Несерьёзно

      Оглушающая музыка и крики ребят, пришедших на вечеринку в братстве, били по ушам и отдавались слабой болью в голове. Хана сидела на кухонной тумбе, закинув ногу на ногу, и потягивала зелёный шейк со вкусом мохито, который ей купил Сатору. Она изначально не хотела приезжать сюда, потому что до этого у неё был выматывающий разговор с матерью, не оставляющей попыток восстановить её отношения с бывшим парнем, несколько трудных зачётов и бессонных ночей из-за свалившихся со всех сторон проблем. Но как можно было отказать свои друзьям и одному самому лучшему другу, который пообещал ей алкоголь, закуски и свою приятную компанию? Разумеется, устоять было невозможно, даже зная, что сразу он выполнит только первые два условия, а последнее оставит на десерт.       Сладкое Сатору очень любил.       В гостиной раздался звук разбивающегося стекла, последующие женские визги и хохот парней. Недалеко сидящая Сёко поморщилась от этой «симфонии» и приложила бутылку с таким же шейком к правому виску. У неё в последнее время тоже было не всё в порядке: она взяла на себя разборки с неугомонными соседками, а вдобавок ко всему этому училась так же, как и Хана, и параллельно подрабатывала в клинике у своих родителей. Понять, почему и она оказалась здесь, легко: первая причина — ей тоже хотелось отвлечься и хорошо отдохнуть, вторая — Сатору являлся её лучшим другом (и именно другом, а не только статусом для прикрытия) и одновременно с этим самой настоящей занозой в заднице.       Скука брала над обеими верх. За полгода все эти постоянные тусовки и вечеринки приелись — каждый раз один и тот же сценарий, а все действия выполнялись будто бы по инструкции. Прийти в братство, сестринство — так называли общежития только для парней или только для девушек — или, если тусовку устраивал кто-то из богатых, домой или огромный пентхаус, найти там запечатанный алкоголь, чтобы быть уверенным в отсутствии наркотиков или других препаратов в жидкости, напиться и дальше выбрать одну дорожку из нескольких: подцепить кого-нибудь на один раз, провести вечер с друзьями или уйти домой. И вне зависимости от выбора всё уже было таким привычным. Никаких красок, никаких новых эмоций — только головная боль с самого вечера и до обеда.       На кухню вальяжно прошла Мэй Мэй и, игриво подмигнув вмиг посветлевшей Сёко, уселась рядом с Ханой, закинув на неё ноги.       — Наконец-то встретились, госпожа Ота, — протянула она и смачно поцеловала её в щёку, оставляя едва заметный след от тёмной матовой помады. — Как поживаешь? По отсутствию твоей любимой помады на губах и… — девушка приподняла двумя пальцами её подбородок, рассматривая шею, — засосам вижу, что неплохо. И кто этот очередной счастливчик?       Сёко фыркнула и, словив предупреждающий взгляд Ханы, отвернулась.       — Меня не было полгода, а здесь уже всё перевернулось с ног на голову! — громко возмутилась Иори. — Сёко, родная, будь добра объяснить мне, что случилось с этим придурком.       — Мы с Сугуру склоняемся к тому, что влюбился, — ответила она, стараясь игнорировать испепеляющий взгляд подруги.       — Это я уже поняла. — Иори заглянула в холодильник и достала банку любимого пива. — Представляете, он не отпустил несколько мерзких шуточек в мою сторону, а просто поздоровался и спросил, как у меня дела! Да я… Да это… Да кто его может вытерпеть вообще?!       — Да есть тут одна.       — Подожди, ты что, всё ещё мутишь с Сатору? — оживилась Мэй Мэй и начачала широко улыбаться. — Боже, я думала, вы разбежитесь после первого раза и будете общаться как лучшие друзья. Ну и ну! А я-то сижу и гадаю, чего это он ещё не подцепил кого-нибудь. Уже подумала, что заболел парень, а он просто втюрился в тебя. Хотя, я его понимаю — так бы и прибрала тебя к себе. — Она стрельнула глазками в сторону Сёко и заговорщически улыбнулась ей. — Но ведь Сатору уже не позволит, да?       — Думаю, да, — согласилась Иэйри, улыбнувшись ей в ответ.       — У нас с ним ничего нет, — сказала Хана, устало вздохнув: ей уже надоело доказывать, что у них был только секс и редкие прогулки по вечерам, когда обоим нечем заняться. — Мы не встречаемся.       Они все переглянулись, а Сёко только пожала плечами, как бы кидая знаменитую фразу «я же говорила». Иори громко простонала, когда отпила холодного пива, и прикрыла глаза; потом обернулась назад, чтобы поглядеть, как Сатору стоял без девушки — единственный из всей компании — и вежливо отказывал любым, кто пытался с ним познакомиться, и выдала свою теорию:       — Может, это только ты думаешь, что вы не встречаетесь? — Сёко прыснула в кулак, когда увидела ошеломлённое лицо Ханы, а после согласно промычала. — Когда это началось?       Хана с тихим вздохом откинула голову назад, прислонилась к навесному кухонному шкафу и, отвернувшись в сторону окна, начала вспоминать события почти шестимесячной давности.       

***

      Последние дни лета в Токио выдавались жаркими — идеальное время для того, чтобы отправиться в Канагаву и поваляться на пляже Юигахама, но вместо этого Хана лежала на смятой постели и повторяла весь пройденный в прошлом году материал по анатомии. Вместо сильного ветра — холодный поток воздуха, исходящий от кондиционера; вместо запаха соли и немного йода — аромат цитрусов, доносящийся из-за освежителя воздуха; вместо приятной компании и весёлого времяпрепровождения — одиночество и зубрёжка.       Летние каникулы изначально были обречены на провал: первые серьёзные промежуточные экзамены, после которых сил хватало только на то, чтобы лежать и безучастно смотреть в потолок; последствия расставания с парнем — единственным человеком, с которым она общалась последние несколько месяцев; отсутствие друзей из-за его влияния; проблемы с родителями, — всё свалилось на неё одним большим комом. Хана пыталась как-то барахтаться, чтобы не потонуть, но после первого и последнего уик-энда с родителями и мягкого посыла бывшей подруги поняла, что весёлых вечеров, какие показывают в сериалах и фильмах, не будет. Она не то чтобы расстроилась, но и приятного было мало, особенно когда воспоминания о летних вечерних прогулках с друзьями мелькали перед глазами.       Учебник по анатомии в мгновение превратился в неподъемный груз. Хана положила его себе на колени и откинула голову на подушку, чувствуя, как шею неприятно свело. Поморщилась и невольно потянулась к ней рукой, чтобы немного помассировать, но стало только хуже. И прекрасного мастера массажа и по совместительству её одногруппницы и соседки по комнате не было. Сёко, насколько она помнила, улетела на недельку-другую на остров Окинава с родителями. К своему стыду, Хана не помнила, когда именно она улетела и когда должна была вернуться назад, хотя разговор об этом не раз поднимался. Её засосало в «день сурка» — каждый новый день был похож на предыдущий. Подъём, завтрак, свободное время, во время которого она смотрела сериалы и читала, и так вплоть до ужина, а после недолгая прогулка по району и возвращение в комнату до того, как закроется общежитие. И так по кругу. Неудивительно, что она потерялась во времени и совсем забыла, когда должна была вернуться соседка.       Совсем рядом послышались шаги и чьи-то громкие голоса; спустя несколько секунд раздалось три коротких стука. Хана удивлённо приподняла брови, но всё же сказала неуверенное: «Войдите», — хотя гостей не ждала. И особенно не ждала высокого черноволосого парня, заносящего чемодан и несколько сумок. Первая мысль — в её жизни что-то пошло не так, поэтому с минуты на минуту она превратится в какой-то глупый фанфик или фильм, где главных героев по ошибке заселяют в одну комнату, чтобы потом между ними появилась любовь до гроба. Вторая — у неё появилась новая соседка, а это её парень, друг или родственник. И несмотря на то, что Сёко была прекрасной сожительницей, а парень, который оставил сумки у противоположной кровати и сразу же рухнул на неё без сил, был очень даже симпатичным, первый вариант с глупой ошибкой притягивал её меньше второго.       Незнакомец не успел толком поздороваться и представиться, как в комнату зашла соседка, разговаривая с кем-то по видеосвязи. Она мило улыбнулась Хане, приветливо помахала маленькой ручкой и легла рядом с парнем, укладывая голову ему на живот.       — Я в жизни не прощу вам этого предательства. Слышите? — раздался недовольный голос из динамика. — Сугуру, значит, ты пустила к себе в комнату, а меня даже к дверям общежития не подпускаешь! Это что такое вообще?!       — Я живу не одна, Сатору. А моя соседка слишком хороша, чтобы пугать её тобой. — Парень под ней громко прыснул и покачал головой. — И не переводи тему, пожалуйста. Мы говорили о Иори. Сатору, я уже миллион раз говорила, чтобы ты отстал от неё. Она не будет с тобой связываться, понимаешь? Ты не интересуешь её как парень.       — И я очень рад этому, потому что в постели она наверняка ещё более визгливая, чем за её пределами. — Сёко осуждающе покачала головой. — Ты видела её лицо? Только ради этого выражения я-тебя-не-могу-убить-но-очень-хочу-это-сделать и хочется шутить над ней. К тому же это она постоянно цепляет меня, а я просто отвечаю. Не стоять же мне и молчать, когда она верещит у меня под ногами, верно?       Его вопрос остался без ответа. Сёко только тяжело вздохнула и переглянулась, как поняла Хана, с Сугуру. Он пожал плечами и откинулся головой на подушку — смирился.       — Сувенирчики привезла?       — Да, — ответила Иэйри и тут же добавила, улыбаясь от радостного писка на другой стороне: — но ты их получишь только в том случае, если будешь хорошо себя вести.       — Я всегда веду себя хорошо. — Ответом ему послужили многозначительные взгляды. — Эта таинственная незнакомка, которая живёт с тобой, рядом?       — Скажи «нет», — шёпотом сказал Сугуру. — Иначе у него начнётся…       — Я всё слышу! — перебил его звонкий голос. — Покажи её!       Хана, которая до этого спокойно наблюдала за всем происходящим со стороны, резко встрепенулась и замахала головой, показывая неприличные жесты, обозначающие конец жизни, если она сделает это.       — Ну, я жду. Что, страшненькая? Или серая мышка? Хм, даже не знаю, что из этого хуже.       — Нет, она просто затворница. — Хана возмущённо вздохнула и швырнула в соседку карандаш, попав ей прямо в висок. На той стороне телефона довольно хмыкнули. — Весьма меткая и… Подожди, что? — Сёко подскочила с места и неверящим взглядом бегала от её лица к учебнику на коленях. — Ты читала анатомию всё это время?! Ты нормальная вообще?!       — Значит, серая мышка и заучка, — в мужском голосе послышались нотки разочарования, а после раздался звук, будто кто-то начал блевать. — Приводи её на вечеринку завтра вечером. Она мне уже нравится.       — Что-то я не помню, чтобы тебе нравились «серые мышки» и «заучки», — иронично заметил Сугуру. — Вкусы меняются, да?       Хана еле сдержала желание кинуть что-нибудь и в парня. Всё внутри клокотало от раздражения, от того, как они обсуждали её, когда она находилась рядом.       — Она швырнула карандаш в Сёко — думаешь, я поверю в то, что она тихоня? Пф, даже я на подобное не решаюсь, хотя у меня есть все возможности для этого. — В трубке послышалось гневное «Сатору». — Оп-па, меня кажется потеряли. Увидимся завтра вечером. Не забудь привести эту малышечку! Пока-пока!       Никто не успел попрощаться, как звонок прервался. Сёко облегчённо выдохнула и смерила Хану недовольным взглядом, рукой указывая на учебник по анатомии. Она не стала что-либо объяснять, а просто отмахнулась — жаловаться на скучные дни не хотелось, да ещё и в присутствии постороннего человека, который до сих пор не представился. Соседка чуть не ударила себя по лбу, опомнившись:       — Точно, вы же ещё не знакомы. Хана, это Гето Сугуру — мой лучший друг и просто ангелочек. Сугуру, это Хана Ота — моя соседка, чокнутая одногруппница, которая решила почитать в середине каникул про строение человека, хотя недавно мы его выучили наизусть, и тоже ангелочек. Я про неё говорила, когда рассказывала про первые дни в общаге.       Сугуру отсалютовал ей двумя пальцами и получил в ответ сдержанную улыбку и лёгкий кивок.       — Тебе идёт новая стрижка, — заметила Хана. — Только непривычно немного, что ты убрала половину длины.       — О, ты заметила? Спасибо! Папа настаивал на африканских косичках, но мы с мамой еле отговорили его от этой затеи.       — И я всё ещё считаю это настоящим преступлением. Мне кажется, тебе бы пошло, — сказал Сугуру, но Сёко только отмахнулась от него. — Ладно, не буду вам мешать. У вас наверняка полно тем для разговоров, а у меня есть незаконченные дела. Нужно ещё выспаться, чтобы встретить Сатору ночью.       — Не забудь купить несколько тортов и нарисовать огромный плакат, где будут расписаны все твои исключительно положительные эмоции из-за его возвращения. — Парень закивал головой, поднимаясь на ноги. — Ещё можешь купить разноцветных шариков, чтобы он окончательно поплыл.       — Про оркестр забыла, — напомнил он, и Сёко хихикнула. — Ладно, бывайте.       Когда дверь с тихим щелчком закрылась, Хана облегчённо выдохнула и потёрла пальцами пульсирующий висок. За несколько минут произошло ярких событий больше, чем за последнюю неделю. Сёко это поняла — один многозначительный взгляд на учебник по анатомии и страдальческий вздох описал все её эмоции без лишних слов, — поэтому и не стала наседать с вопросами о том, чем она тут занималась, пока её не было. Не стала наседать и с новыми знакомствами, да и про просьбу странного и неизвестного парня не вспоминала. Вместо этого она рассказывала о том, как замечательно провела время на Окинаве, где была и с кем познакомилась, а попутно разбирала вещи, отсортировывая их: в одну стопку складывала то, что нужно было постирать, а в другую, — что можно было сразу убрать в шкаф.       Они договорились, что вечером прогуляются до магазина и вместе приготовят ужин, а после Сёко отправилась вниз, в прачечную, оставляя Хану наедине со своими мыслями. Ей нравилась соседка. Иэйри не доставляла проблем: вела себя тихо, никого не приглашала, кроме этого случая, личные границы не нарушала, её вещи не трогала, — оглядываясь на других девочек, которые жили в соседних комнатах, она понимала, что соседка у неё святая, не иначе. То, что они учились на одном факультете и оказались в одной группе, только упрощало жизнь. Все задания они делали вместе, а если что-то не получалось, то всегда были готовы помочь друг другу. И их общение можно было бы назвать отличным началом для крепкой дружбы, если бы не два маленьких «но»: Сёко побаивалась её бывшего парня, даже несмотря на защиту в лице двух лучших друзей, а потом, когда произошло расставание, Хана и сама закрылась ото всех, желая побыть в одиночестве и спокойствии. И здесь она тоже показала себя с хорошей стороны, потому что увидела её немую просьбу и держала дистанцию. Долгое время они были просто соседками и одногруппницами, не позволяя зайти за невидимую черту.       Но именно в тот день Сёко решила начать делать первые шаги. Вечером, когда они шли из магазина, а истории закончились (у Ханы их даже не было), она всё-таки вспомнила про просьбу своего друга и про вечеринку, которую устраивали как раз для тех, кто решил остаться здесь. Весь их путь до дома и процесс готовки сопровождался убеждениями пойти туда и просто отдохнуть. Хана сопротивлялась как могла: сначала переводила тему, потом пыталась хоть как-то отбиться своими доводами, почему ей не стоило показываться на вечеринках, а в конце, когда каждый её аргумент разбивался тремя контраргументами, она перестала как-либо реагировать.       Во время ужина Сёко заметила, что панцирь, в котором Хана спряталась, начал трещать. И, отбросив всю тактичность и выложив все козыри на стол, она окончательно добила её.       — Сколько времени прошло с того момента, как я обработала тебе раны, а после стояла у окна и следила, чтобы этот псих тебя не убил? — Палочки с кусочком мяса между ними застыли в нескольких сантиметрах от приоткрытого рта. Хана глупо моргнула и отложила их. — Вы расстались в конце апреля, а уже близится конец августа, Ота. И за это время ты ни разу не выходила на улицу, чтобы развеяться. Это ненормально, слышишь? Не-нор-маль-но.       — Я уже говорила, что ненавижу шумные вечеринки. Что мне там делать? Напиться? Я могу напиться и здесь, но только с уверенностью, что меня не качают какой-нибудь дрянью. Потанцевать? Ты серьёзно думаешь, что там собираются, чтобы подрыгаться под музыку? Найти себе кого-то? Нет, спасибо. Я не хочу ввязываться в это дерьмо под названием «отношения». Мне хватило.       Глаза Сёко засияли, а на лице заиграла озорная улыбка. Выглядела она немного жутко — настолько, что Хана вообще пожалела о сказанном. Но было поздно — соседка уже наклонилась к ней через весь стол и тихо, так, чтобы услышала только она, сказала:       — А кто сказал, что нужно обязательно строить с кем-то отношения? На вечеринках, если что, можно находить ещё и друзей. А если уж кто-то и понравится, то всегда можно попробовать секс без обязательств. — Хана скрестила руки на груди и отвернулась, поджав губы. Идея была заманчивой, особенно если вспомнить предыдущие дни, и не внушающей доверия одновременно. — Да брось. Что ты ещё будешь делать эти дни? Читать, чтоб её, анатомию?       — Нет, перейду к повторению химии, — съязвила она. — Можно ещё гистологию повторить, да и медицинская биология и общая генетика в прошлом году тяжеловато давались — надо подтянуть.       — Знаешь, мне кажется, что ты тот самый человек, который кричит, что ему никто не нужен, но при этом в глубине души страдает из-за этого. — Хана широко улыбнулась, обнажая ряд белоснежных зубов, и закивала головой. — Да? Я угадала? Девочка моя, это же кошмар!       — Нет, это называется «тревожно-избегающий тип привязанности», — поправила её она, выставив перед собой поднятый вверх указательный палец.       — Всё так, потому что этот тип привязанности — сущий кошмар. — Сёко вздохнула и страдальчески посмотрела на неё перед тем, как выбросить свой последний козырь. — Тот парень, который попросил тебя привести, ни за что меня не простит, если я этого не сделаю. Сжалься надо мной хотя бы разок, чтобы послезавтра утром я вернулась домой. Кто знает, какая тебе соседка попадётся, если меня не станет. Ну это тебе так, на подумать.       — Учти, что это работает и в мою сторону. Если я не переживу чувство испанского стыда, если напьюсь до смерти или меня изнасилуют и убьют, то кто знает, какая тебе соседка попадётся?       — Не переживай, я буду рядом с тобой, — отмахнулась она, а после застыла и пискнула от радости. — Подожди, это «да»?!       Ответа на этот вопрос не последовало — всё уже было ясно.       Стоя перед большим трёхэтажным зданием братства, Хана проклинала себя за то, что позволила себе слабость и сдалась под напором соседки, когда согласилась пойти на это крайне рискованное и сомнительное дело. Если бы знала, что к семи вечера на полянке перед зданием будут валяться бессознательные тела, а изнутри будут раздаваться такие громкие звуки — в основном это музыка и крики, — что их было слышно за несколько кварталов, как будто тут проходил рок-концерт, то она непременно отказалась бы. Рядом стоящая Сёко, привыкшая посещать подобные вечеринки из-за друзей, казалось, тоже была не в восторге.       Вся территория перед зданием, можно сказать, была поделена каменной дорожкой на две равные части. На одной сидели парни и девушки, которые находились в более-менее адекватном состоянии; на другой же даже не сидели — валялись пьяные тела. Некоторые из них приподнимались, иногда даже издавали какие-то нечленораздельные звуки. Хана бегала взглядом от них к слабо удивлённой Сёко и обратно, составляла план побега из этого места, но было поздно — соседка уже взяла её за руку и повела за собой.       Тревога расползалась липким слоем. Внутренности невольно сжимались, а к горлу подкатил едва ощутимый ком. Хана бегло осматривалась, нередко откровенно кривилась, но продолжала идти следом за Сёко, которая тоже постоянно оглядывалась по сторонам, видимо, чтобы найти своих друзей. Они петляли между небольшими группами людей — и чем дольше шли, тем сильнее у неё было желание уйти домой. Она не была на подобных мероприятиях больше года и за это время совсем разучилась знакомиться с людьми и чувствовать себя комфортно в обществе незнакомцев. Действительно, затворница. Самая настоящая и противная самой себе.       «В компании хороших людей оковы могут спасть моментально», — это единственная мысль, которая успокаивала её. Хане казалось, что у такого человека, как Сёко, не может быть плохих друзей. Тот же Сугуру — он произвёл впечатление тихого и спокойного парня, на которого можно положиться в трудную минуту.       Столкнуться лицом к лицу со своими страхами пришлось очень быстро. Небольшая компания находилась недалеко от гостиной — это было что-то вроде читального зала. Музыка там ощущалась не так громко, как в других комнатах, поэтому разговаривать можно было и не повышая тонов. Однако одна девушка всё равно кричала так, словно её пытались убить, и постоянно замахивалась на какого-то парня, которому было плевать и на её детские угрозы, и на пустые оскорбления. Позади них на диване сидел Сугуру. Увидев их, он приподнял бутылку, здороваясь, и слабо улыбнулся.       — Сатору-у-у, я же просила тебя, — недовольно и с нотками усталости протянула Сёко. Незнакомка резко обернулась и, громко крича, кинулась ей на шею. — Перестань обижать Иори.       Хана осторожно выбралась из мёртвой хватки соседки, чтобы она смогла нормально поприветствовать свою подругу, и сделала маленький шаг назад. Всё шло неплохо — во всяком случае на неё не пялились как на какую-то зверушку.       — Наконец-то Сёко показала тебя, милая, — послышался елейный голос позади неё. — Мы так и не смогли познакомиться поближе после той вечеринки в клубе. О, ты наконец-то пришла к пепельному блонду? Неплохо, тебе идёт — гораздо больше, чем то жёлто-рыжее безобразие.       Она обернулась и прищурилась, пытаясь вспомнить девушку напротив. Внешность у Мэй была неординарной и запоминающейся — и именно поэтому ей удалось так быстро вспомнить её. Они встретились тоже около полугода назад в одном из клубов в Роппонги, где устраивали посвящение в первокурсники. Мэй не была в их числе, но являлась заместителем президента студенческого актива и организатором того вечера. Хана помнила своё удивление, когда увидела, как она развлекалась вместе с остальными, хотя ей казалось, что главные деятели будут бегать и проверять, чтобы всё было в порядке.       Хана в тот день практически не пила — боялась, что ей могли что-то подсыпать, — а только танцевала со всеми, с кем просто пересекалась взглядами. В какой-то момент диджей предложил интересный танцевальный конкурс-баттл: выбирали двух девушек, которые должны были залезть на барную стойку и посоревноваться между собой во владении своим телом и чувством ритма. Участниц было мало — всего шесть, — и каким-то чудесным образом она оказалась среди них. Кажется, одна из одногруппниц пыталась убедить её поучаствовать, и это заметил зачинщик всего этого. Её мнения особо никто и не спрашивал — он просто помог забраться ей на барную стойку и дал отмашку. Хана бросила мимолётный взгляд в сторону соперницы и увидела там Мэй Мэй, которая игриво улыбнулась ей и перед тем, как включили музыку, послала ей воздушный поцелуй. «На удачу», — сказала она тогда.       Это не помогло ни Хане, ни ей самой. Голосование было тупым и, скорее, для галочки: кому громче хлопали и кричали, тот и победил. Понятное дело, что никто не бегал с шумомером и не делал замеры, поэтому сошлись на ничьей. А в качестве небольшого и памятного приза Мэй подарила ей глубокий поцелуй и своё приятное общество.       Находясь в новой компании, Хана чувствовала себя неуютно. И, казалось бы, старая знакомая должна была развеять это чувство или хотя бы притупить его, но после воспоминаний о её первой вечеринке и этой сцене всё только усугубилось. Ей хотелось провалиться сквозь землю, а перед этим воспользоваться нейролизатором из «Люди в Чёрном», чтобы стереть всем память, а особенно Мэй, которая улыбалась ей так же, как и тогда — игриво, с нотками лукавства. Разумеется, она не забыла о том дне, даже несмотря на то, что это было давно и за это время они практически не пересекались друг с другом.       — Приятно снова увидеть тебя за пределами кампуса. — Мэй медленно подошла к ней и притянула к себе за талию. Из её глаз чуть ли не летели искры, когда она спросила: — Потанцевать сегодня не хочешь?       Отсылку Хана поняла.       — К сожалению, — медленно начала она, закидывая руку ей на плечо, — я перестала танцевать. Тот случай был разовой акцией, так что извини, но вынуждена отказаться.       — Ах, какой потенциал теряется! Жаль, очень жаль, Хана. Но уверена, что мы с тобой найдём ещё какое-нибудь развлечение, которое придётся нам по душе. Ты же после этого вечера не пропадёшь, верно?       — Зависит от того, как он пройдёт.       — Не могу пообещать тебе, что здесь будет круто — всё-таки вечеринку устраивала не я, — но поверь, иногда и в таких местах бывает весело. Очень редко, но всё же.       — Я правильно понял, что с ней знакомы все, кроме меня? — тихо спросил Сатору.       — Нет, ещё малышка Иори, — протянула Мэй, с истинным наслаждением наблюдая за тем, как лицо парня позади Ханы вытянулось. — Ладно, ненадолго оставлю вас. А ты, красавица, далеко не уходи: у меня на тебя планы.       — Не бойся, я тебя от неё спрячу, — пообещала Сёко, мягко улыбнувшись. — А то все её планы не несут в себе что-то хорошее. В прошлый раз она споила меня и Иори, а потом потащила в свой богатый район, чтобы столкнуть нас в бассейн. И даже не в свой, а в соседский.       Хана медленно переводила взгляд от Сёко к смеющейся Мэй и всеми силами старалась подавить своё изумление. Сидя в своём мире, она и не думала, что люди её возраста могли так веселиться и беззаботно проводить время. Вечеринки, безрассудные поступки, прыжки в бассейны, — всё это было для неё дикостью, к которой, вопреки крику здравого смысла, хотелось прикоснуться. Просто для того, чтобы попробовать; просто для того, чтобы потом не пожалеть об упущенном времени и возможностях.       — Привет, Хана! — раздалось сбоку от неё. Девушка вздрогнула от звонкого голоса и приветливо улыбнулась Иори. — Я Утахиме Иори — подруга Сёко. Учусь, правда, в Киото, а сюда приезжаю, чтобы повидаться с родителями.       — Приятно познакомиться, Иори.       Чужая рука со спины обвила её шею, легла на плечо, слегка сжимая его, а ухо опалило горячее дыхание. Хана почувствовала, как сердце пропустило несколько ударов, а после забилось с удвоенной силой; как живот неприятно скрутило — предвестники тревоги. Она спокойно относилась к телесной коммуникации — и это распространялось на новых знакомых или тех, кого знала не так долго, — однако временами уровень тревожности мог взлететь до небес. Это всегда зависело от того, кто её трогал, где именно и в какой обстановке. В тот день поводов для беспокойств не было, но что-то всё равно встревожило её: то ли отвыкла от того, что к ней проявляли интерес, то ли это просто застало врасплох.       Медленно обернувшись, Хана чуть не столкнулась нос к носу с, как ей уже стало известно, Сатору. И если сначала казалось, что на неё никто не смотрел как на забавную зверушку, то после такого заинтересованного взгляда ярко-голубых глаз — она даже зависла на несколько секунд, всматриваясь в их цвет, — это ощущение пропало. Он широко улыбнулся и немного отстранился, когда увидел её ступор.       — Значит, Хана, — протянул парень, будто бы смакуя её имя. — Я Годжо Сатору. Мне очень, очень приятно познакомиться с тобой. Наконец-то Сёко позволила тебя увидеть. Сколько мы ждали этого? — он обратился к Сугуру; тот ответил, что чуть больше полугода. — Больше полугода! С ума можно сойти!       — Будь осторожна с ним, — предупредил Сугуру, — потому что иногда он бывает просто космическим придурком.       — И настоящей прилипалой, которая не знает о личных границах, — добавила Сёко.       Сатору возмущённо вздохнул и отвернулся, прижавшись щекой к макушке Ханы. Когда понял, что сделал это без сильных усилий и боли, то тихо, но недостаточно для того, чтобы услышал только он, заметил:       — Высокая. Наконец-то, а то надоели уже эти коротышки: шея болит из-за того, что приходится сильно наклоняться просто для того, чтобы увидеть их. — Сугуру тихо засмеялся, едва не поперхнувшись пивом, пока Сёко задирала голову и с осуждением смотрела на него. — Кроме тебя, Иэйри. Тебя я очень сильно люблю, даже несмотря на то, что мне приходится сгибаться в три погибели, чтобы поздороваться с тобой.       Прохлада проникла через тонкую ткань рубашки, обожгла кожу, когда чужое присутствие и тепло тела Сатору исчезло. Хана поёжилась и сделала шаг в сторону, позволяя Сёко обнять своего друга и передать ему сувенир, которому он, казалось, обрадовался больше, чем её возвращению. Когда увидел окинавские сладости, то чуть с ума не сошёл от радости и тут же начал осыпать подругу благодарностями и поцелуями. Иори позади них кривилась и смотрела на парня с нескрываемым презрением, которое, как показалось Хане, было напускным.       Утахиме быстро взяла под руку Хану и увела её из комнаты; куда и зачем — не объяснила. Зато причину для такой спешки озвучила: она боялась, что за ними мог увязаться Сатору, а его компании ей хотелось избежать. Пробираясь через небольшие компании и отказываясь от любых предложений присоединиться ко всеобщему веселью, они дошли до кухни, где уровень тревожности обеих снизился к минимуму. Иори быстро открыла холодильник, взглядом отыскивая, как она сказала, подарок от Мэй Мэй, и через мгновение радостно пискнула. Хана наклонилась над ней и невольно облизнулась, когда увидела на нижней полке несколько бутылок джина и рядом с ними банки с тоником и несколько с пивом.       Чуть позже к ним присоединилась сама Мэй, которая обрадовала Хану: джин и тоник тоже являлся её небольшим подарочком. Она запорхала по кухне, считала вслух, сколько нужно бокалов, и пыталась найти их среди десятков кухонных тумб; пока искала, поклялась, что следующая вечеринка будет проходить у неё, а в эту дыру она больше не шагнёт. Впрочем, когда она получила желаемое, то сразу же успокоилась и довольно улыбнулась.       Обратно пробираться было тяжелее: знакомые Мэй то и дело останавливали её, чтобы поздороваться и немного поболтать, а незнакомцы, которые встречались по пути на кухню, охмелели и стали настойчивее. Когда вернулись, то тихий уголок, в котором они расположились, начал казаться настоящим раем. Хана устало плюхнулась на диван, занимая место рядом с Сугуру, и тяжело выдохнула. Такой шум и обилие незнакомых людей напрягал, а привыкнуть ко всему этому за один вечер после долгого затишья было чем-то невозможным.       Иори хотела присесть рядом, но Сатору ловко опередил её и, показывая язык, плюхнулся возле Ханы, тут же закидывая руку ей за спину. И она могла поклясться, что у Утахиме дёрнулся левый глаз.       — Что? Я не хочу, чтобы она попала под твоё влияние и стала такой же истеричкой, — сказал он и «мило» улыбнулся.       — Главное, чтобы твоё на ней не отразилось, а то станет такой же инфальтильной, как ты! — тут же отреагировала она, повысив голос. — А ну пошёл вон отсюда!       — И не подумаю, пискля.       На этот раз у неё дёрнулись оба глаза поочерёдно.       — А мне позволишь сесть рядом с ней? — спросила Мэй, прищурившись.       — Чтобы она превратилась в настоящую змею? Нет уж. — Она мгновенно выключила режим «сучки» и одарила его просящим взглядом, а для убедительности похлопала глазками. — И можешь не смотреть на меня так.       Разочарованно вздохнув, она села рядом с ним и ткнула его острым локтем в бок.       — Кажется, теперь я понял, почему Сёко всегда отказывалась знакомить нас с тобой, — сказал Сугуру и тихо усмехнулся.       Хана тихо хмыкнула в ответ и обменялась многозначительными взглядами с соседкой. Разумеется, такое поведение не отпугнуло бы её, как об этом говорила день назад Сёко; если только сначала и совсем немного. Гораздо больше её пугало отсутствие рефлексии после нескольких психологических травм и тяжёлого расставания. А они обе знали, что если сразу уйти в отрыв и начать забываться в других людях, веществах и алкоголе, то ничего хорошего не выйдет; а ещё обе знали, что если вовремя не выйти из этого состояния самопознания, то можно было завязнуть в нём на долгое время. Только Хана об этом забыла, начиная привыкать к своему уютному кокону, а Сёко всё видела со стороны, потому и выдернула её, возвращая в реальность. В реальность, которая была не такой уж и плохой.       Будто бы почувствовав, что они думали про одно и то же, одарили друг друга улыбками и отвернулись, пока никто не заметил этого и не начал задавать лишних вопросов.       В тот вечер Хана старалась много не пить, чтобы не упустить ни одной детали в поведении друзей Сёко и не забыть информацию о них. Так, ей удалось узнать, что Сугуру и Сатору учились на инженерном факультете, как и Иори (только она числилась студенткой Киотского университета); что все они знакомы с самого детства; что учились в одной школе с самого первого класса. Мэй присоединилась к ним позднее, когда Годжо начали пихать во все научные, творческие и спортивные мероприятия. И глядя на него, жутко пьяного и шебутного, она не могла поверить в то, что он действительно являлся одарённым и талантливым. Эти статусы больше подходили для собранного Сугуру, а не для него.       Она узнала, что Сатору альбинос, который не пользуется солнцезащитным кремом, хотя для него это обязательно; что у Мэй Мэй есть младший брат, которого зовут Юи Юи и которого она любит больше, чем деньги (а они для неё представляют наивысшую ценность); что Сёко курит — и это было для неё настоящим открытием, потому что она никогда не дымила в комнате, а вниз спускалась крайне редко; что Сугуру свалил из братства и снова вернулся в родительским дом, потому что жить в том месте, где они находились тогда, было невыносимо; что Иори хорошо поёт, хотя Сатору кривился, когда она только приоткрывала рот. Она много слушала о них, но боялась рассказывать о себе, предпочитая отмалчиваться и обходиться общей информацией без каких-либо подробностей. Никто на откровениях и не настаивал, а Сёко была рада и тому, что она начала делать первые шаги им навстречу.       Через час Хана уже находилась в состоянии лёгкого веселья — до настоящего опьянения не хватало двух-трёх бокалов, от которых она упорно отказывалась.       — Мэй, перестань меня спаивать, — попросила она, закинув локоть на спинку дивана. — Я не хочу, чтобы меня столкнули в чей-то бассейн.       — Тебя я, так уж и быть, скину в свой, — прощебетала девушка в ответ и подмигнула ей.       — Между вами чуть ли не искры летают. Я такого сексуального напряжения даже в хорошем лесбийском порно не видел, — пробормотал Сатору. Его голова была запрокинута; казалось, что ещё немного — и он отключится. — Можно присоединиться к вам?       — Будет ли от тебя толк, дорогой мой? — спросила Мэй и услышала тихое фырканье с его стороны. — Лично мне не очень нравится заниматься сексом с почти что бессознательным телом.       — А, то есть будь я трезвее, ты бы согласилась? — тут же оживился он.       — Тебе я отказать никогда не смогу.       Они вдвоём тихо засмеялись.       — Кстати, про бессознательные тела, — начала Хана и осторожно постучала пальцем по плечу Сатору; тот снова откинул голову на спинку и вцепился в неё взглядом. — Ты много выпил на голодный желудок. Как себя чувствуешь?       — У меня сотни вертолётов перед глазами, — ответил он, — и всё кружится. Но как хорошо, что у меня есть замечательный друг, который позаботится обо мне, если я вдруг отключусь. Да, Сугуру?       — Засранец ты, Сатору.       И он действительно им являлся. Только Хана хотела добавить, что Сатору весьма молчаливый засранец, который никогда не признается, что ему плохо, когда его вырвало. И вместо того, чтобы наклониться вперёд и испачкать пол, он предпочёл завалиться набок и сблевать прямо ей на юбку. Она ощутила калейдоскоп эмоций — от бессильной злости до принятия — и как можно спокойнее выдохнула, положив руку ему на затылок. Хотелось ткнуть его носом в собственную рвоту, как нашкодившего котёнка, но это желание пришлось удержать — точно так же, как и его голову. Она решила, что если уж он и начал портить юбку, то лучше позволить ему продолжить, чем потом отмывать ещё и полы с диваном.       Все звуки на мгновение заглушились и ощущались как через толщу воды. Хана отмерла только тогда, когда Сугуру грязно выругался и осторожно приподнял друга, закинув его руку себе на плечо для удобства. Сёко уже сидела рядом и пыталась оттереть желчь влажной салфеткой.       — Её нужно застирать. Где здесь ванная?       — Я тебя провожу. Только Сатору, наверное, там. Ничего? — Хана отмахнулась и поднялась на ноги, чувствуя слабое головокружение. — Боже, прости его, пожалуйста.       — Да ничего, всякое бывает.       Путь до ванной был мучительным: всё перед глазами немного расплывалось, ткань, где до этого была рвота, неприятно липла к бедру, а восхождение по лестнице на каблуках и вовсе можно было назвать настоящим испытанием на прочность. Ситуацию не улучшало и бормотание Сёко, которая извинялась перед ней каждую минуту и пыталась заверить её, что такое у них случалось крайне редко. Хана еле сдерживалась, чтобы не ответить: «Редко, но метко». Язвить не особо хотелось, потому что она и сама понимала — Сатору сделал это не специально и сам явно находился не в восторге от всего этого. Ей даже было жаль его: она помнила свои ощущения после того, как намешала алкоголь во время выпускного, забывая закусывать после адских смесей. И сидела она точно так же, как и Годжо в тот день: полубоком, подогнув под себя ноги и обвив руками стульчак, подложив подбородок на предплечье для удобства. У неё в помощницах была подруга, а у него — «замечательный друг» в лице Сугуру, который сидел на бортике ванной, скрестив руки на груди.       — Боже, солнце, как ты? — Вместо ответа — хриплый кашель и очередной позыв. — Сугуру, Хане нужно застирать юбку, так что не мог бы ты…       — Да, конечно. Заодно наведу ему чай, если он тут, конечно, вообще есть.       — Хорошо. Я попробую найти неоткрытую бутылку с водой. Сейчас он очистит желудок, мы его умоем, напоим и отвезём домой.       — Он не маньяк и не насильник, если что, — прошептал Сугуру на ухо Хане. — Так что можешь быть спокойна. Только дверь запри, а то тут всякие попадаются.       Она несколько раз кивнула головой и, проводив их взглядом, выполнила просьбу Гето. Позади послышался утробный звук, от которого у неё всё внутри неприятно сжалось, и потяжелевшее дыхание. Хана мельком глянула на скрутившуюся фигуру и завела руки за спину, чтобы подцепить бегунок и дёрнуть его вниз. Она слишком грациозным для её состояния движением перешагнула через юбку и одёрнула рубашку, которая как раз заканчивалась чуть ниже линии бёдер, прикрывая все нужные места.       Отыскать стиральный порошок стало той ещё задачкой — для ручной стирки не было, поэтому пришлось воспользоваться тем, что предназначался для стиральной машинки. Изредка она через зеркало поглядывала на Сатору, следя за тем, чтобы с ним ничего не случилось, но в основном была поглощена собственными ощущениями. Прислушиваясь к своему телу, поняла, что резкие движения после долгого сидения ни к чему хорошему не привели: голова всё ещё была будто бы не своей, а глаза медленно слипались. А ведь им с Сёко ещё нужно было как-то дотянуть до самого утра, потому что общежитие на ночь закрывалось.       «Послевкусие» у этого вечера было горьковатым, но Хана всё равно не жалела. Это было гораздо лучше того, что ожидало её в том случае, если бы она отказалась от всей этой затеи. Она могла бы смотреть какой-нибудь сериал, а до этого повторить что-то из пройденного материала по анатомии или химии. После заснула бы и встала в десять утра, запуская замкнутый круг, по которому ей приходилось бегать. И который она решила разорвать.       Хана не жалела хотя бы по той причине, что ей удалось познакомиться с новыми, такими разными людьми. Провести с ними время и узнать их чуть поближе, погрузиться в их жизнь и окунуться в истории, которые они рассказывали, — настоящая роскошь, которую ей подарила Сёко. Милая Сёко, не выдавшая за тот вечер ни одного её секрета, вновь не позволившая себе нарушить личные границы и залезть ей в душу. И другие, глядя на неё, не стали.       — Клянусь, я больше никогда не буду пить, — послышалось позади неё. — Каждый раз одно и то же — это точно знак, что мне противопоказан алкоголь.       Ей хотелось спросить, зачем он тогда пил, если знал, что ему будет плохо, но сдержалась. Снова глянула на него, едва заметно скривилась, когда он смачно сплюнул прямо в унитаз. Отвести взгляд успела ровно до того момента, когда он начал отлипать от ободка и, судя по тихому вздоху, прислонился боком к стиральной машинке.       — Знаешь, моя бы рубашка смотрелась на тебе куда лучше.       Этот комментарий, произнесённый таким соблазнительно охрипшим голосом точно взбудоражил бы её, если бы она не знала, из-за чего он сорвался. Хана медленно обернулась, окинула его скептическим взглядом, замечая, что на нём тоже была рубашка, но только чёрного цвета, и выдала первое, что пришло в голову:       — Ты правда хочешь сейчас обменяться рубашками?       И Сатору рассмеялся. Тихо, прерываясь на надрывный кашель, но рассмеялся.       — Боюсь, что твоя будет мне маловата.       — Ну и всё тогда. Молчи и жди помощи извне.       Он хмыкнул, но послушался. Хана упёрлась руками в раковину, выжидая несколько минут, и через зеркало продолжила наблюдать за ним. Смущалась от его внимательного взора, блуждающего по ней снизу-вверх, молча возмущалась из-за его кривоватой улыбки, впадала в ступор и старалась дышать как можно спокойнее, когда пересекалась с ним взглядами.       — Неужели не боишься, что я сейчас наброшусь на тебя?       — А мы что, в животном мире, где ты — хищник? — Сатору снова засмеялся и прислонился виском к прохладному пластику. — Ты забыл, в каком состоянии ты сейчас находишься? Уверена, ты утром и не вспомнишь, что сегодня произошло.       — Ну-ну, с памятью у меня всё прекрасно. Особенно со зрительной, кстати.       Хана тогда только закатила глаза и принялась отстирывать юбку. И только утром, когда она увидела несколько уведомлений о нескольких новых подписчиках в Инстаграм и одно сообщение, поняла, что он не шутил.       Сатору: — «Приветик! Вчера вечером всё не очень хорошо вышло, так что извиняюсь. И да, с памятью у меня действительно всё в порядке, так что я ничего не забыл. То, что увидел в туалете, — особенно».       Всё началось спустя две недели после первой встречи — на вечеринке у Мэй Мэй, которая была за несколько дней до начала учёбы. Хана тогда как чувствовала, что ей не следовало соглашаться, но устоять перед обольстительницей и Сёко было сложно, да и предыдущий опыт показал, что на таких мероприятиях бывает весело, пока кто-нибудь не перепьёт настолько, что ему становится плохо.       И ничего не предвещало беды.       В тот раз они отделились от парней и собрались отдельной женской компанией на террасе, где их никто не беспокоил. Иори, правда, с ними не было — уехала в Киото. Но Хане было даже легче, потому что в тот вечер она впервые за долгое время по-настоящему напилась и решилась на небольшие откровения. Сёко о них уже знала или догадывалась, а вот для Мэй Мэй информация о наличии парня, когда она только-только поступила в университет, и болезненном расставании с ним же стала новостью.       Пара бокалов — и Мэй Мэй начала сходить с ума, пытаясь придумать, с кем можно было свести подругу. Ещё несколько шотов — и к ней присоединилась Сёко. Хана не просила их перестать, но и присоединяться к ним не стала, давая им лишний повод пообсуждать парней, с которыми можно было что-то построить. Тогда она сразу сказала, что отношения ей больше не нужны — реакция у них была крайне неоднозначной, но переубеждать её никто не пытался, — и они переглянулись, загадочно улыбаясь.       Для Ханы все эти странные взгляды и заговорщические улыбки стали понятны тогда, когда она оказалась в одной комнате с Сатору. Конечно же, по таинственному стечению обстоятельств замок в двери сломался, хотя на самом деле Мэй Мэй просто заперла их в своей спальне снаружи и ещё попросила поблагодарить её за то, что поставила под удар свою кровать.       И поблагодарить действительно стоило.       Они просто лежали на одной кровати и хихикали с тупых видео, обсуждали предстоящий учебный год и снова возвращались к котятам и нелепым ситуациям, которые находили в интернете. Каким образом ненавязчивые прикосновения во время приступов хохота превратились в чувственные и ласкающие, а смех сменился громкими стонами — неизвестно. Но факт оставался фактом: они переспали. При этом Сатору был трезв, решившись выполнить данное себе обещание, а Хана за время, которое они провели вместе не прикасаясь друг к другу, успела прийти в себя.       О сделанном она точно не жалела, да и он выглядел слишком довольным, когда Мэй Мэй всё-таки выпустила их. Всё оставшееся время они вели себя так, словно ничего не произошло: разговаривали, шутили и смеялись. Никаких лишних прикосновений, насмешек и игнорирования, — всё, чего так Хана боялась, её не коснулось. И тогда дошло, что её закрыли с Сатору далеко не просто так; когда увидела хитрую улыбку Сёко, то только убедилась в этом.       Однако их второй раз произошёл не по плану подруг, а по воле случая или же самого Сатору, который на следующий день всё-таки пришёл к ним в общежитие, несмотря на активные протесты Сёко. Он только шикал на неё и расхаживал по комнате, цепляясь взглядом — и руками — за каждую мелочь; когда натыкался на средства для ухода за кожей или косметику, то задавал тысячу и один вопрос, суть которого заключалась в интересе, что и зачем нужно.       — Раз уж ты здесь, то может прогуляешься со мной до ближайшего торгового центра, а? — попросила Сёко, склонив голову набок. — А то Хана плохо переносит жару, а одной страдать не хочется.       — И поэтому ты хочешь, чтобы стало плохо мне, да? Ты меня точно ненавидишь, Иэйри. — Она только тихо засмеялась и начала собирать сумку. — Вообще, я бы не советовал тебе выходить на улицу в такое время. Подожди до вечера, когда жара спадёт.       — Бесполезно. Я уже пыталась убедить её, но она, видите ли, ненавидит бешеных подростков, которые выползают из своих норок после пяти вечера и ведут себя как конченые, — сказала Хана и с громким скрипом перевернула страницу книги. На счастье соседки — художественной.       — Конечно, я их реально боюсь. Они все какие-то ненормальные, шумные и истеричные. У них драмы столько, сколько у меня за всю свою жизнь не было. — Она проверила, всё ли взяла, и подошла к двери. — Ладно, я вернусь где-то часа через два-три. И прошу тебя, Сатору, не сведи с ума всех жительниц этого общежития, ладно?       — Боюсь, что уже свёл.       — Ты как всегда, — протянула Сёко и вздохнула. — Если он будет тебе надоедать, то просто выгони его или напиши Сугуру.       — Эй!       Она послала ему воздушный поцелуй, открыла дверь и едва подавила вскрик — на пороге стояло несколько девушек. Увидев Сатору, они тут же начали протискиваться вперёд и громко переговариваться. Хана приспустила книгу и с нескрываемым удивлением наблюдала за такой наглостью. А ему, засранцу, хоть бы что — вместо того, чтобы попросить своих фанаток успокоиться, он только приветливо махал им рукой и начал позировать, когда они достали телефоны, чтобы сделать несколько снимков.       — Извините, а вы не могли бы перестать снимать меня без моего разрешения и особенно тогда, когда я лежу на своей кровати в одних трусах! — потребовала она и, заметив, как Сатору резко обернулся и просканировал её взглядом, насмешливо добавила: — купился.       Он в ответ на эту выходку только прищурился и пошёл провожать Сёко, параллельно с этим упрашивая девушек не оцеплять вход в комнату. Хана таких парней на дух не переносила, а все тропы с влюблённостью в героев, подобных ему, старалась избегать. Но Годжо не сделал ей ничего плохого, поэтому она не собиралась строить рядом с ним надменную и холодную суку как в клишированных фильмах и книгах.       Перелистнула очередную страницу, вслушиваясь в звуки за стеной. Сатору не возвращался слишком долго, и Хана подумала, что он всё-таки решил пойти вместе с Сёко. Но через несколько секунд начали раздаваться возбуждённые женские голоса, а ещё через минуту он влетел в комнату, отмахиваясь от девушек и прося их вести себя чуточку тише. Тогда она поняла, что толпа дам — своеобразное оповещение, что где-то поблизости есть Годжо. Это наблюдение озвучивать не стала.       Щёлкнул замок на двери. Сатору тяжело выдохнул, окинул влюблённым взглядом работающий кондиционер и ловко перепрыгнул через Хану, оказываясь у неё под боком. Она удивлённо приподняла брови и украдкой посмотрела на него — он выглядел слишком довольным.       — Я хотел потусить с тобой и Сёко, но раз уж она укатила по своим супер-мега-важным делам, оставив нас наедине, то я просто обязан спросить: чем будем заниматься, пока она не придёт?       В голове сразу всплыл самый тупой вариант ответа, который показался ей забавным. Она, надев на лицо маску серьёзности, ответила:       — Сексом.       Сдерживать смех было тяжело, но Хана успешно справлялась с этим, бегая глазами по строчкам и не понимая, что они в себе несут. Нить повествования уже давно потерялась, и она то и дело возвращалась назад, пытаясь нащупать её и протянуть дальше, через страницы и до самого конца. Сатору не позволил — скользнул рукой по животу и остановился на талии, чтобы притянуть девушку к себе; наклонился к её лицу, но встретился губами с мягкой обложкой книги.       — Это, вообще-то, шутка и отсылка ко вчерашнему.       — Чудесно, я готов создать ещё один повод для них, — ответил он, отодвигая от себя книгу.       — Сатору, я читаю.       — Ты хоть понимаешь, о чём читаешь?       Хана приоткрыла рот, чтобы ответить, но не смогла подобрать нужных слов. Тяжело вздохнула, не сумела подавить улыбку и тут же прикрыла лицо, раскрывая книгу и пытаясь вернуться к прочитанному. Он приподнялся над ней и дёрнул уголоком губ, когда увидел ответ на свой вопрос — ни черта она не понимала, а только делала вид, что занята чем-то важным. А в таком случае ему было не жаль выдернуть преграду между ними и приподнять её над своей головой.       — Эй! — Сатору вопросительно приподнял брови и сел прямо. Его палец, который служил своеобразной закладкой, медленно сползал вниз. — Стой, только не убирай палец!       Хана рывком села напротив него, положила руку ему на плечо для опоры и пыталась дотянуться до неё; он же только в открытую смеялся над этими жалкими попытками. Его палец выскользнул из книги, а сама она отлетела к краю кровати. И, пресекая надвигающуюся бурю, он прошептал:       — Сто пятьдесят восьмая страница, я запомнил.       Одно движение — и Хана оказалась зажатой между мягким матрасом и его телом. Секунда — и его губы на её, а большая ладонь проскользнула ей под спину и забралась под ткань летнего топа не то для того, чтобы почувствовать пальцами нежную кожу, не то для того, чтобы прижать её к себе, не наваливаясь на неё всем своим весом. Первое время она не отвечала: была не в силах поверить в то, что это происходило снова, задумалась над тем, что всё это было не просто так, и начала гадать, анализировать и снова гадать, что между ними будет потом. Сатору, по всей видимости, такой расклад не устроил, поэтому и прикусил её нижнюю губу чуть ли не до крови, возвращая в реальность. Её возмущение он подавил глубоким поцелуем, после которого проявлять недовольство не хотелось.       Колено протиснулось между её ног, немного раздвигая их, а ладонь вернулась к талии. Пальцы пробежались по нежной коже, оставляя после своих трепетных ласк мурашки, и исчезли. Исчезли и его губы. Потом — и приятная тяжесть. Сатору сел, подцепил руками края футболки и одним ловким движением снял её, откидывая куда-то себе за спину.       — Я вчера, видимо, в темноте плохо разглядела твоё тело, — прошептала Хана, в открытую рассматривая его торс; он засмеялся, запрокинув голову. — Прекрати! Ты что, греческий бог? Аполлон современности?       — Нет, я всего лишь Годжо Сатору.       Она закатила глаза и не сдержала слабой улыбки, которая исчезла, стоило ему пробежаться ладонями по её бёдрам и, подцепив ткань шорт и трусов, стянуть их вниз. На мгновение стало неуютно. Хана свела ноги вместе, столкнулась с взглядом, спрашивающим: «Ты это сейчас серьёзно?» — и скривила губы. И тогда он спросил уже вслух:       — Ты это сейчас серьёзно? Боже, женщины…       Сатору вздохнул и рукой отодвинул одно бедро в сторону, тут же преграждая ему путь назад коленом. Снова его рука на её талии. Снова его губы на её. Хана тихо замычала, когда почувствовала тёплые пальцы на клиторе, и дёрнулась навстречу медленным круговым движениям. Он навалился на неё почти всем своим весом, чтобы она не трепыхалась под ним, и глубоко поцеловал. Его язык касался губ, проходился по ряду зубов, игрался с её, и она невольно представила, какими были бы движения, находись он у неё между ног. От представленной картины внизу живота всё приятно-неприятно скрутилось — не выдержала и тихо простонала ему в губы, одной рукой зарываясь ему в волосы, а другой проводя извилистую дорожку от груди и вниз, по животу и прямо до паха. Когда два пальца проникли в неё, она мягко огладила выпуклость и слегка сжала пальцы, нащупывая контуры члена. И если бы у неё в тот момент были открыты глаза, то перед ней предстал бы редкий вид: смесь удивления и безграничного желания в его взгляде.       Большой палец лёг на клитор. Хана выгнулась в спине, прижимаясь своим животом к его, и начала поглаживать член через ткань, чувствуя, как Сатору и сам медленно, будто бы растягивая удовольствие, толкался ей в руку. Чем быстрее становились движения его руки, тем сильнее замедлялись её. От наслаждения ей хотелось отстраниться от него, застонать в голос, запрокидывая голову. И он бы позволил, но она сама цеплялась за него, прижимая к себе, и мычала ему в губы, стараясь заглушить стоны, чтобы назойливые соседки не услышали то, что не предназначалось для их ушей. Но перед тем, как её ноги слабо затряслись от удовольствия, а дыхание напрочь сбилось, она всё-таки подарила ему тихий всхлип, опалив его ухо своим горячим дыханием.       Сатору вытащил из неё свои пальцы и подтянулся к прикроватной тумбочке, где лежала открытая упаковка салфеток; вытер их, разрывая прозрачные нити смазки, и снова лёг рядом, наблюдая за тем, как она пыталась восстановить сбившееся дыхание. Можно сказать, любовался ею. А Хана в это время думала-думала-думала. Представляла и размышляла, гадала и снова рассуждала. Когда его ладонь начала поглаживать худое бедро, она всё-таки решилась: упёрлась руками в твёрдую грудь, молча требуя, чтобы он перевернулся на спину, и уселась на живот, чтобы не испачкать его брюки. Снова пробежалась ладонью, но уже в обратном порядке — от паха и вверх по животу и груди. Остановилась на шее и сжала пальцы, не обращая внимания на его довольный оскал. Слегка приблизилась к лицу, но не так близко, как хотелось бы.       — Сатору, мне не нужны отношения.       Он удивлённо приподнял брови, не ожидая такого поворота, но быстро вернул свою невозмутимость, ответив:       — Мне тоже.       — Я очень рада, однако меня смущает, что мы уже второй день подряд каким-то образом занимаемся сексом. И… — она запнулась, начала винить себя в том, что вообще начала этот разговор. — Я просто подумала, что нужно внести ясность, если вдруг мы снова окажемся в одной постели.       — А ты бы хотела? — Хана глупо моргнула несколько раз и окончательно растерялась. — Если да, то мы бы могли стать друзьями с привилегиями.       — Мы знакомы чуть больше двух недель. Какие друзья?       — Друзья Сёко — мои друзья. Так что поздравляю, теперь ты моя подружка, Хана! — торжественно объявил он и хихикнул. — А если ты ещё и согласишься на привилегии, то станешь лучшей из лучших.       — Я соглашусь, но только с несколькими условиями. — Она приблизилась к его лицу ещё на несколько сантиметров. — Первое — никакой ревности. Второе — никаких завышенных ожиданий и требований, которые касаются не нашей реальной дружбы, а… привилегий. Третье — никакого собственничества.       Его глаза широко раскрылись, а дыхание стало глубже, когда он прошептал:       — Если бы ты только знала, как долго я тебя искал и ждал.       — А?       Вместо всяких ненужных объяснений Сатору сел и прильнул к её губам, обвивая талию руками. В этот раз целовал не робко и осторожно, не глубоко и чувственно, а с каким-то неведомым остервенением, от которого сносило голову. Он на мгновение остановился, стянул с неё надоевший топ и начал покрывать грудь мокрыми следами, на месте которых появлялись едва заметные красные пятнышки. Хана втянула носом воздух, когда почувствовала на одной округлости его ладонь, и запустила руку ему в волосы, сжимая их у корней и выбивая из него такие же тихие вздохи.       — Обожаю целоваться, — неожиданно сказал он и прочертил дорожку поцелуев от декольте до шеи.       — Да я уже заметила, — ответила она. — А я обожаю обниматься, когда оба партнёра обнажены.       — Это просто факт о себе или намёк? — спросил он и усмехнулся.       — Выбирай любой из этих вариантов — не прогадаешь.       — Я тебя услышал, Хана.       Не дожидаясь действий с его стороны, она ловко расстегнула брюки и приспустила их вместе с бельём почти что до колен — дальше не смогла из-за неудобной позы, да и Сатору не позволил, усадив её себе на бёдра и утягивая в очередной поцелуй. Его руки блуждали по спине, иногда спускались к ягодицам, сжимали их и возвращались, пока её ладони снова и снова зарывались в белоснежных волосах и спускались к шее, чтобы притянуть парня ещё ближе к себе и прижаться своей грудью к его. Хана открыла на мгновение глаза и тут же поклялась, что навсегда запомнит это блаженное лицо с приоткрытыми губами и порозовевшими скулами; пожалела, что рядом не было зеркала, чтобы посмотреть на себя и него со стороны.       Неожиданно одна его рука исчезла, и она еле сдержала себя, чтобы не потребовать вернуть её назад. Ответы на поцелуи с его стороны стали вялыми, и в этот раз уже ей пришлось прикусить его нижнюю губу из-за излишней медлительности и возни; он шикнул на неё и потянулся к карману штанов. Увидев картхолдер в его руке, Хана вопросительно посмотрела на него, а после рассмеялась — в одном отделении у него вместо карты хранился презерватив. Сатору поиграл бровями, вложив квадратик ей в ладонь, и опёрся на выпрямленные руки. Думал, что это её слегка взволнует, но, вопреки всем ожиданиям, она с лёгкостью разорвала фольгу и с помощью двух движений натянула презерватив.       Все незаданные вопросы вылетели из головы, когда Хана начала медленно опускаться на его член. Сатору снова сел, когда почувствовал, что вошёл до конца, и прижался к ней, обвивая талию руками. Он действительно услышал её, потому и обнимал чувственно, стирая между ними все невидимые границы. Ощущать это было настоящей дикостью для неё — и привыкать к ней совсем не хотелось, чтобы избежать лишних поводов для настоящего разочарования.       Хана поцеловала его первой, чтобы отогнать непрошенные мысли, сбивающие весь настрой. Каждое действие было пропитано нежностью и осторожностью: пальцы больше не сжимали волосы у корней, а мягко пробегались по ним или коже; язык не чертил плавные влажные линии по шее, а был скрыт за зубами; губы не остервенело посасывали чужие, а несильно сминали и оттягивали. Он не выступал против и не пытался навязать свою игру, позволяя ей вести.       То, что её желания учитывались и исполнялись, ошеломляло.       Почувствовав мягкий толчок в грудь, Сатору послушно лёг на спину и обхватил её бёдра ладонями, пристально следя за каждым медленным движением таза, за каждой эмоцией на лице. Покачивания взад-вперёд стали быстрее; она неуверенно положила ладони ему на талию, молча спрашивая разрешения. Он накрыл их своими руками, сжимая её пальцы, и недовольным взглядом показал, чтобы она больше не смела беспокоиться о таких мелочах. Двигаться стало гораздо легче, а каждое малейшее трение распространяло удовольствие по всему телу. Хана запрокинула голову и прикрыла глаза, пытаясь не вздыхать слишком громко. Все ощущения обострились в несколько раз. Ненавязчивые поглаживания по бёдрам, талии и спине посылали приятные импульсы; и чем ближе была разрядка, тем сильнее она закусывала нижнюю губу; и тем рванее становился темп. Она зажмурилась до белых пятен перед глазами, когда почувствовала, как её настигал оргазм, и быстро закрыла рот ладонью, успевая заглушить громкий стон. Через отчётливую и громкую пульсацию крови в ушах она едва разобрала недовольное:       — И что это сейчас было? Зачем закрыла себе рот?       — Затем, что стены здесь… очень тонкие, Сатору. У меня нет личной охраны, которая сможет… защитить меня от твоих ненормальных фанаток.       — Это всё равно не поможет, потому что я не привык сдерживаться. — Хана окинула его предупреждающим взглядом. — И не смотри на меня так. Я не буду закрывать себе рот рукой и тебе больше не позволю.       Она не стала с ним спорить — уже поняла, что легче голову разбить о ближайшую стену, — но раздражённого вздоха не сдержала. Сатору улыбнулся и вытянул губы, требуя поцелуя. Хана отказать не смогла, но и в качестве «наказания» отстранилась, когда почувствовала, как его язык мазнул по её нижней губе. И чтобы стереть эту наигранную печаль с красивого лица, она снова опёрлась на него и начала двигаться, но на этот раз уже вверх-вниз. От звука шлепков вело обоих, но только если она вела себя посдержаннее, то он, будто бы назло ей, стал позволять себе гораздо больше: прикосновения потеряли свою нежность и стали требовательнее, и шумное дыхание… его шумное дыхание стало прерываться стонами. Сначала были тихие, но чем быстрее она поднималась и опускалась, тем громче они становились. Все предпринятые попытки заткнуть его или хотя бы приглушить эти прекрасные, но донельзя пошлые вздохи были обречены на провал. И он, засранец, только наслаждался этим, даже не скрывая своего веселья.       Всё внутри неё замирало, когда Сатору уже ненамеренно срывался на гортанные, иногда хриплые стоны, и с силой сжимал её ягодицы. Хана с неприкрытым удовольствием вслушивалась в шумное дыхание, всматривалась в его лицо, на котором застыло наслаждение, пыталась прочитать его эмоции в полуприкрытых, спрятанных за белыми пушистыми ресницами, глазах. Он сделал последние толчки ей навстречу и, громко промычав, кончил.       Она почти что нежно погладила его по бокам и выдохнула, осознавая, насколько сильно у неё устали ноги. Сатору проявил милосердие: лениво дёрнул её за руку, заставляя лечь на него. Ей не удалось сдержать блаженной улыбки, когда она ощутила, как тяжело поднималась и опускалась его грудь под ней; как ладонь снова легла ей на спину, а длинные пальцы начали невесомо пробегаться по позвоночнику.       Внутри был штиль, долгожданное удовлетворение и спокойствие.       — Дай мне несколько минут, чтобы восстановить дыхание, и мы продолжим. — Хана приподняла голову, чтобы посмотреть — шутил он или нет. — Что? Сёко сказала, что вернётся через два-три часа, так что у нас ещё полно времени. Приподнимись-ка.       Она послушно выполнила его просьбу, вздрогнула, когда член выскользнул из неё, и легла ему под бок, сладко потянувшись. Сатору одним движением стянул презерватив и точным броском выкинул его в мусорное ведро, стоящее рядом с прикроватной тумбочкой. Когда повернулся к ней, то в его потрясающих глазах уже плясали настоящие черти, а на губах застыла какая-то недобрая улыбка, от которой у неё всё внутри замерло. От волнения. И от предвкушения. Он потянулся к телефону, приоткрыл чехол и достал из-под него ещё один презерватив. Хана покачала головой и тихо засмеялась, постучав указательным пальцем по его влажному от пота виску.       — Кстати, у меня тоже будет одно условие. — Она вопросительно промычала и слегка раздвинула ноги, чтобы Сатору разместился между них. — Никаких глубоких чувств, Хана.       — Никаких глубоких чувств, — повторила она, соглашаясь.       И они потянулись друг другу навстречу, вопреки своим словам.