Божественная терапия

В глазах Моракса тягучая медовая сладость вперемешку с коньячной терпкостью; тепло летнего солнца и разрушительная сила страшнейшего пожара одновременно. Один его проницательный взгляд — и Дилюк чувствует себя всесторонне прощённым, но вместе с тем на веки проклятым. Горячие ладони легко скользят по влажной от пота коже, избавляя от оставшихся на мужчине одежд. Прикосновения Архонта мягки и осторожны, но Рагнвиндру нужно совсем не это. Он явился в этот дом будучи на грани смертельного отчаяния, впервые за долгое время готовый безропотно кому-то покориться, опуститься на колени перед избранным им же палачом, сознаться во всех грехах своих и получить заслуженное наказание — пожалуйста, чуть менее суровое, чем вся эта болючая, несправедливая, незаслуженная нежность. Ну пожалуйста. — Раз уж Вы пришли ко мне, Мастер Дилюк, — Бог всецело властвует над ним одним лишь своим глубоким голосом. Рагнвиндр содрогается, когда ушной раковины касается юркий раздвоенный язык. — Смею предупредить, что Вам необходимо играть по моим правилам. Заключим контракт? — Что угодно, — пылко отзывается тот, ни секунды не сомневаясь. Он так устал, что даже смерть на этом ложе покажется ему великодушным спасением. Ничто не сможет выкорчевать, извратить его душу так, как она уже выкорчевана и извращена. Он приподнимается на локтях, подаётся вперёд в попытке поймать чужие губы, но в его обнаженную грудь мягко, но настойчиво упирается увитая чернью рука. Укладывает обратно. — Не самовольничайте, — строго одёргивает его Архонт, и бледные запястья незамедлительно обвивает атласная лента. Дилюку ничего не стоит выбраться из столь ненадёжных оков, но он не смеет выражать сопротивление, лишь заводит связанные руки за голову и глядит снизу вверх завороженно, затравленно — так люди, которым нечего больше терять, встречают долгожданную смерть. Моракс нависает над ним, из-за чего Рагнвиндр неожиданно чувствует себя совсем маленьким и беспомощным. — Назовите имя, Мастер Дилюк. Тот моргает растерянно, не до конца понимая суть приказа. Улыбается слегка нервозно. — Чжун Ли. Архонт снисходительно качает головой — неправильно. Мажет подушечками пальцев по плоскому, подрагивающему животу, лениво задевает головку возбужденного члена, холодит строгостью взгляда. Дилюк проглатывает липкий ком, вставший поперёк горла, и пробует снова: — Моракс? Руки выпускают из плена разгоряченное лаской тело. Рагнвиндр мёрзнет. — Рекс Ляпис! — изо рта против воли вырывается истерический смешок. Дилюк до того пугается мысли, что Архонт, неудовлетворенный ни одним из его ответов, прогонит его прочь, что на глаза наворачиваются слёзы. Чжун Ли считывает его опасения и, сжалившись, целует в лоб сухими губами. Поясняет несмышлёному: — Назовите имя человека, который значит для Вас больше, чем Вы смеете предположить, Мастер Дилюк. Имя человека, которого Вы так усердно, но, боюсь, безуспешно пытаетесь заменить мной, — мужчина под ним хмурится и уже было открывает рот, чтобы возразить. — Должен ли я напоминать, что лгать Архонту нет никакого смысла? Дилюк медлит с ответом непозволительно долго, но Моракс не торопит. Ему-то торопиться уж точно некуда: у него впереди целая вечность. А вот смертному своё время лучше поберечь. Наконец, Рагнвиндр размыкает обкусанные губы, чтобы нехотя, едва слышно выдохнуть: — Кэйа, — и тут же прячет взгляд за ресницами, жмурится, будто не готовый встречаться лицом к лицу с такой жестокой правдой, от которой пытался убежать столько лет. Архонт улыбается довольно, но улыбка эта, тем не менее, сквозит тёплой тоской — он понимает. Он понимает, пожалуй, слишком много. — Хорошо, — в его руках оказывается ещё одна лента. — Закройте глаза. Рагнвиндр подчиняется, предвкушая начало сладкой пытки. Чжун Ли вяжет красивый узелок у него на затылке, поправляет края ленты спереди. Дилюк временно лишается зрения. Около минуты ничего не происходит. А потом Дилюк чувствует, как его и без того израненное, полуживое сердце с оглушительным звоном пробивает грудную клетку. — Люк. Голос, зовущий его, принадлежит не Архонту. И руки теперь касаются совсем иначе — настойчивее, жёстче, но с такой нерастраченной любовью, что Дилюк в ней захлёбывается. Трепыхается, как мотылёк, пойманный за хрупкие крылышки. — Прекратите это, — умоляет он. Дёргает руками, но не может освободиться. Ладонь — он уверен, смуглая — гладит по щеке в попытке успокоить. — Не кричи, душа моя. Я рядом, всё будет хорошо, — утешает некто голосом его бывшего названного брата. Дилюк извивается в чужих руках все отчаяннее. — Моракс, прошу Вас, остановите это. Умоляю, пожалуйста, — он давится всхлипом. Это так жестоко, так бесчеловечно — он вряд ли сможет пережить такое надругательство над своими чувствами. Это не желанное наказание — это его персональный ад. Каждый вдох болезненно знакомого незнакомца над ним вколачивает по гвоздю в его грудь. Паника пульсирует в горле, долбит молоточками по вискам. В ушах пищит по нарастающей, и на секунду ему кажется, что он вот-вот потеряет сознание. Ласковые пальцы вплетаются в его волосы, гладят по затылку, не задевая узелка ленты. Дилюк силится вспомнить, как дышать. Он вдыхает спертый воздух ртом сквозь зубы, со свистом, как раненое животное. Ни разу за его трехлетнее путешествие ему не было настолько больно и страшно. Тяжёлое тёплое тело вдруг полностью накрывает собой, грабастает в объятия. Ключицу щекочет тонкая прядь гладких, как шёлк, волос. «Это галлюцинации», — пытается убедить самого себя Рагнвиндр. «Это всё ещё чёртов Чжун Ли». В конце концов, наощупь его волосы точно такие же. Только под закрытыми веками всё равно вспыхивает синий. — Ты чего так испугался, огонёк? — голос, оказавшийся совсем близко, навевает новую волну паники. — Это же я. Что же ты?.. Разве я тебе враг? — Кэйа звучит расстроенно. Дилюк не понимает ровно ничего, трепыхается с новыми силами, и на миг повязка почти слетает с его глаз. Тогда он вновь слышит голос Моракса. — У нас контракт, мастер Дилюк. — Пожалуйста… Мольбы не действуют. Архонт затягивает ленту поплотнее, и его личный кошмар продолжается. Кэйа лежит на нем неподвижно, ничего больше не говорит. Только обнимает и иногда водит сухими губами вдоль по шее, теперь уже непонятно кого успокаивая — Дилюка или себя самого. — Тебя здесь нет, — шепчет Рагнвиндр. Повторяет это ещё пару раз — вслух и про себя. Удивительно, но это помогает успокоиться и выровнять дыхание. Кэйа улыбается — Дилюк чувствует это кожей. — Я скучаю по тебе, — не к месту выдаёт он, и мужчина каменеет. — Я всегда тебя жду. Даже когда ты думаешь, что уже не жду. Возвращайся, а? И целует, не дав опомниться. Даже будучи галлюцинацией Кэйа не прекращает быть таким дурным, взбалмошным и безрассудным в своей искренности. Таким знакомым. Дилюк себя отпускает и впускает в рот чужой юркий язык. Они целуются остервенело, и Рагнвиндр вкладывает в этот поцелуй всю невысказанную боль, все не позабытые обиды, которые он крестом волочил на себе по Тейвату на протяжение стольких лет. Губы Кэйи горчат — ему тоже было нелегко. Дилюк тянет к нему связанные руки, но его запястья перехватывают — касаться всё ещё нельзя. Но мужчине мучительно хочется коснуться, он до того переполнен противоречивыми эмоциями, до того разворошен изнутри, что кровать под ними вспыхнула бы, имей он при себе глаз бога — в подобном состоянии он терял контроль над своими силами. Последняя ночь перед его уходом являлась тому ярким примером. Альберих сползает с него змеёй, а в следующий момент Рагнвиндр чувствует зацелованные губы на своём члене. Его гнёт дугой. Кровь стучит в ушах, и собственные стоны кажутся ему чужими. — Такой отзывчивый, — с нескрываемым восторгом шепчет его названный брат, опаляя дыханием кожу. Дилюк краснеет щеками, сжимает бедра, пытаясь прикрыться от пристального взгляда. Он знает: его разглядывают. Им любуются. Кэйа в подтверждение этому оглаживает пальцами полосы старых шрамов чуть левее живота. Меняется в настроении — в его голос вновь прорывается хрипучая печаль. — Совсем себя не поберёг. — Не отвлекайся, — рычит Дилюк. Стискивает зубы, когда Кэйа лижет кончиком языка головку. Многого ему не требуется — он обласкан и доведён до предела, возбуждение причиняет больше боли, чем удовольствия. Он кричит, когда в него проталкиваются пальцы. Всё тело сводит судорогой, под веками пляшут разноцветные пятна. Ощущения захлестывают с головой убийственной волной, и он окончательно себя теряет. Машинально ловит губами чужие губы и запоздало понимает, что этот поцелуй — прощальный. А ведь он столько не успел сказать… — Кай? — жалобно зовёт он и пытается пошевелить руками, но тело задеревенело. Оргазм отобрал у него последние силы. Он столько должен сказать. — Я люблю тебя, — Кэйа всё еще здесь. Говорит такие вещи, что Дилюку невыносимо — слёзы буквально брызжут из глаз, впитываются в ткань ленты. Он пытается совладать со своим голосом, но губы дрожат так, что ничего внятного произнести не удается. Поэтому Кэйа говорит за него. — Мы обо всём поговорим, ты только возвращайся, ладно? — Рагнвиндр чувствует, как лента соскальзывает с его запястий. Он тянет ослабевшие руки, но не может нащупать перед собой ничего, кроме сгустившейся пустоты. — Не уходи. — Я буду ждать тебя. — Не уходи, Кай. — Спи, Дилюк, — он уже не может распознать, кому принадлежит этот голос. Марево подступает со всех сторон, остатки сил покидают его окончательно — он до дна высосан физически и эмоционально. Чья-то рука стягивает с его глаз ленту, мокрую от пота и слёз. В кромешной темноте ему чудится сверкание янтарных глаз, а затем сон окончательно утягивает его в свои липкие объятия.

***

Чжун Ли накрывает спящего одеялом и удовлетворённо улыбается. Он не способен заглядывать в будущее, но это не лишает его твёрдой уверенности в том, что этой ночью путешествие Дилюка Рагнвиндра подошло к концу. Дитя Мондштадта возвращается домой.