***
Для многих школа ассоциируется с чем-то интересным и обучающим, у кого-то — с набирающимся новым опытом, у другого — с позитивным общением, а у третьего и вовсе со свежеиспечёнными сосисками в тесте из школьной столовой. Для каждой отдельной личности своё отдельное предпочтение. И Антона, к сожалению, не обошла эта трагичная участь — идти и отбывать свой ежедневный срок в колонии школьного режима каждый день по указке матери и личных обязательств. С раннего детства школа для Антона всегда ассоциировалась с чем-то неприятным и отдалённым от него в моральном плане местом. Зачастую это было связано лишь с полным отсутствием настоящих друзей, адекватно рассуждающих учителей и понимания с поддержкой от окружающих. А также ежедневные ехидные смешки за каждым углом, которые будто бы выжигали крест на душе запуганного мальчишки. Сейчас же, в свои шестнадцать, Антон уже не особо обращал внимания на то, какие взгляды посылают ему вслед левые люди. Он сумел привыкнуть, как незнакомцы реагируют на его чуть ли не белоснежные, словно девственный снег, волосы, тонкую, словно фарфоровую, молочную кожу, большие глубокие глаза цветом сказочного летнего леса и идиотские круглые окуляры, которые ему приходилось надевать каждый божий день, исходя из собственной близорукости. Для Антона никогда не существовало понятий, как поддержка и понимание. Но неожиданно в этот отвратительный холодный вторник зимней стужи поменялось всё. Сегодня Петров встретил прекрасную черноволосую девушку, которая сказала ему то, что другие не могли сказать на протяжении целых шестнадцати лет. Эти слова вселяли надежду, преподносили мощнейшую силу и давали безграничное количество уверенности в себе. Это было всего лишь три слова с одним предлогом. «У тебя всё получится». Эти слова пробирали до дрожи, заставляя все нервные окончания пускать по собственному телу сильнейшие импульсы радости и счастья. И для Антона даже миллиард спасибо казалось для этих трёх слов чем-то маленьким и незаметным, словно крохотная пылинка, попавшая в бескрайний чёрный космос. Урок геометрии пролетел для блондина достаточно быстро. Он настолько погряз в своих мыслях и собственных раздумьях, что даже и не заметил, как трель звонка оповестила о начале перемены всех школьников и преподавателей. Антон в быстром темпе закинул учебники и оставшиеся принадлежности в сумку, мигом выскочив из класса, дабы отыскать взглядом ухоженную черноволосую макушку новой знакомой. Как только толпа одноклассников более-менее рассеялась, Петров смог увидеть возле того самого подоконника стоявшую Полину, которая, как только заметила Антона, с лёгкой улыбкой помахала ему рукой в дружелюбном жесте, подзывая к себе. Блондин на отклик подруги ответил мгновенно, и уже через пару секунд он стоял возле Морозовой с такой же доброжелательной улыбкой. — Ещё раз здравствуй, Антон. Ну что, как тебе урок? Мне кажется, сегодня Татьяна Николаевна была более доброжелательна с нами, нежели вчера. Девушка склонила голову вбок, вспоминая, как деловитая женщина в прошлый раз орала на их класс за то, что многие не выучили очередную теорему, явно показывая иное любопытство от переменчивого настроения учительницы. Антон, хихикнув на слова Полины, с улыбкой проговорил. — Возможно, что это даже к лучшему, а то я в этой школе только второй день, а контрольную по геометрии писать желания нету. Девушка солидарно кивнула Петрову, соглашаясь с его словами, а затем, не теряя времени, оба одноклассника двинулись вслед за остальными. Следующий урок по расписанию — физ-ра. Оу, нет. Только не это. Антон с самого раннего детства всей душой ненавидел этот предмет. Весьма логично почему, ведь он сам по себе от природы не особо выделялся физической силой, и для него это было очередным комплексом. На фоне других, более спортивно сложенных мальчишек, он выглядел донельзя жалким. Чаще всего его пихали в самый зад, и когда приходило время делиться на команды для какой-нибудь очередной игры, его всегда старались выбирать в последнюю очередь. Он не удивлялся этому, но в связи с тем, что тогда он был ещё совсем ребёнком, для него это считалось дикой обидой за то, что он родился именно таким. Эти прыжки через козла, десятки отжиманий и этот чёртов ненавистный турник, на котором он должен был каждый год сделать минимум десять подтягиваний, а после этого ещё и пытаться стоять живчиком, делая вид, что ни капли не устал, кидая тяжёлые мячи в высокое кольцо. Ему так хотелось уйти, убежать от этого всего, но позволить такую роскошь он себе, к сожалению, не мог. Хотя иногда, конечно, мог, но лишь тогда, когда он заболевал и ему давали небольшое освобождение. Сегодня же никакого освобождения у него и подавно не было, поэтому ему пришлось смириться с тем, что была не была. Ему придётся пойти на урок. Но сейчас он не особо переживал насчёт этого, так как раньше у него не было рядом какого-либо общения и поддержки. А теперь с ним рядом будет Полина. С ней будет хотя бы немного спокойнее. Класс спустился на этаж ниже, направляясь в сторону спортивного зала. Всю дорогу девушка непрерывно спрашивала у Антона то, что не успела узнать на прошлой перемене. И выяснила, что у Петрова, оказывается, есть младшая сестрёнка по имени Оля, но зимой она в школу не ходит из-за слабого иммунитета и сейчас находится на домашнем обучении. Полина пожелала ей скорейшего выздоровления с улыбкой на губах, пообещав, что обязательно познакомится с его сестрёнкой и, скорее всего, украдёт её у Петрова, так как брюнетка с детства мечтала иметь собственного младшего братика или сестричку. Антон, легонько пихнув подругу в плечо, сказал, что никому свою драгоценную Оленьку он ни за что не отдаст. На что Полина скорчила хитрую гримасу на своём личике и, повторив раннее движение блондина, скрылась за дверью женской раздевалки. Сквозь нелепые разговоры Антон и не заметил, как класс уже очутился возле дверей, ведущих в раздевалки и рядом стоящего спортивного зала. Петров, слегка замявшись, всё же переступил порог, ведущий в мужскую раздевалку. Как только он оказался внутри тесной комнатушки, в его ноздри в эту же секунду впился характерный запах пота и грязных вещей, смешавшийся с затхлым воздухом. От тесноты помещения и дурного аромата Антона выворачивало наизнанку. Все его мысли были лишь о том, чтобы переодеться и как можно быстрее покинуть это место, пропитанное запахом несвежих вещей. Неудивительно, что интерьера как такового в ней и подавно не было. Стены были какого-то мрачного зелёного оттенка. Тонкий слой засохшей краски в некоторых местах был облуплен и в немногих частях открывал вид на обыкновенную бетонную стену. И без того расшатанные четыре лавочки по периметру стен были изрисованы различными непристойностями и глупыми посланиями руками подростков с явно маленьким кругозором. Освещение здесь было тоже не ахти. Единственная лампочка одиноко висела на грязно-белом потолке, слабо освещая маленькое помещение, поэтому углы со стороны казались гораздо темнее на фоне самой комнаты. На всё тех же стенах были прибиты несколько железных крючков, которые, по всей видимости, служили для того, чтобы вешать на них одежду или же сумки. Все пихались, пытаясь протиснуться внутрь узких стен, пока предыдущий шестой класс, наоборот же, пытался выйти, создавая неизбежное столпотворение. Сзади Антона почудилось еле слышное ворчание на фоне шумного гама подростков, а за ним следом прилетел внезапный толчок кулаком в спину и не менее противный знакомый голос. — Чё встал, очкарик? Иди давай, пока в морду не плюнул! Блондин скривился, как только совсем рядом с его ухом резанул знакомый противный голос, а в ноздри ударил отвратительный запах гнилых зубов, дешёвого табака и семечек. Бабурин нещадно толкнул Петрова в самую давку, состоящую из потных после занятия шестиклассников, но тот, чудом успев среагировать, отшатнулся подальше от давящего стада назад. Блондин совсем не хотел думать о том, кто прямо сейчас находился сзади него, терпеливо ожидая, пока другой класс благополучно выйдет из душной комнатушки. Но те, в свою очередь, не особо торопились. Время перешло на минуты, а шестиклассники без зазрения совести дико угорали, рассказывая друг другу глупейшие анекдоты, всё никак не желая покидать раздевалку. Антона дико раздражала сложившаяся ситуация. Ведь мало того, что сзади него стоял противный тип, задирающий его буквально с первой же минуты их встречи, так ещё и эти малолетние оболтусы, будто бы специально действуя на нервы, словно улитки, собирали вещи, в процессе успевая поболтать, даже не задумываясь о том, что задерживают других. Жаль, конечно, что он абсолютно ничего не мог сделать или же как-то повлиять на то, чтобы те ускорились и без разговоров вышли, дав возможность переодеться другим. Ведь кто бы стал слушать Антона с его-то ростом? Ответ верный. Никто. Неожиданно где-то с порога послышался оглушительный свист, от которого на мгновение заложило уши, и до боли знакомый хрипловатый низкий тембр озарил всю раздевалку своим грозным тоном. — Слышь, звиздюки! Вы долго собираетесь сиськи-то мять? Портки переодели и на выход! А то заебись устроились. Антон замер, когда рядом с ним прошла высокая фигура Пятифана, расталкивая всех из другого класса с явно агрессивным настроем. Шестиклассники, как только заметили перед собой возвышающегося грозного Романа со спортивной сумкой в руках, быстро подорвались с лавочек, хватая рюкзаки, а после буквально вылетая из тесной раздевалки. Антон облегчённо выдохнул и направился в затемнённый уголок помещения, вешая сумку на прибитый на стену крючок. Блондин наблюдал за тем, как раздевалка постепенно наполняется новым составом одиннадцатиклассников, а после, пробежавшись взглядом по всему помещению, остановил свой взор на параллельно стоящей расшатанной лавке, возле которой как раз-таки стоял хмурый Пятифан, который за это время уже успел заменить тёмно-синие штаны с полоской на спортивные чёрные шорты. Рядом с Ромкой также находился Бяша, который самый первый успел нацепить на себя серую майку и чёрные штаны. Будаев что-то негромко рассказывал Ромке, пока тот, в свою очередь, рыская в карманах своей спортивной сумки, достал из дальнего отсека чёрную футболку с какой-то белой надписью сверху. Снял с себя олимпийку и белую футболку под ней, демонстрируя себя во всей красе. Антон невольно загляделся на подкаченные руки, сильный упругий пресс и перекатывающиеся по всему периметру атлетичного телосложения мышцы, которые всё это время скрывались за слоями спортивной одежды. Петров неловко отвёл взгляд, когда заметил за собой, что слишком долго рассматривает хулигана, про себя подмечая, что даже завидует таким сильным формам Пятифанова. Ведь самому Петрову с его-то худощавостью и зажатостью до такого результата однозначно как до Китая раком, а, возможно, даже и дольше. Антон помотал головой, отгоняя лишние мысли, поворачиваясь в сторону своих аккуратно сложенных в чёрный пакет вещей. Заглянув внутрь него, можно было увидеть белую однотонную футболку и серые спортивные штаны на подвязках. Вся одежда Антона всегда была на размер больше, так как родители всегда старались покупать для юноши одежду на вырост, чтобы не приходилось ездить по магазинам слишком часто. Петров в быстром темпе снял с себя нагретый собственным телом вязаный свитер и натянул белую футболку, которая едва заметно просвечивала бледную кожу Петрова и острые ключицы, при этом свисая с его худых плеч словно какой-то неподходящий по размеру мешок. М-да уж, видимо, за размером не уследили. Антон раздражённо фыркнул себе под нос, а затем, достав из пакета последнюю часть одежды, он, скинув с себя низ, надел на свои тонкие ноги светло-серые штаны. После этого Антон, бегом зашнуровав потёртые кеды, аккуратно сложил снятые вещи в пакет и вышел из душного помещения вслед за одноклассниками. В коридоре между скопищем подростков Петров кое-как смог разглядеть среди остальных уже переодетую в спортивную форму Полину, которая, не обращая внимания на идущий прямо на неё поток, невозмутимо вытягивала шею выше, дабы разглядеть обладателя белоснежной макушки. Как только Морозова заметила пробирающегося среди толпы друга, тут же, подоспев к нему, одарила парнишку своей милой улыбкой. — Народу ужас. Вот же додумались сделать такой узкий проход! Укоризненно проговорила девушка, пока Антон в свою очередь лишь солидарно кивнул на мнение подруги, пытаясь вместе с девушкой выбраться из жуткой толпы. Вдруг резко из конца коридора прозвучал строгий крик неизвестного, на что подростки, обратив внимание на посторонний шум, повернули головы на его источник. У порога в спортивный зал стоял атлетичный, коротко стриженный мужчина лет тридцати пяти в спортивном костюме, с закатанными рукавами олимпийки и свистком, подвязанным на его шее, а в правой руке у него находился учительский журнал. — Итак, вы у меня кто? Одиннадцатый? Катя Смирнова нагло пнула кого-то в толпе, попав точно в ногу, и, воспользовавшись моментом, протиснулась вперёд, громко проговаривая учителю. — Мы 11 «В», Пётр Алексеевич! Физрук уставился на длинноволосую Смирнову и, коротко кивнув, показал рукой, что можно заходить, направляясь внутрь зала, а прямиком за ним оглушительным топотом послышался гул остальных неугомонных подростков.***
— Итак, ровняйся! Смирно! По-быстрому перечислите мне фамилии отсутствующих, и мы начнём занятие. Хитрая физиономия Катьки, как по сигналу, выглянула из ровного строя и по велению учителя живо продиктовала тех, кто сегодня отсутствовал, пока физрук, сосредоточенно нахмурив брови, ставил пометки напротив нескольких фамилий в школьном журнале. — Спасибо, Катенька! А теперь в лёгком темпе по всему залу побежали! Преподаватель оглушительно свистнул в висящий на крепкой шее свисток, и топот от чужих ног мигом озарил весь зал своим громким эхом. Полина бежала впереди Антона возле Кати, а Антон позади девчонок. Строй вёл Пятифан, который, несмотря на предупреждение физрука бежать в лёгком темпе, всё равно бежал значительно быстрее, чем было сказано учителем. Хотя, возможно, для Ромки такой бег и считался лёгким темпом, пока для Антона, в свою очередь, забегом для марафонцев. С детства спорт — это не по его категории, чего не скажешь о крепком здоровье Пятифана. Ему-то уж точно повезло, ведь, скорее всего, тот унаследовал гены своего отца, который воевал и родился с крепким телосложением, подходящим для тяжёлых тренировок. Свисток физрука опять-таки оповестил подростков об окончании первого указания. Антон, остановившись, шумно выдохнул, несказанно обрадовавшись положенному концу длительного забега. — Итак, класс. Сегодня мы сдаём норматив подтягиваний на оценку. Мальчикам для пятёрки нужно сделать пятнадцать раз, а девочкам — десять. Делайте, сколько можете, не утруждая себя! А теперь встаём к турнику и начинаем. Идём, как всегда, по списку. Петров испуганно поджал губы, сминая край белой футболки в руках. Ну всё. Он попал. Блондин прекрасно понимал, что теперь дичайшего позора перед одноклассниками никаким образом не избежать. Ведь Антон от слова совсем не умеет подтягиваться. Его руки были слишком слабые для таких нагрузок, и сам он, как говорилось ранее, физически подготовлен вообще никак. Да и к тому же в детстве совсем некому было его этому учить. Отец ведь сутками находился на работе без выходных. А в те моменты, когда ему удавалось урвать у начальника пару дней на выходные, то о таких вещах, как помочь ребёнку справиться с его проблемами во время долгожданного отдыха, он даже и не думал. Антон всё прекрасно понимал и ни в коем случае не винил своего отца. Ведь работать с раннего утра до позднего вечера без выходных — это безумно тяжело, да ещё и выслушивать бесконечные нотации от раздражённой жены. На такое только и трать свои последние силы. — Итак, первая идёт Анисимова. Петров тяжело вздохнул и, опустив голову, обнял себя руками за локти. Выбора как такового у него нет. Придётся испытать позор и ехидные смешки со стороны новых одноклассников. А ещё больше не хотелось позориться перед Полиной. Ведь она по-любому заметила по нескрываемой даже через объёмный свитер худобе, что Антон не шибко силён и красоваться ему нечем. Но, скорее всего, она думает, что Петров сумеет сделать хотя бы какие-то базовые нормативы из физической подготовки. Но это, к сожалению, не так. Ах да, ещё и этот Пятифан. Он-то точно со своим беззубым дружком не упустит такой шанс и оборжётся на славу, потешаясь над ничтожными попытками новенького подтянуться хотя бы один раз. Пока Антон прибывал в собственных раздумьях, очередь к турнику из одноклассников постепенно сокращалась, и вот уже впереди стояла бодрая Полина. — Так, Львов, тебе четвёрка. Подтянулся бы ещё три раза и до конца, была бы пятёрка. Становись. Далее — Морозова. Девушка, как по сигналу, забралась по лестнице на турник, так и повиснув на нём, ожидая сигнала преподавателя. Физрук, тут же отвлёкшись от отметок в школьном журнале, махнул рукой, дав понять, что можно начинать, и стал считать. — Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять. Девять? Эх, ну Морозова, ладно, делала правильно, молодец, поставлю пятёрку. Полина спрыгнула с турника и, улыбнувшись, поблагодарила кивком учителя, двигаясь в сторону строя. Проходя возле Антона, брюнетка улыбнулась ещё шире, когда увидела восхищённые глаза Петрова. Вот это да! Полина такая сильная. Неудивительно, что парни с неё глаз не сводят. Красивая, умная, добрая, да ещё и сильная! Повезло же Антону с такой хорошей подругой. Золото же. Но радость за подругу длилась недолго, ведь строй, как будто назло блондину, стал с дичайшей скоростью доходить до него. И вот уже голос физрука стал называть фамилии на букву «П»… Антон очень боялся. Боялся услышать громкие смешки со стороны одноклассников и увидеть разочарованные глаза Полины, которая, скорее всего, не захочет дружить с таким отбросом, как слабый Петров. Мальчик боялся, что он потеряет единственного человека, с которым он нашёл общий язык в этом посёлке, ведь все остальные только и делали, что подшучивали над беспомощным Антоном. Что же делать? Может, в туалет отпроситься, и он про меня забудет? Или притвориться, что плохо себя чувствую, и сесть на лавку? Нет, он мне точно не поверит. Да и толку-то? Всё равно рано или поздно меня отловят и заставят сдать норматив. Так просто меня точно не отпустят. — Ну, Павликов, ладно, нарисую тебе четыре, но знай, что за уши тебя тащу, дабы мамку перед Новым годом твоими оценками не расстроить. Так, кто там у нас следующий? А, Пятифан! Ну давай, орёл, хоть ты не разочаруй. Из строя вышла высокая фигура Ромки, который, не теряя времени, запрыгнул на турник и, дождавшись сигнала физрука, начал упражнение. Антон, не отрывая глаз, смотрел на то, как напрягаются рельефы мышц на руках и то, как быстро перемещаются умелые сильные руки из одного положения в другое. Петров был в шоке от того, насколько быстро он их делал и совсем не уставал. Преподаватель не успевал считать. Цифра дошла уже до двадцати! А все смотрели на то, как Рома подтягивался. — Сорок восемь, сорок девять, пятьдесят! И только когда хулиган услышал долгожданное число пятьдесят, то тот спрыгнул с турника, отряхивая красные и потные от тяжёлой нагрузки ладони, и шумно выдохнул. После выпрямился и, увидев обескураженные физиономии своих одноклассников, несдержанно ухмыльнулся. Физрук широко улыбнулся и восхищённо вскрикнул. — Вот это я понимаю, настоящий спортсмен! Берите-ка с Романа пример, ребзя. А то все как вялые амёбы. Молоток, Пятифан! Хм, одной пятёрки маловато как-то тебе будет. А чё уж мелочиться… Давай-ка сразу три! Ромка оскалил верхний ряд острых зубов в белоснежной улыбке и, засунув руки в карманы, вальяжно проговорил. — Безмерно благодарен, Пётр Алексеевич. Физрук улыбнулся парню и добродушно махнул рукой, тем самым показывая: «Ой, да пустяки, сынуля!». Пятифан возвратился в строй, наблюдая на лице Будаева горделивую за лучшего друга улыбку. Антон раздражённо фыркнул себе под нос, с трепетом в сердце признавая, что ему безумно хотелось оказаться на месте Ромы хотя бы на минутку, дабы не позориться перед другими, и подтянуться хотя бы на три, чтобы потом родители не выносили мозг. Да и плюс тогда бы и за себя не было страшно, и за Полинку тоже, ведь с таким-то телосложением шутить бы над ним даже не пытались. Но, к сожалению, мечты Антона рушатся, словно хрупкий карточный домик от лёгкого сквозняка. Как обычно, задумавшись, Антон удивлённо захлопал ресницами и расширил глаза, как только услышал речь учителя. — Итак, кто там у нас следующий? Ах, да, Антон Петров, новенький. Ну что ж, давай, Петров, посмотрим, на что ты способен. Антон громко выдохнул и чуть не поперхнулся воздухом в немом шоке от ощущений. Все стоящие впереди хором обернулись на него, прожигая пронзительным взглядом. Юноша, конечно, понимал, что будет страшно, но чтобы настолько. Его губы мелко дрожали, глаза в попытках выйти из положения мигом забегали по стенам помещения, а худощавое тело будто бы парализовало, лишая возможности на какие-либо движения. Учитель в протяжном ожидании раздражённо нахмурил брови и, прочистив горло, выкрикнул, дабы ученик его услышал. — Новичок, у нас и так времени в обрез, полсписка впереди. Некогда нам тут тебя сидеть, выжидать. Чего ты там застыл?! А ну, быстро к турнику! Блондин закусил дрожащую нижнюю губу и, сжав руки в небольшие кулаки, максимально неуверенно двинулся вперёд. Ну всё, готовься, Антон. Самого стыдного позора тебе за всю свою трусливую никчёмную жизнь не избежать. Поехали! Петров под пронзительные взгляды внимательного преподавателя и галдящих учеников подошёл к турнику и, взбираясь на него, нелепо повис на одних руках, ожидая команды физрука. Учитель утвердительно махнул рукой и начал отсчёт. — Один, два. Ну, ну, давай! Три, четыре. Блондин слышал хмурую интонацию в голосе учителя, которая выражала самую высшую степень разочарования в подтягиваниях Петрова. Антон почувствовал, как на цифре четыре его руки значительно ослабевают и вот-вот он просто рухнет без сил прямиком на грязный пол. Но для оценки три надо сделать как минимум семь раз. — Пять. Ну, давай ещё немного, Петров! Давай, давай! Блондин сделал всё, что мог, но подтянуться шестой раз сил у него не осталось. Он спрыгнул под неодобрительный взгляд преподавателя, который лишь огорчённо помотал головой и сильнее нахмурил коричневые брови. Антон опустил поникший взгляд вниз, дабы не видеть насмешливые физиономии своих одноклассников. В этот момент он хотел просто испариться, слиться воедино со стеной, чтобы не испытывать того чувства обиды и стыда, которое им овладело. — Эх-х, Петров-Петров. Что ж с тобой делать-то? Вижу, ты даже обыкновенные подтягивания не умеешь правильно делать. Где же ты одиннадцать лет в своей старой школе был, что даже подтянуться до тройки не можешь? Антон прекрасно понимал речь учителя, но поделать с этим ничего не мог, хотя очень пытался. Блондин слышал шёпот и хихиканья девочек-сплетниц, поэтому не решался поднять голову на одноклассников. Его тело мелко тряслось, и, по всей видимости, физрук, заметив эту самую дрожь, смягчил взгляд, расслабив густые брови и тяжело вздохнув, с безмятежной интонацией в голосе проговаривая. — Итак, Петров. Двойку тебе не ставлю, но за сегодняшнее занятие ты должен будешь научиться правильно подтягиваться. За пять минут до конца урока покажешь свои успехи, и тогда, так уж и быть, нарисую тебе в журнале, что заслужишь. Но смотри мне, таких поблажек больше не будет! Антон удивлённо захлопал ресницами и, подняв голову, взглянул на задумчивого преподавателя. Он смотрел на конец строя, где прямо сейчас тусовались Пятифан и Бяшка, которые, не обращая внимания на происходящее, ржали с различных идиотских шутеек. Слава богу, они хотя бы не видели того позора, который Антон продемонстрировал во всей своей красе. Неожиданно мужчина свистнул и, дабы уж точно привлечь внимание парней, выкрикнул их имена, обратив на себя их внимание. — Рома! Ром! Пади-ка на минутку. Пятифан нахмурил брови и, раздражённо взглянув на ещё пуще побледневшего в этот же миг Петрова, вышел вперёд, уже стоя возле физрука. Преподаватель, положив два пальца себе на подбородок, раздумывал, как бы помочь мальчугану вытянуть несчастную тройку. Неожиданно физрук, усмехнувшись, посмотрел на Рому и коротко проговорил. — Научишь Петрова подтягиваться? Антон чуть было воздухом не поперхнулся. Он округлил глаза и, резко затаив дыхание, почувствовал, как его сердце участило свой бег. Нет-нет, только не это! Рома, конечно, может, и был достаточно силён и вынослив, к тому же точно знал, как делать правильные упражнения и сдавать все нормативы по физ-ре на пятёрку. Но, судя по тому, какие у них с Петровым между собой натянутые отношения, радоваться тут было совершенно нечему. Ромка, судя по всему, тоже был не особо доволен этой новостью, но спорить с физруком и портить с ним взаимоотношения совершенно не хотелось. Поэтому Пятифан коротко кивнул и, нахмурив брови, перевёл взгляд на Антона. Плохо дело…***
Уже прошло минут так десять с того момента, как физрук отпустил всех заниматься своими делами. Кому-то дал мячи, кому-то обручи, скакалки, а сам сел заполнять журнал. Только лишь один Антон с Пятифаном стояли возле того же турника. Ромка хмуро глядел на скукожившегося Петрова, который безуспешно пытался подтянуться хотя бы разок. Но… — Башка дырявая! Что ты делаешь? Руки хоть нормально поставь! Ты вообще что ли подтягиваться не умеешь? Как жил-то вообще до этого времени? Петров рассерженно взглянул на хмурного Пятифана и, спрыгнув с турника, язвительно прикрикнул: — Будто бы без твоих идиотских подтягиваний я не проживу! Больно они мне нужны! Рома ухмыльнулся и, скрестив руки на груди, ответил на высказывание раздражённого блондина. — Если не хочешь выглядеть как глист и иметь крепкое здоровье, то спорт тебе в помощь. А если не желаешь с ним взаимодействовать, то имей двойку по физ-ре и будь слабаком, которого без особых проблем даже хилая девчонка на землю повалит. Коим ты сейчас и являешься. Антон лишь сильнее нахмурился, но начинать спор ни сил, ни желания не было. Поэтому в знак протеста блондин, скрестив руки на груди, встал в ожидании команды Пятифана. Ромка задумчиво отвёл взгляд куда-то вниз и через несколько секунд тяжёлых раздумий сказал. — Короче, тебе нужно для начала понять, какой обхват тебе более комфортен. То есть. Э-э-э… Как ты держишься за турник. Существуют вообще четыре типа охвата. Это узкий, средний, широкий и обратный. Узкий — когда руки расположены близко к друг другу, средний — и не близко, и не далеко, широкий — далеко, а обратный — это когда руки вывернуты в противоположную сторону. Тебе, конечно, советую средний охват, но ты уж сам решай. Главное, не перенапрягайся, а то твои мышцы и суставы могут сказать: «Антошка, ты че, ахуел? Мы ведь с утра до ночи только и делаем, что книжечки зубрим, а тут такую работу нам задал!». Пятифан не смог сдержать саркастического выражения лица, а после и громкого смеха, как только увидел исказившееся от злости лицо Антона. Он спрыгнул и, подойдя к Роме, толкнул его назад. Хулиган слегка пошатнулся, но и малейших увечий ожидаемо не получил. Лишь только тянущую боль в районе живота от длительного смеха. Антон пнул Рому куда-то в коленку и, раздражённо фыркнув, нахмурился. Старший парень всё-таки смог утихомирить собственный смехотворный пыл, в который раз убеждаясь, что издеваться над парнишкой и лицезреть его злым Роме доставляло огромное удовольствие. — Ладно-ладно, Петров. Давай уже пробуй, а то я не хочу вечно рядом с тобой неуклюжим торчать. Антон, скептически выгнув бровь, тяжко вздохнул и, поправив очки, вновь направился к турнику, запрыгивая на него. Попытка номер… Уже три. Петров попытался вспомнить всё то, что говорил ему Рома, и воспроизвести это в действия. Так, сначала охват. Нужно выбрать, какой полегче. Пятифан, конечно, посоветовал средний, но со слабыми руками худощавого парнишки это будет тяжело. Узкий — наверняка самый простой, раз уж идёт по счёту первым. Хотя это не всегда работает именно так. После раздумий Антон расположил руки близко к друг другу, при этом сводя и опуская лопатки, как посоветовал Рома. — Неплохо, Петров. Теперь стяни локти к пояснице и подтяни грудь к перекладине. Но главное — тяни не подбородок, а именно грудную клетку, иначе упражнение будет считаться неправильно выполненным. Антон медленно сделал всё то, что пояснил Рома, начиная тянуться к перекладине грудной клеткой изо всех сил. Но как бы он ни старался, смог дотянуться только подбородком. Дальше никак. Он напряг все суставы и сделал всё возможное, чтобы суметь подтянуться правильно хотя бы один раз. Безуспешно. Антон никогда не научится правильно подтягиваться, для него это чересчур сложно. Он не такой сильный, как Рома для таких упражнений. Он ничего в этом не понимает. Зачем ему вообще это надо?! Ради какой-то идиотской тройки он сейчас вот так вот корячится, да ещё и перед Пятифаном. Но вдруг рой мыслей Петрова был резко прерван, как только он почувствовал удивительную лёгкость в сделанном до конца упражнении и тёплые широкие ладони на своих боках, которые без особых усилий подняли его кверху, дабы грудная клетка оказалась выше перекладины. Антон расширил глаза, стремительно повернув голову назад, где стоял Рома, встречаясь взглядом с карими очами хулигана, в которых глубоко плескалась жгучая, незаметная искра любопытства и чего-то ещё ранее неизведанного. — Ты что делаешь? — выкрикнул обескураженный действиями нахального парня Петров. — Блять, помогаю! Сам ведь нихера не можешь. — Я мог бы и сам! — Ага, видел я. У тебя, идиот, опора чисто на руки идёт. Это неправильно. Я же объяснял — перенапряжение будет, и рухнешь, даже не ожидав этого. Ты мне спасибо ещё скажи за это, а то бы щас валялся и скулил от боли, как щенок. Антон смял в укусе несчастную нижнюю губу и, опустив взгляд, что-то рассеянно буркнул, но перечить больше не стал. Ведь как бы неприятно ни было это признавать, но Рома был прав. Самостоятельно бы Петров, конечно же, не справился. Хотя, может быть, и справился, но точно не сегодня. Может быть, лет так через десять… В итоге с помощью хулигана у Антона получилось подтянуться целых пятнадцать раз. Но всё же самому ему столько ни за что не сделать. Петров спрыгнул с турника и, обессиленно сев на лавочку, обхватил холодными ладонями свои плечи. Несмотря на то, что он занимался физической нагрузкой, ему было безумно холодно в большом спортивном зале, за окном которого стоял дикий мороз. Поэтому холод окутал его с ног до головы, и он совершенно не понимал, как Рома может находиться здесь в одной единственной тонкой футболке и шортах по колено. Петров нервно закусил нижнюю губу, выдавая своё чрезмерное перенапряжение. Он боялся, что перед физруком не сможет сдать определённое количество подтягиваний и получит двойку. Пятифан хмуро смотрел на поникшую блондинистую макушку, пребывая глубоко в своих мыслях. Если этот растяпа не сделает хотя бы на три, то если не двойка в журнале блондину, то позор хулигану как минимум обеспечен. Ведь научить Антона подтягиваться было именно его задачей. Ромка раздражённо вздохнул и, сев возле Петрова, тихо, так, чтобы слышали только лишь они, проговорил. — Значит так, Петров. Ни я, ни ты позориться не собираемся. И отношения с единственным нормальным учителем мне, знаешь, как бы портить не хочется. Да и тебе, наверняка, тоже. Поэтому я иду, говорю, что ты подтянулся на три под моим чётким контролем, договариваюсь с ним, чтобы тебе её нарисовали, и мы про это благополучно забываем. Идёт? В глазах Антона промелькнуло замешательство перед словами Ромы, ведь доверять ему было слишком опасно. Ещё и тот вчерашний злополучный инцидент после школы словно ещё больше накалял обстановку между ними. Ведь перед ним никакой ни товарищ, ни кореш, не тем более друг. Но что-то подсказывало в глубине души, что Пятифан не обманет. Ведь со стороны он хоть и выглядел, словно прямо сейчас изобьёт тебя до полусмерти и будет издеваться над тобой до конца твоего одиннадцатого класса вместе со своим дружком, но уж точно не выглядел как врун или какой-то сочинитель. Поэтому Антон, слабо улыбнувшись, коротко кивнул ожидающему парню перед ним. На что хулиган, не слабо хлопнув Петрова по плечу, встал и без лишних вопросов направился в каморку к физруку. Хотелось, конечно, отблагодарить Рому, ведь он избавил его от лишних проблем с учителем, да и сам, конечно, отмылся от обязанности на славу. Но Петров сидел, словно парализованный, наблюдая за уходящим парнем, который скрылся за дверью, ведущей в подсобку. Пятифан, может быть, конечно, и тупой эгоист, который иногда ведёт себя как настоящий олень, посылая всех и вся. Но, к огромному удивлению, даже он изредка может быть адекватным, помогая своему однокласснику, с которым у него с самого начала не особо хорошие взаимоотношения. Но всё равно это странно. Очень странно.***
Урок физкультуры закончился уже как двадцать минут назад, и Антон, услышав громкую трель звонка, переодевшись в раздевалке, а после встретившись с Полиной, вместе с ней направился на урок русского языка, который прямо сейчас, как назло, тянулся безумно медленно и тяжко. Антон спокойно сидел за последней партой третьего ряда под монотонный голос хмурой из-за холодной погоды Лилии Павловны, вырисовывая в своём блокноте пейзаж тёмного и опасного леса, обитающих в нём диких лесных зверей, маленькие домики, из которых даже через набросанный рисунок веяло домашним уютом и теплом. А вон из-за зарослей дремучего леса выглядывали огромные поляны, усыпанные толстыми сугробами белоснежно девственного снега. Учительница без какого-либо интереса рассказывала ученикам о никому не нужной теме. Обособленные члены предложения, в которую никто из класса вникать и погружаться не желал, но, видимо, исходя из собственного мазохизма либо же банального уважения к учителю, смирно сидели и под диктовку записывали предложения из справочников по русскому, которые проговорила Лилия Павловна. Всё вокруг было настолько серым и мрачным, что Антону на миг показалось, будто бы происходящее вокруг — страшный сон, от которого невозможно сбежать, и он просто вынужден смириться и неподвижно сидеть, вглядываясь в свой слегка потрёпанный блокнот, позволяя собственному воображению захватить его разум, окунув в сказочный уютный мирок, заставить позабыть о насущих проблемах. Даже спереди сидящий задира Бабурин обманчиво тихо сидел, сгорбившись над мятой, как из одного места, тетрадкой, и лишь его тяжёлое неприличное сопение выдавало его жизненную стабильность. Антон задумался. Бабурин наверняка задумал что-то неладное, раз за весь урок ещё ни разу не повернулся и не одарил Петрова каким-либо едким оскорблением или, как минимум, презрительным взглядом. Это было странно. Но блондин очень надеялся, что ничего такого не произойдёт. Ему и без того сегодня досталось слишком много впечатлений. Просто забей, Антон, а не то в скором времени станешь параноиком.***
Урок русского языка прошёл вполне неплохо. Ведь, наконец, за всё это время, что Антон находился в школе, он почувствовал себя более-менее спокойно, в полной мере выдохнув тяжёлый груз с его плеч. Больше в его теле не было заметно мелкой дрожи, его нижняя губа перестала быть искусана в кровь, а руки теперь уже достаточно уверенно могли держать пишущие принадлежности, записывая в тетрадь разбор предложения с причастным оборотом. После окончания урока Антон снова встретился с Полиной, и по просьбе девушки они направились в столовую, так как началась большая перемена. По дороге они ещё много чего обсуждали и смеялись с различных тем, начиная с плохой на сегодняшний день погоды, заканчивая вновь сгоревшей котлетой в школьной столовой. — Вау! Искусство — это так здорово! Особенно пейзажное! В этом стиле словно есть живая душа или даже частичка вас, художников. Ведь цвета и собственная разноцветная палитра выражают столько различных эмоций, от грустных до весёлых, что меня это безумно поражает! В музыке ведь то же самое. Есть музыканты, которые не умеют вкладывать свои эмоции в композиции, когда играют, а есть те, которые без этого вообще играть не могут. Это так интересно, правда? Девушка торопливо жевала булочку с изюмом, иногда приостанавливая ход своих излагающихся без остановок мыслей, дабы не подавиться, а затем продолжала одаривать блондина различными интересными рассказами. Петрову безумно нравилось слушать Морозову. Именно слушать, а не говорить. Мысли Полины были очень красочными и вдохновляющими для блондина, поэтому Антон даже и не думал о том, чтобы перебивать девушку. — Знаешь, Антон, мне иногда кажется, что я упускаю из виду что-то очень важное. Будто бы всё вокруг идёт по накатанной, и все эти скучные будние дни в этой школе кажутся мне чрезвычайно унылыми и абсолютно серыми. Мне так хочется уехать отсюда, поступить в институт, начать заниматься тем, что мне нравится, и выступать на публике, поражая людей своей музыкой! Но знаешь, я не представляю, как я смогу уехать отсюда без него. Полина, вмиг покраснев, неловко отвела взгляд и стала накручивать на палец локон чёрных, словно смоль, волос. Антон в недопонимании изогнул бровь и, наклонив голову вбок, ожидал, что скажет девушка. Морозова замялась, даже не зная, рассказывать своему новому другу о носимой уже несколько лет её личной проблеме, но подумала, что Антон не из тех, кто станет разглашать данную информацию, и, тихо выдохнув, всё-таки решилась рассказать, подняв взгляд, тихо проговаривая, дабы только один Петров услышал её слова. — Я не смогу уехать без него.. Он моя личная заноза, вот уже с восьмого класса, которая залезла глубоко под ноготь, и вытащить её будет невыносимо больно. Но единственный способ избавиться от неё — это вытерпеть эту боль. Но я не хочу.. Я хочу жить с этой болью. Он для меня очень важен, и мы с ним даже толком не общались. Но... Он безумно красив и очень загадочен, хотя с виду и не скажешь.. Но я не могу ему признаться прям вот так..! Я очень боюсь услышать грубый отказ.. И вот уже три года как я по нему страдаю. Антон, выслушав девушку, задумался над её словами. Что же делать Полине дальше? А затем, несколько минут подумав, поднял взгляд, успокаивающе улыбнувшись и, положив руку на плечо подруги, так же, как и она, тихо проговорил: — Полин, я, конечно, не могу прочувствовать то, что чувствуешь ты, тем более уже как три года, поэтому не смогу дать тебе прям дельный совет, который обязательно поможет. Но… Скажу тебе так: если ты признаешься ему, то тебе будет как минимум намного легче. Может быть, это не самый удачный вариант, но, к сожалению, в твоём случае их немного. Либо стой, либо иди. А стоять или идти — выбирать только тебе и никому другому.. Полина подняла поникший взгляд на лицо мягко улыбающегося друга и, расплывшись в ответной нежной улыбке, коротко кивнула на его слова, немедля обнялв блондина, тихо проговорив: — Ты прав, Антон.. Мне не стоит бояться и выжидать, пока кто-то займёт моё место. Мне нужно действовать, чтобы он увидел во мне бойкую девушку, достойную его! Только мне нужно как-то попытаться сблизиться с ним. И как только я привлеку его и увижу о вечную реакцию, признаюсь! Только вот, одной мне навряд ли справиться… Поможешь мне, Антон? Физиономия Петрова сразу из радостной за подругу превратилась в неуверенную и настороженную. Блондин, конечно, не против помочь своей подруге, но каким образом, если он даже не знает, кто этот парень? — Э-э.. Я не против, Полин, но ты забыла о том, что мне как минимум нужно узнать, о том, кто этот парень и с чем мне нужно помогать в твоём случае. Полина улыбнулась и, хихикнув, приблизилась к Антону, дабы сказать на ухо имя того самого счастливчика. Девушка застенчиво прошептала: — Это наш с тобой одноклассник, Рома Пятифан.. Петров в недоумении расширил глаза и словно рыба начал открывать и закрывать рот.. Что..? ПЯТИФАН? Полина, ты серьёзно? Это было максимально неожиданно. Боже мой, Антон, ты слишком сильно вляпался.. Теперь тебе предстоит разбираться с этим придурком и пытаться свести с ним свою подругу. Блондину пришлось натянуто улыбнуться и коротко кивнуть покрасневшей от мыслей о грозном хулигане девушке. Та лишь задумчиво опустила голову, а после нескольких раздумий с азартным огоньком в глазах, громко выкрикнула. — Я придумала! Нам надо с тобой подружиться, с Ромой и Бяшей, его другом, чтобы было легче привлечь его внимание! Подружиться.. с Пятифаном?!! А она в курсе, что этот отморозок буквально позавчера пытался зарезать своим идиотским ножом тушу Петрова?! Он угрожал ему, а после до сих пор по неизведанной Антону причине отпустил. Этот придурок и дружба с Петровым — исключение! Но так резко ответить Морозовой исключительно нельзя, ведь она может сильно расстроиться, и уже после, это может перерасти в ещё больший серьёзный конфликт и переломом между ними и их дружбой, поэтому.. Петрову пришлось пойти брюнетке на уступки. — Насчёт дружбы с ним я, конечно, не уверен, но, по крайней мере, общаться с ним я буду. «Точнее мне блин придётся..» Очень весело, Антон... Теперь тебе предстоит весёлая дружная жизнь, пока Полиночка не сойдётся с этим бандюганом и не забудет навсегда про блондина. Класс.***
Последний урок физики закончился, и весь одиннадцатый «В» гурьбой отправился по домам. Полина с Антоном вышли из класса чуть ли не последними, обсуждая что-то своё, медленно шагая по коридору. Теперь Морозова говорит только о Пятифане и больше ни о чём. Петров уже успел пожалеть, что решил узнать о её возлюбленном. Да, было бы в разы сложнее помогать девушке, не зная, кто её суженый, но как минимум его бы избавили от возможности слушать потаённые мысли девушки, заполненные хулиганом. — Ты видел, сколько раз он сегодня подтянулся? Это ведь просто фантастика! Он такой сильный… Я иногда думаю о том, как крепко он мог бы меня обнимать. Антону ничего не оставалось делать, кроме как раздражённо вздыхать и корчить недовольное лицо от каждого комплимента в сторону Ромы от Полины. Уж лучше слушать об искусстве и музыке, чем о бесконечном лепете влюблённой подруги. Вдруг Петров почувствовал, как его рюкзак резко стащили с плеча, откидывая назад, а его самого со всей силы толкнули вниз, от чего он, пошатнувшись, болезненно упал на твёрдый пол. Он ударился головой и, зашипев, услышал через громкий звон в ушах укоризненные крики рассерженной Полины и знакомый смех настоящего придурка, который сидел спереди Антона. — Ха-ха-ха! Ну что, Петров, на физ-ре ты выиграл премию «Самые худшие подтягивания года». Вот твой приз! Хаха! — Бабурин, отойди от него! Чего ты к нему привязался? Мало тебя бабушка порола в детстве! Ещё, что ли, захотел!? Семён отпихнул от себя мешающуюся под ногами брюнетку, на что та пошатнулась, но, сумев удержать равновесие и не упасть на пол, криво встала на твёрдый бетон, нахмурив брови. — А ты вообще молчи, подружка лоха! Антон хотел было вскрикнуть что-то оскорбительное в адрес Бабурина, но его опередил оглушительный свист в конце коридора. Этот свист он со временем стал узнавать из многих. — Слышь! Чё там за движуха? Вообще, что ли, страх потерял на девку руку поднимать? Пацаны ненадолго задержались в курилке, поэтому успели выловить виновника происшествия, проходя мимо. Семён, как только увидел хмурую физиономию Ромки, мгновенно побледнел и, не в силах двинуться с места, замер, словно пытаясь слиться со стеной. Полина лишь тихо охнула, увидев своего возлюбленного, и отвела взгляд, вмиг порозовев. Ромка с Бяшей буквально в считанные секунды оказались рядом с одноклассниками, продолжая разборки с виновником. — Офонарел, Бабурин! На?! — Видимо, забыл, каких смачных пиздюлей получил в прошлый раз. Повторим? Полина, опомнившись, подбежала к сидевшему на полу Петрову, и, схватившись за рукав мягкого свитера, начала его трясти, пытаясь привести друга в чувства. — П-пацаны я это п-просто проучить решил н-новичка. Он это. Делов т-там натворил. Ромка перевёл взгляд на сидевшего на полу Петрова, который с шипением потирал место в районе затылка, и, увидев осуждающий взгляд Морозовой, направленный на Семёна, услышал злобную нотацию девушки. — Что ты врёшь, Бабурин! Антон сегодня целый день был со мной и не делал ничего такого, что могло бы повлиять на твою агрессию. Ты выждал нас и просто решил поглумиться над ним! Не верьте ему! Рома перевёл взгляд на дрожащего от страха Бабурина и, нахмурив густые брови, изображая рот в оскале, блеснув своими острыми в районе верхнего ряда челюсти зубами. — Знаешь, что меня больше всего раздражает? Бабурин молчал. Бяшка же несдержанно ухмыльнулся, явно догадываясь, к чему именно клонит грозный Ромка. — Меня раздражает, когда мне пиздят. А знаешь, что я делаю с такими, как ты? Полина подняла оклемавшегося после удара головой о бетонный пол Антона и, прижав его к себе, следила за тем, что произойдёт дальше. Петров резко вздрогнул, а после, как мог, вжался лицом в плечо удивлённой Полины, услышав резкий и сильный удар кулаком в челюсть Семёна, после которого послышался шумный хлопок на пол. Морозова, посмотрев на испуганного Петрова, вспомнила о том, как Антон рассказывал ей про свою семью и о том, что его мать с отцом очень часто избивали друг друга прямо у него на глазах, особенно в далёком детстве. Маленький мальчик был испуган и громко плакал, умоляя родителей остановиться. Но, увы, его никто не слышал. Один раз его отец, не сумев совладать с собственным гневом, дал маленькому Антону сильную пощёчину, от которой блондин упал без сознания, очнувшись уже в кровати с рядом рыдающей от горя матерью. После этого случая у него развилась фобия на какие-либо драки или избиения. Если он видит замах кулака на кого-то, его бросает в дикую дрожь и начинается жуткий психоз. К врачу не обращались, и как это исправить, никто не знает. — Полин, пожалуйста, пойдём домой. Мне страшно… Антон вжался в девушку, словно испуганный зайчонок, тихо проговорив подруге эти слова, которые по счастливой случайности из-за тишины в коридоре услышали и рядом стоящие хулиганы. Удивлённые поведением Бяша и Рома смотрели на то, как Полина обняла дрожащего Петрова, крепче поглаживая блондина по спине. — Чё это с ним? Бяшка, как обычно, не подумав, что спрашивает, вякнул, на что получил хмурый взгляд Полины и раздражённое от неё высказывание. — Это тебя не касается! И вообще, Рома, бить-то зачем? Можно было решить всё мирным путём! Полина хоть и очень желала наладить отношения со своим возлюбленным, но частое насилие без повода она ни в коем случае не одобряла. Плюс её другу из-за этого становилось плохо. Поэтому Морозова всё-таки поставила Пятифана на своё место. Ромка опустил взгляд, не смея сказать ничего в ответ. Опять его вспыльчивость, появляющаяся из ниоткуда, всё испортила. И что же случилось с Петровым? Он так и не понял. Он неотрывно смотрел на блондинистую дрожащую макушку и вдруг почувствовал, как его пробило то самое чувство жалости, что он испытывал в тот странный зимний вечер, когда видел совершенно отчаянное выражение лица Петрова и ярко-зелёные чистые омуты, полные слёз. Чёрт! Что же это, мать его, такое?! Опять его пробила жалость, и опять это ёбаное чувство стыда, которое он никогда ранее за свои поступки не испытывал. Но Рома ещё больше удивился, когда вдруг понял, что больше не хочет отмутузить за школой Петрова. Его ненависть к нему куда-то испарилась, оставив после себя лишь некое безразличие. Пятифан тяжело вздохнул, понимая, что эти размышления ему придётся оставить на потом, когда он будет один и никто ему не будет мешать. В реальность Ромку вернул голос друга и его рука на плече хулигана. Полина с Антоном уже пошли дальше по коридору, заворачивая на спуск по лестнице на первый этаж, а Бабурин тем временем, пока Пятифан пребывал в своих мыслях, тихонько свалил. Роме вдруг пришла самая наиглупейшая мысль, которой он противиться не смог, и, резко подорвавшись с места, парень побежал за Антоном и его подругой. Бяшка в недоумении бросился за другом, крича ему в спину. — Ромыч, ты чё, на, перекурил, что ли?! Пятифан ускорился, увидев белую и чёрную макушку, останавливая их, перегораживая им путь собой. Антон и Морозова удивлённо захлопали ресницами, и в это же время подоспел запыхавшийся Бяшка, который уже собирался материть тронувшегося кукухой друга различными отборными матами. Рома, не обращая внимания на рядом стоящего Бяшу и Полину, смотрел прямо вглубь малахитовых очей растерянного Петрова, не отводя внимательного взгляда, уверенно озвучивая то, от чего у всех троих буквально упали на пол челюсти. — Мы вас проводим.