внутренние органы. Если бы Зевс был смертным, то уже бы упал на колени в благоговейном страхе перед разгневанной богиней домашнего очага. Хотелось превратиться в мошку и скрыться в неизвестности, но Громовержец знал, что супруга найдёт его где угодно, даже если он схоронится на дне реки Стикс. В таком случае пощады ждать не придётся. Он и сейчас находился в самой ужасной ситуации, на помощь кого-нибудь добродушного надежды не было, оставалось принять реальность во всей её мрачной неутешительной красе.

***

А началось всё за несколько месяцев до рождения Геркулеса. Когда Гера, светящаяся от переполняющего её тело счастья, известила мужа о беременности, то бог не знал, куда себя деть от радости и распирающей гордости. У него будет ребёнок! Они так долго ждали этого момента. Зевс представлял своего будущего наследника и лучик света родительских очей, который будет кататься на его крепкой шее, лепетать на собственном языке, обнимать маленькими ручками. Он был полностью уверен в том, что улыбка малыша стоит дороже золота всего мира, и они с Герой обязательно станут самыми лучшими родителями! В конце концов, верховные боги Олимпа не могли не быть таковыми априори. Время шло, живот возлюбленной становился больше, как и забота от окружающих. Каждый предлагал свою помощь, совет, поддержку, однако богиня мягко отваживала преданных друзей, утверждая, что всё идет просто превосходно. Даже Зевс, казалось, сильнее волновался по поводу беременности, чем будущая мама. Гере льстило такое внимание, но порой его было чересчур. Вроде бы всё шло хорошо, но Владыка Небес внезапно начал глубоко задумываться об одной вещи, которая раньше не особо задевала. Восседая на троне или присутствуя на каком-нибудь праздновании, где все веселились и сбрасывали напряжение после неимоверно тяжёлых праведных дел, бог ловил себя на мыслях о собственных братьях. Точнее, только об одном из них — Аиде. Только сейчас, осознавая скорое прибавление в их с Герой маленькой дружной семье, Зевс наконец-то почувствовал истинную связь с родными людьми, словно обнаружился недостающий элемент пазла. Это прекрасно, когда все родственники, особенно близкие, являются единым целым, даря тепло и поддержку друг другу в любой ситуации. В горе и радости нужно быть со всей семьёй. Зевсу было даже жаль, что он с братьями не смог за всё это время стать именно таким крепким союзом. События далёкого прошлого, когда им троим пришлось дать отпор коварному жестокому отцу, нисколько не оказали влияния на их братскую связь, которая сейчас была слабоватой и почти незначительной. А если у них с Герой будет не один ребёнок? Как показать малышу правильную модель отношений в семье? Неужели из-за ошибок старших он будет обречён на одиночество? Громовержец со скорбью признавал, что допустил ошибку, несколько самоустранившись от братьев в своё время. Сначала росли по-отдельности из-за козней отца, потом война с ним же, битва с Титанами, распределение царств и обязанностей, отношения с Герой, последующая свадьба… Столько событий за несколько сотен столетий, всего не припомнишь. К моменту, когда можно было что-то исправить, отношения с младшенькими были уже никакие, разве что Посейдон был более открытым и славным малым. Повелитель Морей вообще отличался крайним добродушием. Главное, не оскорблять его прелестных созданий и не лезть куда не следует, чтобы потом не очнуться всмятку на том свете. А так По-По был отличным товарищем: не страшно брать и в поход, и на пьянку. С Аидом было сложнее. Тот явно не испытывал особой благодарности за отведённое место в Подземном Мире и, в целом, держался особняком от олимпийцев. Через какое-то время стал даже пытаться захватить трон старшего брата, что тоже не помогало в налаживании отношений. Царь Мёртвых был в обиде на верховного бога, закрываясь от него невидимой стеной отчуждённости и одиночества. Раньше Зевс не придавала этому значение и тоже немного обижался на Аида. Сейчас же он ругал себя за недальновидность, но никому не говорил об этом — репутацию Всевидящего потом не отмыть от постыдных пятен. Зевс долго размышлял на эту тему, не зная как ему теперь быть. Почему-то мысль о том, что такое положение дел является немного неправильным, напрочь засела в голове Мудрейшего. Хотелось изменить настоящее хотя бы чуть-чуть, чтобы совесть уже перестала жрать изнутри. Вот если бы Аид каким-нибудь образом смирился бы со своим титулом, а ещё лучше поблагодарил бы в глубине сердца старшего брата, то тогда бы Верховный был собой горд и доволен. Не гоже родне ссориться после пережитых трагедий в прошлом. И не почитать своего настоящего Царя, конечно же. В конце концов, Зевс на правах старшего мог потребовать такую малость, как уважение к себе? Определённо. Тут и сомневаться ни в коем случае не приходилось. Но что же всё равно делать с их неидеальными отношениями? Царь богов на какое-то время отвлёкся от тяжёлых раздумий и душевных терзаний, пока Гера не произвела на свет их драгоценного сыночка. Крик новорождённого заставил сердце отца затрепетать в груди от переполнявшего счастья. Не было ничего прекраснее этого звука, пробуждающего в бессмертном божестве невероятные ни чем не сравнимые чувства ликования, восторга и, самого чудесного, — любви. Это маленькое существо было воплощением величайшей их с Герой привязанности и обожания друг другом. Разве имел остальной мир смысл, когда на руках сладко сопел тёплый родной комочек? Зевс ощущал себя самым счастливым богом во Вселенной. Эту радость он решил разделить со всеми близкими и друзьями, созвав на пышный и торжественный пир. Олимп охватила волна невероятной эйфории. Казалось, каждая пылинка праздновала рождение Геркулеса, сына Зевса и Геры, единственного и любимого наследника. В тот день на чествование племянника пришёл и Аид. По-прежнему с явным сарказмом и скепсисом наблюдающим за столпотворением, но вполне спокойно подошедший высказать формальные поздравления брату и его супруге для приличия. Слюнявая мелочь Повелителя Смерти не интересовала совсем. Он подошёл к младенцу с не очень безопасной на вид то ли соской с шипами, то ли погремушкой, попытавшись в шутку засунуть тому в рот, за что был наказан крепкой хваткой детских пальчиков. Казалось, Геркулесу больше приглянулась дядина когтистая рука, в которую он вцепился намертво и не желал отпускать, чем всё остальное. — Есть у кого щипцы для этого клопа? — в безуспешных попытках отодрать от себя младенца, проворчал Аид. — Отвянь, гадёныш, — прошипел он уже маленькому негодяю. — С полной ответственность уверяю, что ты творение Зевса, паразит. — Эй, Аид! А из тебя неплохая нянька выйдет, — засмеялся Арес. — Смотри, как к тебе липнет, ха-ха-ха! — А из тебя груша для битья, — закатил тот глаза. — Смотри, как к твоей заднице нога Афины охотно тянется. — Ха, ха и ещё раз, ха, — надулся бог войны под насмешливым взглядом противной сестрицы. — Аид, ну чего ты пытаешься отряхнуться от Геркулеса? — Гера с не менее издевательским тоном в голосе усмехалась в адрес брата мужа. — Покачай племянника хоть раз. Родня, как никак. — К сожалению, да, — сквозь зубы возмутился бог, но с огромным недовольством пришлось взять противное существо на руки, чтобы хоть как-то вернуть собственные пальцы. Очутившись на конечностях дяди, малыш радостно запищал и со смехом ещё крепче сжал многострадальные пальцы под поток тихих нецензурных слов. Пока все вокруг издавали смешки в сторону Царя Мертвых, который стоял по-дурацки с щебечущим кульком и желал всем богам страшнейший запор, Зевс в это время с едва заметным любопытством наблюдал за этой картиной. Геркулес, ещё невинный младенец, без промедления потянулся к тому, кого видел впервые в жизни с такой радостной широкой улыбкой, какой могут сражать только дети, что Громовержец неиронично впал в ступор. Удивительное событие. Может мальчик почувствовал родную кровь или просто решил, что этот своеобразный гость не такой уж пугающий? Мужчина переводил взгляд с довольного личика сына на менее радостное брата. Было в этом образе что-то… особенное. Если бы только Аид был чуточку добрее и мягче, то возможно эта первая встреча родственников стала бы чудесной картиной… И тут Зевса моментально озарило. О, это была великолепная идея. Нет, не великолепная — БОЖЕСТВЕННАЯ! Верховный бог горы Олимп засиял ярче самого солнца, преисполнившись решимости осуществить несложный, но воистину гениальный план. Он улыбался так широко и с нескрываемым ликованием, что невольно по спине его младшего брата прошла волна отвращения. «Вот только телячьих нежностей не хватало», — пронеслось в его мыслях. К обильному проявлению родительской гордости от Зевса Аид точно не собирался привыкать. В состоянии крайнего опьянения тот был не настолько приставуч, как сейчас, став наконец-то отцом. Будущее представлялось ужасным от осознания существования частички старшего сына Крона, которая пока ещё невинно хлопала ресничками и издавала непонятные звуки. Если бы Аид знал, каким на самом деле Блистательный был бесхитростным гадом, то в тот день не посмел бы и подумать о визите в дом родственников, куда он пришёл из собственных соображений, в которых ему не столько был в действительности интересен новоявленный симбиоз, сколько личные размышления по поводу своего места в жизни.