Still His Girl

      Дрожащий луч фонарика метался из стороны в сторону, силясь отыскать путь в непроглядном подземном мраке. Отбрасываемое им пятнышко блёклого света прыгало по ослизлым стенам туннеля, пока державшая его в руках женщина отчаянно вспоминала — куда ей теперь идти? Это место было чем-то вроде подземного перекрёстка, в котором несколько труб сходились, создавая путаницу. В детстве она помнила дорогу наизусть, но за двадцать семи лет, прошедших с тех пор, когда она в последний раз была в Дерри, некоторые подробности стёрлись из памяти. В результате она оказалась в затруднительном положении, заблудившись в канализации.       Вздохнув, женщина бросила бесплодные попытки и замерла, вглядываться во тьму впереди — туда, где её ждали. Связка воздушных шариков, привязанных к дорожному знаку с надписью «Добро пожаловать в Дерри», ясно свидетельствовала об этом. Поэтому едва приехав, она сразу спустилась сюда — в подземное царство мрака и зловония. Обычно, возвращаясь в город своего детства, люди стремятся посетить дорогие сердцу или просто памятные места. Дом, где когда-то жили с семьёй и играли с друзьями. Библиотеку, кинотеатр, зал игровых автоматов — да что угодно. Кроме запутанной сети трубопроводов, под фундаментом улицами.       Только человек с извращенным (если не сказать больным) воображением мог представить себе, что прие́зжая вместо осмотра местных достопримечательностей решит устроить прогулку по туннелям системы водоотведения. Нормальный человек, услышав о женщине в канализации подумал бы либо о бездомной, устроившей себе ночлежку в осушенном коллекторе, либо о сильной и независимой особе, променявшей участь обычной домохозяйки на грязную, но благородную стезю дорожной рабочей. Ну а учитывая, что дело происходило всё-таки в Дерри, многие могли бы предположить, что несчастная была похищена очередным маньяком, которые появлялись здесь с незавидной регулярностью. Чего стоил один только Генри Бауэрс, бесчинствовавший в этих краях в конце 80-х. Его причастность к серии жестоких убийствам наверное и по сей день оставалась бы нераскрытой, если бы паводки не заставили канализационный сток извергнуть истерзанные, полуразложившиеся тела его жертв. Будто сама природа обличала убийцу.       Однако же становившаяся на распутье женщина не походила ни на бродяжку, ни на сотрудницу водоканала. Да и спустилась она сюда по собственной воле. Все сомнения в этом рассеивались при взгляде на фонарик в её руке и высокие — до бедра, резиновые сапоги, совершенно не сочетавшиеся с остальной одеждой. Дымчато-чёрный жакет с белой блузкой навыпуск и чёрные штаны создавал довольно строгий образ с намёком на некий внутренний бунт. Протест, выражавшийся в дырявых коленях и рюкзаке, который скорее подошёл бы по стилю школьнице, чем самоуверенной особы среднего возраста, коей путешественница и являлась.       Такую едва ли удалось бы затащить сюда силой. Даже при общей стройности её тело выглядело подтянутым и атлетичным, и производило впечатление физической силы, а не хрупости. Тонкость и ломкость от природы были чужды её конституции, и глядя на эту женщину, можно было с уверенностью сказать, что она высечена скорее из материала плотного, нежели воздушного. Мрамор, а не хрусталь. Сила — причем не завуалированная и скрытая, а явно выставленная на поверхность, присутствовала во всём облике любительницы подземных прогулок. В скульптуре лица, черты которого казались резко высеченными, а не тонко очерченными. Аккуратно уложенные на бок рыжие локоны в ретро-стиле, подчёркивали эту остроту, красная помада выделяла губы. Вместе с тем, наравне с некоторой жесткостью в облике незнакомки присутствовали плавность и мягкость, а соответственно и — женственность.       — Ну и? В какую сторону мне идти? — сдавшись, воскликнула женщина, обращаясь к тому, кто незримо присутствовал рядом с ней. В затхлом, пропитанном испарениями воздухе, в сточных водах, по которым её приходилось хлюпать, в заросших мхом отсыревших камнях — во всём вокруг! Город был им, а Оно было городом. Срослось с ним, насквозь пропитав его своей сущностью.       Поэтому и ответ пришёл практически мгновенно. Из темноты показался красный шарик и поплыл к ней. Сам по себе. Жутко и плавно. К свисающей с его нижнего края серебристой ленточке была привязана карточка с надписью: «Сначала прямо, потом — налево. Я жду тебя, малютка Бэвви». Вместо подписи в углу красовался отпечаток красной помады, оставленный мужским ртом.       — Серьёзно? — усмехнулась женщина, машинально сунув записку в карман. Несмотря на то, что она неплохо знала обитающее в канализации существо, произошедшее удивило её. Она ожидала, что старый знакомый выскочит откуда-нибудь из тёмного угла и схватит в охапку, пытаясь испугать. Однако это послание выглядело даже романтично. Что было ему совершенно не свойственно.       Заинтригованная, Бэверли двинулась дальше по коридору, одновременно пытаясь угадать, что её ждёт. Пеннивайз определённо что-то задумал. Какую-то шутку. И зная его — наверняка мрачную. Может быть даже мерзкую и отвратительную — вроде вылезающей из фекальных вод квакозябры, вытащенной из закромов чьего-нибудь подсознания и воплощённой во всей мерзости. У Танцующего Клоуна было весьма… хм, своеобразное чувство юмора. Его неожиданные перевоплощения могли напугать неподготовленного человека до усрачки. Но Марш давно привыкла к такому и даже получала извращённое удовольствие от его попыток напугать её.       — Поторопись, Бэверли. Мы ждём тебя… — продекламировал вызывающий мурашки хор детских голосов. Болезненно тонкие, они чуть ли не звенели в воздухе, сбиваясь и наперебой повторяя. — Мы все хотим встретиться с тобой. И мы летаем здесь, внизу. Мы все здесь летаем, и ты тоже будешь плыть по воздуху. Будешь летать. Будешь летать. Будешь летать. Будешь летать. Будешь летать.       Постепенно, голоса начали сливаться воедино как будто одно существо говорило одновременно несколькими ртами, перебивая само себе. В конце концов остался лишь один голос — низкий и абсолютно кошмарный. Нечеловеческий. Он выл и рычал на разные лады, раз за разом повторяя ту же самую фразу. Словно запись, поставленная на бесконечный повтор. Ну или заевшая пластинка.       — Что ты там гундосишь, не пойму, — не выказывая ни тени страха перед кривляющимся где-то в темноте клоуном, женщина дошла до конца коридора и, повернув за угол… отпрыгнула, наткнувшись на стену из воздушных шариков, преграждавших дальнейший путь. На этот раз их было много — не меньше дюжины. Они расположились один над одним, заняв всё пространство от пола до потолка туннеля. И на каждом было написано: «I ❤️ Bevy». Довольно мило. Но и жутко, одновременно. Противоестественно.        Поэтому рыжая взмахнула рукой, пытаясь прогнать наполненные летучим газом баллоны. Но не тут-то было! Стоило руке соприкоснуться с упругой поверхностью ближайшего шарика, как тот сразу же лопнул, издав при этом оглушительно-громкий хлопок.       — Чтоб тебя! — сквозь зубы выругалась Бэверли, вздрогнув всем телом. Пока что ещё не от страха, только от неожиданности.       В преграде из шариков образовалась прореха и в темноте за ней зажглась пара жёлтых глаз, смотревших в разные стороны. Пеннивайз всё-таки покинул логово, чтобы поприветствовать её в своём фирменном стиле — с шутками, песнями, плясками, ну и, конечно же, воздушными шарами, которые начали схлопываться один за другим. Удар Бэверли запустил цепную реакцию, напоминавшую падение костяшек домино. Шарики лопались один за другим, постепенно открывая проход и стоящее в нём существо.       За прошедшие двадцать семь лет Танцующий Клоун, казалось, не изменился. Всё тот же серебристый шёлковый костюм с оранжевыми помпонами и воротником-рафом, придававшим ему сходство с итальянским оперным клоуном. Всё те же ярко-рыжие волосы, пучками торчавшие по бокам лобастой головы в форме луковицы. И даже его выбеленное гримом и прочерченное двумя красными линиями, «стекающими» от глаз к уголкам рта — лицо осталось таким же молодым и красивым, как она запомнила. Выдающие скулы, острый подбородок, выкрашенный красным цветом нос и жёлтые глаза, смотрящими в разные стороны. Даже мурашки, пробежавшие по коже Бэверли от их взгляда были такими же, как в детстве. Напомаженный рот с нарисованной вокруг него широченной, клоунской улыбкой был «приветливо» растянут. И этот зловещий оскал с вывернутой нижней губой идеально отражал баланс между умилением и ужасом, чётко выдержанный в образе Пеннивайза. Смертельного Шута и Арлекина Ненависти.       Да, это был он — единственный друг её детства и, по совместительству, первый парень, в которого Бэверли Марш влюбилась. Время обошло его стороной, но несмотря на это образ клоуна претерпел неуловимые изменения и как будто бы стал взрослее. Тот Пеннивайз, которого помнила женщина, был создан воображением детей и жил благодаря детям. Поэтому и в его образе присутствовала некоторая детскость. Детская округлость лица и выступающих вперёд верхних зуба смотрелись даже трогательно.       Однако теперь, когда Бэверли повзрослела, надобности быть похожим на ребенка отпала. С лица паяца исчезли все следы детскости, а фигура больше не казалась удлинённой и долговязой, как у подростка. Даже костюм его заметно состарился, приобретя пыльно-серый оттенок. Бесцветное одеяние сделало владельца похожим на тень, позволив сливаться с окружением. Даже большие, оранжевые пуговицы и помпоны на мысах красно-белых, клоунских башмаков более не казались такими яркими. Пеннивайз явно сменил тактику. Он больше не пытался привлечь внимание и выделиться из толпы, предпочтя вместо этого раствориться в тенях.       И это было логично — клоун словно вырос вместе с ней и теперь пытался пугать взрослую женщину, которая уже видела его раньше. Но хоть Бэверли и льстило то влияние, которое она оказывала на монстра, она не могла отрицать, что последнее преображение сделало его похожим на оживший кошмар. Вид клоуна более не развлекал, а пугал, давая понять, что это и не клоун даже, а его мрачная, демоническая интерпретация. Пеннивайз, по сути, являлся оборотнем-перевертышем, умеющий принимать любую форму и управлять сознанием. Затаиваясь и поджидая свои жертвы он сменил, наверное, сотни личин, но клоунское амплуа, всегда оставалась его любимым. Чудовищу нравилось притворяться Пеннивайзом, он кайфовал от этого и с большим удовольствием отыгрывая свою роль. Однако же это была именно роль. За игривой улыбкой скрывался хищный оскал. И стоило жертве подойти ближе, как она сменялась адской гримасой, обнажающей ужасные острые зубы. Затем, обычно раздавались крики ужаса и боли.       — Тебе обязательно было делать это? — спросила Бэверли, хмуро разглядывая существо, прячущееся за сценическим гримом.       — Коне-е-е-ечно, — растягивая гласные и гримасничая, ответил Пеннивайз. — Или ты уже забыла, как я пугал тебя в детстве?       — Не забыла, — нахмурилась рыжая, перебрав в памяти все те случая, когда монстр в рыжем парике подкрадывался к ней, выпрыгивал из темноты и превращался во всякую гадость. Чтобы вызывать страх приправив, тем самым, её мясо перед трапезой.       — Просто думала, что мы с тобой прошли эту стадию отношений, — обычно, Пеннивайз наслаждался диалогами и манипуляциями. Кривлялся, пародируя человеческие эмоции, и безжалостно глумился над теми, кто попадал в его западню, произвольно трансформируясь и принимая обличье, олицетворяющее главный страх жертвы. Однако сейчас он как будто забуксовал, с трудом сдерживая животный голод. Это напомнило Бэверли о том, что ей стоит быть осторожнее. Она могла считать Танцующего Клоуна своим другом, но Танцующий Клоун был лишь ролью, которую играло чудовище, чей жизненный цикл ограничивался едой и сном.       Обитающее под землёй, в в сточном коллекторе, оно перемещалось по канализации, выбираясь на поверхность только для того, чтобы вкусить человеческую плоть. И, после года активности, впадало в спячку на двадцать семь лет. Чтобы затем очнуться, утолить свой голод и снова заснуть. Способность воздействовать на разум и стирать память людей, позволяло ему сохраняя тайну своего происхождения, тем самым оставаясь безнаказанными. А поскольку мясо полумертвых от ужаса жертв было гораздо вкуснее, жертвами Пеннивайза чаще всего становились дети или подростки, потому что их страхи легче воплотить в физической форме.       Вот здесь, стоило отдать чудовищу должное. Оно было не лишено извращенного чувства юмора и творческой жилки. И с явным удовольствием мучило жертв, подолгу играя с ними. Да и личину забавного циркача, заманивающего детей рассказами о воздушных шариках, оно продумало очень подробно. А сбрасывая её, добивался поистине впечатляющего эффекта — любой нормальный человек испугался бы, увидев как у забавного клоуна загораются глаза и вырастет три ряда острых, словно костяные иглы, зубов.       В глазах Пеннивайза все его потенциальные (да и состоявшиеся уже) жертвы были не больше, чем парящими в воздухе шариками, что он неоднократно подчёркивал. Тем не менее этому самовлюблённому, похваляющемуся своей мощью позёру была свойственна. Именно она заставила его ждать её долгие двадцать семь лет. Хотя если подумать, это она ждала, пока он проснётся.       — Скучала по мне, Бэверли? — будто прочтя её мысли пропел арлекин, придвигаясь поближе к женщине. — Я вот по тебе очень.       — Ага, скучал он как же, — фыркнула Марш, даже не скрывая недовольства. — Дрых там, наверное, в Мёртвых Огнях, да и всё.       — Обижаешь, — Пеннивайз отпрянул от Бэверли с видом оскорблённого достоинства, но та не повелась на это, подозревая что он просто дурачится и разыгрывает её. — Я правда спал, но грезил о тебе. Видел во снах и скучал, ожидая момента нашей встречи.       Обтянутые узкими белыми перчатками пальцы клоуна коснулись щеки старой подруги, и их ласка отдавала холодком мрамора.       — А знаешь как я её ждала? — рыжая приняла его знак внимания, но при этом продолжила гнуть свою линию, из принципа доказывая Пеннивайзу, что ей пришлось тяжелее, чем ему. — Знаешь как тяжело уговорить парня нарядиться клоуном, чтобы…       — Ах, ты моя милая маленькая извращенка! — воскликнул тот, всплеснув руками от абсолютно неуместного сейчас восторга.       — Я тебе нос откушу, — мрачно посулила Бэверли, но поняв, что угроза не пугает, исправилась. — Убью. Затрахаю, понял.       — Малютка Бэверли хочет поиграть? — жёлтые глаза азартно блеснули. — Хорошо. А то никто больше не хочет играть с клоуном.       — Знаю я твои игры, — отмахнулась женщина. — Они заканчиваются либо съедением, либо сумасшествием очередной жертвы.       — Ну-у-у, — укоризненно протянул Пеннивайз, поглаживая ладонь на щёку Бэверли и прижимая большой палец к её губам.       — С тобой мы сегодня сыграем по-взрослому, — старые приятели переглянулись и, не сговариваясь, потянулись друг к другу.       Целоваться с чудовищем, жрущим людей — до чего-то подобного могла додуматься лишь такая оторва как Марш. Однако же она уже делала это с ним будучи подросткой, и была не против повторить сейчас, став уверенней и опытней. И старина Пеннивайз её не разочаровал. Его поцелуй оказался именно таким, как она помнила — завораживающим и сладким. И напоминал полузабытый вкус печенья, которое пекла её мать. Правда клоун опять всё испортил, попытавшись засунуть свой язык ей в глотку. Покрытый каплями слюны толстый мясной валик добрался почти до гланд, вызвав рвотный рефлекс. Заставив бедняжку закашляться и отстраниться.       «Ну и зачем было это делать» — молча, без слов, спросила Марш, и получила такой же безмолвный ответ — «Я соскучился».       Кивнув друг другу, они направились в сторону подземного логова, облюбованного древним монстром. Канализационная вода бурлила и пенилась возле их ног. Что-то скользкое извивалось в ней, но парочка не обращала на это внимания, делясь последними новостями. Бэверли кратко пересказывала приятелю события последних трёх десятков лет жизни, а тот внимательно слушал, время от времени задавая уточняющие вопросы. Чтобы уточнить что-то, или прицепиться к какому-то обстоятельству. Подколоть подопечную.       — Каково это вернуться в Дерри? — спросил Пеннивайз, держа её под руку с таким видом, словно они были влюблённой парочкой, прогуливающейся по бульвару во Франции. А не плотоядным монстром и безбашенной особой, бредущими по канализации.       — Странно, — подумав немного, ответила Бэверли. А поскольку клоун явно не этого ждал, она решила пояснить за свои чувства более подробно. — Я слышала о девочке, которую ты сожрал на стадионе. И о мальчике в парке аттракционов. Ты чудовище, Пенни.       — Как ты могла забыть про того гея под мостом? — хохотнул рыжий и улыбнулся подруге во всю свою жуткую, зубастую пасть.       — Кстати о нём! — остановившись на полушаге, Марш повернулась к Пеннивайзу. — Что, так понравились? Или ты гомофоб?       — Моя дорогая Бэверли, — продолжая улыбаться, клоун вытянул голову, почти коснувшись лица женщины своим красным носом. — Я старше этой вселенной Вселенной. Мой дух обитает в Пустоте, содержащей в себе всё Сущее. Там, снаружи, за пределами вашей крохотной, карманной Реальности, есть лишь холодное и чёрное Небытие. Беспределье вне всяких пределов. Макровселенная. И я Там я пребываю как бесплотное существо из света, а моя форма лежит далеко-о-о за гранью человеческого воображения.       — Помню, ты рассказывал о Мёртвых Огнях, — отмахнулась от его пафосной речи Бэверли. — Но к чему ты говоришь всё это?       — К тому, что Я — Вечность. Я — Пожиратель Миров. Я выше всех этих человеческих предрассудков. Мясо есть мясо и мне не важно, кто и из вас кому там и что засовывает. Просто тот парень так испугался, когда хулиганы избили его и сбросили с моста. Его страх пах так аппетитно, что я… не удержался и попробовал. Откусил от него кусочек. Я был так голоден после долгой спячки…       — Вот об этом я и говорю! — Марш ткнула кончиком пальца в выкрашенный красной краской нос клоуна. — Ты монстр-людоед.       Это было правдой. И эту правду Бэверли осознала, ещё будучи подростком. Гнездившееся в сточном коллекторе существо показало себя безжалостным и и совершенно бессердечным. Чудовищем по-сути. Хищником, который любит не только пожирать своих жертв, но и издеваться» над ними. Преследовать, пугать и мучить перед тем, как сожрать. Добавив к этому высокомерие, нарциссизм и психопатическое чувство юмора можно было получить полный психологический портрет Пеннивайза. Он восхищался своей чудовищной сущностью и убивал ради удовольствия, а не выживания. Ко всему этому можно было добавить ещё и склонность ко лжи. Танцующий Клоун был умным манипулятором и обманщиком, более чем способным вести себя дружелюбно, внушая жертве ложное чувство безопасности. Заманивать детей, изображая весёлого и клоуна, бесплатное предлагающего воздушный шарик. Сама Бэверли, впрочем, никогда не обманывалась на его счёт и видела жуткость, сочащуюся сквозь маску дружелюбия. Видела, но продолжала общаться с ним. Помогала в исполнении его коварных планов, а теперь приехала навестить спустя четверть века.       — Ой, да ладно тебе, малютка Бэвви, — пародируя манеру говорения её отца начал Пеннивайз, но рыжуха грубо прервала его.       — Не называй меня так! — грубо воскликнула она и оттолкнула руку клоуна, но тот проигнорировав её возмущение, продолжил.       — Можно подумать, тебя беспокоит судьба съеденных мной детишек. Ты и своих друзей-неудачников мне скормила, а ведь они между прочим, были единственными людьми в твоём детстве, которые относились к тебе нормально, — справедливо подметил монстр.       — Ага, как же, нормально, — Бэверли лишь презрительно фыркнула в ответ. — Думаешь я не видела, как они пялились на меня там, на озере? Будь у них больше смелости — пустили бы по кругу, как пить дать. Прав был мой папаша, мальчишкам верить нельзя.       Голос женщины звучал грубо, а слова казались жестокими и циничным, но за всем этим крылось чувство вины за совершённое предательство. Именно Бэверли двадцать семь лет назад помогла Танцующему Клоуну разобраться с Неудачниками. Убедила их, что они в состоянии победить и завела в ловушку, нанеся предательский удар в спину. Это было частью её сделки с Пеннивайзом, обещавшим девочке свободу от тирана-отца и блестящее будущее. И хоть по-настоящему она не сожалела о содеянном, чувство вины не покидало Марш на протяжении всей жизни. А сейчас Танцующий Клоун намеренно вызвал его, заставив женщину защищаться.       — Бедная Бэверли, и все то её обижают, — с подвыванием, словно бездарный актёр в дрянном театре прокомментировал Пеннивайз, неубедительно изображая драму. — И папочка, и одноклассницы и хулиганы и даже друзья хотят устроить групповуху.       — Ну-у-у, не все, — подарив Танцующему Клоуну игривую улыбку, Марш потянула его по туннелю — на открытое пространство.       — Твой единственный друг — монстр-людоед и, по совместительству, маньяк и похититель детей. Интересно, что это говорит о тебе? — с привычным сарказмом съязвил Пеннивайз, хотя судя по широченной улыбке, ему понравилось последнее уточнение.       — То что этот мир прогнил насквозь, — не повелась на провокацию женщина, обнимая его за плечо и прижимаясь грудью и животом. — Кстати, и раз уж ты говорил, что ты Пожиратель Миров, может быть сожрешь уже Землю вместе со всеми людишками?       — А что так? Жить надоело? — наконец они добрались до коллектора, в котором обустроился Танцующий Клоун. Ну как обустроился — понатаскал сюда всякого мусора с городской свалки соорудил из него целую гору, вокруг которой летали частично съеденные и частично разложившиеся тела предыдущих жертв. Здесь была и старая, выброшенная кем-то мебель, и цирковая атрибутика, и детские игрушки, и всё, что только можно себе вообразить, начиная от старинных сервизов и заканчивая битами.       В детстве, Бэверли частенько находила здесь убежище, когда жить с отцом становилось невыносимо. Спала на старом, отсыревшем, продавленном диване, смотрела выступления. Танцующего Клоуна, отрабатывавшего на ней свой артистизм и играла с теми игрушками, которые ей удалось раскопать в куче мусора. Однако теперь это место уже не казалось её таким привлекательным.       — Никогда эта жизнь особо не доставляла мне радости, — прокомментировала женщина, крутя головой справляясь с приступом агорафобии, вызванной масштабами коллектора. — Знаешь, раньше я этого не замечала, но у тебя здесь воняет. Сточными водами.       — И ты говоришь это после всего, что я для тебя сделал… — в попытке изобразить обиду, Пеннивайз закрыл лицо руками. Его плечи содрогнулись, словно бы от рыданий, при этом гофрированный воротник распушился словно мантия из щупальцев анемона.       — А что ты такого сделал? Изменил мою Судьбу? — окрысилась Бэверли. — Спасибо, конечно, но не особо-то это мне и помогло.       — Ты недовольна, жизнью которую я тебе дал? — теперь чудовище выглядело оскорблённым. Мигом забыв о притворстве оно уставилось на неё своими скошенными жёлтыми глазами. При этом белое лицо застыло как маска, коей в сущности, и являлось. Ощущение складывалось такое, будто на секунду оно потеряло контроль над собой, позволь истинной сущности проступить наружу.       — Шутишь что-ли? Конечно нет! Зарплата маленькая, муж бьёт, — начала загибать пальцы рыжая, продолжая дразнить монстра.       — Не такая и маленькая, — проворчал явно недовольный претензией Пеннивайз. — Что же касается твоего муженька, то ты вышла за него только потому, что в нём были все плохие качества твоего отца. Знаешь, это забавно… ты выросла, стала модельером, и добилась успеха, но в душе ты всё та же одинокая и запуганная маленькая девочка, которая не может выжить без папочки.       — Заткнись, — Бэверли оглянулась по сторонам отыскивая что-нибудь, чем можно было бы запустить в этого дурацкого клоуна.       — Отец подвергал тебя физическому и сексуальному насилию на протяжении всего детства, и что ты сделала, освободившись? Вступила в оскорбительные отношения с жестоким мужчиной, который избивал тебя по поводу и без. У тебя Эдипов комплекс, Бэв.       — Не поняла, тебе арматуриной что-ли вмазать? — упёрла руки в боки женщина, вспоминая, как лихо раскидывала неудачников, выбивая из них всё дерьмо, когда они припёрлись сюда, разбираться с Пеннивайзом. — Или ты уже забыл, как я отмудохала того жирдяя, который посмел иметь виды на девушку вроде меня? А я тебе напомню! Этот кусок потного сала визжал как поросёнок.       Она была полна решимости претворить угрозу в жизнь, но арлекин не оценил опасности и не бросил свои глупые подколы:       — Что, в тайне все-таки мечтала, чтобы папочка как следует отлюбил тебя? — в ответ на это пошлый намёк Бэверли поджала напомаженные красной помадой губы, после чего молча — ни слова ни говоря — расстегнула сумку, вытащила оттуда баллончик со слезоточивым газом (который носила с собой) и с выражение садистского удовольствия брызнула им в лицо Танцующему Клоуну.       Тот сначала не понял, что произошло, но уже в следующую секунду взвыл, завертевшись волчком. Крик боли поднимался, эхом отражаясь от стен коллектора, пока не превратил в бессвязное завывание. Ослеплённый Пеннивайз пометался из стороны в сторону, видимо не зная, что делать, а затем рухнул на колени и принялся промывать глаза мутной водой, скапливавшейся в этом месте.       — Ты понимаешь, что стоишь сейчас на четвереньках, и похож на собаку, пьющую из лужи? — брезгливо спросила рыжая. Она как никто другой знала, что здесь, в Дерри нематериальная субстанция Мёртвых Огней обрела физическую форму, став уязвимой для внешних воздействий. Женщина не знала, почему пришелец из Внешнего Мира выбрал именно Землю своим местом жительства и почему поселился именно в Дерри, но примерно представляла законы, по которым он — оно — существовало. И, как обыграть его.       — За это унижение, ты заплатишь мне девочка, — прошипел Пеннивайз злобно сверкая оранжевыми глазищами. Они как будто налились светом, а рот растянулся и раскрылся по красным линиям на коже, обнажая переполненную зубами даже не пасть, а ловушку, чем-то напоминавшую венерину мухоловку или другое, хищное растение, питающееся насекомыми. Выглядело это жутко.       — И как же, позволь спросить, ты заставишь меня изваляться в дерьме, чтобы сравнять счёт? — глумливо спросила рыжая.       — А ты подойди, я тебе на ушко скажу, — поднявшись на ноги клоун отряхнулся как собака, избавившись от излишком жидкости.       Понимая, что если Пеннивайз учует хотя бы намёк на страх, то вместо секса она станет его закуской, Бэверли фыркнула.       — Что, думаешь испугаюсь твоих зубок? — стараясь выглядеть и вести себя максимально вызывающей она сделала шаг по направлению к монстру и… с криком провалилась в колодец, с головой уйдя под воду. Пеннивайзу оставалось лишь рассмеяться.       — Чтоб ты провалился! — вынырнув, женщина принялась яростно отплёвываться, костеря при этом приятеля на чём свет стоит.       — О нет, провалился как раз ты, дорогая, — глумливо отозвался тот, даже не думая подать утопающей руку. Лишь осведомился невзначай: — Кстати, а ты знаешь, что похожа сейчас на женщину, которая нахлебалась сточных вод и блеванёт от отвращения?       — Ненавижу… — не своим, сдавленным голосом прорычала Бэверли и согнулась пополам. Её всё-таки вывернуло наизнанку.       Пеннивайз подошёл, заботливо похлопал рыжую по спине — чтобы не подавилась, и протянул узкую и длинную коробочку:       — Зубную пасту? — в его голосе забота и откровенно глумление странным образом смешивались, рождая что-то нечеловеческое. Марш смерила шута взглядом, но подарок взяла. Буквально вырвала из рук, принявшись скоблить зубы и язык, в попытках избавиться от мразотного привкуса канализации. За то время, что она занималась гигиеной полости рта, Пеннивайз успел развести костёр и протянуть нить паутины для просушки одежды. Бэверли хмуро посмотрела на него, но всё же разделась до нижнего белья.       — Модельером, как я погляжу, ты стала не зря, — протянул рыжий, оценив красные кружевные трусики и лифчик на худом теле.       — Ой, заткнись ты уже, — отмахнулась женщина, накинув на плечи найденное покрывало и завернувшись в него, как в кокон.       — Что-то ты совсем без настроения, Бэвви, — подсел к ней Танцующий Клоун. — А раньше нам с тобой было так весело вместе.       — Вот именно — раньше, — мрачно кивнула Бэверли. — Теперь всё не то и всё не так. И мы не те. Я, во всяком случае, точно.       — Ну, характер у тебя тот же — бойкий, — не удержался и съязвил Пеннивайз. Правда это была не издёвка, а скорее попытка поддержать собеседницу. Рассмешить её. Просто поедающий людей хищник был не силён в таких вещах и все его шутки дурно пахли.       — А что на счёт внешности? — неожиданно спросила Марш, проявив женскую сущность. — Серьёзно, какой ты находишь меня?       — Блистательной дивой с огненно-рыжими локонами, гладкой фарфоровой кожей и голливудской улыбкой, — сладко пропел арлекин. Отсутствие выпирающих изо рта острых зубов должно было сделать улыбку милой. Но она вышла сальной и даже пошлой.       — Я сказала: серьёзно, — для порядка треснув наглеца по затылку женщина сразу улыбнулась — смущённо, по девчоночьи.       — Ты… постарела, — сухо обронил клоун. — Печально! Как коротка человеческая жизнь! Словно полёт воздушного шарика…       Повисло молчание и в сгустившейся тишине можно было услышать, как плещется вода, и копошатся среди старья крысы. Больше нечего было сказать. Он оставался космической надмировой сущностью, старше самого времени, а она — обычным человеком. Треть её жизни прошла, пока он прилёг отдохнуть между циклами существования. У них не могло быть никакого совместного будущего.       — Я думала всё повторить, — горько призналась Бэверли. — Пережить те же эмоции. Но в детство, увы, мне уже не вернуться…       — Но ты всё ещё моя малышка? — полушутливо, полусерьёзно спросил Пеннивайз, убирая пряди мокрых волос от её лица.       — Да, — с готовностью откликнулась женщина и, коротко подавшись вперёд, прикоснулась губами к алому рту, что убивал людей.       — И даже через двадцать семь лет? — словно бы усомнившись в искренности её слов, арлекин состроил удивлённую гримасу.       — Всегда, — желая убедить приятеля в искренности, Бэверли вновь поцеловала его, только в этот раз уже по-настоящему. Это было не просто короткое соприкосновение, а полноценный контакт. Поцелуй с размазанной помадой, скользящими движениями губ и запутанными языками. В этот раз она даже позволила нечеловечески-длинному языку монстра войти в свой рот и заполнить его, втиснувшись в горло. Не самые приятные ощущения, но женщина стоически перенесла их, всем телом прижимаясь к Пеннивайзу…       …который самопроизвольно видоизменился. Клоуна уступил место красавчик из её снов. Тёмная одежда подчёркивала аристократическую бледность лица, а отбрасываемые маленьким костром тени — остроту и скульптурность лица с высокими скулами, тонким носом и выразительными, лучистыми глазами, в которых, однако время от времени, проблёскивал безумный отблеск мёртвых огней. Обворожительная улыбка придавала лицу лихое, мальчишеское выражение. В своём роде это была его человеческая форма.       — Проклятье! Ну почему когда мы целуемся, я превращаюсь в этого жалкого человечка?! — взвыл клоун, отодвинувшись.       — Наверное, это любовь, — сказав так, Бэверли склонило голову на плечо парня, долгое время остававшегося предметом её фантазий. Её мечта о нём была так сильна, что повлияла даже на облик чудовища. И даже после стольких лет она не перегорела.       — Это извращение… — продолжил ныть и жаловаться Пеннивайз. — Взгляни на него! Он же не страшный. От слова «совсем».       — Извращение, это то что ты сделал со мной, — хитро прищурилась Бэверли, напоминая другу детали из грешного прошлого.       — Ты о чём? — не понял шут, начав медленно возвращаться к более привычному виду. Его лицо постепенно белело, как будто грим сам по себе проступал из-под кожи, покрывая её слоем столь толстым, что в некоторых местах он даже начал трескаться. Особенно это было заметно на лбу, где трещины образовали подобие узора, напоминавшее о рассыхающихся костях черепа. Затем проступил пришла очередь помады и красных линий. Глаза поменяли свой цвет на жёлтый. Элегантный чёрный костюм обернулся вневременным клоунским одеянием, сочетавшим в себе элементы из различных эпох. Так например воротник-раф являлся отсылкой на позднее средневековье этак века XVII, в то время как дублет с рукавами-буфами — к Италии эпохи Ренессанса. Вместо они очень ненавязчиво показывали возраст Пеннивайза, как бы намекая, что он терроризирует жителей Дерри уже не одно столетие.       — Что, уже забыл, как сорвал этот цветок? — Бэверли картинно коснулась рукой низа живота. — И лишил меня девственности.       — Мне, между прочим, сон пришлось отсрочить, чтобы подождать пока ты созреешь, — нашёл что предъявить в ответ Пеннивайз.       — Звучит отвратительно! — обидевшись, женщина со всей силы заехала ему в плечо кулаком, но рукав-фонарик смягчил удар.       — Пойдём-ка, я тебе кое-что покажу, — воодушевившись некой идеей Пеннивайз подскочил на ноги. Он был очень энергичен.       — Не хочу, — вяло отмахнулась не разделявшая его энтузиазма Бэверли, но клоун всё равно схватил её и поставил на ноги:       — А придется, — мёртвые огоньки вновь заплясали в его глазах, а выражение разрисованного лица сделалось одержимым.       — Я же сказала, что не… ай! — рыжая вскрикнула, когда приятель легко подхватил её на руки, попутно избавив от покрывала.       — Прекрати! Поставь сейчас же! — кричала она, но Пеннивайза было уже не остановить. Продолжая удерживать её он в несколько прыжков преодолел расстояние до полусгнившего деревянного люка в полу, с нарисованной на нём руной. Пинком отшвырнул неизвестно как оказавшийся здесь велосипед Билла и откинул крышку, открыв… Бэверли не знала как это можно описать.       Колодец, шахта, туннель, лаз — ни одно из этих слов не могло не могло описать открывшийся её глазам спуск в ад. Он был круглым и достаточно узким, чтобы взрослый человек мог спуститься по нему без дополнительного оборудование, цепляясь за раскрошившиеся от времени каменные блоки. Их размер, и абсолютно безумная манера укладки исключали участие людей в создании колодца. В Дерри так не строили. Ни в XVII, когда здесь появились первые поселенцы, ни, тем более, сейчас. Да и зачем охотникам на бобров или, тем более, индейцам, жившим на этих землях задолго до их прихода, было зарываться в землю?       Нет, он возник здесь задолго до первых людей. Пеннивайз создал его. Пробил в земной коре во время приземления. А потом расширил и укрепил для собственного удобства. Осознав это, Бэверли содрогнулась от мысли о том, что этому месту даже не тысячи, а десятки миллионов лет. Когда она спросила приятеля: откуда он, и как попал на Землю, Танцующий Клоун послал ей видение метеорита, врезавшегося в ту часть континента, на которой потом был построен Дерри. И она готова была поклясться, что видела динозавров, убегающих от пожара, вызванного столкновением. А значит это было шестьдесят пять миллионов лет назад минимум!       — Держись крепче и береги голову. Поездка будет ухабистой, — предупредил Пеннивайз за секунду до того, как нырнуть в русло циклопического туннеля. Бэверли осталось лишь взвизгнуть от испуга и покрепче прижаться к приятелю в надежде, на спасение.       Под ними была, наверное, добрая сотня футов таинственной черноты, глубина которой горела жёлто-зелёными огнями. Поток восходящего воздуха развевал сырые волосы женщины, принося с собой запах времени и разложения. Мимо со всё возрастающей скоростью проносились края рассыпающихся камней, а безумный смех Пеннивайза эхом метался вокруг, отражаясь от стен колодца.       Думая, что сейчас разобьётся, Бэверли закрыла глаза, но как это часто бывало, спутник спас её в самый последний момент. Сила земного притяжения вдруг резко перестала действовать на него и клоун легко спланировал на пол, не повредив и свою ношу.       — Испугалась? — глумливо осведомился он, проводя языком по лицу рыженькой и смакуя страх, выделявшийся из каждой поры.       — Это было… неожиданно, — нехотя признала та. — Испугалась — да. Но боюсь ли я тебя теперь — нет. Даже и не надейся.       — Ты никогда не боялась… — то ли с восхищением, то ли с грустью констатировал Пеннивайз. — Может расскажешь, почему?       — Наверное чувствовала, что для меня у тебя есть больше чем для всех остальных, — неопределённо пожала плечами Марш. — Я знала, что ты хочешь меня. Я видела, что ты смотришь на меня не так, как на других жертв. А хотя забей… я просто почувствовала.       — Поброди тут немного, осмотрись пока я всё приготовлю, — поставив её на ноги, клоун ускакал куда-то за край темноты.       Оставшейся же в одиночестве Бэверли не осталось ничего другого, кроме как последовать его предложению. Крутанувшись вокруг своей оси она запрокинула голову, силясь объять необъятное. В детстве ей казалось, что коллектор в котором жил Пеннивайз огромен. Однако эта пещера даже ещё больше и достигала, наверное, мили в высоту! Состоявшая из нескольких десятков ярусов, она обладала формой перевёрнутой воронки, расширяясь у основания и сужаясь вверху. Каждое кольцо топорщилась чёрными каменными пиками, сталактитов, напоминавших зубы во рту клоуну. Или vagina dentata. Всё это место казалось гигантской утробой!       И её дно усеивали кости. Груды человеческих — и не только — костей, отчётливо различимых в мутно-зелёном свете. Взгляд Бэверли упал на череп, лежавший у неё под ногами. Какой-то бедолага закончил здесь свою жизнь. У него или неё, наверное, были друзья, родители, планы и мечты. Но клыки древнего чудовища положили всему этому конец, безжалостно оборвав детскую жизнь.       Мельком ужаснувшись тому, насколько ей наплевать, Бэверли запоздало вспомнила, что оставила фонарик на верху. Вместе с остальной одеждой. Сейчас на ней был только комплект красного кружева и резиновые сапоги — убойное своей несовместимостью сочетание. Однако делать было нечего и она поплелась двинулась вглубь пещеры как была — полураздетая и спотыкающаяся в потёмках. Пытающаяся не думать о том, когда успела зачерстветь настолько, чтобы стать полностью равнодушной к чужой смерти.       Было ли это влиянием Танцующего Клоуна или же издевательства, которые она терпела всю жизнь, всё-таки заставили её сломаться? Сейчас это не имело значение. Главное, что Бэверли ступала по костям, слушая как они ломаются и хрустят под её весом.       В центре исполинского зала проступала некая неясная тень. Чёрный силуэт, облитый светящимся, жёлто-зелёным туманом. Непроглядный и зловещий из-за отсутствия оформленных очертаний. Даже подойдя ближе, рыжая не сразу поняла, что это были торчащие из пола каменные структуры асимметричной формы. Тонкие, словно лист прочного картона, они были острыми, словно обсидиановые ножи, иглы или пики. Поначалу их расположение показалось Бэверли хаотичным, но присмотревшись, она поняла, что они окружают место падения метеорита. Наверное, они образовались в тот миг, когда он столкнулся с землёй. Жар взрыва был таким сильным, что расплавил камень, а выделившаяся при ударе энергия, создала волны, сформировавшие террасы пещеры. Если бы в Дерри упал обычный метеорит, на этом месте образовался бы огромный кратер. Но сила существа, что сошло на Землю в тот миг, остановила разрушение. Взорванный камень застыл на краю разрушения, образовав поистине причудливые и страшные формы.       — Бу! — дурашливо воскликнул Пеннивайз, выглядывая из-за каменного острия. Его оранжевые глаза горели странным азартом.       — Всё ещё надеешься напугать меня? — скептически усмехнулась Бэверли, поглядев на него. — Что там у тебя? Какая-то жуть?       — Лучше. Подойди и увидишь, — зубастая улыбка клоуна не сулила ей ничего хорошего, но рыжая, поколебавшись, всё же приняла его руку, позволив втащить себя в пространство между каменными остриями. Там не было ничего. Только плоский камень.       — Наше брачное ложе, — просиял Пеннивайз, в ответ на её недоумение. — Я же говорил, что мы будем играть по-взрослому.       — Стоило ли ради этого тащиться сюда? Могли бы сделать это и наверху, в том гадючнике. Как и всегда. А по-взрослому, это не на помойке трахаться, я снять номер в отеле, заказать в номер бутылочку вина, разложиться на кровати с шёлковыми простынями…       — Это особое место, Бэверли — прервал клоун поток мечтаний подруги. — Место силы. Моё место. Здесь Мёртвые Огни оживают.       Отпрыгнув от неё танцор забрался на острие одной из каменных сосулек, ловко балансируя раскинутыми в стороны руками.       — Здесь я могу сделать так! — раздался хруст и клоун начал превращаться в очередного монстра. Или, по крайней мере Бэверли так показалось сначала. Затем она поняла, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Потому что изменениям подверглась лишь нижняя часть тела клоуна. Она словно раздулась. Раздалась вширь, вознося его над тонким каменным остриём, на котором он стоял. Раздался хруст и наружу полезли коленчатые паучьи лапы. Покрывающий их узор напомнил женщине о полипах, растущих на днищах лодок и кораблей. Друг её детства стремительно превращался в огромное, насекомоподобное существо похожее на краба или паука!       И пусть для Бэверли не был секретом тот факт, что паучья форма наиболее близка к истинной сути монстра, происходящее всё равно стало для неё неожиданностью. Потому что она не допускала даже мысли о том, что он решит превратиться сейчас. В столь интимный момент. Спускаясь в канализацию, она была согласна на секс с клоуном, но уж никак не с ужасным неземным пауком.       — Привет, — сказал монстр, явно наслаждаясь демонстрацией своего истинного облика. Ну или по крайней мере того, что было максимально близко к нему. Алые губы, ярко выделявшиеся на мертвенно-бледном лице, расплылись в улыбке, на удивление не казавшейся ни отталкивающей, ни жуткой. Напротив, она напоминала о том, что Пеннивайз мог выглядеть даже милым, когда намеренно не искажал свою внешность, и не пытаясь сделать себя более пугающим — не растягивал рот сверх всякой меры, не удлинял зубы, не искривлял пропорции тела и не косил глазами в разные стороны. Вообще, если присмотреться, Пеннивайз был тем ещё красавчиком — стройным, точеным и остроскулым. Только мало кто давал себе труд сделать это. Кроме Бэверли Марш, конечно.       Однако сейчас даже эта милая улыбка оказалась не в состоянии успокоить её. Женщина не могла принять его полу-пауком.       — Подожди-подожди, мы так не договаривались! — возмутилась она, пятясь от я замершего перед ней кентавра с верхней частью клоуна и нижней паука. Тот же, проигнорировав её вскрик возмущения, сорвал с себя обрывки дурацкого клоунского трико. Тем самым щегольнул перед Бэверли бледным подтянутым торсом. Он был мускулистым, но не перекаченным — гимнаст, а не бодибилдер. На плечах и внизу живота мелово-бледную кожу, покрывали пятна тёмно-тёмно-коричневых крапин, придававших ей сходство с хитином нижней части тела. Торс клоуна рос из паучьего тела размером с откормленного пони. Восемь сегментированных ног, каждая толщиной с бедро Бэверли, топотали по полу, а затем и подняли клоуна-паука на дыбы, похоронив её в в его тени.       Женщина не успела ничего сделать. Прядильные органы, расположенные на нижней части брюшка, серебряно-белую нить. Паутина будто живая захлестнулась вокруг её запястий, притягивая их друг к другу. Затем Пеннивайз подхватил её на руки и уложил на некое подобие гамака, сплетённого между чёрными остриями, камней окружавшими место падения метеорита. При этом она не лежала а скорее полувисела, опираясь спиной о паутину, размещённую под углом сорок пять градусов к полу. Она словно летела.       — Отпусти меня! — в панике потребовала Бэверли, но всё было тщетно. Клоун-паук даже не повернулся, чтобы посмотреть ей в глаза, продолжив вместо этого прикреплять её к брачному ложу. Ещё одна петля из паутины обвила и так уже приклеенные друг к другу запястья, удерживая их над головой женщины. Затем пришла очередь сучивших в воздухе ног каждую из которых Пеннивайз обвязал в отдельности, заставив широко разойтись. Вот так, распятая в раскоряченной и неприличной позе, она и осталась лежать.       — Надеюсь тебе удобно, Бэвви, потому что тебе придётся провести в этом положении какое-то время, — усмехнулся клоун-паук.       — Я прикована грёбанной паутиной! Как думаешь, мне может быть удобно?! — Бэверли аж взвилась, когда гнев пересилил страх.       — Вот как? Очень жаль, — издевательски пропел Пеннивайз. — Но это вынужденная мера, дорогая. Я пытаюсь подготовить тебя.       — Да я уж поняла, — не удержалась и съязвила пленница, беспомощно извиваясь всем телом и глядя на рыжего с ненавистью.       — Боюсь, что не вполне. Я хочу, чтобы ты понесла моё потомство, — так прямо и заявил ей монстр, вызвав волну паники. — Ты единственная, кто может это сделать. Ты узнала о моей истинной природе и не испугалась меня, а значит сможешь увидеть мою истинную сущность, не умерев. Никто другой не справится с таким физическим и психическим давлением. Только ты, моя девочка.       Сказать, что Бэверли была ошарашена, значило сильно преуменьшить тот шок, в который её ввергли слова Пеннивайза. Танцующий Клоун… хотел от ней детей? Или собирался наполнить её живот какой-то инопланетной икрой? Как в фильмах ужасов?       — Прими мои яйца и проведу тебя сквозь Мёртвые Огни, сохранив рассудок. Ты будешь пребывать в моём свете вечно, — понимая, что подруга пока колеблется, клоун-паук склонился над ней, облизав кончиком языка женское ухо. — Представь себе: бессмертная и могущественная. Никто больше не сможет тронуть тебя против воли. Никто не обидит и не ударит — больше никогда.       — Скажи… — перебила его Бэверли, нервно облизав губы. — …а разве ты не единственный представитель своего вида здесь?       Мысль о том, что где-то среди звёзд и галактик есть ещё одно оно — сверхъестественный враг, обладающий всевозможными кошмарными способностями и поедающей тех, кто боится его, пугала. Два таких существа запросто могли уничтожить Человечество.       — О, моя дорогая, — клоун-паук запустил волосы в короткие волосы женщины, продемонстрировав отросшие на пальцах мощные, коричневые когти. — У Мёртвых Огней не одно воплощение. А множество. Есть и другие. В других временах и вселенных. Но все они далеко, а ты здесь. Соглашайся, Бэверли, и я сделаю тебя своим партнёром. Мы будем вместе дольше, чем горят звёзды.       — Подожди! Мне надо подумать! — инстинктивно рыжая попыталась поднять руки, однако они остались приклеенными к паутине.       — Да чего тут думать? — нетерпеливо отстранился от неё Пеннивайз. — Там, в мире людей, тебя больше ничто не держит. Карьера? Тебе нравится создавать яркие образы, но вдохновение давно покинуло тебя, угаснув подобно свече. Ты так и не сумела найти любовь или хотя бы достойного человека, с которым можно прожить жизнь. А успехом ты уже сыта по горло. Я дал тебе двадцать семь лет нормальной человеческой жизни, но ты всё равно вернулась по первому зову. Ты не хочешь свободы, Бэверли.       Та не ответила, мучительно размышляя над словами старого друга. С одной стороны он был прав и она сама уже не раз думала об этом в последнее время. С другой, могла ли она согласиться с его предложением? Разрешить этому заделать себе детей? Породить больше монстров-людоедов, которые в потенциале могли сожрать человечество? Стать матерью того, что можно было назвать чумой? Пеннивайз сделал столько семей несчастными, что позволять ему самому обзавестись потомством было бы несправедливо по отношению ко всем, кто жил и страдал в Дерри. Не то чтобы это волновало бездушную суку вроде неё, но всё же…       Кроме того оставался и куда более важный вопрос: сможет ли она пройти через это? Иметь дело с гигантским полу-пауком в такой интимный момент? Позволить ему оплодотворить себя? Будет ли больно? Сможет ли он вообще поместиться в ней при такой разнице в размерах? Совместимы ли они с точки зрения рождения детей? И безопасно ли это для неё-любимой? Вот, что было важно.       — Приму твоё молчание как знак согласия! — вынес вердикт Пеннивайз, а когда Бэверли попробовала возразить, залепил ей рот паутиной. — Понимаю, у тебя много вопросов, но давай-ка отложим их на потом и займёмся делом. Я и так слишком долго ждал.       Более не тратя время попусту клоун-паук принялся раздевать свою жертву, не особо заботясь о сохранности одежды. Трусики оказались разорваны в первую очередь, так как монстр стремился добраться, в первую очередь, до места между её ногами. Но и лифчик не избежал уничтожения. Наоборот он был разорван с какой-то особой тщательностью. Как будто не нравился Пеннивайзу.       Глубоко вдохнув её естественный запах клоун-паук зажмурился, закатив глаза внутрь черепа, и приступил к более детальному осмотру. Тонкий палец нащупал анус, игриво надавив на него, но вскрикнувшей Бэверли удалось вовремя сжать колечко сфинктера, отразив первую атаку. К несчастью, она была не в состоянии помешать другому пальцу скользнуть во влагалище и исследовать её со скурпулёзной неторопливостью. Пеннивайз шарил внутри неё, что-то бормоча себе под нос и издавая странные, гудящие звуки. Горячее дыхание при этом, касалось самых деликатных частей тела женщины, вызывая непроизвольный ответ — дрожь и мурашки.       — Интересно. Я вызвал у тебя брачную реакцию? — смех паука-клоуна утонул в кромешных звуках вроде шипения и клёкота.       — Отвали и умри… — неразборчиво выругалась на него Бэверли и сразу же захныкала, когда его пальцы надавили на точку G.       Продолжая подсмеиваться, Пеннивайз склонился над ней, впиваясь когтистыми пальцами в раздвинутые, голые бёдра. Его язык — длинный и чуждый, нечеловеческий, выскользнул из раскрывшейся пасти и прошёлся по её промежности, заставляя женщину пискнуть. Когда же он ненавязчиво коснулся её клитора, она и вовсе взвизгнула, но приглушенно — паутинный кляп всё ещё был на ней. Довольный этим, монстр принялся играть с ней, водя языком по бугорку синхронно с движением пальца. Он знал толк в лизании.       Тонким и чрезвычайно ловким он без труда заменил палец, погрузившись глубоко внутрь истекающего смазкой прохода. И никакие попытки Бэверли сжаться на входе и не пустить его не помогли — это был действительно сильный язык! Рукой же клоун-паук нежно ощупывал низ её живота, внимательно прислушиваясь при этом к женским стонам. Кончик его пальца массировал головку клитора так, что у бедняжки аж глаза закатывались. Это было неописуемо и вскоре Бэверли почувствовала нарастание оргазма. Этого не могло — не должно было — быть, ведь её дрочил пальцами и лизал клоун-паук. Но тем не менее это было. Как унизительно.       Пэннивайз заставил её кончить, крича в кляп. Замер на секунду и продолжил стимулировать. Почувствовав приближение второго оргазма женщина отчаянно застонал. Если бы ей не заткнули рот, она бы умолял его остановиться. Как бы то ни было, всё, что она могла сделать, это беспомощно кончить. Снова, и снова, и снова… Всё, что она знала, было горящим мёртвыми огнями блаженством…       …в конце концов клоун-паук сжалился над ней, и извлёк язык из спазмирующего канала, положив конец бесконечной серии оргазмов. Бэверли смогла лишь безвольно откинуться. Пусть это было и неожиданно, ему действительно удалось ослабить её напряжение. Теперь женщине почти не было страшно и возможные казусы напрягали уже не так сильно. Её тело полностью обмякло на паутине, казавшейся такой же мягкой, как дорогое постельное бельё. Теперь рыжеволосая ждала следующего шага любовника.       Тот придвинулся, снова встав на дыбы. Вознёсся над ней, накрыв своей тенью. Задние и средние лапы опирались об острые края метеорита, а передние сучили по воздуху. Раздался влажный щелчок. Это раскрылась хитиновая крышка, расположенная в том месте, где бледная плоть клоуна переходила в рельефный паучий хитин. Её створки разошлись, выпустив наружу щупальца, похожие на тёмно-красные, слюнявые языки. Извиваясь, они радостно потянулись к Бэверли, обвили и принялись облизывать со всех сторон.       Пробежали по груди, животу, ногам и бёдрам, сжимая и щекотая. Почувствовав, как они корчатся между её ног, заставило женщину задохнуться. Прикосновения не были неприятными, несмотря на избыток слизи, растекавшейся по её коже. Просто странно и, пожалуй, волнительно. Бэверли не могла не думать о том, что произойдёт, когда они окажутся внутри, зарываясь всё глубже?       Пеннивайз когда-нибудь делал это раньше? Пытался завести детей с кем-либо? Он вообще представляет, как это происходит?       Все эти вопросы вихрем проносились в голове женщины, пока один из скользящих органов тёрся о её вход, отыскивая дорогу. Когда же это случилось и член монстра вошёл в неё, Бэверли поняла, зачем нужна была смазка. Его фактура оказалась вовсе не такой гладкой, как она думала. Напротив, тентакля была покрыта крохотными усиками, которые извивались все одновременно и в разных направлениях. Протирались об неё изнутри, увеличивая удовольствие от каждого скользящего, червеобразного движения.       Мини-щупальца извивались, массируя стенки её влагалища, а затем оказались оттянуты назад, заставив рыжую издать вздох разочарования. Довольно улыбнувшись, Пеннивайз снова наполнил её, медленно продавливаясь внутрь. Бэверли застонала, втягивая носом воздух и мелок дрожа от постоянной, безостановочной стимуляции. Она бы извивалась сейчас, если бы не была накрепко стянута паутиной, удерживавшей её на месте. Не дающей прижаться к тому, с кем была разлучена на столь долгий срок.       Тот же знай себе трахал её, наполняя каждый дюйм её пульсирующего лона извивающейся, червеобразной массой. Звуки, которые клоун-паук издавал при этом, напоминали вибрирующее мурлыканье. Столь внимательный, поначалу, к её ощущениям, он постепенно становился всё более напористым. Почти небрежным. К щупальцу во влагалище дополнилось и второе, атаковавшее её зад. Бэверли зашипела от негодования, но боль лишь усилила удовольствие подобно тому, как яркий свет делает более резкими.       Наслаждаясь заданным темпом и, женщина застонала сквозь кляп, ощутив как щупальце набухает внутри неё. Пульсирует, готовясь извергнуть своё содержимое. Его наконечник вдавился так глубоко, что достиг шейки матки. Потыкался и проскользнул внутрь, растянув её. Было чертовски больно, но в этом странном экстатическом состоянии боль становилась удовольствием. Бэверли понимала, что её внутренности растягивают и чуть ли не разрывают изнутри, но не заботилась об этом. И ни о чём вообще. Щупальца массировали стенки её любовного канала с такой интенсивностью, что она могла только кайфовать, содрогаясь в конвульсиях.       Желая разделить с любимым прекрасный и ужасающий одновременно момент близости Бэверли приоткрыла глаза и увидела прямо перед собой распяленную, разделившуюся на три части пасть Пеннивайза, раскрытую на всю ширь. Она сумела заглянуть глубоко во внутренний мир своего парня и разглядела там три крохотных огонька. Три светящихся сферы огромной силы, переливавшиеся оранжевыми оттенками. Плавающие посреди бесконечных стен того, что казалось раскалённой плотью, истыканной острыми костяными колючками, они танцевали в сердце чуждого существа, выбравшего её своей парой. И, по сути своей, были им.       Сначала они были маленькими и далёкими, словно сверкающие булавочные головки, а затем начали приближаться. Они кружились, перекрещивая траектории и обнимая друг друга будто в злобном танце. Их свет был живым. Он мерцал, двигался, извивался и едва ли не вибрировал от энергии — воли его. Бэверли чувствовала, как его лучи жадно скользят по её лицу словно щупальца спрута. Или чьи-то дьявольские пальцы. Прикасаются, гладят и облизывают — пробуют на вкус, перед тем, как поглотить.       Как они уже поглотили тех, чьи голоса вибрировали сейчас в глотке клоуна-паука. Дети Дерри. Цветы, сорванные слишком рано. Растоптанная невинность. Загубленные жизни. Похищенные души. Мальчики и девочки, умершие, но обречённые продолжать жить внутри Мёртвых Огоньков. А точнее существовать искажённой, ущербной жизнью в сознании этого этого ужасного существа. Вечно.       Хор вопящих от страха голосов раздавался в сознании Бэверли, оглушая. Она попыталась закрыть глаза, отгородиться от призрачного присутствия, но быстро обнаружила, что не в состоянии пошевелить даже веками. Всё, что ей оставалось это смотреть на этот живой огонь, переливающийся перед её глазами. В какой-то момент женщине почудилось, что она видит что-то позади них.       Что-то гораздо худшее, чем паук или даже клоун-паук.       Образ, наиболее приближенный к тому, чем оно являлось в действительности. Некая форма, которую она видела почти так же, как зритель кинотеатра видит силуэт механика, движущегося за экраном. Бэверли не хотела видеть его обнажённой, не имеющей физического воплощения сущностью, но бессильная отвернуться или хотя бы закрыть глаза, принуждена была продолжать вглядываться в глубины мерцающего адского света. И там, всего на мгновение, она действительно увидела форму позади формы. Увидела ползущее в темноте огромное, бесформенное, бесконечно-голодное существо, сотканного из мёртвого оранжевого света.       У него не было глаз. Они были не нужны ему, чтобы видеть, поскольку оно видело всей поверхностью тела. И гораздо дальше,чем любой телескоп. Не было головы или даже туловища. Оно состояло практически из одних щетинистых лап, оканчивавшихся когтями, острыми словно кинжалы. Нет, это были не щетинки. А рой мерцающих огоньков на поверхности исполинского тела. Они мерцали на поверхности, иногда срывались и улетали во тьму. И вот глядя на это, Бэверли осознала, что трио кружащихся перед ней огоньков были всего лишь мельчайшими песчинками, отделившимися от сверкающего титанического существа, но связанными с ним незримыми нитями. Эти же нити протянулись сейчас и к неё, наполняя её душу Мёртвыми Огнями.       Одновременно с этим, яйцеклад (вот чем была эта тентакля) расширился по другую сторону тонкой стенки и изверг тёплую жидкость, прикосновение которой вызвала у Бэверли волну экстаза. Брошенная через край, она закричала сквозь кляп, напрягаясь вокруг вставленного в неё щупальца. Живот наполнился волной густого тепла, вызвав у женщины оргазмический кайф. Её тело бесновалось в корчах, силясь оторваться от паутины, однако она едва ли замечала это. Всё внимание сосредоточилось на икринках.       Пеннивайз называл их яйцами, однако Бэверли почти не ощущала их веса. Они были такими маленькими… собирались ли они вырасти, заполнив всё доступное пространство? Сколько он вообще собирался поместить в неё? Когда-то она читала, что пауки способны за раз отложить до пятидесяти яиц! И это заставило её беспокоиться о том, что они переполнят её живот и он раздуется.       К счастью этого не случилось. Её живот ещё даже не начал вздуваться, а Пеннивайз уже отстранился, залив напоследок посаженные яйца волной семени. Чтобы точно оплодотворить их. Яйцеклад как будто бы сдулся, уменьшаясь в размерах, а покрывавшие его усики двигались вяло и медленно. Он полностью вышел из неё и поставил на входе паутинную заплатку. Чтобы ни одно из его драгоценных яиц не покинуло её тела до того, как запечатанные внутри детёныши не созреют, чтобы родиться на свет.       Между тем Пеннивайз схватил Бэверли руками своей человеческой половины и прижал к своей груди. Из паутинных желёз на брюшке показались шёлковые нити и он со зловещей грацией обмотал обвисшую в его руках женщину. Она очутилась в коконе, покрывавшем тело с головы до ног. Нити частично залепили её глаза, но темнота больше не была препятствием для Бэверли Марш. Мёртвые Огни уже пылали в ней, наполняя взор внутренним светом. Впрочем она не спешила воспользоваться новым зрением и просто расслабилась в спальном мешке из паутины и закрыла глаза, намереваясь спать, пока её тело будет обретать новую форму.       Подстраиваться под её нового партнёра. Ведь несмотря на прошедшие годы она всё ещё оставалась его малышкой.