Фотография искусства

В жизни каждого наступает момент, когда нужно сломать себя не только снаружи, но и изнутри. Отслеживать, когда и где пройдет следующая выставка, Хенджин предпочитает нечасто, но сейчас он увлечён этими, и чуть ли не каждые две минуты проверяет оставшееся дни до начала. Встреча с его новым знакомым для него волнительна. Хван не имеет понятия, с какого такого хера это происходит. Внутри себя он постоянно повторяет одну и туже фразу: «Соберись, будь таким как и всегда» Выставка будет проходить в пятницу этой недели, сейчас, пока что, только вторник. Вчерашняя встреча с белоснежным парнем для Джинни — определенно приятный момент. Он вспоминает его мягкую молочную улыбку в свете уличного фонаря, глаза, похожие на горький шоколад, и веснушки. — Что я творю, черт, — выходя из своей комнаты, Хен направляется на кухню за стаканом воды вялой походкой. Там его встречает радостный Кками, прыгающий с места на место. — Ты сегодня шустрый какой-то, может кушать хочешь? — собака в ответ лишь прижимается к ноге Джинни, пытаясь как бы намекнуть этим жестом, что он хочет совершенно другого. — А, обнимашки, — Джинни улыбается и берет своего друга на руки. Мокрым носиком он лезет в его лицо, пытаясь лизнуть щеку, выворачиваясь при этом как только можно. — Ты меня с костями проглотишь, пойдем спать, пока из тебя демон не вылез. Я тоже тебя люблю! Хван резко останавливается на месте. Телефон в кармане дает знак, что кто-то написал, и, почему-то, Хен сразу же думает о Феликсе; на радостях он достает телефон в ожидании заветного сообщения, но мечтам не суждено сбыться — обычный спам заставил сердце остановиться и снова начать биться в привычном ритме. Хен расстраивается и, поэтому, перед сном проклинает и блокирует весь спам к чертям. — Ебаный спам! Немного злой он ложится в постель. Холодная простыня окутывает приятным покалыванием все тело. Какое-то время Хёнджин никак не может уснуть. Снова работа, снова долбанные лица клиентов. Радует только коллектив и один, один единственный посетитель. Ради него Джинни и хочет ходить туда, видеть лицо Феликса и его белоснежные волосы, слышать глубокий голос, что ни на грамм не сочетается с его милым лицом. — Чёрт, почему он такой красивый, — натянув на лицо одеяло, он громко выдыхает. За это время он истязает свой разум множеством мыслей. Его не мог не побеспокоить вопрос о том, почему ему так понравился Феликс. Неужели настолько падкий на внешность парней? — Кками, ты тут ещё? — спрашивает Хен, выбираясь из под одеяла и поднимая голову, чтобы лучше видеть все вокруг. Он же, в свою очередь, удобно устраивается на полу и внимательно слушает Хёнджина с уставшими глазками. — Знаешь, что самое странное в людях? — в ответ следует лишь молчание. Хен продолжает свои рассуждения, кладя голову на подушку. — Их чувства. Это самое загадочное, что есть внутри. Чем же я таким занимался в прошлой жизни, что в этой мне выпал шанс втюриться в такого парня? Он уютный и добрый человек, и именно это притягивает. Иронично, но он меня как-то мотивирует. Мне хочется идти дальше, хотя сил нет и я готов бросить все. Если бы Кками был человеком, то давно бы обустроил себе комнату со звукоизоляцией, чтобы меньше выслушивать рассуждения Хёнджина. Провалившись в свой сон, Кками не слушал, что там бубнит Хен: о каких чувствах шла речь и, вообще, какое отношение к этому имел он сам. Джинни лежит на холодном полу и смотрит на Кками, сложившись в комочек. Хван поднимается и относит его на диван, где Кками частенько любит засыпать, облокотившись о подушку с нарисованными пончиками. Целуя Кками в голову, Джинни уходит. Не желая больше ебать себе без того уставшую голову, Джинни выключает торшер и накрывается одеялом с головой. *** С появлением этого белоснежного парня в жизни Хенджина все словно заиграло новыми красками. Появляется желание рисовать впервые за три года. Уснуть прошлой ночью так и не удалось, но неожиданно его посетило вдохновение. Он начал расписывать холст. Пока вышел только эскиз, но он уже радовал Хена. Сытно перекусив, почесав за ушком и накормив Кками, Хён выходит на работу. До кафе ему идти от силы минут тридцать, уже из далека видно пришедших посетителей на завтрак. Среди них Хван ищет лишь его. С желанием поздороваться с новым другом, он ускоряет шаг. Из кафе доносится запах свежего кофе, испеченных только что блинчиков и клубничного джема. Не успел Хван и порога переступить, как его уже зовут. — Хёнджин, быстрее сюда! Сегодня у нас какой-то банкет намечается, все кафе арендовали на день, — говорит Чан, немного взволновано перебирая листы исписанного блокнота из одной стороны в другую. — Поминки что-ли, — произносит Хён тихим и низким голосом, чтобы слышали только они. — Ага, твои, — выговаривает Минхо, — Я буду главным гостем, — Минхо идет раздавать заказы с поднятым настроением на день вперёд. — Вот же... — Ты его знаешь, расслабься. Кстати... — Бан Чан начинает неуверенно, словно боится спугнуть его, — Есть результаты? — Джинни опешил. Он сразу понимает, о чем говорит Чан, и это немного смущает его. За все эти дни Хенджин то и делает, что думает о Феликсе, но не пробует выйти с ним на контакт. Собственные мысли навивали стыд от ситуации. — Пока... мутно всё, — сухо произносит Хенджин, немного стесняясь своей медлительности. Чан не решается пытать его дальше, понимая, что это не его дело, вместе этого он положил руку на плечо. — Будь, самим собой и не бойся им быть, — улыбаясь, Чан идёт на кассу. Эти слова подталкивают Хёнджина к выводу: он даже не проявляет инициативы сделать хоть что-то, лучше ведь лежать на кровати ночью и вспоминать его, как скульптуру, что стоит в музеи; закрытая и недоступная. «Может, попробовать пригласить его погулять сегодня вечером у берега?» — думает Джинни. — Эй, ты чего как статуя замер? Все хорошо? — спрашивает Чонин. Словно после путешествия на другую галактику, Хен приходит в себя. Поворачивается к другу и легко улыбается. — Норм, что за банкет сегодня будет? — Знаю, он с поминками не связан. Что-то праздновать будут, коллектив вроде придёт, — Чон пожимает плечами. Хен кивает и идет за рабочей формой. Сегодня он хочет сделать первый шаг к началу общения с белоснежным парнем. Банкет подходит все ближе и ближе, а Хван не может никак успокоиться. На каком-то моменте его переклинивает, и он решается взять себе десять минут отдыха. Наливая себе капучино с сиропом, он садится на скамейку возле кафе; по всей улице слышен гул машин, шелест листьев, летящих по дороге, шаги и голоса прохожих. Серые здания, окружившие его, наполняют все вокруг какой-то грустью, жуткой и неприятной печалью. — Не хватает только собеседника, — тяжело вздыхая, он отпивает ещё глоток свежего кофе. — Не помешаю? — с перепугу Хён чуть не опрокидывает кофе на себя (сразу вспомнился Минхо и его ругания). Джинни поворачивает голову в ту сторону, откуда исходит голос. «Чёрт, он меня явно преследует» — думает Хван. Казалось, Феликс чувствует желания Хёнджина и появляется как никак кстати. Хён не проявляет никакой радости на лице, лишь кивает и отодвигается на другой край скамейки, дабы не выглядеть в глазах белоснежного парня высокомерным индюком. — Любите кофе? — спрашивает парень с глазами, похожими на ягоду. — Обожаю. Здесь оно не такое, как в других кафе. Я бы сказал — желанное, — под словом «желанное» он имеет ввиду совсем не кофе, и понимает это только он. — Да, оно здесь вкусное. Почти каждый день захожу к вам купить его. Как ваши дела? В эту пятницу пойдем на выставку. Честно, я впервые пойду не с подругой, а с вами, и для меня это немного волнительно, — Хён поворачивается к нему. Парень сидит напряженно и смотрит на дорогу. Ветер раздувает его волосы из стороны в сторону нежно и аккуратно, словно это были семечки одуванчика. Сложенные руки на коленях похожи на детские небольшие ладошки. Кольца на указательном и безымянном пальце, небольшая тонкая цепочка и сережка в ухе приковывают взгляд Джинни. — Я тоже немного волнуюсь, — начал Хён, переводя взгляд на кофе в руках. — Я всегда ходил на выставки один, вы первый кого я пригласил, — Феликс повернулся к Хёнджину, а Хён повернулся к Феликсу, их взгляды встретились; наконец-то Хён может заглянуть в них напрямую. Внутри все сжимается, карие глаза смотрят на него с крупинкой волнения и пустоты. Он ясно это ощущает и видит сам. — Вы не кого не звали с собой? — вновь спрашивает Феликс, нарушая их тишину. — Нет, — отвечает Джинни безжизненным голосом. Это правда, никто не любит ходить с Хёнджином на выставки картин или скульптур, всем это кажется странным, никто не понимает тонкость его вкуса. В школьное время понятие «искусство» отсутствовало для таких ублюдков, как подростки. Сигареты и алкоголь — искусство для малолетних долбаебов, и вся жизнь, а для многих и сейчас, остается также неизменным понятием. Пока в их крови качаются дозы наркотиков, а по стаканам разливается новая выпивка, Хёнджин исследует мир под названием «живопись» и «искусство»: картины, написанные в восемнадцатом, девятнадцатом и двадцатых веках, музыка современности, танцы и выставки. Сам по себе Хён — творческая натура, и сидеть сложа руки — не в его правилах. — Может, я смогу стать «тем самым», с кем можно ходить по выставкам? Хён смотрит на него снова. Эта нежная и даже немного грустная улыбка заставляет самого Хёна улыбнуться. Он чувствует, как его щеки слегка вспыхнули. Отводить взгляд при разговоре с кем-то не входит в его манеру общения, но, сам этого не понимая, он постоянно отводит взгляд то на здания, что напротив, то на прохожих, то на глаза Феликса. «Я схожу с ума, сукин сын, что это со мной?» — думает Джинни, пытаясь скрыть смущение. — Вы очень приятный в общении. Может уберем эту формальность? Чувствую себя дедом, когда ко мне обращаются официально, — смеется Джинни. — Да, мы ведь одного возраста с вами... о... с тобой, нам это ни к чему обращаться на "вы". — Как ты узнал сколько мне лет? — интересуется Хёнджин, выпучив на него глаза, полные непонимания. — Твоя лента инстаграмма не могла не попасть ко мне в рекомендации. У тебя столько картин на аккаунте! Я был сначала поражен тем, как ты подбирал их всех, столько схожих деталей! красивый у тебя вкус, Хёнджин, — Джинни впадает в ступор. Впервые Феликс обращается к нему по имени. Внутри словно взлетает стая бабочек. — Спасибо... Феликс. Не хочешь после моей работы пойти к морю? — а вот задавать резкие вопросы вошло в привычку Джинни. Кто вообще его за язык тянет? От неловкости, Хёнджин думает, у него лицо сгорит, но это приятное чувство. Феликс улыбается. — Буду рад! Может, около девяти вечера встретимся возле кафе? — Отлично, тогда, — проговаривает Хён, неловко поднимаясь со скамейки. — Я напишу тебе, как подойду к кафе. После этого разговора как гора с плеч спадает. Внутри будто убрали что-то лишние. Радостный, он идет в кафе и видит возле витрины стоящего Минхо, Чана и милашку Чонина с очками на лице. Они стоят и тыкают на него пальцем, усмехаясь. Минхо берет Чана за талию и немного раскачивает его из стороны в сторону, как в вальсе, демонстрируя этим отношения Хёнджина и Феликса. Чонин поддерживает их затею смехом, стоя рядом и складывая руки у живота в замок. «Черт, теперь меня будут преследовать шуточки Минхо, какого хуя он вообще тут стоит?» — высказывается про себя Хван самым злым тоном. Закатывая глаза, Джинни бредёт назад в свое дно. Минхо подходит к нему и кладет руку на талию. — У тебя хороший вкус, но если бы запал на меня, то твой вкус был бы безупречным. Когда свиданка с этим сексуальным красавчиком? У него отличные бедра! Ты видел какие у него….. — Минхо, блять, иди работай пока я твое красивое личико не разукрасил. Тогда с этим красавчиком и рядом стоять не сможешь, — Минхо усмехается и, напоследок, легонько хлопает Хена по заднице, прикусывая свою нижнюю губу. — Минхо, ебаный ты... — тут подбегает Чан с милой улыбкой до ушей. — Если оба не хотите получить по ушам, начинайте работать, не ссориться здесь пожалуйста, — обведя друг друга взглядом, они все расходятся. Хёну хоть и плевать на мнение окружающих, но шутки со стороны Минхо иногда ужасно бесят. На сегодня назначен банкет, остается не так много времени до начала, и поэтому Джинни сразу берется за работу, стараясь всеми силами не треснуть Минхо сковородкой по голове. Каждый час идёт медленней улитки, время тянется как застывшая карамель, так и издеваясь над Хёнджином. — Чон, принеси салфетки! Хёнджин, а ты сбегай за тарелками. Минхо — за кружками и приборами. Хан, ты организуй столы с Сынмином и Чанбином. Закуски и еду принесут после прихода гостей, — Бан Чан раздает команды по таким мероприятиям, громкий голос отдается эхом не только в кафе, но и за его пределами. Ему дается это прекрасно; быстрая смекалка и организованность, еще ни одно дело с его лидерством не подводило их. Везде гремят ложки и приборы, небольшая шумиха, которая всех хорошо выбивает из сил. Еда, — фрукты и десерты, — уже на столах, приборы аккуратно лежат рядом с тарелками. Все ожидают только гостей, что щедро заплатили им за их труд. За тридцать минут до начала все собираются в раздевалке по просьбе Чана . — Сегодня у нас сокращенный день, мне передано начальством, что потребуется один официант и один повар, — говорит Бан чан. Все переглядываются. — В смысле один? На кой хер? Кому-то больше платят, а кому-то меньше? — возмущается Минхо. — Хороший способ заставить работать кого-то намного больше остальных и платить ту же зарплату, — отвечает Хан. — Я в этом не участвую, — бубнит Сынмин, возмущенно надувая щёчки. — Я тоже! У меня вообще три ребёнка дома, мне домой надо, — восклицает Минхо. — Это кошки, дурак, — произносит Хан. Переглянувшись, Хан и Минхо смотрят друг на друга со смесью нежности и потерянности. Всего доля секунды, а уже столько чувств. Все оборачиваются на них. — А ты откуда это знаешь? — спрашивает Чонин, улыбаясь до ушей. — У-у-у-у, кто-то тут по мальчикам! Как его зовут? — спрашивает Хён, подходя на шаг ближе к Минхо и кладя руку ему на талию. Теперь смеется сам Хёнджин. — Иди к черту блять, Хёнджин! — Минхо смахивает руку Хёнджина со своей талии со словами: — Один один. — Так, давайте успокоимся! Кто-то должен остаться. Есть кто-нибудь, кто сможет задержаться до двенадцати ночи? «Точно не я» — думает Хёнджин. — Я не могу, у меня встреча, — тут же откликается Хёнджин. — М, очень официальная встреча, — отвечает Минхо, поднимая бровь и щуря глаза. Все знали, о чем идет речь. Разом они начали улыбаться и стыдливо опускать взгляд в пол, словно их отчитывают родители. От этого у Хёнджина слегка вспыхнули щёки. «Вот засранец, всем растрепал!» — Ладно, пусть они уже не ебут всем мозги. Я останусь, а вы по домам и встречам идите, — говорит Чонин, опираясь о стену и проводя своим потухшим взглядом всех. — Удачи! — бодро проговаривает Хан, разворачиваясь на пятках и пропадая в дверном проходе. — Мы можем идти? — спрашивает Сынмин. Чан кивает, а остальные уходят переодеваться. Хёнджин решил на последок взглянуть на Чона: он очень уставший и, казалось, что-то ранило его. Пустой взгляд, движения ленивые. Парень не спеша подходит к нему. — Ты как? — Чон всматривается в его лицо. — Бывало и лучше. Это заметно? — Ты кажешься уставшим. — А, это каждый день так, — на контакт Чонин идти не хочет. Хён желает поддержать его, ведь Чон многое для него сделал, и он чувствует себя перед ним в долгу. Впервые они встретились на улице: Хён был тогда без работы и с трудом сводил концы с концами. Чон увидел его под дождём на лавке возле моря, предложил помощь с жильем и работой. Так и завелась между ними крепкая дружба. Зная Чона, Хёнджин понимает: что-то происходит с его другом, но рассказать об этом кому-либо он не может. Кладя руку на плечо и слегка сжимая его, Джинни смотрит в глаза Чонина. — Надеюсь, ты сможешь выбраться из дерьма, в котором увяз. Мой номер ты знаешь. Не хочу сейчас давить на тебя с вопросами, все равно на них не ответишь, засранец. Удачи, — они кивают друг другу. Чон улыбается. — Спасибо за поддержку, а вот засранец здесь ты! Иди давай на свиданку. Не дождется ещё... тебя, романтика. — Вот же! К нему тут со всей душой, а он все про свиданку! — Хёнджин слегла ударяет его в плечо, а у Чонина до ушей улыбка и смех. — Иди, вообще, работай, подсматривать за другими — нехорошо, между прочим! — восклицает Хён. — Прости, у нас стена прозрачная, глаза деть не куда, — смеясь, Чон выбегает из комнаты. — За что мне этот дурачок? — спрашивает сам себя Хён, смеясь с Чонина, что похож на ребенка. Маленького и непослушного ребенка. Ухмыляясь, Хёнджин уходит и сам, ведь встреча с Феликсом состоится через час. Времени, чтобы успокоится и разволноваться опять, много. Маленькая перепалка с Чонином помогла развеяться. С более легким сердцем он идет домой, готовиться к встрече. Отношения у Хёнджина были в подростковом возрасте, — даже не отношения, а больше симпатия. Это была его одноклассница в средней школе. Джинни признался ей в чувствах спустя несколько месяцев, но, по иронии судьбы, она не отвергла его, высмеяла, как того алкаша в подворотне. С тех пор он не общался с девушками, боится их жадности, их бессердечности. С ними Хёнджину не особо везло, почему-то, еще с детства. Такое впечатление о девушках по сей день вертится вокруг Хёна. Сейчас, спустя столько лет, он снова смог испытать бабочек в животе, сбившееся дыхание и трясущиеся коленки при одном взгляде. Только вот, эти чувства уже мог дать ему парень. Говорить родителям о своей личной жизни Хёнджин не хотел и не собирался. Вот уж где, а в личную жизнь он родителей не пустит. На улице уже вечереет, и солнце начинает садиться. Включенные фонари, свет из кафе и магазинов наполняют проход тротуара приятным ощущением ночной жизни. Гирлянда наверху тоже горит теплым желтым светом, и лишь моментами встревает красный и синий оттенки. Почему-то именно эти лампочки напоминают ему о Феликсе. Становится хорошо в душе, и все волнение начинает отпускать. Дышать вечернем воздухом в одиночку здорово, но еще лучше делать это с кем-то. Дома Хён выбирает одежду, что подойдёт не только под его стиль, но и понравится Феликсу. — Чёрт его подери, зачем я выряжаюсь?! Одену то, в чем удобно. Он же не будет общаться со мной из-за моего вкуса в одежде? — Хён смотрит на Кками, а в ответ тот лишь подпрыгивает и издает звук, похожий на «да», но далекий от человеческого языка. — Ну вот, я тоже про это и говорю. Какая разница. Прямые джинсы светло-синего цвета, конверсы, легкий лонгслив в цвет облаков на небе, и несколько украшений. Красные волосы не уложены и торчат в разные стороны, при этом завиваясь у лица. Не заморачиваясь, Джинни оставляет все как есть и идет к кафе. Уже темно, ветер сменяется с теплого на прохладный. Становится намного лучше. Ночью ощущение спокойствия придает лишь свечение фонаря на темный асфальт. — Привет! — произносит Феликс. Джинсы, бомбер красного цвета, футболка с английскими надписями и белоснежные волосы, заплетенные в косичку с левой стороны, заставляют Джинни впасть в ступор. — Привет. Милая косичка, — Феликс дотрагивается рукой до косички, слегка улыбается и переводит взгляд на Хёнджина. Джинни видит в его глазах отражение гирлянд. Это лучшее, что он мог видеть. Хотелось остановится именно на этом моменте, насладиться красотой, казалось бы, для многих, обычных глаз, но его прерывает грубый голос Феликса. — Спасибо. Иногда делаю её, как становится скучно. Пойдем к морю, оно мне очень нравится здесь. В Австралии оно стало привычным на взгляд а тут, — он поворачивается в сторону моря. — Особенное. — Ты жил в Австралии? Акцент немного выдаёт. — Да, жил в Австралии. Переехал в Корею, чтобы продолжить писать книги здесь. — Книги? Ты писатель? Ты случаем не Ким Мин Су? Ты очень похож на него чем-то в разговорах, если честно, — Феликса явно впечатляет реакция Хёна. Он кивает. — Ахах, ты так сейчас удивлен! Да это мой псевдоним. Ты поклонник моего романа? — Стоп, это серьезно ты? — Джинни останавливается посреди дороги. — Ты первый, кто узнал меня, лишь поговорив со мной. — Это лучшие что я читал! Как тебе удалось передать чувства главной героини так тонко? Я перечитал роман несколько сотен раз, настолько хорошо вышло написание, — чуть ли не взрываясь от радости, Хён начинает закидывать Феликса вопросами. — Мне очень приятно! Такого отзыва я не ожидал. Знаешь, когда гуляешь по парку или какому-то тихому месту, и погружаешь в мысли, ответ приходит сам. Мысли текут умеренно. Честно, я очень долго не мог придумать их первую сцену с Ён Су. Девушка, любящая приключения, и парень, что любит сидеть в ресторане по вечерам, кажутся не совместимыми. — Напротив, их характер так подходит друг другу, — произносит Хёнджин. Хёна переполняют эмоции. Он бурлит как вулкан внутри себя. Парень не мечтал встретить своего кумира в реальности, мало того, влюбиться. Феликсу приятна похвала его книги. Они доходят до берега, полностью погруженные в разговор. Дойдя до той самой лавочки, парни присаживаются. — Я часто хожу сюда, и сажусь именно на эту лавку. Тут прекрасный вид на море, — звук волн, бьющихся о скалы, отдает умиротворяющим шепотом, что идеально вписывается в разговор Хёнджина и Феликса. — Здесь красиво. А ты оказался тонкой натуры. При первой встрече мне показалось, что ты плохой мальчик, я очень ошибался. Ты теплый в общении. Особенно мне понравилась твоя реакция на то, что я писатель! — Хён поворачивается к нему. Его глаза глядят в глаза Феликса, в которых отражается свет фонаря. Впервые ему сказали, что он теплый. — Я... теплый...? — Ага. С тобой можно легко найти тему для разговора, ты так реагируешь на наши совместные черты характера, — говорит Феликс, смеясь глубоким голосом. Таким теплым и милым голосом, с ноткой сексуальности и грубости. — Мне никогда так не говорили. Особенно родители. Приятно слышать. Я когда тебя увидел, думал, ты социофоб, а оказалось, что ты писатель. Иронично! — Почему? — спрашивает Феликс. — Почему твои родители не говорили тебе таких слов? — Ну, они так хотели «защитить меня», дать любовь в нужной дозе, что не заметили как это переросло в грёбанный контроль, — Феликс отвечает лишь через несколько секунд. — Мои родители тоже были чем-то похожи на твоих, но... это не важно сейчас. — Были? — Они погибли два года назад. Тогда я был в Америке, на издании своей пятой главы. Мне позвонили из больницы и сообщили о том, что их больше нет. В тот день у меня еще была назначена встреча... — Феликс запинается и смотрит на море. Задержкой главы на месяц послужила причина смерти его родителей, никто не мог разделить боль его утраты, в жизни остался только он и роман под рукой. — Я не знал этого, но уверен, что ты впал в дерьмо из которого самим выбраться трудно. Мой кумир, а теперь уже близкий знакомый, оказался таким сильным. Почему ты не написал причину задержки? — Не хотел огорчать своих читателей, — Феликс едва заметно улыбается. Он смотрит на море снова, давая тем самым паузу их диалогу. Такое трудно вспоминать каждому человеку. — Ты молодец, Ликс, — Феликс поворачивает голову к Хёну с удивленными глазами. — Ликс? — Не нравиться? Извини, подумал... — Очень нравиться, такое прозвище звучит интересно. — Можно тебя называть так, Ликс? — Феликс искренне смеется. Джинни так и умиляется с его реакции на прозвище. За долгое время ему нравиться общение с кем-то. Сердце пропускает каждый удар с нереальным наслаждением. — Конечно, тебе можно Джинни, — произносит Феликс, складывая ноги на скамейке. — Джинни? — бурчит удивленно Хён, прикрывая рот от смеха. — Да вы настоящий писатель, Ликс! Они продолжают заливаться смехом, погружаясь в разговоры с большим позитивом. Узнавая друг о друге, они видят много схожих вещей, и это, определенно, притягивает. Парни идут вдоль берега, смеясь от историй друг друга до слёз, по-детски невинно. Хёнджин проходит мимо моря, наслаждаясь звуками волн и рассказами белоснежного парня с веснушками, олицетворяющего тепло и уют. Ромашка — невинная и теплая. Феликс похож на неё — такой же пушистый.