Не только для разговоров

       — Только и умеешь, что чесать языком, — Главнокомандующий цокает и демонстративно закатывает глаза.        Их с Манко шаги гулко разносятся по залитому солнечным светом коридору. Начальник охраны молчит, как будто в недопонимании. Тишина неуютная, хоть и нельзя сказать, что в госпитале до звона в ушах безжизненно: воздух наполняют шелест листьев и пение птиц за окнами. Ветер, врываясь сквозь распахнутые окна, треплет огненно-рыжую шерсть. Командир привычно выпрямляет спину, шагает гордо. Чуть наклоняет вперёд голову, искоса смотрит на Манко. Тот набирает грудью больничный воздух и его голос непривычно громкий в тишине:        — Знаешь, этим языком я не только болтать умею.        Манко мог бы списать грубость командира на усталость и не лучшее самочувствие, но не хочет. Главнокомандующий пролежал в больнице несколько дней после очередного приступа и теперь, кажется, осознавал, сколько работы ему предстоит взвалить на себя по возвращению в штаб. Адъютант справляется хорошо, но его усилий всё ещё недостаточно для того, чтобы командиру не пришлось работать после выписки ещё усерднее. Снова угробит режим сна, истощит себя морально и физически и ляжет в госпиталь с очередными болями в груди. Знакомо, до тоски знакомо. Манко жаль Главнокомандующего и ему порой так хочется говорить с ним о последствиях его работы долго-долго, но результат всегда один — не помогает. И сейчас командир наверняка говорит так грубо и неосмотрительно из-за плохого настроения, но начальник охраны желает думать, что с ним заигрывают.        — Было бы хорошо, если бы ты научился лучше работать руками, — Главнокомандующий улыбается и Манко ожидает что командир хрипло прошепчет что-то двусмысленное, но тот продолжает говорить устало, но громко, — потому что я хочу, чтобы охрана моей штаб квартиры была в надёжных руках.        И Манко несколько радует несерьёзность Главнокомандующего. Не рычит и не пытается прекратить разговор, а это уже хорошо. Может, начальник охраны сумеет помочь командиру снять напряжение? Несмотря на то, что сейчас подобная близость, вероятно, покажется тому неуместной, стоит попытаться. Главнокомандующий не настроен агрессивно, да и в коридоре никого нет. Манко несколько секунд колеблется, но всё же решается. К тому же, если он действительно будет против, то попросит прекратить. Это окончательно убеждает начальника охраны и тот ощущает смелость говорить чуть тише, улыбается и прикрывает глаза:        — Не веришь? Хочешь, я покажу тебе, что ещё умею?        — Я хочу, чтобы помолчал хоть минуту.        Это и становится точкой невозврата. Манко чувствует уверенность, толкает командира в бок и тот, совершенно не готовый к этому, поддаётся легко. Чтобы не упасть, прижимается спиной к стене. Не осознаёт, что это было не лучшее решение.        — Манко, что ты опять задумал? — вздыхает, наклоняет голову вперёд и вскидывает вверх правую бровь. Начальник охраны отчётливо видит под блестящими от любопытства глазами синяки. Сейчас Главнокомандующий напряжён и его тревога отражается на морде складками на лбу и переносице.        — Заткни меня, — начальник охраны говорит шёпотом, замирает в сантиметрах от морды командира. Чувствует на сухих губах чужое дыхание.        — Манко… — розовый язык очерчивает контуры обветренной кожи.        Командир прикрывает глаза и жадно тянется к желанным губам, но начальник охраны безжалостно лишает того поцелуя. Он лишь кладёт руки на чужую поясницу и шумно опускается на колени. Пол холодный. Ткань штанов шуршит и коленки упираются в твёрдую плитку. Манко поглаживает выступающие кости таза хорька сквозь одежду, в предвкушении рассматривает блестящую пряжку ремня. Главнокомандующий сопротивляться не пытается, сжимает в кулаках полы кимоно. Начальник охраны видит, как ноги хорька мелко дрожат, вероятно, от нетерпения. Поднимает взгляд выше и видит как морда командира заливается румянцем, а сам он выглядит растерянно и беспомощно. И это бесценно.        — Что ты делаешь? — шипит сквозь зубы, скорее испуганно, чем раздражённо.        Вместо ответа Манко прижимается губами к штанам Главнокомандующего. Языком нащупывает член, лижет грубую ткань и слышит сдавленный выдох. Чувствует, как бугорок в штанах упирается в морду.        — Манко, прекрати слюнявить мои брюки, — тонкие пальцы торопливо скидывают кепку с головы начальника охраны и зарываются в красновато-рыжую шерсть, — нас же могут заметить…        — Прекратить? — расплывается в знакомой злорадной улыбке.        Главнокомандующий несколько секунд молчит, но вдруг понимает, что выйти в более людное место с эрекцией ему слишком стыдно. И это злит ещё сильнее, чем мокрое пятно на штанах.        — Чёрт бы тебя побрал, Манко, — от безысходности краснеет и трясётся, сжимает в кулаке клок шерсти, — просто замолчи уже наконец!        — Так точно, кэп, — пряжка ремня звякает и пояс с задорным звоном падает на плитку пола. Командир словно по сигналу отпускает голову начальника охраны, даёт тому полную свободу действий.        Манко облизывает и почти полностью заглатывает эрегированный член Главнокомандующего. Командир вжимается в стену, оглядывается по сторонам. Внутри пульсирует страх. Начальник охраны до тошноты пошло причмокивает. Язык скользит вдоль члена, очерчивает изгибы вен, слизывает предэякулят. Манко не хочет тратить время на то, чтобы на секунды отвлечься и сглотнуть слюну, поэтому позволяет ей стекать по подбородку.        Главнокомандующий безынициативен. Сжимает полы кимоно, тяжело дышит. Взгляд его зелёных глаз мечется по коридору, отчаянно надеясь не выцепить ни единого силуэта. Если их застанут здесь в таком непристойном положении, это будет крахом авторитета командира. Подумать только… Красный от стыда, вспотевший, дрожащий Главнокомандующий и Манко, сидящий перед ним на коленях. Такой непозволительно громкий, даже когда его рот занят. Но это всё ещё не худший вариант событий, пока я могу сдерживать сладостные вздохи, так ведь?        Несколько неуютно от того, что бёдра командира оголены. Но сейчас ему так душно, даже когда он прижимается к холодной стене, что он не обращает внимания. Зато их не обделяет лаской Манко. Поглаживает грубыми руками от поясницы к коленям, сзади, по бокам. Проводит пальцами по тонкой бледной коже. Из-за длинных ногтей остаются красные следы, чуть болезненные, но тут же исчезают. И начальник охраны ласково царапает чужие бёдра. От внутренней стороны колена и вверх, к самому основанию хвоста. Да, так. В опасной близости от анального отверстия хорька.        — Манко, что ты делаешь? — голос Главнокомандующего дрожит, когда он чувствует, как пальцы толкаются под хвост.        Начальник охраны не отвечает. Потому что не может. Он снова чуть прикрывает глаза и поднимает брови, входит средним и безымянным пальцами глубже. Главнокомандующий мелко дрожит, с его морды не сходит испуг и волнение. Он раскрывает рот и хочет обругать Манко, но тот внезапно надавливает на командира изнутри и вместо грубого замечания слышит тихий стон. Удовольствие волной захлёстывает Главнокомандующего и он нещадно кусает губы. Только чтобы сдерживать себя. Но у начальника охраны, кажется, другие планы.        Манко массирует, трёт, давит на стенки подушечками пальцев. Опьянённый чувством абсолютной вседозволенности, левой рукой придерживает командира за поясницу, вдавливает в стену. Не забывает и о члене: то почти выпускает изо рта и ласково лижет головку, то снова заглатывает и почти давится. Хлюпающие звуки перестали казаться такими уж громкими на фоне стонов командира, за которые тому чертовски стыдно. Главнокомандующий отчаянно извивается. То выпрямляется в струнку и привстаёт на носочки, то сгибается почти пополам и его ноги ощутимо дрожат. Сжимает руки в кулаки так сильно, что белеют костяшки. Ему невыносимо хорошо. И он так старается, но не может сдерживать стоны, что почти непрерывно сбивают ему дыхание. Морщится, скалит зубы, кусает губы просто чтобы заглушить вздохи. Но это слабо помогает.        — Ты просто больной, — шепчет, срывает на хрип, — как ты можешь быть так доволен этой ситуацией?        Манко лишь улыбается, задорно взмахивает и ударяет по полу хвостом. Продолжает двигаться пальцами внутри командира, ненасытно облизывать его член. И смотрит прямо в морду Главнокомандующего. Тот отчётливо читает во взгляде янтарных глаз азарт и удовольствие. Манко до собственной эрекции нравится вся неправильность ситуации. По определениям общества это неприлично, порицаемо, но конкретно для него это возбуждающе, безнаказанно. Сюда может кто-то войти и тогда их грязный секрет будет раскрыт. Или никто даже не подумает заглянуть в коридор и тогда эта ситуация будет тайной лишь между ними. И именно это делает их положение полным азарта. Они оба не могут быть уверены, что их близость конфиденциальна. Но остановиться не могут.        Главнокомандующий зарывается пальцами в шерсть на голове Манко, притягивает его ближе. Хорёк чувствует, что у того потные, дрожащие руки. Неудивительно.        — Манко, я сейчас кончу, — лепечет смущённо, глядя прямо в янтарные глаза, — я так хочу сделать это внутрь, прошу тебя.        Начальник охраны пытается кивнуть, но из-за того, что его грубо держат на шерсть на голове, не может. Смотрит в ответ так обыкновенно похотливо, что явное согласие можно легко угадать. Он вытаскивает пальцы из командира, кладёт их на чужое бедро. И ждёт дальнейших действий. Главнокомандующему не требуется много времени. Он берёт инициативу в свои руки и чуть грубо толкается членом в глотку Манко, входит полностью. Начальник охраны сжимает кожу на бёдрах до покраснений, чувствует как провоцируют его рвотный рефлекс. Но покорно принимает любые действия командира. И спустя секунду ощущает в горле тёплую сперму. Вязкую, солоноватую, чуть горькую. Но когда Главнокомандующий вытаскивает из чужого рта половой орган, послушно глотает. И облизывает губы.        — Ну как, кэп, я справился? — Манко продолжает сидеть на коленях, виляет хвостом как пёс, — я ведь могу делать минет также хорошо, как дразнить тебя словесно?        — По-моему первое у тебя получается намного лучше, — Главнокомандующий хмыкает, застёгивает ремень.        — Я даже не знаю, воспринимать это как похвалу или как скрытый намёк на то, что я тот ещё хуесос.        — Воспринимай это как хочешь. И встань с пола, а то подумают ещё…        Манко нехотя выпрямляется, отряхивает колени. Поднимает с пола кепку и чуть небрежно надевает. Несколько секунд смотрит на Главнокомандующего.        — Ну какой же у тебя всё-таки грязный рот, — командир недовольно цокает, но говорит игриво, — тебе бы воспитанию поучиться.        — А знаешь, что ещё более невоспитанно?        Главнокомандующий хмурится и приоткрывает рот, чтобы ответить, но Манко тут же хватает того за шерсть на щеках и целует в губы. Бесцеремонно лезет языком в чужой рот. Облизывает внутреннюю сторону щёк, верхний, нижний ряды зубов, нарочно зацикливаясь на клыках. Кусает, оттягивает чужие губы. Толкает собственную слюну под чужой язык. Делает это так нагло и безнаказанно, что Главнокомандующий сначала замирает в нерешительности. Кладёт руки на чужие плечи, сжимает их почти до хруста костей. Стонет в чужие губы, молит остановиться, но спустя секунды принимает вызов. Также нахально скользит языком по нёбу, сначала верхнему, потом нижнему. Размазывает по внутренней стороне щёк начальника охраны слюну, грызёт уголки его губ. Он тоже может делать это так нахально и страстно. Но спустя пару мгновений Манко разрывает поцелуй и тут же получает удар по щеке.        — Идиот, ты сначала мне отсосал, а потом лезешь целоваться, — командир вытирает рукавом кимоно рот, злится и краснеет. Стыдно произносить такие грязные слова.        — Разве я не заслужил? — Манко на это лишь хихикает и облизывает губы.        — Просто замолчи, говорить об этом сейчас невыносимо стыдно, — Главнокомандующий вздыхает и идёт дальше по коридору.        — Хей, кэп, — Манко спешно догоняет хорька и продолжает, поравнявшись, — а я достаточно хорошо поработал руками?        — Да замолчи ты наконец, или хотя бы начни говорить о другом, — возмущённый голос командира эхом разлетается по пустому коридору.        Сейчас в госпитале пусто. На улице лето, но в здании на удивление прохладно. Открытые окна, за которыми пестрит вид тенистого зелёного сада, впускают внутрь достаточно свежего, прохладного воздуха. Плитка в шахматной расцветке, бирюзовые стены мёрзлые, остывшие. Тоже холодят. Хорьки идут неспешно и их обувь звонко цокает. За исключением звука шагов и непрекращающейся болтовни Манко, Главнокомандующий слышит за окном птиц, шелест крон деревьев. Это успокаивает и он чувствует себя достаточно расслаблено. Кажется, попытка начальника охраны помочь командиру снять напряжение венчалась успехом, потому что сейчас тот не ощущает привычной ноющей усталости. Лишь лёгкость и некоторую изнемождённость. Главнокомандующий поворачивается к Манко и видит на его морде улыбку. Глупую, но такую знакомую и в некотором смысле любимую. Никогда не скажет, что она ему нравится. Командир улыбается в ответ. С благодарностью. И начальник охраны улавливает в чертах знакомой морды эту благосклонность. Самодовольно хмыкает, но тоже молчит. Главнокомандующий также никогда не скажет «спасибо». Выцедить из себя это слово так тяжело, и потому хорёк готов доказать это Манко в действиях. Грубо, извращённо. Иначе у них никак.