Пакт

Он говорит ей зайти, поэтому, пока он возится с документами, Пик сидит на кровати. Небо — красное, с чёрными силуэтами зданий Либерио. Он молчит. Она тоже. Его не было две недели, но мир перевернулся. С одной стороны, Пик бы лучше побыла с ребятами сейчас, но если Зик позвал — она приходит, и не только потому, что он командующий. Пять лет не умещаются в груди и разрывают её изнутри. Марселя больше нет. Энни в плену. Порко возвращается в программу Воинов. Координата не захвачена. Пять лет, но на стол положить нечего, кроме провалов и трёх комплектов устройств, которыми островники с титанами расправляются. Зик от документов отрывается, поднимается, стоит над ней; ей понятно, что он от неё хочет. Ей самой сейчас хочется меньше, чем обычно. В этот раз мысли в голове заранее размыты. — Плакала? — Ладонь на щеке, мягко приподнимает лицо, чтобы посмотреть ей в глаза. Ему бы тоже не помешало, иногда. — Мы отомстим за них. Нужно подготовиться и я вернусь на Парадиз, с Райнером и Бертольтом. — Хорошо. — С Райнером и Бертольтом: получается, снова без неё. Зачем вопросы задавать? Военное руководство опять не считает её готовой ни для чего кроме мелких разведывательных миссий. Чаша злости иссякла. Пять лет назад, отыграв спектакль благодарности и спокойствия, до поломанных пальцев колотила стену в комнате потому, что не взяли — дожидалась, пока срастутся — била снова. Остановилась на разбитой кисти, когда Порко, спавший через стенку, влетел к ней в комнату и силой оттащил от стены, как заведённый повторяя: «Хватит!» Зик садится рядом с ней на кровать, у него спокойное, доброе лицо и чистые глаза. К Пик он относится хорошо, поэтому, с тем, как оно обманчиво, она не сталкивается напрямую. Целоваться с ним приятно, Пик послушно пододвигается ближе, когда обнимает за талию. — Встанешь на коленки для меня, Пик-чан? Командующий рисковал жизнью с островными дьяволами, неужели награды никакой не заслужил? — Ухмыляется. Он такого почти никогда не просит, рука гладит её талию. Пик сползает на пол; Зик, как настоящий джентльмен бросает ей подушку, чтобы было мягче стоять. Рука у неё в волосах, но он достаточно вежливый, чтобы дать ей немного времени, прежде чем задавать свой темп и заставлять брать глубже. У Пик мелкие слёзы в уголках глаз. Зик хочет их видеть, не разрешает взгляда отводить. Потом целует её в губы, когда грубо втрахивает её в кровать — по-солдатски стабильно, в миссионерской позе, даже не раздев её толком. Всегда помогает ей пальцами и кончает только после неё, делится сигаретами, пока отлёживаются. Быть командующим классно, потому что в комнате можно курить просто так, не высунувшись по пояс в форточку. Пик даже не поднимает голову с подушки и кашляет. Ей можно всё, пока весь пепел попадает в пепельницу. — Хочешь в шахматы сыграть? — Это не какое-то странное сексуальное иннуендо, Зик такие вещи пошлыми считает. Зик кладёт руку на тубус, там — скручивающаяся доска и фигурки, Пик тушит сигарету, разворачивается на живот и, сложив голову на руки, смотрит на него с полминуты. Партии с Зиком всегда провальны, но он говорит, что играет она гораздо лучше, чем раньше. Играть в шахматы — это думать. Пик не уверена, что ей сейчас это под силу: разве что ради моментов, когда её ход удивляет Зика и он поднимает на неё глаза с мягкой улыбкой. Его трудно впечатлить. С ним даже самые бытовые вещи чувствуются, как игра в шахматы. Ей нравится завоёвывать его уважение, нравится, когда он хвалит её за хорошо подмеченную деталь. Нравится, когда они вот так в комнате закрываются и Зик достаёт то какое-то дорогое вино, то духи, от которых пищат все марлийки, то шоколад. В этот раз подобного явно не светит. Но его чистые глаза смотрят на неё и через бороду видно, что он ей улыбается. Пик давит улыбку в ответ: — Давай. Пока играют, в комнате тихо так, что слышны переговоры охранки. Зик на прощание, протягивает ей пару книг и наклоняется, чтобы поцеловать её в щёку. Пик на цыпочках пробирается в свою комнату. Пять лет в напарниках, осталось ещё восемь — никакой реальной жизни, или семьи, никаких детей, в её театре одного актёра спектакль каждый день: трагичная история о подопечной, взаимно влюбившейся в красивого старшего офицера, жизнь на скоростях, вечная молодость. Они оба не доживут до тридцати, переспят и выкурят по последней в ночь перед его большой ритуальной смертью. Она придёт к нему через пять лет, и их души когда-нибудь станцуют в Путях, не выкручивая радио на минимум, чтобы за картонными стенами армейской общаги их не спалили. Пик читает книжку Зика и отвечает простым карандашом на полях на его заметки. Книжка тонкая, хватает на пару часов. Она спит спокойно, а утром, выходя, книжку забирает, чтобы за завтраком Зику её незаметно передать. Покой покидает, когда видит знакомый силуэт у окна, красную повязку на рукаве, светло-русые волосы. К Порко подходить немного страшно. Это — тот же Порко, что и вчера. Порко никогда не будет тем же, что и вчера. Пик осторожно подходит. У него на лице метки после превращения в титана. — Что… Уже? — Пик спрашивает, Порко же кивает в ответ, молча. — И как… всё прошло? — Как обычно. Пришёл Райнер. Он наобещал там что-то девчонке, попросил дать им десять минут. Потом, сказал, что закончили. Привязали её, сделали инъекцию мне, ну и… — Порко жмёт плечами. — К чему такая спешка? — Скоро миссия на Парадиз. Нельзя оставлять у них Координату, если Координата может приказывать титанам атаковать разумных. Клятва мира не работает. Энни в плену. Отсюда и спешка. — Сердце Пик ухает, но… сейчас не время. — Тебя отправят на миссию? — Не знаю. Видимо, раз так быстро указ подписали — собираются. — Порко говорит медленно, размеренно, бесцветно. — Мне жаль… Мне жаль, я надеялась, тебе дадут оправиться. В себя прийти. Порко очень громко молчит. Пик сжимает руки так сильно, что коротко остриженные ногти впиваются в кожу и оставляют за собой красные лунки. — Я хочу к твоим родителям в гости зайти. Это сейчас уместно? — Мама очень рада тебе всегда, Пик. Мне… Мне тоже приятно будет, если ты к ним зайдёшь. Им не хватает поддержки. Мама плакала очень вчера. Когда ещё добавили, что я должен взять титана, я думал, у неё сердце разорвётся. — Порко… Он на неё больше не смотрит, смотрит в холодный пол, сжав зубы крепко — а Пик его обнимает, встаёт на цыпочки, чтобы повыше достать. Он под руками как камень. Обнимать его больно и странно, когда он неподвижен, только дыхание тяжёлое чувствует руками. Пик смотрит в окно. В окно за забором и колючкой военной общаги видно аллею. Пик смотрит, как по ней спускается мужчина с маленькой дочерью. Наблюдает их путь, пока не скрываются за углом. И только тогда оказывается, что у неё под руками не камень, а лёд. Порко наклоняется и обвивает руками её предплечья, лбом утыкается куда-то в ключицу. — Как ты? — Спрашивает, тихо. Порко качает головой. Порко не будет говорить, пока воды не наберётся столько, что плотину прорвёт. Найти более отличного от неё человека невозможно, но они — две случайно заплутавшие одинаковые карты в одной колоде. Спустя несколько вечностей он её отпускает с тихим «спасибо». А Пик молчит, но это «спасибо» хочется вернуть, потому что «спасибо» можно было бы сказать, если бы она вчерашний вечер провела не с Зиком. У неё свободно расписание первую половину дня и, вернув книгу Зику, она идёт к Галлиардам. Миссис Галлиард Пик видела не так давно, а постарела она так, будто носит титана. Груз, который ей нужно носить — наверняка не легче. — Как же так… — Говорит тихо. Пик берёт на себя всю работу по дому на день, лишь обновляет чай в старой стеклянной кружке. У Пик через плечо полотенце, пара ошмётков картофельной шкурки летит на пол и она их быстро подбирает. Снимает Пик шкурку тонко, со внутренней стороны в мелких деталях видно рисунок на картошке, каждую трещинку. Щелкает газ на плите, тянется за спичками, руку палит — но это не беда. За спиной тихое причитание с каждой секундой всё больше звучит, как вой раненого зверя. — Они забрали одного моего сына. Теперь и Порко забрали. Забрали. Как колёсики в часах поменять, так просто им… А я хоронить их обоих буду, мальчики мои, любимые, родные мальчики мои. Сгинуть на чужбине в двенадцать годиков, в пасти титана сгинуть, ведь жить бы да жить ещё, господи, я бы их ни за что не пустила, пустоголовая. Марсель… Хотел, чтобы мы все жили хорошо, чтобы у нас дом хороший был, чтобы на еду хватало, сынок мой родной, мальчик мой, да чтоб всё тут сгорело, чтоб пропало тут всё, я через время побегу, лишь бы он жив только был, лишь бы только живы и целы были оба. Порко… У меня нет больше никого, никого у меня больше нет… — Не плачет, больше не может. Пик ходит по соседям и находит снотворные. Порко приходит за ней в обед: Зик вызвал всех к себе. У него нечитаемое лицо, когда видит спящую мать, быстро заглатывает тарелку рагу, его отец благодарит Пик. Оглушающая пустота там же, где и была со вчера, когда встречали корабль с отрядом, а получили хмурого Зика и мертвенно-бледных Бертольта с Райнером, да пленённую девчонку. Зик просит остаться после совещания. — Где была весь день? — Запускает руки на талию. — У Галлиардов. — Зик останавливается. — Помогла немного по дому, выразила соболезнования, выслушать попыталась. — Вот как… — Хмыкнул Зик, а к Пик в голову сквозь туманный день прорезается утренний диалог с Порко. — Ты не знаешь, что за спешка была с передачей титана? Обычно макулатура даже до кабинета Магата так быстро не доходит. — Дошла, потому что я попросил. — Пик отстраняется, непонимающе: — Ты? — Ему нужно тренироваться. Нужно титана освоить. — Неужели нельзя было немного подождать? Пару дней хотя бы? Ты хоть каково его родителям сейчас представить можешь? — В армию веселиться не ходят, Пик-чан. Пара дней — это непростительно много, когда на руках всего месяц. Месяц, значит. Почему месяц? Во время совещания, Зик сказал, что месяц им понадобится для того, чтобы собраться на следующую миссию на Парадиз. О составе отряда не говорил на совещании. Два и два Пик складывает чересчур быстро. «Я попросил». Вот как. Он попросил. Пик хочет не слышать ответа на то, что слетает с губ. — Ты сказал, что поедешь ты, Райнер и Бертольт. — Молчит. Отвечать даже не думает, видно по лицу. Пик встаёт с его колен. Всё ещё не хочет знать. Всё равно тычет палочкой, осторожно: — Зик? — И Порко. — А я? — А причём тут ты? У твоего титана укрепление появилось, или ты, вдруг, регенерироваться быстрее научилась? — А какого чёрта тогда из меня титана делали? Зик улыбается; говорил, что ей, в семнадцать, хоть материться надо научиться, а то как не в армейке. Пик сейчас не до их полушуточных перепалок с плавным переходом в постель. Пик глубоко внутри кипит. Зик улыбается уже немного по-другому, когда говорит: — А не слишком ли сильно мы за Порко переживаем? — Причём тут Порко сейчас? — Сколько нужно, столько и переживаю. — Я годы потратила на подготовку. — И пойдёшь в бой, когда я посчитаю, что ты там уместна. — Пик устало смотрит на него. Потом салютует и говорит: — Доброй ночи, командующий. — Пик. — Пик поднимает руку в останавливающем жесте и из комнаты выходит. В какую бы сторону ни пошла — идти через двор. Поворот до солдатской общаги, или в штаб? «Не принимать резких решений, взвешивать, быть уверенным, особенно, когда многое на кону» — урок, который она хорошо усвоила. До общаги пятнадцать минут. До штаба плюс-минус двадцать пять. Когда доходит до поворота в свой блок, думает, что пятнадцать минут — достаточно, чтобы охладеть, если решение «резкое». Она идёт дальше. Решение, к слову, заранее патовое. Её легко сожрать, расклад на доске неутешителен. Но, если она поставит всё на стратегию с маленьким процентом вероятности успеха и провернёт её — может дойти до конца доски и стать конём. На ферзя ей претендовать незачем. Две статьи устава нарушить, пойти через голову старшего офицера — это плохо. У Пик осталось восемь лет и она несколько раз ездила на разминирование и чуть меньше раз выезжала на восточную границу, когда там было неспокойно. Порко, к слову, тоже был на тех миссиях. Через месяц у Порко боевого опыта будет больше, чем у неё. Восемь лет. А что конкретно в её положении хорошо, если она ничего не попытается изменить? Магат сегодня в штабе, из штаба он выходит в девять. Время полвосьмого и Пик идёт к нему. При худшем раскладе, её в темницу кинут. — Я бы хотела поговорить с главнокомандующим Магатом. — Минутку. — Офицер скрывается за дверьми, прежде чем жестом подозвать Пик внутрь. Пик выкладывает всё, что собиралась. Магат смотрит долго, ничего не говоря. Интересно, как в военке реагируют, если делаешь шаг назад, белый флаг поднимаешь и громко так говоришь: «Шутка!» Сердце разорвёт и без того больную от всего произошедшего грудь, или вылетит изо рта прямо на стол Магату — запросто, потому что дышать просто через нос недостаточно. — Ты пришла пожаловаться на решение своего старшего офицера, Пик? — Пик знает, как это звучит. — Командир, я прекрасно понимаю, как это со стороны выглядит. Позвольте мне объясниться. — Голос звучит спокойным. Магат кивает. — Я считаю, что это — огромное упущение возможности попробовать меня в наступательном бою до того, как начнётся операция на средне-восточном фронте, а данные разведки выглядят так, как будто операция неизбежно будет начата. Там отсидеться не выйдет. Понимаю, что такую же логику можно применить и по отношению к Галлиарду, но, позвольте напомнить, что от него в данный момент ожидается, что он освоит силу титана в непревзойдённо короткий срок. У наших титанов во многом схожие характеристики- — Пик. Я приводил Зику те же самые доводы, но он настоял на том, чтобы в миссию отправился именно Порко. Все соответствующие бумаги готовы и отправлены высшему руководству. Ты не можешь ничего изменить. — Могу, если подам раппорт. — Серьёзно сказала Пик. — Ты готова так далеко зайти? — Командир, я искренне верю, что в данный момент неиспользование моей силы титана идёт во вред Марли. Я готова идти на радикальные меры, если это значит, что наша держава выиграет в конечном итоге. Патриотизм — последний патрон в обойме. Разрывной, но из-за косячной формы легко сможет срикошетить. Кто-то верит в то, что она, человек, которого облили помоями в первый раз, когда по детству, с серой тогда ещё повязкой, с пропуском вышла за пределы Либерио, будет рисковать попасть в темницу за Марли? Верили ли марлийцы в спектакль? Некоторые кандидаты верили сами, а значит, и некоторые марлийцы должны. Магат, видимо, из их числа. Или же не хочет копать глубже. — Хорошо. Но тебе нужны серьёзные основания, чтобы твой раппорт куда-то дошёл. — Не нужны были бы, если бы ты не слушал сказки Зика, Пик понимающе кивает. — Да, командир. Пик идёт до общаги. Магат, наверняка, расскажет Зику про раппорт — а если не расскажет он, то расскажет кто-то из шутов в марлийском штабе. Утром совместная тренировка, тренировочное задание — командное, видеть Зика, когда он знает — жутковато. У Пик от предвкушения почти сносит крышу.

Тренировка идёт по плану. Ну почти. Ну вообще нет — потому что Порко теряет контроль в форме титана и дерётся с Райнером. Зик знает. Судя по показавшемуся из спины силуэту — отовсюду дым и под глазами следы — он знает. Когда Пик, во влажном, горячем и душном теле титана ловит его взгляд, ей понятно, что он знает. Ждёт, что она уйдёт? Не найдётся? Ничего не сделает, раз Зик ей не помогает, а Берту в этом поле превращать что-то, кроме конечностей — нельзя? Пик с высоты наблюдает. Острые зубы Порко прокусывают броню. Райнер защищается, но они — худшая пара для стычки, один создан как будто принципиально для того, чтобы максимально навредить второму. Работает в обе стороны. Пик бросается вперёд и Порко, вынужденный отвлечься на её зубы грозно смыкающиеся вокруг его шеи — достать, просто достать его, если ничто больше не поможет — оказывается под весом Райнера. Титан-челюсти громко ревёт — Райнер наверняка переломал ему ноги и руки, Пик морщится — оно заживёт, заживёт, конечно, но менее больно от этого не становится. Она знает. Слишком хорошо. Боль, как будто приводит Порко в чувства хоть немного, он показывается из шеи титана, соединяющие мышцы комком змей тянут его обратно, не пускают. Пик выскакивает из Перевозчика — глоток свежего чистого воздуха, свобода от титаньего кокона — и силой Порко отдирает. Да, ран будет больше, чем хотелось бы — но у всех второе превращение проходит омерзительно. Порко без сознания. Пик укладывает его на спину, извиняясь, тянется к его лицу под топот приближающихся Райнера и Берта — касание с кожей — Пик прошибает током и мир вокруг разбивается в жёлто-зелёные лоскуты ткани.

— Всё очень просто, Марсель. Заключим пакт. Я помогаю тебе — ты помогаешь мне.

Голос Зика идёт издалека, но это он, непременно — без очков и бороды. Перед лицом короткая белая вспышка.

— Пик! — Не сейчас, Райнер.

— Только вот если я сделаю так, как хочешь ты, на Парадиз отправишься ты, а не она.

— Да, Зик-сан. Я готов к этому.

— Пик!.. — Упорнее и ближе.

— Зачем Вам это?

— Низачем. Она некомпетентная. Слабая. Ей стратегию годами прорабатывать и прорабатывать, прежде чем от её титана толк будет.

— Мы все тут новички.

— За шкуру свою боишься, Марсель? Что помрёшь от рук дьяволов и мамочка будет плакать? Я могу ничего не делать. Пускай идёт. Тогда и ты на себя пеняй, когда увидишь конечный список воинов.

— Нет. Я готов.

— Пик! — Пик поворачивается на голос Райнера, тяжело дыша. Стоит на коленях, как и стояла, они снова в поле, перед ней — лежащий без сознания Порко, уже лицо похоже на лицо, по всей коже дым. Райнер держит её за плечи, у них с Бертольтом напряжённые лица. Сзади, но поодаль — Зик. Он всё ещё знает. Лицо всё ещё доброе, но её трясёт. — Хорошо придумала с отвлекающим манёвром. Жаль, что день потеряли, но это, видимо, неизбежно. Тренировка закончена. — Говорит Зик. Уходит впереди. Пик оседает. — Что произошло? — Спрашивает Райнер. — Не знаю… Пути, наверное. — Что-то увидела? — Нет. Я в порядке. Лучше о Порко попереживаем сейчас. У Пик едва зубы не скрипят, когда идут обратно. Бертольт думает, что это у неё от холода — бывает после преврщения — накидывает на плечи синий кардиган. Если бы синий кардиган превратил лихорадочный бред из Путей в вескую причину, которую можно записать в раппорт, было бы здорово. Если бы синий кардиган вернул ей пять лет жизни, было бы здорово. Если бы синий кардиган вылечил её отца, чтобы она здесь никогда не оказывалась, было бы здорово. Пик смотрит в приоткрытую дверь на то, как Райнер разувает Порко и укладывает его поверх его кровати. Прощается с ребятами, идёт к себе. Когда закрывает дверь, впервые за долгое время подходит к стене и со всей дури лупит в неё локтем, чтобы руку поломать наверняка. Она уже большая и знает, где колонны, под каким углом бить, и не кричит, лишь позволяя слезам течь по щекам. Заживает — и снова. Заживает — и снова. Несломимое спокойствие при людях стоит дорого, очень-очень дорого. Она — никчёмная и нужно делать хоть что-то, чтобы себя очистить. Чтобы хоть что-то почувствовать.

Некомпетентная

Удар.

Слабая

Удар.

Стратегию годами прорабатывать и прорабатывать, прежде чем от её титана толк будет.

Удар. — Пик?.. — Вспышка белой ярости отступает, знакомый тёмно-зелёный жакет, красная повязка на рукаве, перепуганные глаза. Пик поднимает глаза на Порко, он наскоро заходит и закрывает дверь. Сегодня Пик постаралась на славу, добралась до ног. Небо за окном опять красное. Уже красное. И если Порко проснулся?.. Подожди, который сейчас час? Волосы даже по ощущениям — непродираемый колтун. Порко проворачивает ключ. Когда поднимает Пик на руки, чтобы переложить её на кровать — стонет от боли. — Всё хорошо. — Шепчет Порко. Ничего не хорошо. От тела дым. Обнимает осторожно, чтобы не сделать хуже, но не отпускает. От слёз мутно перед глазами. Молчат. Казалось, что стук сердца не успокоится — но если достаточно подождать, проходит всё. Пик на пробу шевелит пальцами: выходит. Ногой: получается. Дым тоже остановился. Порко сжимает её чуть покрепче. Он пробовал говорить с ней во второй раз, когда поймал — заканчивалось плохо, наверное, поэтому молчит. Приобнимает за голову. Кажется, он вообще не моргает. — Проснулся? — Тихо спрашивает Пик. — Нет, всё ещё дрыхну. — Лёд ломается и они по-идиотски хихикают. Это даже, наверное, не так смешно, но им нужен повод смеяться и они смеются, теснясь на тонкой кровати Пик, плечом к плечу, пока не болят щёки. Какой тупой вопрос. Смотрят друг другу в глаза. — Я вообще чего пришёл… Хотел извиниться за плохое поведение на тренировке. — Первый раз — самый ужасный. — Рад слышать. То есть, я всё-таки, освою титана за месяц? — Ни обманывать, ни обламывать Порко Пик чего-то не хочется. Он хорошо понимает язык её молчания. Смотрит на часы. — Опыздываешь куда? — Делишко одно в штабе есть. Но… Я хочу, чтобы ты со мной пошла. Боюсь тебя одну оставлять. — Я в порядке. — Нет, Пик, — серьёзно говорит Порко. — Ты не в порядке. Мы можем об этом не говорить, если от разговоров больнее — но ты не в порядке. Я очень прошу тебя. Пошли со мной. Делишко оказалось в архиве. Семьям погибших выдавалась копия личного дела, минус секретные документы, плюс свидетельство о смерти. Эльдиец в летах долго шарится в ящиках, пока Пик смотрит в сторону архивных глубин, мягкий голубой свет её лампы прокладывает дорогу в бесконечные ряды полок, папок, ящиков. Пик просит своё личное дело посмотреть — ей же интересно, дядя Шварц, пожалуйста! Находит две справки. Май 845 года: годовые оценки, характеристики. Все положительные. Все говорят о ней хорошо. «Рассудительная, быстро ориентируется на местности.» Когда она была такой? Или, вернее… Когда стала верить в то, что она ни на что не способна? Пальцы гладят детское фото. В глазах смешливая улыбка. Все слова — про эту девочку. Пик к ней никакого отношения не имеет. Порко и дядя Шварц с головой в делах. Пик подташнивает, когда мелкими шажками идёт к секции, где хранится информация о миссиях; о каждой миссии по папке. Единственная свежая на полке за 845-й год сразу бросается в глаза — явно недавно кто-то сюда что-то добавлял. Пик осторожно её достаёт. Листает в начало, туда, где бумаги всё ещё жёлтые. Карточки с информацией о каждом в отряде. Марсель одно лицо с Порко, но в глазах больше открытости, больше добра. Райнер серьёзен, как никогда. Вечное безразличие Энни. Бертольт чутка улыбается, неловко. Пара заметок. А следом, заявление. »…является недостаточно подготовленной для отправки на миссию…» »…слабое звено в виду физиологических особенностей Титана-Перевозчика…» »…в этой связи прошу утвердить на роль командира миссии Марселя Галлиарда…» Подпись она узнаёт сразу, «Зик Йегер» внизу даже читать не приходится, чтобы понять, из-под чьего пера вышла та бумажка. Пик стоит, точно об голову огретая. Красивая история про подопечную и красивого офицера рассыпается золотой пылью. Разбить духи, порвать платья, попросить Порко когтями выдрать из мозга каждый поцелуй, улыбку, танец. Вернуться где-то на год назад, дать себе пощёчину за то, что под него легла. Пять лет. Та же золотая пыль, что и всё, что её, как она думала, держало на плаву. Когда Порко отвлекается, Пик очень просит дядю Шварца, с самыми милыми глазами и внимательными шутками, снять копию и с заявления. Две копии, чтобы быть точнее. Пик всё ещё потряхивает, когда они идут к общежитию. Порко держит её за руку и улыбается, но невесело: ему тоже после архива тошно. — Ну… Завтра увидимся, Пик? — Увидимся… Покко, — давит она улыбку. Может только для него. Он, кажется, в том же положении. — Не называй меня так. Спокойной ночи. Наутро Пик положит рапорт на стол к Магату, а вторую книгу, которую Зик ей дал, вместе со вложенной копией заявления, без пометок на полях — к нему на прикроватную тумбочку, пока он где-то ходит. Через неделю придёт обновлённый список с именами Воинов, отправляющихся в Шиганшину и имя Пик там на втором месте после Райнера. А когда ещё через четыре года Зик их предаст, она будет единственной, кто не испытает ни удивления, ни разочарования.