***
К вечеру стало довольно шумно. Кент заранее помог Ирме и Кэролайн с отключением от питания и небольшим переставлением капсул поближе к стенам, чтобы освободить побольше центр. Кодсворт, заглючивший незадолго до назначенного мероприятия, застыл на месте у своего «чайного» столика с чайничком в манипуляторах. Кэролайн попыталась привести его в норму, но работа у Бобби оказалась намного более долгой, чем она рассчитывала изначально. Поиски Мэла затягивались всё сильнее. Однако распространяться о какой именно работе идёт речь женщина не торопилась. Сначала Коннолли этому даже немного удивился. Болтливость Генерала Минитменов была уже своеобразной визитной карточкой, отличительной чертой, особенностью, которая невообразимо очаровывала. Во времена, когда иные люди боятся сказать собеседнику лишнее слово, бросить «не такой» взгляд, как-то резко шевельнуться, чтобы вдруг не схлопотать пулю или заточку в какой-нибудь тёмной подворотне, дружелюбие, радушие и беседы по душам, скорее, настораживали, чем располагали к себе. В современном обществе не любили болтунов. Умение расположить к себе людей казалось Кенту чем-то из разряда фантастики. Вроде того научного волшебства с космическими полётами или инопланетянами. Кому и что нужно говорить? С кем можно шутить острые анекдоты, а кем — нет? Как понять по человеку, что он «хороший» или «плохой»? И как вообще теперь найти эту тонкую грань? А была ли когда-то эта грань? — Ты не можешь выйти к гостям в таком виде, Кэролайн! Не в моём «Доме»! Нет-нет, не позволю! — возмущённо отчитала её Ирма, пока никто ещё не пришёл. — Да нормально я выгляжу! Я же Генерал Минитменов, пальто, шляпа, символика, все дела, — парировала Кэролайн, но вполне послушно последовала за новой владелицей, когда её потащили за кулисы. — Сегодня ты не Генерал. Сегодня ты просто Кэра «Девочка из морозильника», — уговаривала её Ирма. — Сейчас подберём тебе что-нибудь из вашего довоенного набора театральных костюмчиков. — Вас так прикалывает давать мне всё новые и новые прозвища? — с лёгким вздохом уточнила Кэра из-за кулис, где рядком стояли туалетные столики с мутными зеркалами. В ответ Ирма только засмеялась. Кент проводил их взглядом, поправил последний раз парочку кресел и выдохнул, глянув на зашевелившегося Кодсворта. — Ой, а где мисс Кэролайн? — спросил робот, осмотревшись, после чего поскорее направился искать свою хозяйку, не дожидаясь ответа. Гуль уже открыл рот, чтобы ответить, но не стал мешать заволновавшемуся Мистеру Помощнику, вдруг бы своим ответом на риторический вопрос вновь заставил бы несчастного глючить. — Когда Кэра сказала, что нам нужно будет как-нибудь собраться, я посчитал это довоенной вежливостью, — послышался грубый, хриплый голос Филиппа в коридоре после скрипа открывшейся двери. — А мне сразу показалось, что Генерал человек слова, — мурлыкнула в ответ Марта, войдя следом за ним. Кент глянул в сторону коридора, привычно скрючился, приобняв себя, и поспешил скрыться у себя, чтобы не помешать людям на этом вечере. Он успел спрятаться за дверью, упёрся спиной в дверь и оглядел пустую комнату, наполненную огромным множеством воспоминаний, с таким трудом собранных чуть ли ни со всех уголков Бостона. Фигурные стенды гангстеров и бандитов, притащенные самостоятельно от книжного магазина. Видимо, незадолго до конца там проводилась какая-то акция или рекламная компания новой книги. Покрытая почти до упора рисунками и подписанными фотографиями пробковая доска. Рабочий стол с рацией, некое рабочее место, с которого Кент транслировал для жителей Бостона радио «Серебряного плаща», пускал в эфир имеющиеся у него голозаписи с радио-шоу, которые, его уж греха таить, и сам с невероятным удовольствием переслушивал уже, наверное, в тысячные разы. Самым большим и заметным элементом комнаты была одна из капсул воспоминаний. Она стояла здесь по двум причинам: первая — не влезла в основной зал; вторая — Ирма позволяла своему другу пользоваться этой капсулой столько, сколько ему захочется, в обмен на помощь в ремонте этих самых капсул. Кент не мог похвастаться обширными познаниями в подобной технике, но базовый ремонт и поддержание их в рабочем состоянии вполне мог обеспечить. — Одну минуту, ребята, мы пытается впихнуть Генерала в платье! — обратилась к уже прошедшим в основной зал гостям Ирма. — Не надену я платье! — возмущённо отказывалась Кэра. — Да в платьях же всё на проветривании! Это неудобно! — Бросьте, мадам Ирма, мисс Кэролайн не наденет платье, — сглаживал углы своей хозяйки Кодсворт. — Точно не сейчас. Я думаю, вам бы подошёл вот этот костюм. — О, а вот это выглядит отлично, — согласилась Кэра. — Спасибо, солнце. — Не стоит благодарности, — отмахнулся робот-дворецкий. — Я всегда на вашей стороне, вы ведь знаете. — Но это же мужское, — вымученно выдохнула Ирма. — Оно не подчеркнёт твоих достоинств… Ой, ладно, сами разбирайтесь. — Не поглазеем на Генерала в платье, ну вот, — прыснул Фил, упав на диван. — Великое несчастье. — Тебя не было в тот вечер в баре? Когда Хэнкок и Кэра на раздевание играли в дартс пьяные до покачиваний? — насмешливо поинтересовалась Марта, присев рядом с ним. — Как много ты потерял, Филипп. — Да я уж наслышан, — хмыкнул мужчина и потёр пыльно-зелёные глаза с красным белком. — Ладно, будет ещё и у меня праздник. Взяла что-нибудь выпить с собой? Я по классике сегодня. Намешаю колу с виски. — Красное полусладкое. Я всё-таки леди. Дэйзи ещё должна принесли белое сухое. И где только такую прелесть откопала? — промурлыкала Марта, откинувшись на спинку дивана. Входная дверь вновь скрипнула, и Кент достал свою огромную папку с комиксами, чтобы скоротать время за перечитыванием истории Инспектора. Сегодня была её очередь. Первый выпуск так до сих пор найти и не удалось, потому чтение началось со второго. Инспектор не была самым любимым персонажем Кента, но определённо восхищала. Тяжёлое детство в нищете в цыганском таборе, постоянные побеги от полиции и последующая продажа её в бродячий цирк, куда девушку сдали после проявления магических способностей. «По документам всё было чисто. И не подкопаешься, — раздался в голове Кента высокий, нежный и громкий одновременно выдуманный им же голос Инспектора со страниц комикса. — Родители отказались от меня, а в детском доме мгновенно усыновил господин Доу. Он решил дать мне другое имя. Джейн. Джейн Доу. Ему это показалось забавным». «Но это ведь действительно иронично, — подумал Кент, перелистывая страницу комикса, рассказывающего немного о детстве Инспектора, который он знал почти наизусть. — Та скорость, с которой семья забыла о тебе, будто тебя никогда и не было. Как неопознанный, всеми забытый и никому не нужный ребёнок». «Владелец цирка Тодд Доу был верен своему имени. Хитрый и милый, как лиса, но может в лёгкую вцепиться в глотку, подстать настоящему хищнику, — продолжала между тем свой рассказ Инспектор. — Несмотря ни на что он был хорошим отцом. Я всегда была сыта, одета, образована и любима. У меня была огромная семья. Сиамские близнецы Шелдон и Шервуд научили меня играть на флейте и решать сложные алгебраические задачи лучше любого учителя математики. Они были милашки, но никогда друг с другом не согласны. Как две стороны одной монеты». «Полные противоположности настолько, что сшивали себе одежду из двух разных костюмов», — слегка усмехнулся гуль, рассматривая изображение сиамских близнецов, сросшихся в районе широких плеч. Одна половина носила кожаную косуху, майку, джинсы и кеда, а другая деловой костюм с белой рубашкой и чёрным оксфордом. «Высокая, мускулистая и сильная девушка-гигант Грейс и миловидная карлица Алекс, что до безумия любили друг друга и воспитывали приёмного сына Брендона, который страдал от синдрома гипермобильности суставов, но без труда показывал публике чудеса акробатики», — продолжала с любовью рассказывать о своей семье Инспектор. — Я не хочу перелистывать страницу, — тяжело вздохнул Кент, прекрасно зная, что будет дальше. «Дрессировщик животных Джейсон, пригревающий в своих объятиях раненых, истерзанных и больных, что под его прекрасными руками превращались в здоровых и благодарных жителей цирка», — рассказала на следующей странице маленькая девочка Инспектор, сидя в окружении трёхлапого тигра, с безглазым питоном на шее и полулысым кроликом без ушей в руках. Следующая страница демонстрировала уже девочку-подростка на белом фоне в сверкающем классическом костюме фокусника, из шляпы цилиндра которой появлялись белые голуби: «И я. Неподражаемая «Сверкающая» фокусница». «Однако, счастье наше длилось недолго…» — гласила надпись ниже картинки. Следующий разворот изображал объятый ярким пламенем шатёр и стоящие близ него вагончики, а в самом нижнем углу крохотный чёрный силуэт девочки-подростка. Вокруг по краям картинки всюду были цветные надписи криков, чтобы представлять, кто именно вопит в пожаре, и яркое воображение Кента мгновенно воспроизвело крики голосами выдуманных персонажей. Вопли боли и ужаса, плач и возгласы. «Помогите!» «Мамочка, я не хочу умирать!» «Кто-нибудь! На помощь!» «Я пришла слишком поздно», — скорбела Инспектор, сидя напротив пепелища в опаленном костюме и с обожженными до мяса руками. «Джейн, мне очень жаль, — сочувствующе покивал Кент. — Двери вагончиков были заблокированы снаружи, это был поджог. Их всех убили. Именно поэтому ты надела костюм своего отца, чудом уцелевший в обугленном чемодане, и стала Инспектором. С помощью своих способностей ты нашла виновных в смерти своей семьи и отправилась вершить правосудие! Помогать тем, над кем коррумпированные органы только смеются!» Коннолли невольно аж подскочил на месте от удовлетворения с комиксом в руках, когда увидел, что виновные в поджоге сектанты, ненавидевшие людей цирка за их «греховность», отправились за решётку. Он вернул комикс в папку и, обняв её, упал на кровать, чтобы подольше ощутить чувство некой эйфории от восторжествовавшей справедливости внутри истории. Да, он не любил Инспектора Джейн так же сильно, как Серебряного плаща. Инспектор не стеснялась в выражениях, курила и была частым посетителем баров и алкогольных отделов супермаркетов, для неё было вполне нормально провести с человеком одну-две ночи в довольно ярких графических сценах и быстро расстаться, она вполне была способна применить свои сверхъестественные способности для пыток подозреваемых, сбежать от полиции и скрываться от неё. Её истории были значительно сложнее и намного жёстче из-за своей реальности, они больше походили на детективные загадки, над которыми стоило серьёзно подумать, чтобы прийти к тому же выводу, что и главная героиня. В комиксах об Инспекторе не всегда всё заканчивалось хорошо, злодеи не всегда были злодеями, а положительные персонажи далеко не плюшевые добряки. Джейн Доу всегда оставляла после себя множество вопросов, ответы на которые искала и сама. Как много в мире было и есть до сих пор несправедливости? Как много людей и по сей день не знают ответов на совершенные над ними преступления? Как много убийц спят спокойно ночью, пока их жертвы гниют в очередном переулке? Как много насильников гуляют свободно и подыскивают следующую жертву? Доколе это всё будет продолжаться? «Пока существуют люди», — с горькой улыбкой ответила на этот вопрос в одном из выпусков сама Инспектор. Каждое закрытое дело Инспектора вызывало бурю восторженных эмоций, питало на время жажду справедливости и желания сделать мир хоть немного лучше, но каждый раз оставалось тоскливое чувство. Широко улыбающаяся героиня, борющаяся со всем злом в одиночку, обладающая игривым характером, сыплющая огромным количеством смешных анекдотов и попадающая комичные ситуации, имеющая чуть ли не каждый выпуск новый любовный интерес, была ли так же счастлива, как её улыбка? Удавалось ли справедливости, её работе в собственном детективном агентстве, юмору, мужчинам и женщинам самой разной красоты и влюблённости в неё заполнить бездонную пустую пропасть души? Погибшая семья, с которой ты больше никогда не сядешь за обеденный стол в Рождество, жизнь супергероя, обречённая на вечное одиночество ради безопасности любимого человека, уничтоженный дом, куда ты больше никогда не вернёшься, ощущение собственной беспомощности и никчёмности перед огромным миром, где каждый день творятся ужасные вещи, собственный рухнувший мир, что больше никогда не будет прежним. «Я сильная девочка, сама скручиваю преступников, и вообще», — заигрывала с капитаном полиции Джейн в выпуске об убийстве в ночном клубе. «Ты сильная девушка, никто не спорит. Правда, от усталости даже лошади могут умереть», — смущённо усмехался ей на это мужчина, чьё имя Кент никак не мог вспомнить. «Просто иди домой. Мы сами всё сделаем», — строго объявил всё тот же капитан после резни в торговом центре. «Нет у меня дома. И возвращаться мне некуда», — горько усмехнулась Инспектор, закурив сигарету с ягодным вкусом, сидя прямо на лестнице у торгового центра. «Возьми, — аккуратно вложил в её ладонь капитан отделённый от связки ключ, присев перед ней на корточки. — Позволь хотя бы на сегодня, на один день мне стать твоим домом». Следующий выпуск «Инспектора» так и не вышел, или Кент просто не успел его купить. Коннолли теперь никогда не узнает, поехала ли Джейн домой к капитану или нет, впустила ли кого-то в свою жизнь и стала ли счастливой. Очень хотелось верить, что пройдя тернистый путь она получила свою счастливую концовку, но вполне вероятно, что нет. Он тяжело вздохнул и невольно вздрогнул, когда из-за двери послышался гогот множества голосов, а не привычная музыка или чтение ролей спектакля. — Нет-нет, это ещё ничего. Вот про Форт Индепенденс вы сейчас просто ахуеете! — ухахатывалась Кэролайн, судя по голосу и количеству матов, явно уже хорошо поддатая. — Давай, рассказывай! — воодушевлённо попросил Фил. — Мы слышали, что с Форта начали разваливаться Минитмены, — коротко пояснила Дэйзи. — Но я никогда не слышала, что же конкретно там случилось. — Чё-то там какой-то «монстр» вылез из воды, — попытался припомнить какие-то слухи и разговоры Скотт, тоже уже изрядно выпивший, если верить голосу. — Кароче, — начала Генерал, слегка прокашлявшись. — Есть у меня правая рука, Престон Гарви, не мастурбирует мне, к сожалению, но дрочит меня будь здоров! Иногда прям до мозгов, жуть! — Погодь, я прослушала, — отозвалась Ирма со своего диванчика, покачнул бокал с красным вином. — Он НА тебя дрочит или он ТЕБЯ дрочит? Типа задалбывает? — А может и то, и другое одновременно! — засмеялась Кэролайн, и её заливистый хохот подхватила вся компания. — И вот он мне, кароче, рассказывал, — продолжила Генерал, утерев слёзы, — когда мы ещё только собирались и порядки наводили, что вот Замок такой расписной, весь такой с вышкой, очень нужен нам и вот прям сию секунду. Ну, я его поморозила, мол куда нам херачить через пол Содружества, чтобы чисто теоретически какой-то там много лет заброшенный Форт, кишащий «чудовищами», вернуть Минитменам, — эмоционально и с, вероятно, сильной жестикуляцией рассказывала Кэра, после чего хлопнула по коленям. — Ну ладно, я подумала, хер с ним, набрались мы сил, собрали людей, оружие получше, отрыли гранатомёт на треноге, пришли. А там болотники из всех, сука, щелей лезут! Двух стен не хватает, всё в водорослях и какой-то мерзкой хуйне, вышка пополам сложена, одна дверь наглухо закрыта каким-то механизмом изнутри, выхода из Замка только два, один вообще прямой и хер там куда побежишь в случае конкретного пиздеца. А если прилив, то выход вообще один. Я просто охерела, когда это увидела, — Кэра аж завыла от своих воспоминаний и закрыла лицо руками, после чего хлопнула по подлокотникам кресла. — Но, раз уж припёрлись, то ладно. Пошли. Хотя идея уже хуйня, как по мне. Было нас всего семь человек, и именно в тот момент был прилив. Решили не ждать. Пошли по прямой. — Охуенная тактика, Наполеон, — усмехнулся Хэнкок, его смешок поддержала сама Кэра и ещё Филипп с Хэмом. — Блять, вот я бы на тебя там посмотрела, — прыснула Кэролайн и продолжила. — Ладно, покоцанные, но все руки и ноги на месте, с болотниками разобрались, яйца разбили, и такой прикол мелких вылупившихся личинок давить. Они бесятся, хрустят под сапогами, а всё равно шевелятся. — У тебя появляется весьма извращённое представление о веселье, — хохотнула Марта. — Это ещё не самое весёлое. Мы уже такие деловые начали там осматриваться, оружие сложили, как вдруг земля трясётся и из-под воды вылезает огромная страшная ебанина, ростом, наверное, с двухэтажное здание, не меньше. Может, даже трёхэтажное, — попыталась прикинуть что-то на глаз Кэра, но потом явно от этого отмахнулась. — Короче, матка болотников была тем чудовищем, про которое мне всё Престон рассказывал. Ребята, это был просто пиздец. Клешни огромные, панцирь как у танка, скорость огромная, ещё и кислотой плюётся такой, что броню разъедает. Одного парня так облило этой дрянью, что у него рука отвалилась. Прямо у нас на глазах! — Охереть, я матку болотников в своей жизни только один раз видел. Огромная и бешеная тварь, — присвистнул Хэм. — Вы оттуда дёру дали со скоростью света? — Да хер бы там. Она нас загнала в один из каменных коридоров, выходы залила кислотой, будто понимала, что делать, а потом начала доламывать стены, — продолжила рассказ Генерал. — Если бы не Кодсворт, мы бы оттуда живые не выбрались. — Мисс Кэролайн, вы мне льстите, — смущённо отозвался робот-дворецкий, когда его несильно похлопали, а после заботливо погладили по корпусу. — Я не мог оставить вас в беде тогда, и никогда не оставлю в будущем, — воодушевлённо пролепетал робот, но после строго добавил. — Мисс Кэролайн, вам уже хватит на сегодня. Вы очень некрасиво начали разговаривать. — А что робот-то сделал? — уточнила Магнолия. — На самом интересном! — Солнышко водило матку кругами. Он мастерски уворачивался от клешней, обливался кислотой, чтобы мы успели установить гранатомёт, — пояснила Кэра. — Чтобы ВЫ установили гранатомёт, — поправил её Кодсворт, после чего пренебрежительно добавил. — Ваши люди в тот момент повели себя как испуганные крысы, прошу прощения за мои слова! Отсиживались, пока вы делали чрезвычайно сложную работу. — Ты хоть раз стреляла из гранатомёта? — осторожно уточнил Скотт. — Ни разу. Это был первый и, я надеюсь, последний раз. Он тяжёлый, жесть, — нервно усмехнулась Кэра. — И, возможно, один раз я не попала, и ракета улетела хуй пойми куда, но второй раз я зарядила прямо по морде этой твари! Но если бы Кодсворт не отвлёк её, то я бы не успела поставить оружие и понять, куда нажимать. Самый лучший на свете мужчина! — Ну нет, совсем вы меня перехваливаете, вам точно хватит, — ворчливо и смущённо отозвался Кодсворт. — Не трожь! — воскликнул Хэнкок. — Только самое веселье началось! И все разразились хохотом, пока робот-дворецкий явно пытался отобрать у хозяйки бутылку чего-то согревающего. Кенту почему-то нравилась мысль, что ему ещё нельзя алкоголь. Хотя, наверное, уже можно. Нет, не «наверное», точно можно. «Им там очень весело», — подумал Конолли и потискал в руках свою огромную папку с комиксами. Нарисованные истории были очаровательны в том, что никогда не менялись. Они были понятны, предсказуемы и не имели никаких неожиданных сюрпризов. А если уж ты вдруг начал волноваться, то всегда можно подсмотреть на пару страниц вперёд и убедиться, что зло побеждено, герой жив и здоров, или лежит в больнице и восстанавливается, можно было бы убедиться или неожиданно узнать, что кто-то героически ушёл навстречу смерти, трагически погиб, заснул вечным сном на руках у главного героя. Это так же была одна из причин любить до безумия и ненавидеть комиксы. Ты всегда знаешь, что будет дальше. Взгляд в будущее, недоступный для реальности. Если бы настоящая жизнь была бы комиксом, то Кент бы знал, что случится через несколько лет, вернее, томов, как будет выглядеть Содружество, кто навсегда покинет историю, кто останется, кто увидит будущее, а кто станет ступенью в пути главных героев к цели. Интересно, а кто главный герой истории? Кто второстепенный, а кто эпизодический? Кем был бы Кент? И был бы он вообще в истории? Он закрыл глаза и невольно прислушался к голосам за дверью. Обсуждения сменялись с такой скоростью, как и музыкальное сопровождение, что было сложновато за ними уследить. Кэролайн установила автоматическое воспроизведение голозаписей, потому не приходилось бегать каждые пять минут, чтобы поставить новую. После того, как они вдоволь обсудили несчастный полуразрушенный Форт Индепенденс, который Генерал Минитменов, судя по всему, ремонтировала до сих пор, и героического робота-дворецкого, гарцующего под носом у матки и обливающегося кислотой с глаз до кончиков манипуляторов, разговоры начали скакать от темы к теме. Сначала всем стало до жути любопытно, какое образование до войны имели собравшиеся. Хэм, несколько смущённо из-за присутствия мэра, рассказал, что получил музыкальное образование джазового пианиста в Музыкальной консерватории Новой Англии, и сейчас, после спуска своего рабочего места от лестницы в основной зал за инструмент начал вспоминать чудеса, которые может творить живая музыка. Он утверждал, что у звуков есть цвета, что их чувствуешь душой, как когда смотришь на картину. Кент с любопытством вслушивался в его рассуждения, привстав с кровати. — Например у весёлой танцевальной музыки чаще всего оттенки оранжевого и жёлтого, как у солнца. Она будто бы согревает изнутри и напоминает о том, что в жизни есть счастье, — пояснял Хэм, и никто не смел его перебивать. — У музыки, наполненной злостью, цвет алого пламени и жар раскалённых углей. Ярость рождается в глубине человека сжигает его изнутри. У печали и тоски чаще всего холодные оттенки синего, как у тьмы океана, и чувство такое удушливое, будто тонешь, и вся толща воды давит на грудь. Конолли поднялся с кровати и прошёл к двери, чтобы лучше слышать. — Ой, а мне так нечего рассказать, — смущённо засмеялась Дэйзи, когда очередь дошла до неё, но после собралась. — Я c детства жила среди книг, поэтому с возрастом ничего, собственно, не изменилось. Как влюбилась в выдуманные миры, так и навечно с ними рядом осталась. По образованию я педагог по всемирной литературе, долгое время преподавала в Колледже Эмерсона, воспитывала в юных журналистах, писателях и театралах любовь к Александру Дюма, Марку Твену, Ги де Мопассану, Теодору Драйзеру, Рэю Брэдбери и многим другим великим писателям. Конечно, современную литературу мы тоже затрагивали. Студенты бывали разные: одни воодушевлённо цитировали Джефферсона, другие прятались за спинами своих одногруппников, лишь бы я их не спросила, третьи вообще не посещали наши занятия, а от воспоминаний о последних у меня до сих пор глаз дёргается. Кент невольно весело усмехнулся, вдруг вспомнив своих раздолбаев однокурсников, которые только занимали чьё-то место и вообще непонятно зачем поступали в колледж. — Можете мне сейчас не верить, но я бывшая подиумная модель. Какие я носила платья, какие костюмы. Я даже сопровождала какого-то крутого актёра в бар для пижонов-богачей! — весело припомнила Марта, но после очень тяжёло и тоскливо вздохнула, залпом опрокинула в себя полстакана красного вина и с трудом, едва сдерживая поток эмоций, продолжила. — Я была такой красивой! Жемчужная кожа, белокурые локоны, округлое лицо с пухлыми щеками и очаровательными ямочками, большие глаза цвета сияющего аквамарина с шикарными густыми ресницами. Я никогда их не наращивала и не клеила искусственные! Ни-ко-гда! И даже брови у меня были идеальные! Натуральные губы «бантики». А фигура! — тут она всё же не сдержалась и шмыгнула носом. — У меня была такая фигура! 88-58-90, — судя по небольшим паузам, каждое место параметра фигуры было указано жестом. — Каждый сантиметр — настоящая борьба, постоянные диеты и запреты, лишения и позор от каждого лишнего грамма. А люди вокруг относятся так, будто я не человек вовсе, а манекен! Пустышка! Мужчина вздохнул, вдруг ощутив в её словах такую боль, будто она и по сей день, спустя столько лет чувствовала себя так же, как и раньше. Безликим манекеном, пустышкой без души, что была лишь декорацией для демонстрации одежды или сопровождения какого-нибудь богатенького актёришки или политикана. — Марточка, милая, — с невиданным никогда ранее сочувствием и нежностью позвал её Фил, возможно, обнял, но Кент этого не увидел. — Всё, давай, успокаивайся. Всё давно позади, больше никто и никогда не посчитает тебя пустышкой. Целой группой людей они успокаивали разрыдавшуюся Марту, и Коннолли даже ощутил невероятное желание выйти из комнаты. Ему потребовалось сделать всего несколько глубоких вдохов, послушать плач несчастной, прежде чем наконец-то выйти, прихватив с собой фотоаппарат, который на ремне повесил на шею. Фил действительно сидел в обнимку с Мартой, бережно гладил её по дрожащей спине. Сидевшая с другой стороны Дэйзи мягко гладила её по плечам, тоже пытаясь утешить, пока все остальные подбирали слова, что могли бы уменьшить её боль. Кэролайн, сидевшая в кресле у сцены напротив дивана так, что на неё падал свет проектора, и Хэнкок, так же занявший одинокое кресло, почти синхронно взглянули на него. Кент встретился с их взглядами и хотел было уже скрыться обратно, но после заметил, что они чуть опустили взгляд, будто их одновременно посетила похожая идея. — М-марта! М-м-марта! Посмотри на меня! — позвал её Кент, едва совладав с волнением и подняв включённый и настроенный на скорость фотоаппарат. — Кент? Прости, мои вопли тебя потревожили, да? — шмыгая носом и стирая слёзы, слегка улыбнулась Марта, посмотрев на него. Щёлк! — А? — удивилась Марта до боли знакомому звуку и приоткрыла всё ещё слезящиеся глаза. — Ну ты чего? Надо же было сначала разрешение спросить! — немного возмутился Скотт, посмотрев на Кента, что уже вытащил снимок и несильно его тряс, чтобы фото проявилось побыстрее. — Да тихо ты, паникёр хренов, — шикнула на него Дэйзи, после чего вернула внимание к новенькому. — Я думаю, — начал Кент, взглянув на фотографию с улыбкой, — что ты-ты-ты и сейчас оч-чень красива. Потому что ты настоящая и-и-и живая. Он неторопливо прошёл к дивану и протянул слегка дрожащей от волнения рукой Марте получившуюся фотографию. Она спешно стёрла слёзы с лица и взяла маленькую карточку. На ней Марта далеко не сразу узнала себя. Ей было тяжело и по сей день принять это уродливое круглое лицо с пухлыми щеками, невидимыми за шрамами ямочками, глубокими иссиня-чёрными заплаканными глазами, в которых бликами отражался свет. На фотографии волосы парика были спутаны и потеряли свою укладку, будто она недавно проснулась, одной рукой она стирала внутренней частью запястья слёзы с закрытого глаза, пока второй глядел прямо в камеру. Остатки пухлых губ слегка улыбались, и на щеке проявилась едва заметная ямочка. — Ты н-не пустышка, — продолжил успокаивать её Кент. — Ты всё чу-чувствуешь. Плачешь и смеёшься, радуешься и злишься. Поэтому… Ну… Я считаю, что ты такая же красивая, как и ра-ра-раньше. Может, даже больше. — Ой, — Марта смущённо усмехнулась и потёрла глаза ещё раз. — А я так хорошо получилась. Впервые за двести лет. Спасибо тебе, Кент. Можно я оставлю её себе? — Конечно! — улыбнулся Кент, мгновенно просветлев и слегка выпрямившись. — Давай, садись к нам! — похлопала она по месту рядом с собой, спрятав фотографию во внутреннем кармане кожаной куртки. — Садись-садись! — поддержала её Дэйзи и чуть пододвинулась ближе к другому краю дивана. — Так, что у нас есть безалкогольное налить? — Взрослый парень уже, надо и алкоголь начинать пить! — засмеялся Филипп и несильно хлопнул Кента по плечу, когда тот присел рядом с ними. — Нет-нет! Я н-не пью, — смутился Коннолли и неловко сложил ладони на коленях. — На, пей. Наполеон передала, — всучил ему в руки большой стакан насыщенно фиолетовой жидкости Хэнкок. — Мутафруктовый морс. — Ого, — удивился немного Кент и поднял взгляд на Кэру, недоумённо уточнив. — А почему «Наполеон»? — Просто костюм такой, — слегка пожала плечами Кэра и щелчком поправила свою генеральскую шляпу, чтобы она вернулась ближе к затылку. Коннолли с интересом осмотрел её костюм и даже на мгновение завис. Белые-белые обтягивающие брюки с лёгким желтоватым налётом времени, высокие кожаные сапоги на шнуровке чуть ниже колена, белая сорочка, белая жилетка с золотыми пуговицами и карамельно-красный фрак, укороченный спереди и удлинённый сзади. Тут и там на нём висели блестящие золотые цепочки, на плечах шевелились от каждого движения золотые эполеты, а ладони скрывались за белыми перчатками, уже в чём-то испачканными. — Фрак должен быть синим, такая неточность, — цокнула языком Дэйзи, откинувшись на спинку дивана. — Исаак сказал красный — значит красный, — весело усмехнулась Кэролайн и сделала большой глоток намешанного с водкой морса, после чего с кряхтением развернулась, закинула ноги на подлокотник и свесила их вниз, улёгшись в кресле поперёк. — Инспектор, — едва слышно пробормотал Кент, разглядывая костюм, после чего наконец-то отвлёкся на морс и сделал небольшой глоток. — М-м? — лениво отозвалась Кэра, наконец-то заметив его взгляд. Однако мужчина мгновенно отвёл его в сторону, будто бы он ничего и не говорил. Обсуждать профессии больше не хотелось. В связи с новым участником беседы, начали обсуждать всё подряд. Любимую еду, которой до безумия не хватало, а послевоенным людям ещё и пришлось наперебой пытаться объяснить, какие на вкус были фисташковое мороженое, лакрица, облепиха или ананас. С трудом получалось придумывать современные аналоговые вкусы, которые смогли бы хотя бы с какой-то каплей схожести донести до Магнолии, Джона и Ирмы примерные ощущения. «То есть ананас на вкус кисло-сладкий, да ещё и кислотой разъедает губы, щёки и язык до боли? Вы охренеть какие странные», — прыснул на описание ананаса Хэнкок. «Мороженое — это замороженное молоко? То есть как бы лёд со вкусом молока, да? А фисташковое ещё и зелёное со вкусом ореха? А орех это такая семечка?» — недоумённо поглядела на Хэма Магнолия, покачивая стакан с виски. «Лакрица — это чёрная сладко-солёно-горькая конфета, которая имеет мерзкий привкус лекарства от кашля? И вы от него в восторге?» — с долей сомнения повторила всё сказанное про лакрицу Ирма, поглядывая то на Марту, то на Филиппа. — Ой, ребята-а-а, — протянула с усмешкой Кэролайн. — Да это просто попробовать надо. Так и не объяснишь. — Да, это точно. Вкус лакрицы передать невозможно, — согласно закивал Фил. — Скотт, а ты чего притих? — заметила Ирма, посмотрев на гуля в бледно-жёлтом плаще, что молчал последние полчаса, о чём-то глубоко раздумывая. — А? Да я… Я просто задумался. Не хотел мешать веселью, — он неловко улыбнулся и потёр шею. — Пахнет серьёзным разговором, — хохотнула Дэйзи, посмотрев на Салливана. — Что за мысли тебя догнали? — Неужто так сильно скучаешь по лакрице? — весело усмехнулась Ирма. — Боже, нет. Никогда в жизни бы второй раз эту гадость не попробовал, — слегка усмехнулся Скотт и поднял взгляд на расслабленно раскуривающую сигарету Кэролайн, что откинула голову на второй подлокотник, всё ещё лёжа в кресле поперёк. — Я просто… Разговор будет невесёлый, но… Если бы вы знали, что именно в тот день всё изменится, то вы бы прожили жизнь иначе? Он медленно обвёл взглядом всех, кому было больше двухсот десяти лет и заметил, как веселье и улыбки медленно сползли с их лиц, сменившись задумчивостью. Траурная минута молчания в память о жизни «до», прошла в тяжёлой тишине, которую рискнул нарушить Филипп. — Я бы — нет, — он снял шляпу и покачал головой, помяв её края между пальцев. — Я был обычным человеком. Правда, ничего выдающегося. У меня не было крутой профессии или престижного образования, или интересной судьбы. Я просто жил, как все живут. Обычная работа клерком в банке с боссом гандоном, который ставил работу выше всего, позволял себе срываться на нас, если что-то шло не по плану и всё такое, — он неловко потёр шею и откинулся на спинку дивана, слегка улыбнувшись. — Но у меня была потрясающая семья. Гениальная жена нейрохирург Изабелла и красавица дочь Жанна, звёздочка школьного театра. Я очень их любил. Так сильно, вы просто себе не представляете. Когда всё случилось, Изабелла была в больнице, оказывала помощь раненым, а у Жанны был какой-то спектакль в школе ко Дню всех святых. Она посещала школу в Мальдене, а у них было там убежище в подвале, поэтому, когда я не нашёл дочь снаружи, то молился, надеясь на то, что она внутри. Кэра едва заметно поджала губы, решив ничего не говорить о назначении убежищ. — Когда я пришёл искать Изабеллу, то нашёл только остывающее тело. Больницу захватили бывшие полицейские и военные, а всех, кто оказал сопротивление, убили, — Фил тяжело вздохнул. — Наверное, единственное, о чём я жалею, это что не послал нахуй своего начальника, который вызвал меня в выходной день на работу, и не попал из-за этого на спектакль дочери. Так бы хоть увидел её в последний раз. — Филипп, — мягко позвала его Марта и сочувствующе потрепала по плечу. — Да ничего. Прошло много времени, рана уже не болит так сильно, — он слегка кивнул в благодарность. — Наверное, даже хорошо, что Белль не увидела, во что я превратился. — Я понимаю тебя, — слегка кивнула Дэйзи. — Если бы я знала, что мир всё равно погибнет, то я бы не отпустила мужа на войну. До конца бы прятала его по всяким захолустьям где-нибудь в Огайо, — она слегка усмехнулась. — Я жалею, что не провела с ним достаточно много времени. Хотя, когда вы любите друг друга, вам никогда не будет достаточно. — Если бы я знала, что всё сложится именно так, я бы ни за что в жизни не стала моделью, — поддержала их Марта, с ногами забравшись на диван и обняв колени. — Я бы прожила другую жизнь. Мне всё твердили, что я должна пользоваться своей красотой, но мне это не доставляло удовольствия. — И чем бы ты занялась? — полюбопытствовала Магнолия, погладив Хэма по груди. — Не знаю точно, но, может быть, стала бы ветеринаром или кинологом. Я очень люблю животных, особенно собак. У меня была собака до войны, лабрадор. Очень умный пёс, — она слегка улыбнулась, вдруг позволив себе немного помечтать. — Я бы точно ела сколько бы хотела и что хотела, я бы влюбилась, завела семью, родила ребёнка. Я жила бы счастливо. — Прекрасная мечта, — поддержала её Дэйзи. — Я не могу так сразу вспомнить чего-то такого, что я хотел бы изменить, — задумчиво протянул Хэм, погладив прильнувшую к нему Магнолию по плечу. — Семью завести я не успел, детей у меня тоже не было. Мне нравилась моя жизнь пианиста, играющего в джазовой группе. А к чему вообще такой вопрос? О чём-то очень жалеешь? — осторожно уточнил мужчина, посмотрев на Скотта. — Обо всём, — немного подумав выдал Салливан, прикрыв рот ладонью, будто пытаясь заставить себя заткнуться, но атмосфера дружеских посиделок с откровениями, да и его собственные демоны, грызущие старое сердце слишком долго, чуть ли не заставляли выложить наконец-то всё по-честному. — Я идиот. Идиот и трус. У меня никогда и никого не было. Я ни о ком не заботился, не влюблялся, соответственно, не создал семью, даже девушку не нашёл. Мне казалось, что в первую очередь я должен стать успешным в работе. Когда меня взяли в молодости работать в «Волт-тек», это было невероятной возможностью. Я думал только о работе, отдавал туда все силы и время, надеясь на карьерный рост, высокую зарплату, но вот мне тридцать шесть лет, а собираю данные для последующей передачи их в убежища и иногда достаю людей личными визитами. Если бы я хорошо выполнил задачу, то мог бы получить комплект ножей. Унизительно, не так ли? Я был частью «Волт-тек», но недостаточно важной, чтобы быть в списке на получение места в убежище, чтобы получить повышение и заняться более серьёзной работой, чтобы быть достаточно осведомлённым о том, что творится в убежищах. Я проработал там десять лет, поставил их на первое место, но всё было бессмысленно с самого начала. Он снял шляпу и пригладил распушившиеся рыжие волосы, чудом сохранившиеся почти в первозданном виде. — Глупо было думать, что такой корпорации есть дело до простых людей, — хмыкнула Дэйзи, допив белое вино в бокале. — А трус ты почему? — из интереса уточнил Хэнкок, закинув ногу на ногу и залпом допив содержимое своего стакана. — Я оставил в беде человека. Я думаю, в серьёзной беде, — невесело усмехнулся Скотт и провёл ладонью по лицу, точно пытаясь снять с себя мираж. — До войны, знаете ли, было не принято размахивать кулаками, поднимать друг на друга руки и ноги. А среди мужчин считалось зазорным, подлым и постыдным бить женщину. Это сейчас, когда мы все вооружены, когда некоторые женщины жёстче мужиков, такие драки не считаются чем-то из ряда вон, да и то не всегда. Незадолго до конца, мне пришлось лично выехать к одной семье, чтобы они заполнили анкеты на места в убежище, поскольку они единственные, кто в течение месяца этого так и не сделали. Я терпеть не мог выезжать лично, но набор ножей казался очень привлекательным. Стоял тёплый солнечный день, когда я впервые приехал к дому в небольшом районе в пригороде Конкорда. По улице гуляли жители, занимались пробежкой, беседовали на небольших двориках, за открытыми от штор окнами виднелись люди, весело болтавшие друг с другом. Так мило и умиротворённо. Но тот дом стоял в тишине. Ни разговоров, ни телевизора, ничего. Все шторы задёрнуты, машина стоит на парковке, у дома пустая будка. Дом отличался, но всё же мало ли, вдруг они просто отдыхали, спали или что-то вроде этого. Я звонил, стучал, но никто дверь так и не открыл, хотя я точно слышал, что в доме кто-то есть, даже видел, как шевельнулась штора. Пришлось уехать. Ситуация повторилась ещё два раза, но на третий мне наконец-то открыли дверь, хотя рад я этому не был. Доносящиеся из дома женские крики и мужская угрожающая ругань, падающие вещи, разбивающаяся посуда и стекло не вызывали и малейшего желания постучать. Только поскорее убежать оттуда. Однако дверь открылась сама, когда Мистер Помощник заметил за дверью человека. Едва входная дверь распахнулась, как послышался мощный звук удара и из глубины дома прямо в пролёт кухни и гостиной буквально вылетела и упала на пол тощая женщина. Скупое освещение, проникшее из-за открытой двери, тут же подчеркнуло её ужасные синяки на ногах, показавшиеся из-за задравшегося платья следы удерживания на бёдрах, покрытые ссадинами руки и ужасный свежий фингал под ржаво-карим глазом. Встретившись с ней взглядом, меня пробрал такой ужасный страх перед человеком, что мог так сильно избивать свою жену, что я не решился произнести и слова даже роботу. Тот внимательно глядел на меня, будто бы чего-то очень ждал, но спешно закрыл дверь, едва раздался мужской голос: «Какого хера ты дверь открыл, а, Кодсворт?». Когда дверь закрылась, я услышал ещё один удар и кашель женщины, смешанный со звериным рычанием и скулежом, который привёл меня в чувства. Перебежав через дорогу, я обратился к соседям и попросил позвонить, чтобы вызвать полицию, но они сказали, что это бессмысленно. «Та девчушка сумасшедшая. Вопит целыми днями, ребёнок её тоже орёт. Её муж сказал, что у неё послеродовая депрессия, что ли, — пояснила старушка, покачав головой. — Отправил бы он её полечиться в Парсонс, а то только репутацию района нам портят». «Да адекватная там девушка, а вот муж её…», — попытался вставить своё слово старик, но жена его проигнорировала, шикнув. «Что ты знаешь, старый дурак? Со своей-то развивающейся деменцией. Парень там порядочный, бывший военный. Мнительный, конечно, но это уже издержки профессии, вероятно», — раздраженно выдохнула на него женщина. Позвонил в полицию я уже из дома, но они отказались ехать, сказав, что их туда уже раз двадцать вызывали. «Вам заняться нечем? Нейт уже устал нам объяснять, что его жена больна, да и справка у него, вроде, есть. Да и зачем влезать в семью? Они сами разберутся и вылечатся». Тогда мне показалось, что я сделал всё, что мог, но сейчас я думаю, что справки всё же не существовало, а вот друзья в полиции точно были. Нужно было обратиться ещё куда-то, не знаю только, куда именно. Спустя пару дней, в тот самый день, когда упали бомбы, я всё же смог собрать данные и передать их в убежище. Ругань в том доме стояла жуткая на всю округу. Похоже, та женщина нашла в себе силы в тот день восстать. «Ты больной ублюдок! Тебе лечиться надо! Не подходи ко мне!» «Ты моя жена, и я буду делать с тобой всё, что только захочу. И ты будешь сопровождать меня, как должна хорошая жена.» «Я не пойду с тобой ни на какое выступление! Ты не можешь говорить людям, что насилие допустимо! Так нельзя! Я не буду участвовать в этой хуйне!» «Не смей выражаться при мне! Ты пойдёшь туда! Ты будешь милой и правильной!» «Попробуй заставь меня пойти туда и улыбаться на сборище таких же мразей, как ты!» — Данные заполнил их семейный робот, которого выставил разбираться со мной мужчина, а вот женщину я больше не видел. Ну, то есть, такую же, — заканчивал свой тяжёлый рассказ Скотт Салливан. — Последнее время я постоянно думаю о том, что должен был вмешаться, сделать больше, хоть что-нибудь. И я бы очень сильно хотел извиниться перед ней за то, что ничего не смог сделать. Замершие в напряжении слушатели никак не ожидали услышать от милого и улыбчивого Представителя «Волт-тек» историю о том, что он оставил женщину на растерзание мужу, хотя прекрасно видел, до какого состояния он её доводит. — И ничего… нельзя было сделать? — нарушила тяжёлую тишину Магнолия, невольно схватившись за Хэма. — Это пиздец, но… До войны, если даже полиция реагировала вот так… — мучительно выдохнул Фил. — То ничего не сделать, — закончила за него Марта. — Это ужасно. — Я думаю, — наконец-то подала негромкий голос Кэролайн, успевшая закурить горькие сигареты, и выдохнула облачко дыма в воздух, — что она бы тебя простила. Щёлк! Очередной щелчок фотоаппарата разбавил напряжённое молчание, но Кент не смог сдержаться. Кэра слегка усмехнулась и повернула голову в его сторону, покачав свисающими с подлокотника ногами. — Хороший снимок получился? Коннолли не смог сразу ответить, поскольку фотография ещё печаталась, а женщина уже встала, подняв упавшую с головы на пол шляпу. — Ну вот чего вы теперь такие кислые? — засмеялась Кэра и потянулась, отчего заправленная в узкие брюки сорочка чуть вылезла. — У нас тут «нет сигнала», так что я пойду вставлю новые голозаписи. Скоро вернусь. Не идеально ровной походкой Генерал направилась в левое помещение к лестнице чтобы подняться в рубку. Все присутствующие проводили её молчаливыми взглядами, всё ещё переваривая услышанные истории. Однако, когда её потяжелевшие то ли от громоздкой обуви, то ли от эмоций шаги стихли, слегка подторможенное сознание Ирмы вдруг шокировано выдохнуло, указав в сторону ушедшей: — Ох, да вы что…? Нет же… — Да, — медленно покачал головой догадавшийся Хэм. — Ты сделал то, что мог. На твоём месте мы поступили бы так же, — поддержала притихшего Скотта Дэйзи, дотянувшись до его плеча и несильно потрепав. — Хуёво вам до войны жилось без самосуда, — хмыкнул Хэнкок и резко встал, хлопнув по коленям, после чего последовал за ушедшей Кэрой, пока её робот-помощник «заливался слезами». — Вы вспомнили такие ужасные вещи, мистер Салливан. Мне безумно жаль, что эти мысли вас терзали, — растрогался Кодсворт и будто бы пытался смахивать манипуляторами с «глаз» слёзы. — Ни у кого не будет носового платка? Кент тяжело вздохнул, проводив слухом сначала Генерала, а после и ушедшего за ней мэра. Оба скрылись в рубке и даже, кажется, прикрыли за собой дверь. Фотоаппарат перестал жужжать и вскоре позволил забрать фотографию. Несколько раз её тряхнув, фотограф смог внимательно рассмотреть получившийся кадр. И в самом деле вылитая Инспектор, будто сошедшая со страниц комикса. Трагичное прошлое, полное страданий и боли, застывшее в окружающем мраке, подкрадывающемся к человеческой фигуре. Драматично-расслабленная лежачая поза поперёк кресла со свисающими с подлокотников ногами и запрокинутой головой. Закрытые глаза и медленно выплывающий в воздух дым из приоткрытых губ, характерно пересечённых шрамом. Крохотный огонёк зажженной сигареты меж пальцев, обтянутых испачканными белыми перчатками. Свалившаяся на пол с завившихся тёмных волос шляпа треуголка, хотя лучше бы был цилиндр. Погибшая в атомном огне семья, оставшаяся лишь фоновой надписью проектора «Нет сигнала». — А, может…? — вдруг посетила Кента немного безумная идея, а глаза азартно засияли в предвкушении интересного разговора с Кэролайн.Щёлк!
7 мая 2024 г. в 21:58
Примечания:
Продолжаю украшать историю и любимых персонажей хэдканонами.
«Расскажи мне сказку» отказывается писаться, поэтому пока пишу то, что пишется.
Щёлк!
Фотоаппарат громко щёлкает и тут же начинает сосредоточенно жужжать. Снимок неторопливо печатался на специальной карточке и тут же появлялся с другой стороны устройства. Он терпеливо дожидается, когда звук прекратится, и вытаскивает фотографию. Несколько взмахов и на глянцевой стороне проявляется изображение.
Полная луна, блистающая серебром, застыла прямо над небоскрёбом «Масс Фьюжн», будто магический камень на посохе колдуна, в обрамлении чёрных туч, надвигающихся на Содружество тёмной силой, что поглощала в своё гнилое чрево всех, кто попадался ей на пути. Доблестные рыцари, часто повторяющие свой кодекс чести, превращались в циничных бандитов, славные герои, мечтающие спасти мир, в лицемерных убийц, барды и художники под чёрными чарами исказились в образы маньяков и каннибалов, изящные принцессы, что всю свою жизнь готовились принять на себя ответственность за королевство, в озлобленных сутенёрш, готовых бросить на растерзание остальным себе подобных.
Магический камень не смог разогнать темноту. Его быстро поглотил мрак точно так же, как и всех остальных.
Глубокая ночь, вопреки распространённому мнению, была в Добрососедстве одним из самых безопасных временных промежутков. Даже самые дикие и страшные громилы в такой час уже спали в отеле, заброшенном доме с выбитыми окнами, где-нибудь прямо на земле в глубине закоулков или дома у приятелей. На улице в такой час можно было встретить разве что заглянувшего в поселение случайного путника или сонного-пресонного дружинника, которому не повезло выйти в ночную смену.
Тишина, что была совершенно несвойственна Бостону ни раньше, ни сейчас, больше не тревожила маленькое сердце одного мечтателя, что порой до трясучки боялся выходить на улицу.
Оглядев небо ещё раз, низкорослый гуль поправил помятую временем зелёную фетровую шляпу и опустил взгляд на получившийся снимок. Несмотря на немного странную цветопередачу ещё довоенной фотоплёнки, фотография получилась замечательной. Чёткой, не смазанной, и, что самое главное, вечной и безопасной.
— На фотографии н-никогда ничего не м-м-меняется, понимаешь? — рассказывал когда-то давно он своей единственной подруге Ирме, пока ремонтировал один из неисправных шезлонгов.
— Понимаю, Кент. Фотографии могут быть очень красивыми, — слегка кивнула Ирма, разглядывая новые фотографии неба и парочку снимков забредшей в город уличной кошки. — И они ещё помогают запечатлеть какой-то момент жизни, да? Чтобы он навсегда остался в памяти.
— И это тоже, верно, — совсем без заикания согласился с ней Кент.
— Снимки получились замечательные. Милая кошечка, — похвалила его ночную работу женщина. — Интересно, она ещё в городе? Хотя наверное, уже убежала куда-нибудь.
— Скорее вс-сего, — вновь согласился гуль и ойкнул, испугано одёрнув руку, когда его несильно ударило током.
И всё же Ирма не понимала его по-настоящему. Ей было невдомёк, что романтичного и успокаивающего гуль находил в застывших картинках неба, разрушенных домов, разбитых небоскрёбов, забредавших кошек, потерявшихся щенков, редких портретов людей.
Это касалось не только пристрастия к фотографии, но и к комиксам, уцелевшие экземпляры которых Кент коллекционировал с особой нежностью. После прочтения каждый комикс размещался в отдельную пластмассовую прозрачную мультифору, а та в свою очередь помещалась в огромную синюю папку для документов с кольцами из нержавеющей стали. Защёлкивались эти кольца громко, резко и крепко, чем-то напоминая из-за этого медвежий капкан.
Выбирать, какие именно комиксы коллекционировать, не приходилось, конечно. Будь то выпуск популярных «Неудержимых», очаровательного в своём безумии «Грогнака-варвара», «Инспектора», внешне кажущейся совершенно несерьёзной работой, детских историй с умилительными антропоморфными животными «Секреты цветочной долины», красочных и весьма занимательных рассказов из жанра 18+ «Шестая улица», многие из которых до сих пор оставались накрепко запечатаны в слюду — всё, что попадалось в его руки, было прочитано и бережно упаковано. За исключением, разве что, комиксов о «Морском дьяволе». Заметив этот журнал, Кент очень смешно презрительно морщился и убирал его куда подальше.
Однако выше всех комиксов ценились истории о «Серебряном плаще». Грозном, но справедливом борце с преступностью тёмной стороны Бостона.
— Он выходит в ночи, скрываясь в тенях, облачённый в свой фирменный чёрный длинный плащ, будто цвета самой ночи. Серебряный шарф, как отблик луны, скрывает его лицо за драгоценными бликами вместе с чёрной фетровой шляпой, надвинутой на глаза, — вдохновенно рассказывал Кент, пока помогал перетаскивать кресла в главном зале для подготовки к некому «Вечеру 210+».
— Да, я слушала несколько выпусков по радио до войны. Кажется, ещё собирались снимать ТВ-сериал, — припомнила Кэролайн, притащив одно из кресел и поставив его перед сценой. — У меня было много свободного времени, чтобы залипать в телевизор или радио.
— Да! Это было бы что-то потрясное! Если бы они, конечно, меньше перевирали оригинальные комикс. Нет, ну ты можешь представить себе рыжую Госпожу с трогательным кукольным лицом? Это беспредел! Ещё и в короткой юбке! — мгновенно возмутился Кент, уперевшись руками в спинку и аж перегнулся через неё в направлении собеседницы.
— Нет, конечно, — прыснула Кэра и посмотрела на него, уперевшись кулаками в бока. — Клэр Редель неплохая актриса, но только если играет образ «дамы в беде», в остальном это просто катастрофа. Помнишь, с каким треском провалился в прокате фильм «Великая Венера»? Ей всучили роль предводительницы женщин-воинов с другой планеты, а она выглядела там так, будто её из журнала мод вырезали и приклеили на киноленту. Не скажу, что я эксперт в киноиндустрии, но выглядело это очень странно, как начало дешёвой порнушки.
— Точно-точно! Мы с друзьями ходили на этот фильм в кинотеатр. Такое разочарование, — согласился с ней Кент и прикрыл рот тыльной стороной ладони, пытаясь сдержать смех. Наблюдавшая за ними с интересом Ирма, вдруг отметила для себя необычную особенность — Кент ни капельки не заикался.
— Этот фильм будто бы снимали извращенцы для извращенцев. Вся инопланетность девушек с Венеры заключалась в голубом цвете кожи и четырёх глазах. Они бы ещё им третью сиську прилепили, чтобы наверняка. Ой, а одежда оттуда это вообще что-то с чем-то. Металлические висюльки, металлические лифчики, нагрудники в форме женского силуэта, набедренные повязки, золотые цепи-стринги, — возмутилась уже Кэролайн и отвлеклась на принёсшего ей чай Кодсворта. — Спасибо, солнце.
— Да уж. Теперь думаю, что невышедшему варианту Таинственной Госпожи стоило бы радоваться хотя бы какой-то юбке, — не сдержал усмешки Кент и невольно вздрогнул, когда робот-дворецкий подлетел к нему и предложил чашку чая. — Ой, с-спасибо.
Кэролайн едва не подавилась чаем, вдруг захохотав и закашляв одновременно.
«А-н, нет, заикается», — про себя тихонько выдохнула Ирма и с благодарностью приняла из манипуляторов Кодсворта чашку чая.
— Может, — успокоившись, начала Кэра, посмотрев на Кента, — всё же присоединишься к нам сегодня? Посидим, поболтаем, выпьем чаю или чего покрепче, потанцуем, посмотрим спектакль. Нас несильно-то и много будет.
— Кого уговорила прийти? — полюбопытствовала Ирма, пока Кент смущённо и задумчиво мялся.
— Марту, Скотта, Фила, может, с опозданием придёт Дэйзи, — начала перечислять Генерал. — Хэм обещался, но, скорее всего, придёт вместе с Магнолией, как бар закроют. Ещё Хэнкок точно припрётся. Хотя что ему тут может быть интересно в посиделках стариков?
— Пути мэра неисповедимы, — пожала плечами Ирма. — И про меня не забудь. Послушать о ваших жизнях через ваши голоса бывает намного интереснее, чем сквозь глаза и экран. То, как вы реагировали на ситуацию, как её запомнили, как к ней относились. Интересненько.
— И не забудь — напитки с собой. С меня развлекательная программа, — подмигнула подруге Кэра и вернула взгляд на Кента. — Только одного молодого старичка всё никак не могу уговорить.
— Тогда с меня горячий чай, — добавил Кодсворт и посмотрел всеми тремя глазками на гуля. — Мистер Коннолли, мы будем счастливы видеть вас на наших вечерних дружеских посиделках. А ваше профессиональное умение в области фотографии было бы очень кстати, чтобы сделать несколько снимков и разместить их на пробковой доске в коридоре.
— Ой, д-д-да не такие уж у м-меня и профессиональные на-на-навыки, — застеснялся и только сильнее заволновался Кент, обхватив керамическую кружку сразу двумя ладонями, чтобы согреться.
— Не переживай Кент, — мягко улыбнулась ему Кэра и по-дружески потрепала по плечу. — Ты ведь всё равно будешь здесь за закрытой дверью. Если захочешь выйти и посидеть с нами, то приходи обязательно.
— Точно. Точно… — согласился с ней Кент и наконец-то сделал небольшой глоток очень вкусного и одновременно крепкого травяного чая, бодрящего намного сильнее кофе. Должно быть, именно такой чай пил Серебряный Плащ перед тем, как выйти на ночные улицы города, чтобы навести порядок, чтобы принести мир в опасные районы и преподнести полицейским пойманных гангстеров на блюдце с серебряной каймой.
Генерал ничего ему не ответила и лишь последовала примеру — сделала небольшой глоток, удовлетворённо заурчав «Восхитительно!». Кодсворт посмотрел на свою хозяйку, сложив два манипулятора и смущённо отвернулся от неё, бормоча что-то вроде «Не перехваливайте меня», чем вызвал у женщины очаровательный смех.
Кодсворт казался Кенту чрезвычайно странным, особенно для Мистера Помощника. Ещё до войны Кент часто встречал подобных роботов в качестве обслуживающего персонала в разных заведениях: экскурсоводов, официантов, кассиров, воспитателей, личных помощников в доме. Как только он впервые увидел его в компании Кэролайн, то смог сразу припомнить Альфреда — робота-дворецкого своего друга по колледжу. Альфред редко болтал с людьми, отзывался только на приказы и строго исполнял все инструкции, а в том случае, если их не было — возвращался в выделенный ему угол в гостиной и ждал дальнейших указаний.
Этот Мистер Помощник был не такой. Пока Кент наблюдал из щёлки двери и невольно прислушивался к происходящему во время неожиданных ремонтных работ, смог с интересом отметить те странности, которые никак не укладывались в голове. Робот мягко и осторожно спорил со своей хозяйкой, мол нечего ей лазить по лестницам на огромной высоте или продолжать портить свой желудок сотню лет назад испортившейся едой из порошков, иногда отказывался выполнять приказы, как когда она попросила его заварить ей пюре быстрого приготовления и открыть бутылочку газировки. По окончанию работы Кэру ждало рагу из мяса с морковью в томатном соусе и чашечка кофе с сухим молоком. Она, конечно, ворчала, мол, это не то, что она просила, но спорить с ним не стала. Кодсворт бесконечно волновался о её самочувствии, просил меньше курить и не пить водку в таких количествах, часто напоминал ей, что стоило бы вернуться к своим обязанностям Генерала, или хотя бы объявить им о своём отпуске, а не молча исчезать.
Впрочем, волновался Кодсворт не только о Кэролайн. Его так же очень встревожил неожиданный визит мэра Хэнкока глубокой ночью пару дней назад.
«Мистеру Хэнкоку явно очень плохо! Нужно срочно вызвать скорую!» — разбудил Кента взволнованный голос Мистера Помощника среди ночи, и гуль сначала долго не мог сообразить, какую ещё «скорую». Однако через несколько мгновений всё же сообразил и подскочил на кровати, спихивая с себя плед.
— Скорую! Срочно! Какой тут адрес? А-а-а, я не помню…! — судорожно пытался он найти стационарный телефон, какой был у него в комнате общежития, на своём столе, раскидав в разные стороны бумажки с набросками и рисунками, пока его вдруг ни осенило. — Точно же…
Никаких «скорых» нет уже больше двухсот лет. Они остались далеко в веках, в тускнеющих с каждым годом всё сильнее воспоминаниях, которые никак не спасали даже сеансы на шезлонге. Лица знакомых, друзей, однокурсников, преподавателей всё больше смешивались в пятна, будто на смазанной фотографии. Удержать в памяти удавалось только лица близких членов семьи, да и те начинали постепенно исчезать. Кент уже не мог вспомнить, какого цвета была оправа очков отца, что за блестящий камушек был на медальоне матери, какую одежду они чаще всего носили и какого цвета.
Он ужасно жалел, что не смог найти ни одной фотографии после катастрофы, что сам не сделал их, когда была возможность.
«Никогда бы не подумал, что у меня встанет на Генерала Минитменов в мужском костюме», — послышался хриплый, расслабленный голос мэра Хэнкока, и уверенность в необходимости «скорой» сразу отпала.
«Он на своей волне, как обычно», — слегка улыбнулся Кент и из любопытства выглянул, чтобы проверить, не случится ли чего странного, когда мэр в необычном состоянии.
«Солнце, дуй сюда», — послышался зов помощи в зале, когда Кент подошёл к двери. Он тихонько её приоткрыл и выглянул в полумрак главного зала Дома. Ранее Коннолли слышал, что Кэролайн и Хэнкок поссорились, а потому видеть их обнимающимися посреди зала было неожиданно. Да и что могло мэру здесь понадобиться посреди ночи?
Кент слегка прищурился, оглядывая их силуэт, после чего обратил внимание, как изящно и ловко женщина вытащила из-под сюртука сначала один нож — выкидной, кажется, затем второй — боевой с зазубринами. Кодсворт забрал из её рук временно конфискованное оружие и вдруг посмотрел прямо на Кента одним из глазков. Гуль невольно вздрогнул и хотел скрыться, но вдруг нашёл схожесть его линз с объективом фотокамеры.
«Они меня убьют, — вдруг зародилась в его голове шальная мысль, оказавшаяся сильнее страха перед смертью, — у меня всего одна попытка». Мужчина спешно нашёл фотоаппарат на полке шкафа, включил его, проверил, есть ли кассеты, и снял вспышку, которая, по его мнению, только бы испортила эффект интимного мрака. Открыв дверь пошире и расположившись в проёме, присев на одно хрустнувшее колено, Кент взвёл фотоаппарат и посмотрел сквозь него на обнимающуюся парочку.
Щёлк!
«Нет-нет-нет, ты чего? — встревоженно забормотала Кэролайн именно в тот момент, когда послышался щелчок. — Эй, я не донесу тебя!»
Коннолли спешно закрыл дверь и вернулся в свою комнату, где сел на кровать и прикрыл рот, будто его поймали с поличным, однако вторая часть фразы предназначалась явно не для него. Когда же голос женщины и смешки мэра сместились куда-то дальше, он облегчённо выдохнул и вытащил появившуюся фотографию, которую сразу потряс и взглянул на получившееся фото под светом керосиновой лампы.
Застывший кусочек жизни проявился удивительно правильными оттенками. Полумрак помещения создал желаемый эффект. Самым главным источником света оказался проектор, что транслировал белый свет и надпись «Нет сигнала». Лучи доходили до застывших навсегда людей мягкими светлыми бликами, обводя их цветными контурами. Кислотно-жёлтый свитер Генерала накладывал на красный сюртук лёгкий отпечаток, съехавшая от чужих ладоней шляпа криво сползла ближе ко лбу, одна из ладоней Хэнкока всё ещё была у её лица, вторая будто бы пыталась приобнять женщину за талию, но усилием воли держалась на расстоянии. Они застыли, полуобернувшись к камере, потому было прекрасно видно, как тесно их тела соприкасались друг с другом, когда мэр начал на неё падать.
На этой маленькой сцене, застывшей перед взглядом камеры, никто не ссорился, никто не страдал и не мучился. У людей на фотографии всё было хорошо. И это навсегда. Не знай Кент контекста, решил бы, что они танцуют какую-то ленивую интерпретацию вальса.
Глупая мысль подсказала название для фотографии, которое гуль тут же вывел аккуратным овальным почерком.
«Вальс в темноте».
Он осмотрел новую фотографию ещё разок и на канцелярскую кнопку присоединил её на пробковую доску, висевшую над кроватью, к остальным в свою маленькую коллекцию.