В объятиях Архонта

      Тяжёлый вздох срывается с уст Одиннадцатого Предвестника, стоит уже успевшему надоесть за целую неделю звуку легкого трёхкратного удара о дверь его кабинета, раздаться по комнате.       Тусклое зимнее солнце плавно катилось к зениту, заглядывая своими холодными лучами в Банк Северного королевства, подглядывая в исписанные сначала красивым и строгим, а затем нервным и размашистым почерком, документы.       Подперев щёку кулаком, Тарталья восседает за своим рабочим столом, склонившись над кучей бумаг, от которой у него уже раскалывалась голова, да наливались свинцом глаза. Также нещадно болела спина – Чайльд со вчерашнего дня не выпускает из руки писчее перо, пытаясь уложиться в дедлайн. И стоит только Тарталье разобрать хотя бы треть накопившихся документов, как подчинённые тут же приносят новую кипу бумаг, заставляя правый глаз Предвестника нервно дёргаться.       Вот и сейчас – Чайльд готов руку дать на отсечение, которая и без того уже отваливается от бесконечной писанины, что за дверью сейчас стоит Екатерина с новой порцией документов.       Сжав до боли челюсти, Тарталья решает проигнорировать стук в дверь, рождая в себе надежду, что, не получив ответа, от него отстанут и уйдут.       Но мечтам его не суждено было сбыться – стук повторяется и из коридора доносится звонкий женский голос:       – Господин Чайльд? Пришли новые документы на подпись…       «Ох, Царица, дай мне сил!» – взмолился про себя Тарталья, стараясь держать себя в руках.       Усталость и стресс берут своё – Чайльд едва сдерживается от излишних проявлений эмоций, которые могут подорвать и без того пошатнувшийся авторитет в глазах Фатуи. И всё благодаря Синьоре и Гео Архонту, что обвели его вокруг пальца, будь они неладны. Тарталье потребовалось несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоить шалящие нервы и всё же найти в себе силы на короткое:       – Заходи.       Дверь отворяется и в кабинет входит Екатерина с двумя папками в руках.       Не подняв взгляда, Тарталья периферическим зрением наблюдает, как на его стол аккуратно кладут документы, выстраивая из них эдакую башенку, почтительно кланяются и направляются прочь из его кабинета, почему-то останавливаясь на полпути.       – Что-то ещё? – всё так же не поднимая головы, устало спрашивает Чайльд.       – Д-да…, – протирая взглядом пол, неуверенно произносит Екатерина, страшась реакции Господина.       – Говори. Я слушаю.       – Госпожа Синьора желает видеть Вас. Она ожидает в коридо…       Тарталья поднимает один из самых своих тяжёлых взглядов на служащую Банка, от которого девушка моментально теряет дар речи, не в силах договорить предложение до конца.       Находясь под столь напряжённым взором, Екатерина неуверенно начинает бегать глазами по кабинету, страшась взглянуть в глаза Предвестнику.       Тарталья сверлит взглядом сначала лицо ни в чём неповинной девушки, а потом и начавшую его бесить дверь.       «Начался день», – вздыхая, думает Чайльд, прокручивая на языке один из своих возможных ответов, тщательно стараясь исключить из своей речи маты. Не пристало высшему военному эшелону сквернословить, да и к тому же язык Снежной и словарный запас Предвестника достаточно богат и красив для того, чтобы уметь выражаться грамотно.       Пауза затянулась.       Екатерина перестала бешено оглядывать комнату и, почтительно склонив голову, ожидала ответа своего Господина, не решаясь прервать устоявшуюся тишину.       Даже если Чайльд сейчас отправит Синьору обратно в её покои, она же всё равно не успокоится и бесцеремонно ворвётся к нему в кабинет, попутно плюясь ядом в его сторону. Так есть ли смысл терять время? Только если намереваясь поиздеваться над номером Восемь, только какой от этого толк? Своим отказом он только себе хуже сделает, а нервов у него на выкрутасы Синьоры может и не хватить. Так к чему же устраивать цирк, да ещё и на глазах у подчинённых?       – Зови, – вновь утыкаясь взглядом в документы, равнодушно произносит Чайльд.       – Слушаюсь, – вежливо и несколько торопливо произносит служащая Банка, явно желая как можно скорее убраться из кабинета Одиннадцатого Предвестника, который сейчас находился явно не в духе.       Из коридора послышались приглушённые голоса, а через несколько секунд до ушей Одиннадцатого донесся стук каблуков о деревянный дорогой пол, который в центре кабинета сменялся на не менее дорогой ковёр. Незаметно поморщив нос от знакомых духов, Чайльд краем глаза замечает вторгшуюся на его территорию женщину, что размеренным шагом направлялась к его дивану, удобно на нём располагаясь.       – Доброе утро, Чайльд, – со своей привычной надменностью произносит Предвестница, оглядывая сидящего за столом Тарталью.       – Оно было добрым, – не поднимая головы, язвит Предвестник, – К тому же уже день, если что.       – А ты я смотрю в прекрасном расположении духа.       – Твоими стараниями, Синьора.       Только сейчас Тарталья поднимает рыжую голову и отвечает на довольный взгляд Предвестницы.       Та не была облачена в свои привычные одеяния: длинная красная юбка-карандаш с огромным вырезом, оголяющим бо́льшую часть бедра, белая блуза, на которой отсутствовал один рукав, и чёрные босоножки на невысоком тонком каблуке. Волосы были убраны в высокий хвост и даже привычная глазу полумаска более не украшала лицо Восьмой Предвестницы.       Тарталья же от своего привычного одеяния оказался не столь далёк: бордовая рубашка оказалась расстёгнутой на несколько пуговиц больше обычного, оголяя вздымающуюся при каждом вдохе мощную грудь, рукава были закатаны до самых локтей, боле не скрывая под собой сильные, покрытые сетью тонких шрамов, руки. Портупея вместе с пиджаком и перчатками нашла своё пристанище на диване, на котором сейчас восседала Синьора. Маска была аккуратно отложена на единственно свободный от бумаг край стола. Серые брюки всё так же красовались на ногах Предвестника, а вот привычные сапоги Чайльд отставил в сторону, предпочитая им мягкие тапочки. Кому ведь какая разница, в какой обуви Тарталья предпочитает работать? За столом всё равно ничего не видно, а мучиться лишний раз, изнывая от жары, Чайльд не собирается.       Несмотря на то, что за окном царила зима, в Банке Северного королевства холодно не было. Даже наоборот – порой становилось невыносимо жарко от отапливающей помещение печи, и единственным спасением оказывалось приоткрытое окно, что пропускало через себя прохладный морской воздух, даря Тарталье чувство свежести и мимолётного спокойствия, ведь, прикрыв глаза, он мог представлять себя дома, в кругу семьи, отмечающей какой-нибудь праздник или просто все вместе собравшейся за одним столом, дабы испробовать только что приготовленный мамой вкусный, до сих пор горячий, пирог.       – И что же тебя ко мне привело?       – Как что? – деланно удивляется Синьора, закидывая ногу на ногу и обнимая, сцепленными в замок ладонями, колени, – Беспокойство о благополучии нашего с Предвестниками младшенького, разумеется. Зашла вот проведать тебя, посмотреть, всё ли в порядке? Ты не заметил? От тебя уже подчинённые шарахаются. Ты в курсе, что они на су-е-фа решают, кто из них пойдёт к тебе?       – Ну надо же, – фыркает Тарталья, – Сама Прекрасная леди беспокоится о ком-то, кроме себя? А конец света ближе, чем я ожидал.       – Но как я вижу, – проигнорировав выпад Тартальи, как ни в чём не бывало, продолжает Синьора, – Мои опасения оказались напрасны. Какая радость.       «Смотри не умри от счастья», – думает Тарталья, но вслух это, слава Царице, не произносит.       – Это всё я надеюсь? Если да, то прошу оставить меня в покое. Потому что в отличие от некоторых, я работаю.       – Ах, какие мы занятые вдруг стали! А как же твои ежедневные ужины в ресторанах Ли Юэ? Больше не ходишь? Что, Морак…       – Синьора, выйди из кабинета, – едва не переломив в своих пальцах перо, грозно произносит Чайльд, грубо прерывая речь Синьоры. В голове вихрем пронеслись воспоминания о вечерах, которые он проводил вместе с Чжун Ли… Нет. С Мораксом.       – Тарталья…, – вмиг изменившись в голосе, опасно произносит женщина, однако договорить ей не дают – разговор двух Предвестников прерывает вновь раздавшийся стук в дверь.       – Да! – громко произносит Чайльд, вновь перебив своим голосом Предвестницу, за что тут же получает недобрый взгляд в свою сторону. Но не то, чтобы Тарталье было до этого хоть какое-то дело.       – Я прошу прощения, что прерываю, – произносит вошедший в кабинет первый помощник Одиннадцатого Предвестника Иван, – Господин, – поклон, – Госпожа, – поклон. На лице Тартальи взыграла довольная ухмылка, ведь сначала поприветствовали его, а не Синьору, хотя та на три номера находится выше его. Ведь прежде всего Иван служил именно Чайльду. Он являлся для Ивана непоколебимым лидером, Господином и начальником, а Синьоре он всего лишь выразил присущее всем подчинённым Фатуи уважение по отношению к Предвестникам, – Но дело срочное и не терпит отлагательств.       После сделанного заявления, Иван в том же порядке вручает Предвестникам конверты, на которых стояла печать Фатуи, и, под звук рвущейся бумаги, произносит:       – В этих письмах содержится информация о штормовом предупреждении. Наши капитаны настаивают на отправлении в Снежную как можно скорее, желательно до сегодняшней ночи, чтобы успеть покинуть опасные воды до начала шторма.       – Ясно, – прекращая бегать глазами по строчкам, говорит Чайльд, – Подготовь всё к отправлению. Сегодня ночью мы покидаем Ли Юэ.       Говоря под «мы», Тарталья имел в виду себя самого и своих первых подчинённых, в число которых входил Иван, и своей интонацией он чётко дал это понять всем присутствующим в комнате. Ведь он ещё в тот день ясно обозначил свою позицию в отношении совместной поездки с Синьорой.       – Слушаюсь, Господин, – почтительно склонив голову пред своим начальником, чётко произносит Иван. Пожалуй, из всех подчинённых он единственный, кто не страшится гнева своего Предвестника. Знает – чтобы навлечь на себя гнев этого человека, нужно умудриться вытворить что-то из ряда вон выходящего.       Несмотря на молодость, непредсказуемый характер и порой спонтанные решения, Чайльд Тарталья являлся самым «адекватным», как выражались новобранцы Фатуи, по отношению к своим подопечным, Предвестником.       Так же считал и Иван. И тому было немало доказательств.       Отчего-то Тарталье вдруг стало легче дышать. Оглянулся – Синьора наконец-то покинула его кабинет. На удивление, молча.       Ну и Слава Архонтам.       – Иван, задержись, пожалуйста. Мне нужно, чтобы ты передал кое-кому письмо.       – Конечно. Кому?       – Консультанту ритуального бюро «Ваншен». Присядь пока.       Чайльд берёт чистый лист бумаги, макает в чернильницу традиционную кисть, купленную Чжун Ли за мору Предвестника, и застывает, не донеся чёрный кончик до листа, теряясь в догадках, как бы изложить на ней свои мысли...       От письма его отвлекает спокойный голос Ивана:       – Господин Чайльд, может принести Вам чего-нибудь? Вы со вчерашнего дня ничего не ели, и от завтрака отказались…       – Ну…, – Тарталья задумался. Есть не хотелось чисто эмоционально, но вот голод физический одолевал его уже несколько часов, однако отчего-то он предпочёл его игнорировать, нежели утолить.       Странно, раньше никогда такого не случалось. Чайльд всегда отдавал себе отчёт, что его физическая сила напрямую зависит от качества его питания, так почему же в этот раз он пренебрёг своим здоровьем?       – Да, давай.       – Я сейчас же распоряжусь, чтобы Вам принесли полдник. Или вы желаете что-то другое? – интересуется помощник.       – Полдник… Хм. Я бы предпочёл чего-нибудь посытнее.       – В сегодняшнее меню шеф-повар включил борщ, – улыбаясь, предлагает мужчина.       – Прекрасно! – настроение у Чайльда выросло в мгновение ока. Всё же за несколько лет службы, Иван хорошо успел выучить предпочтения своего начальника.       Пока мужчина ненадолго покинул кабинет, раздавая в коридоре указания служащим Банка, Тарталья заканчивает с письмом и кладёт бумагу в конверт, ставя на него особую метку, отличающую Чайльда от всех людей мира, гарантирующая подлинность содержащегося внутри письма.       Красивая подпись украсила белоснежный конверт как раз в тот момент, когда перед ним вновь возник его подчинённый.       – Если консультанта не будет, – передавая протянувшему руки Ивану конверт, произносит Тарталья, припоминая, что в это время у Чжун Ли обычно начинается обеденный перерыв, и порой в это время его невозможно было найти, хоть всю Гавань верх дном переверни. У Чайльда конечно были догадки, куда Архонт мог уходить время от времени, но проверять, и тем самым нарушать уединение Моракса, он не хотел. Если уходит – значит Чжун Ли необходимо побыть наедине со своими мыслями и шеститысячными воспоминаниями, и нечего лишний раз тревожить древнего Бога по всяким, как казалось Тарталье, пустякам, – Отдай это директору. Она передаст.       – Понял. Что-то ещё?       – Нет. Ступай.       Поклонившись, светловолосый мужчина покидает кабинет Одиннадцатого Предвестника выполнять поручения, а Тарталья, кажется впервые за восемь часов работы, поднимается с кресла и, подтягиваясь на ходу, направляется к чуть приоткрытому окну, из которого открывался вид на зимнюю Гавань.       По сути своей, город ничем не отличался от себя же в любое другое время года. Никакого снега, покрытых льдом дорог, лютого холода или свисающих с крыш жутких сосулек. Всё, как и всегда, только солнце стало светить чуть тусклее, отчего Гавань растеряла большую часть своих красок, да люди одевались чуть потеплее.       – Здесь даже погода стабильная, – буркнул Тарталья, смотря своими синими глазами на город.       Задумавшись о своём скором отплытии, о доме, начав копаться в воспоминаниях о тех днях, что Чайльд провёл в стенах этого региона, Тарталья крупно вздрагивает, стоит чашке чая задребезжать на блюдце.       Чайльд резко оборачивается, едва сдержав себя от того, чтобы призвать водяные клинки, и глупо таращится на поднос с едой, который служащие Банка ставят на небольшой столик у дивана.       – Простите, Господин, мы не хотели Вас отвлекать, – склоняется в извинении уже немолодая женщина вместе со своей, как видно, помощницей, которая в изумлении не могла оторвать от Предвестника глаз, – Мы к Вам обращались, но Вы не реагировали… Видимо задумались? Нам жаль, что потревожили Вас.       – Ничего страшного, – чуть смутившись, как можно добрее произносит Чайльд, натягивая на губы лёгкую улыбку, про себя надеясь, что та не покажется слугам вымученной. Держа в голове слова Синьоры о том, что подчинённые Фатуи начинают его бояться из-за всяких мелочей, Тарталья старается вложить в свой голос как можно больше снисходительности и тепла, чтобы всем своим видом показать, что всё нормально, он им не враг, в каком бы настроении не пребывал, – Всё хорошо. Спасибо.       – Желаете ещё чего-нибудь? Вы только скажите, наш повар будет счастлив порадовать Вас, – чуть расслабившись, проговорила женщина. Тарталья конечно привык, что служащие Фатуи всегда стараются угодить высшим военным чинам, но Чайльд, в отличие от некоторых, такое отношение к себе воспринимал всего лишь как дань уважения к его званию, правилам и традициям, а не чем-то само собой разумеющимся, и чем можно пренебрегать, гоняя своих подчинённых направо и налево, держа их на коротком поводке. Самодуром Тарталья никогда не был.       Чайльд много раз просил оставить весь пафос и официоз для других Предвестников. Он один из тех командиров, кто самостоятельно ведёт в бой людей, первым рвясь на передовую. Кто, смотря прямо в глаза, поднимает боевой дух товарищей. Кто ночует вместе со своими воинами в полевых лагерях, кто ест с ними из общего котла, а не сидит в комфорте, тепле и безопасности, издалека отдавая приказы. И в тех условиях, в которых Тарталья пребывал практически всю свою жизнь, все те условности и раздражающая излишняя вежливость, к которым привыкли другие Предвестники, Чайльду лишь мешали. А потому он сознательно решил от них отказаться. И стоило подчинённым Банка сделать первые успехи, как Сердце Гео Архонта было захвачено и всё полетело в Бездну.       Неудовлетворение от проваленной, по его мнению, миссии, внезапный визит Тевкра, усталость, всё ухудшающееся самочувствие после дважды использованной Формы Духа, и возникшее между ним и, как оказалось, Гео Архонтом, недопонимание… Всё это копилось в душе Чайльда вот уже две недели, из-за чего у Тартальи начали конкретно сдавать нервы. Персонал чувствовал это в каждом его взгляде, в каждом движении и в каждом сказанном им слове, а потому старались не нервировать своего Предвестника лишний раз.       Моракс…       Они так и не поговорили нормально с того злополучного дня, когда Синьора прямо у него из-под носа забрала Сердце Бога.       Властелин Камня, конечно, как-то пытался завязать разговор, но Тарталья тогда сбежал, оправдавшись нехваткой времени от свалившейся на него горы работы, хотя по факту, ему просто требовалось время, чтобы унять бурю в своём сердце и не наговорить сгоряча глупостей, дабы не разрушить уже и так пошатнувшиеся между ними отношения.       Как бы там ни было, Чайльду ведь нравилось проводить время с Чжун Ли. Нравилось и то, во что их отношения почти что превратились, если бы не некоторые события, произошедшие две недели назад.       Мог ли Тарталья подумать, что его первоначальное любопытство перерастёт в симпатию? Нет. Равно как и то, что Чжун Ли на самом деле не просто консультант ритуального бюро и очень интересная многогранная личность, с которой приятно проводить (а порой и полезно, в силу проскальзывающей в речи мужчины занимательной информации) время, а сам Гео Архонт, за чьим Сердцем Тарталья приехал охотиться.       Но ни он, ни Моракс не могли раскрыть друг перед другом карты и водили друг друга за нос всё то время, что Чайльд проводил в Ли Юэ, а потому и обижаться, собственно, не на что и не на кого, кроме самого себя. Хотя, как оказалось, за нос водили только Чайльда, из-за чего Предвестнику делалось несколько обидно, потому как он даже не предположил, что Властелин Камня может быть совсем рядом. Настолько рядом, что он буквально Чжун Ли. «Человек», с которым он ужинал почти каждый вечер, слушая самые разные истории. Человек, который укрывал Тарталью своим плащом, когда его однажды сморила усталость и он уснул прямо за столом под размеренный голос собеседника. Человек, который не уставал знакомить его с культурой Ли Юэ, посвящая его в древние, уже всеми забытыми, легенды и традиции. Человек, рядом с которым он, в один прохладный вечер, впервые за очень долгое время забылся.       Забыл, что он Предвестник. Забыл, что великий Воин. Забыл об ужасах Бездны, забыл о долге, о своих желаниях и мечтах. Тогда, всего лишь на какую-то короткую секунду, он почувствовал себя дома, где его принимали таким, какой он есть. Где его знали, понимали и любили.       Мысли о том, что совсем скоро Чайльду представится возможность навестить семью, грели душу и сердце, позволяя тёплой и мягкой улыбке украсить хмурое лицо. Не откажет же ему Царица в его маленькой просьбе после удачного для всех, но провального для Тартальи, завершения охоты на Гнозис Гео Архонта? Правда ведь?       – Нет, этого достаточно. Благодарю.       Закончив с сервировкой, женщины удаляются из кабинета, оставляя Предвестника один на один с этими божественными ароматами, исходящими от излюбленного им борща с ложечкой сметаны, мягких, ещё горячих пампушек и свежего зелёного лука, на котором ещё остались капельки воды, с которыми теперь игрались солнечные лучи. Рядом с зеленью нашлись небольшая солонка, пара салфеток и серебряная красивая ложка.       Идеально.       Закончив с трапезой, Тарталья сыто тянется и, решив немного передохнуть перед очередным заходом трепания себе нервов, ложится на диван, вытягиваясь во весь рост. Подложив себе под голову небольшую декоративную подушку, Чайльд разворачивается лицом к спинке дивана, скрываясь от солнца, и прикрывает глаза, позволяя скопившейся усталости взять над ним ненадолго верх. Всё равно работоспособность у него сейчас на нуле, если не ниже, благодаря чему в отчётах стали появляться ошибки. Лучше немного восстановиться перед работой и долгой дорогой, нежели потом клевать носом на корабле.       Так, с мыслями о работе, плавании, в мечтах о скорой встрече с семьёй, с представлением, как он будет отчитываться о прошедшей операции перед Царицей, Тарталья медленно погружается в сон, запоздало понимая, что он никого не попросил его разбудить, когда придёт время…       .       .       .       Проснулся Чайльд от кошмара.       Липкий пот неприятно холодил кожу, отчего Тарталье очень хотелось поёжиться, но страх сковал его льдом, не позволяя сдвинуться и на миллиметр. Чайльд распахнул глаза и тупо смотрел в потолок, слушая своё прерывистое дыхание и пытаясь сбросить с себя окутавшую его дымку нахлынувших воспоминаний.       Ему снилась Бездна.       С тех самых пор, как он угодил в её объятия, она не покидала его. Напоминала о себе, приходя во снах и показывая все те ужасы, с которыми пришлось столкнуться беззаботному мальчишке, извращая его личность, превращая в Сердце Хаоса, Великого Воина.       Порой кошмары оставляли его, а иногда не давали спать месяцами. Его не раз спрашивали, что он видит в своих грёзах: Пульчинелла, Царица, Дотторе, Тоня…       Пульчинеллу терзало желание помочь Тарталье с его недугом… Причину однажды проснувшейся к нему любви, Чайльд не мог разгадать до сих пор. Царица, казалось, с самого начала относилась к нему по-особенному. Не как с другими Предвестниками. Дотторе интересовался из чистого любопытства. Ведь Тарталья – кладезь неизведанного и провокационного, в ком живёт и чувствуется дыхание самой Бездны. Он несёт в себе бесценную информацию, сам того не замечая. Как именно Дотторе прознал о его кошмарах, Тарталья не ведал, да и в тот момент, когда от Доктора стали поступать вопросы, Чайльду было не до своих кошмаров – был занят подготовкой к охоте на Гнозис Гео Архонта.       А что касается Тони… Как-то раз Чайльд приехал навесить семью, когда после плотного вкусного ужина вся его немаленькая родня разбрелась по своим комнатам и уже видела десятый сон, Тарталья гулял по побережью, разглядывая звёзды и делая «блинчики» из найденных на пляже камней.       Таким Чайльда застала его младшая сестра. На вопрос, почему она всё ещё не спит, Тоня виновато глянула на него и сказала, что ей приснился страшный сон и она хотела бы поспать сегодня с ним, если тот не против, конечно.       Естественно, Чайльд не был против. Ведя домой под руку свою младшую сестрёнку, Тарталья случайно обмолвился о том, что его тоже порой мучают кошмары… И о том, что эти кошмары связаны с Бездной, знает только она. Подробностей он, конечно же не рассказывал – на вопросы сестры лишь ухмылялся и пожимал плечами, переводя разговор в другое русло. Только вот в синих глазах его в таких моментах читалось нечто, что похоже и являлось Бездной, живущей внутри него.       Нечто необъятное, непостижимое, опасное, древнее… Иногда в его навсегда изменившихся глазах читалась вселенская усталость, но об этом семья ему никогда не говорила, даже если им очень хотелось поддержать, выслушать, помочь.       Знали – не поможет.       Понимали – их сын уже не такой, каким он был до своих четырнадцати. В один момент, словно по щелчку пальцев, он стал другим. И даже Богам неизвестно, что пришлось испытать их Аяксу за те три дня, за которые он изменился буквально до неузнаваемости.       В те моменты он общался с Бездной внутри себя. Со своей единственной подругой, спутницей, наставницей.       Иногда она была к нему благосклонна, а иногда мучила каждую ночь, поднимая из окраин жуткие, ужасающие воспоминания, как это случилось сейчас.       Почти что на полгода Тарталью оставили терзания страшного опыта, мучительным трудом полученном им в Бездне, и вот сегодня кошмары вернулись.       Тарталья неподвижно пролежал около пяти минут, приходя в себя. Когда его немного отпустило, внимание Чайльда привлекает тихий шорох, доносящийся со стороны его рабочего стола.       Повернув голову, Тарталья обнаруживает Ивана, скромно сидящего с противоположной стороны от той, где сидел бы Чайльд, стола, и что-то внимательно пишущего.       – Проснулись, Господин? – блондин отрывает глаза от бумаг и поднимает их на своего Предвестника.       – Угу, – прогудел Чайльд, сонно потирая глаза, – Скажи, пожалуйста, сколько сейчас времени?       – Без одиннадцати семь.       – Уф-ф! – Чайльд вскакивает с дивана и направляется в уборную, чтобы мало-мальски привести себя в порядок после дневного сна.       У него десять минут.       Вылетев из собственного кабинета, а затем и из Банка, Тарталья быстрым шагом направляется к порогу Глазурного павильона, надеясь, что он не слишком сильно задержался.       Но его опасения оказались напрасными. Чжун Ли тоже немного задерживается, и Чайльд успевает оказаться на месте встречи первым, несмотря на небольшую задержку с его стороны.       Часы показывали шесть минут восьмого, но в ресторане Тарталья был по-прежнему один.       «Ничего страшного, – успокаивал Чайльд, то и дело бросая косые взгляды на дверь, которая должна была вот-вот отвориться, – В Снежной вообще пять минут не являются опозданием… Да и мало ли что могло случиться? Времени прошло не так уж и много, к тому же его письмо пришло столь внезапно… возможно у Моракса были на сегодня другие планы, которые он не успел или отменить, или перенести.»       Но когда маленькая стрелка часов перевалила сначала за восемь, а потом и за девять, Тарталья раздражённо кинул на стол мешочек моры, с грохотом встал со стула и направился прочь из ресторана, игнорируя вежливое «приходите ещё».       «Никто не придёт» – в какой-то момент эта мысль возникла в голове Предвестника, и его догадка спустя всего лишь какой-то час подтвердилась, – «Не нужно было изначально ни на что рассчитывать, тогда такой ситуации бы не произошло... Действительно, а чего я хотел? Моракс уже пытался однажды выйти со мной на контакт, а я так глупо отмахнулся от него, руководствуясь не разумом, а долбаными чувствами. Ха-а-х», – шумно вздохнул Тарталья. – За что боролся, на то и напоролся.       Словно шторм Чайльд пронёсся по Гавани, держа курс на выход из города, где его должна уже была ждать делегация Фатуи, чтобы сопроводить Одиннадцатого Предвестника к границе Ли Юэ и Фонтейна.       – Всё готово, Господин Чайльд, – словно тень, возникшая из ниоткуда, капитан корабля появляется за спиной Тартальи, что таранил своим взглядом небольшую чайную деревню, что находится на границе между двумя регионами в мнимой надежде, что вот-вот из-за поворота покажется его друг, чтобы попрощаться и принять скромный подарок, который Чайльд ему приготовил, – Прикажете отплывать?       Смотря на всё сильнее удаляющиеся огоньки домов, на регион Контрактов, Ли Юэ, владения Властелина Камня, Тарталья чувствовал на языке горечь разочарования и небывалой доселе досады. До последнего он рассматривал небольшой уютный порт, в надежде увидеть очертания знакомой высокой фигуры…       Но всё тщетно.       Чжун Ли…       …не пришёл.       .       .       .       Солнце медленно выплывало из пучины океана, пытаясь пробиться сквозь тучи, окутавшие небо. Через небольшую щелочку между горизонтом и нависшими грозными тучами оно подглядывало за плывущим одиноким кораблём, на парусах которого был изображён знак всемирно известной организации из Снежной.       Тарталья не выходил из своей каюты всю ночь, молясь всем Богам, чтобы она быстрее закончилась.       Спать было невозможно – открывшийся в полночь кашель мучил Чайльда до самого рассвета, не давая сомкнуть глаз.       Использование формы духа чревато серьёзными последствиями для здоровья. Никто лучше Тартальи это не знает, однако, было ли у него время сообразить, что он делает, когда под угрозой оказался его младший брат Тевкр? Сила Бездны вмиг сковала его разум, стоило лишь на секунду испугу за своего брата взять верх, она вырвалась наружу, и скольких же Чайльду стоило усилий, чтобы угомонить разбушевавшийся внутри него Хаос.       И теперь он разбирался с последствиями своих переживаний, в виде ухудшающегося с каждым днём здоровья.       Испачканные кровью салфетки неаккуратно валялись около кровати, на которой, свернувшись клубочком, лежал Предвестник.       Ощущения были отвратительными: мышцы живота от непрекращающегося всю ночь кашля нещадно болели, голова раскалывалась, словно в какой-то момент она успела превратиться в пустой котелок, по которому всю ночь чем-то тяжёлым били. К тому же от какой-то нездоровой качки, Тарталью с ночи тошнит, что никоим образом не улучшало положение дел. Но Чайльд не впервые сталкивается с подобным своим состоянием, поэтому просто ждал, когда это всё закончится и он сможет хотя бы самостоятельно подняться с кровати.       До Снежной оставалось всего ничего. Ещё сутки, и морской пейзаж сменится проплывающими мимо ледниками, возвышающихся до самих небес белых скал и виднеющимися с борта корабля бескрайними заснеженными полями.       – Кха-кха…       Очередная, пропитанная кровью и слюной, салфетка отправилась на пол, к куче остальных точно таких же.       Тарталья медленно открыл глаза и тут же зажмурился от заполнившего его каюту утреннего света.       Сделав пару поверхностных вдохов, Чайльд аккуратно вытягивается на кровати во весь рост и, перевернувшись на бок, старается дотянуться до стоящей на подставке бутылки воды в надежде, что за ночь он не успел её опустошить.       Но чем больше надеешься, тем больше разочаровываешься. Бутылка оказалась пуста. Тарталья откидывает её куда подальше и тут же жалеет об этом. Стеклянный сосуд разбивается о деревянный пол и боль от раздавшегося шума прошивает насквозь бедную голову Чайльда. Поморщившись, Предвестник отворачивается к стене и зарывается в одеяло, ограждая себя от всего мира.       – Господин, у Вас всё хорошо? – раздаётся голос Ивана, после тихих стуков о дверь.       Тарталья не отвечает, опасаясь, что его попытка подать голос закончится очередным приступом кровохарканья.       Не получив никакой реакции, Иван чуть приоткрывает дверь:       – Я захожу… О, Архонты! Чайльд, что с Вами?! – взволнованный голос помощника эхом отражается от стен, достигая ушей Предвестника, в очередной раз словно кувалдой ударяя по рыжей голове, отчего Чайльду очень хочется ещё больше зарыться в спасительное одеяло.       – Царица…– бегая глазами по комнате, оценивая обстановку, нервно произносит мужчина, – Я сейчас же позову лекарей, потерпите немного!       – Успокойся, Иван.       Тарталья сделал над собой невероятное усилие, чтобы смочь угомонить агента.       Надтреснутый голос Предвестника вынуждает блондина замереть на месте и напрячь все свои слуховые способности, чтобы расслышать каждое произносимое Чайльдом слово.       – Со мной… Кха-кха-кхмм… Всё в порядке… Всего лишь… небольшая плата за... Кхм… Не важно. Всё пройдёт. Мне просто нужно немного… времени. Иван, – голос Чайльда приобретает серьёзные нотки. Тарталья выпутывается из своего кокона из одеяла и поднимает уставшие от бессонной ночи, синие глаза на мужчину, – Никто не должен знать.       – Может хотя бы лекарь должен быть в курс…       – Иван.       Стальной голос Предвестника обрушивается на агента, придавливая его всем своим весом к земле. Взгляд холодных глаз на секунду пронзил блондина, словно стрела, однако уже через секунду, Чайльд вновь смотрел на своего помощника без той хищной тени в лишённых блеска глазах.       –… понял, – сжав губы в тонкую линию произносит блондин, не смея нарушать приказ Предвестника, – И как давно?       – Две недели.       Глаза правой руки Предвестника округлились, по форме став похожими на мору, а брови удивлённо поползли вверх.       – Две недели? И… А как я не заметил? Почему не сказали, что Вам плохо?       – Последствия… приходят не сразу. То есть сразу, просто не все. Хм… Потому что это не лечится. Кхм-кхм-кхм-м… Смысл мне ставить всех на уши?.. Это просто нужно пережить и всё.       В голове всплыли слова наставницы:       «…Терпи, Аякс, – грозно произносит Скирк, кладя ладонь на мокрый от выступившей испарины, лоб своего ученика, оглаживая впоследствии всё лицо, стирая с розовых щек солёные от слёз дорожки. Заплаканные глаза смотрели в пустоту перед собой, грудная клетка часто-часто вздымалась от поверхностного сбивчивого дыхания, рыжие непослушные волосы липли к коже лица, а тело лихорадочно трясло от высокой температуры. Аякс прильнул к ласкающей его руке, в попытке продлить чувство тепла и заботы, – Если хочешь жить – терпи. Как бы плохо тебе ни было, сопротивляйся ей. Не дай Бездне поглотить тебя.»       От чего именно последствия имел в виду его начальник Иван догадывался, пускай Чайльд и не озвучил его предположения вслух.       Агент всего лишь раз воочию видел всю ту ужасающую мощь и силу, которой на самом деле обладает Чайльд Тарталья и этого одного единственного раза хватило, чтобы впоследствии на протяжении невыносимо долгой недели мучиться от бессонницы или просыпаться в холодном поту от кошмаров, видя перед собой высокий силуэт своего Предвестника, облачённого в доспехи Бездны. Та бешеная энергия, которую Чайльд излучал тогда, заставила дрожать от ужаса и самого настоящего животного страха не только врагов, но и союзников…       – Я могу чем-то помочь? – сглотнув ставшую вдруг вязкой слюну, тихо произносит помощник, прогоняя непрошенные воспоминания.       – Принеси воды.       – Бегу.       Дождавшись воды, Тарталья с помощью Ивана садится на кровати и делает пару осторожных глотков. Вода в кувшине оказалась сладковатой на вкус. Что бы там ни было, но Чайльду после этого даже дышать стало легче.       – Что это? – спрашивает Предвестник, отставляя бутылку в сторону.       – Мне пришлось вкратце описать симптомы и… Я если честно не особо понял, но лекарь сказал, что поможет.       – Не обманул лекарь, – бросив в сторону Ивана укоризненный взгляд, произносит Тарталья.       – Я сказал, что оно нужно для кого-то из моей родни, – быстро поняв природу такого выразительного взгляда своего Предвестника спешит объясниться блондин, – Якобы из письма узнал, что кому-то из членов моей семьи, да простит меня Царица, стало нехорошо и я пришёл за рекомендацией. Мы же возвращаемся домой, а значит в теории я мог бы привезти лекарства. Виктор дал мне несколько бутыльков чего-то и рассказал, как их принимать.       – И вопросов у него конечно же не возникло? – скептически интересуется Чайльд, отдавая пустую бутылку Ивану.       – Виктор не из тех, кто задаёт много вопросов, Господин.       – Хорошо, – чувствуя сладость лекарства на кончике языка, Тарталья укладывается обратно в постель. Накатившая усталость обрушивается на Предвестника совершенно внезапно.       – Я хочу спать, – бессонная ночь и постоянный стресс всё же дали о себе знать, – Будь добр, проследи, чтобы меня не тревожили.       – Есть.       .       .       .       Проснулся Тарталья уже вечером.       Выспавшись, он чувствовал себя куда лучше, чем утром, и даже смог самостоятельно покинуть свою каюту, чтобы посмотреть на просторы бескрайнего волнующегося океана.       Холодный морской ветер облизывал порозовевшее лицо Чайльда, взлохмачивая непослушные рыжие волосы, заползая за воротник, холодя шею.       Укутавшись в свой белоснежный зимний плащ с тёплым мягким мехом, Тарталья стоял на носу корабля, подставляя лицо капелькам воды, приносимыми бунтующим ветром.       Они уже почти достигли границы. Чайльд собственной кожей чувствовал, как холодеет воздух – первый звоночек, оповещающий о приближении к самому холодному и суровому региону Тейвата.       Блаженная улыбка не сходила с лица Предвестника – ещё чуть-чуть и он ступит на родную землю после долгой разлуки с ней. Экипаж также был в приподнятом настроении, несмотря на всё ухудшающуюся погоду.       По словам капитана, корабль вполне возможно застанет небольшой шторм, однако, если пассажиры будут следовать указаниям команды, никаких неудобств он им не причинит. Настоящие стихийные бедствия начнутся несколько позже, и экипаж обязательно бы в него угодил, если бы команда медлила чуть дольше.       – Вам уже лучше? – за спиной послышался тихий мужской голос, принадлежавший никому иному, как правой руке Предвестника.       – Да, – легко и просто отвечает Чайльд, боле не чувствуя на языке металлический привкус крови, – Сколько ещё до Снежной?       – Двадцать шесть часов, если ветер не сильно изменится. Границу пересечём через два часа.       – Хорошо.       – Прошу прощения, что прерываю, – Тарталья и Иван оборачиваются – высокая женщина с убранными в низкий пучок светлыми волосами и зелёными глазами медленно приближается к мужчинам, – Непогода усиливается. Извольте пройти к себе в каюты и не выходите до моего разрешения, – голос капитана корабля твёрд как сталь, а высокомерная ухмылка не сходит с лица ни на секунду, ничуть не контрастируя с игривым взглядом.       – Для Вас это словно игра, капитан, – довольная улыбка украшает лицо Предвестника, – Я вижу в Ваших глазах азарт.       – Я в море с малых лет, – с вызовом в голосе произносит женщина, – Чем сильнее море, тем мне веселее. Обожаю ходить по краю.       – Великолепный настрой, – Тарталья дарит капитану хищный взгляд, отвечая на провокацию, – Далеко пойдёте.       Чайльд вместе с Иваном проходит мимо женщины, тихо говоря напоследок:       – Вы бросаете вызов опасной стихии – это похвально. Но позвольте дать совет – не заиграйтесь. Настоящий Воин не ведает страха, однако он всегда знает, когда идти до победного, а когда – отступить.       Капитан тихо хмыкает, провожая взглядом Предвестника.       В зелёных глазах мелькает рыжая макушка до тех пор, пока её обладатель не скрывается в полумраке своей каюты.       Как и предсказывала капитан – корабль действительно угодил в небольшой шторм, и дабы не мешать команде выполнять свою работу, Чайльд заперся в своей каюте и терпеливо ждал того момента, как корабль достигнет своей конечной цели, и он сможет наконец-то ступить на родные неприветливые земли.       Развалившись на кровати, Тарталья всеми правдами и неправдами пытается умерить подступающую от сильной качки тошноту и с новой силой накатывающую головную боль. Дико хотелось спать и лучше было бы так и поступить, дать организму то, что он хочет. Всё тому способствовало, Тарталье даже казалось, будто он слышит прекрасную, убаюкивающую его колыбельную, однако… Было кое-что, что волновало Предвестника куда больше его вновь ухудшающегося здоровья.       В какой-то момент Чайльд понял, что уже долгое время чувствует себя... неуютно. Что-то кричит внутри него об опасности: Беда! На корабле беда! Нужно скорее сматываться отсюда! Беги! Ну же!       Только вот, куда бежать-то? Кругом бескрайние воды – до земли добираться ещё как минимум сутки.       …Интуиция воину важна как воздух.       С этой мыслью Тарталья поднимается с кровати и, оставив свою белую накидку всё так же висеть в небольшом шкафу, направляется к выходу из каюты, дёргает на себя дверь, и та послушно распахивается, пропуская человека на палубу.       Вопреки ожиданиям, вместо хаоса и неравных сражений с морской стихией, на корабле царила дисциплина и порядок. Команда пусть и слегка сонно, но слаженно выполняла приказы своего капитана, что руководила всеми лишь голосом, пока сама она величественно стояла за штурвалом.       – Шевелитесь! Что вы как черепахи возитесь триста лет с одним узлом несчастным?! Господин Предвестник, Вы что-то хотели?! Я думала мы с Вами договорились! – сквозь шум не на шутку разыгравшегося ветра попыталась докричаться до Чайльда капитан.       Но вопрос Тарталья проигнорировал, принявшись быстро обходить корабль по периметру, пытаясь высмотреть в бушующих волнах причину своей нервозности.       Нутром чуял – что-то не так, и причину стоит искать именно в море.       – Предвестник! Вашу ж за ногу…, – зло прошипела себе под нос женщина, отдавая штурвал своему помощнику, – Держи!       – Да где же…, – до боли стиснув деревянные бортики, тихо произносит Тарталья себе под нос и принимается с ещё большим энтузиазмом оббегать корабль, то и дело перегибаясь, едва не вываливаясь за пределы корабля, через эти самые бортики в надежде всё же рассмотреть хоть что-то в негодующем море.       – Что Вы с таким остервенением ищете позвольте узнать?! – голос, пока ещё держащей себя в руках, капитана, вырвал Тарталью из смутных ощущений, заставив поднять на неё раздражённый взгляд, – Я же просила не выходить из каюты! Я за Вас несу ответственность!       – Вы не зам…, – «ечали чего-нибудь подозрительного?» хотел было спросить Чайльд, но его внимание резко привлёк запульсировавший на собственном бедре Гидро Глаз Бога.       Изумрудный взгляд женщины тоже вцепился в мерцающий голубым артефакт, подозрительно поглядывая на его обладателя.       – Что происходит?!       – Песня…, – отрешённо произносит Тарталья, глупо глядя в зелёные, ничего не понимающие, глаза.       – Что?! Какая нахрен песня?!       – Вы слышите колыбельную, капитан?       – Колыбельную…, – женщине уже порядком надоело странное поведение Одиннадцатого Предвестника, однако, всё же она решает прислушаться к нему и к самой себе, – Ах!       Тарталья оборачивается в сторону матросов и, не медля ни секунды, как умалишённый кидается в сторону чересчур сильно перегнувшегося через бортик мужчину, что сонно глядел на прекрасную девушку по ту сторону корабля.       – Сирены!!!       Секунда отделяет моряка от того, чтобы быть вспоротым – взмах водяного клинка рассекает морское существо пополам, убивая. Тарталья хватает мужчину за шкирку и с силой выбрасывает того на палубу, зло ругаясь на его немалую комплекцию, от которой Чайльд чуть сам не рухнул за борт, пытаясь затащить стокилограммовую тушу обратно.       Тарталья оглядывается: дождь заметно усилился, отчего передвигаться по кораблю стало значительно труднее, а резкие порывы ветра ничуть не улучшали положение дел – сработавшись с бушующими волнами, он так и норовил перевернуть корабль и поскидывать с него людей в угоду жадности моря и обитающих в нём существ. От пения сирен, экипаж ходил словно одурманенный – человеческие руки тянулись к прекрасным на первый взгляд девушкам – сонный разум не видел в них опасности: лишь красоту лица и звучание убаюкивающего голоса. Люди несли откровенный бред, флиртуя с морскими красавицами, позволяли усыплять себя, свою бдительность, совершенно не осознавая того, что падают в объятия гибели.       В своём уме на борту остались лишь двое – Одиннадцатый Предвестник Фатуи и капитан корабля.       – Вашу ж мать! – в сердцах произносит Чайльд, стрелой пронзая вторую показавшую свои зубки сирену, – Откуда здесь сирены?!       Тарталье повезло, что он обладает иммунитетом к порождениям водной стихии – пение сирен на него не действовало. А вот что касается капитана… У Чайльда есть несколько вопросов к этой смелой персоне, хотя меньше всего его сейчас волнует, почему капитана не приворожило пение морских дев, как остальных членов экипажа.       – За штурвал! Быстро! – командует Предвестник, обращаясь к капитану, – Остальное на мне!       – Поняла! – коротко кивнув, женщина и кинулась к штурвалу, не оборачиваясь в то место, куда был направлен взгляд молодого Предвестника, в синих глазах которого отражаются десятки синхронно приближающихся к кораблю сирен.       – Секунд пятнадцать, – тихо произносит Чайльд, быстро накидывая план действий.       Чайльд быстро окидывает глазами корабль – взгляд цепляется за скрученную толстую верёвку, мачту и поднимающихся с колен Фатуи, дабы встретиться в смертельных объятиях с зовущими их девушками.       Не раздумывая боле ни секунды, Тарталья хватает верёвку, обматывает её вокруг мачты настолько быстро, насколько было возможно сделать это замёрзшими мокрыми руками и несётся в сторону подчинённых. Повезло, что большинство из них столпились в небольшую группу, льнущих к бортику корабля – Чайльд оббегает их во кругу и, перекинув канат, затягивает образовавшийся узел, разом фиксируя человек семь, и тянет их на себя, стараясь сократить дистанцию, разделяющую их от мачты до бортика корабля.       И ему это почти удаётся – одним рывком он тянет на себя связанных людей, отчего на руках и висках от приложенной силы, вздуваются вены, но в последний момент корабль заносит и Чайльд, не сумев удержаться на скользком полу, падает, сильно прикладываясь головой о мачту. Несмотря на боль и звёзды в глазах, Тарталья вскакивает и стреляет в сторону уже забравшейся на нос корабля девушке и понимает – попал лишь чудом.       Сменив лук на клинки, Чайльд бросается в бой, жестоко расправляясь с атаковавшими их сиренами, выхватывая из объятий смерти ни в чём неповинных людей – некоторых он с силой отбрасывал в центр палубы, кого-то ловил прямо возле бортиков, не давая им сделать последний в их жизни шаг.       Этому нет конца.       Загнанной лошадью Чайльд носится по кораблю, поражая своих противников из раза в раз, не щадя ни себя, ни противников.       Сердце бешено колотилось, норовя пробить грудную клетку, лёгкие горели, холодный воздух обжигал верхние дыхательные пути, голова наливалась свинцом. Тело слушалось всё хуже и хуже – руки с трудом поднимали оружие, Тарталья всё чаще стал спотыкаться и поскальзываться, он постепенно теряет контроль над своим натренированным, но измождённым и не успевшим восстановиться после двукратного принятия формы Духа, телом. Во рту вновь стал чувствоваться до боли знакомый металлический привкус крови, лицо горело, в глаза словно песка насыпали…       Но надо выстоять.       Нужно бороться до конца – на кону стоят жизни людей, его подчинённых. Его репутация и его самоуважение.       Собрав всю волю в кулак, кашляя кровью, Тарталья вскидывает оружие.       И ещё раз.       И ещё раз…       И ещё раз…       Открыв в себе второе дыхание, Чайльд исполняет сложнейший, смертоносный танец клинков: с такой неописуемой лёгкостью и грациозностью он перемещается по мокрой древесине, чёткими, страшными, одиночными ударами повергая своих врагов! С таким остервенением он, кидаясь на врагов, сливается в единое целое с царившим вокруг Хаосом, сердцем которого он является, и никакая стихия не может помешать его танцу, потому что он сам – стихия!       Безумная, безжалостная, кровавая, опасная, но какая же красивая…       И даже когда последняя сирена пала к ногам Предвестника, его сердце не унималось.       Ещё!       Ещё!       Будет что-то ещё!       Подставив падающим каплям своё лицо, Тарталья ненадолго прикрывает глаза, весь обращаясь в слух.       То же делает и капитан, всё это время наблюдавшая за танцующим Предвестником.       И в удивлении вперемешку с липким страхом, она распахивает глаза, стоит расслышать сквозь шум волн и свист ветра истерический смех Чайльда. Тот стоял неподвижно, словно скала. Руки безжизненной плетью висели вдоль тела Тартальи, всё ещё удерживая в своих ладонях оружие, глаза были всё так же закрыты, и только безумная улыбка украшала лицо Предвестника, придавая его образу ещё более ужасающего зрелища, от которого капитан не могла оторвать глаз.       …Она не слышала.       Никто не слышал.       Но только не Тарталья, который родился под созвездием Небесного кита. Только он может уловить завывающий боевой клич, раздающийся со дна океана, от которого сердце пускалось в пляс.       Полностью отдаваясь моменту, Чайльд расслабляет содрогающееся от боли тело и принимается ждать, мысленно ведя обратный отсчёт.       ...Десять.       Мокрые волосы неприятно липнут к лицу, но это ерунда…       …Девять.       Гул слышен всё громче чётче. Прислушиваясь к нему, Тарталья чуть ли не мурлычит себе под нос от предвкушения.       …Пять.       – Хэй! Предвестник! Вы чего застыли?! Всё нормально?! – послышался сквозь шум голос капитана, но Тарталья вновь не обращает на него никакого внимания.       Четыре…       Переступив с ноги на ногу, Чайльд разворачивается на каблуках в сторону носа корабля и принимает ещё более устойчивое положение для выпада.       Три…       Только сейчас – в темноте ночи, в свете сверкнувшей на миг молнии и бушующего шторма, капитан и приходившие в себя люди замечают пару огромных зелёных глаз с суженными звериными зрачками, с гигантским, возвышающимся над кораблём, серебряным чешуйчатым телом, устрашающими плавниками, зубастой пастью, и бьющим из стороны в сторону огромным рыбьим хвостом, что в одно мгновение может разнести их судёнышко в щепки – настолько внушительным оказался король Морей.       Гидро дракон – собственной персоной.       Два…       Чайльд не боится.       Он медленно натягивает на тетиву стрелу…       Один…       Вскидывает лук…       Ноль!       И обрушивает на морского титана всю имеющуюся у него мощь – Небесный кит пронзает своим рёвом и небо, и землю, разрывая их в клочья, передавая весь тот восторг и радость от происходящего, что чувствовал его хозяин, его повелитель. Человек, что смог подчинить своей воле морское чудовище.       Огромное тело нарвала рушится на ничего не подозревающего дракона и с победным воем скрывается на дне морском, увлекая за собой своего нового «друга».       Отбросив в сторону лук, Тарталья расставляет в стороны обе руки, как бы пытаясь обнять необъятный мир, и, под шокированные взгляды людей, с мрачным удовольствием от свершившейся тяжёлой победы, принимается громко безостановочно смеяться.       – А-аха-ха-аха-аха…       – Ха-а-а-ха-ха-ха!       – ХА-ХА-ХАА-АХА-АХ-А!!!       .       .       .       Холодно.       Даже будучи в помещении, что укрывает своих обитателей от царящего в столице метели, находящиеся здесь люди не снимали ни тёплых белых плащей, ни скрывающих ладони перчатки.       Заполярный дворец встретил вернувшихся с миссии Предвестников кусающимся холодом и торжественными ликованиями.       С момента их прибытия в столицу прошло чуть больше трёх часов. Стоило им ступить на территорию дворца – как они, уже стоя на одном колене, прикладывали руку к сердцу, не смея поднять головы на своего Архонта. В этот раз на собрание пришло больше Предвестников, чем обычно.       Пред Царицей, что величественно и гордо восседала на ледяном троне стояло семеро: Скарамуш показательно игнорировал стоящего через двух человек Дотторе, лишь изредка колкостью отвечая на его замечания. Пульчинелла, находящийся рядом с Лидером, выглядел донельзя счастливым – хоть он и прятал свою улыбку, пускай и не очень старательно, всю его подноготную можно было прочитать в его взгляде, направленным на молодого Предвестника. Синьора, по правую руку Дотторе, тоже изредка кидала косые взгляды на «младшенького» – то ли дразня, то ли смеясь, то ли «переживая». Панталоне с милой, но в то же время жуткой, улыбкой безучастно наблюдал за всем происходящим, стараясь не отвлекаться от размеренной речи Пьеро, что занял место аккурат напротив Царицы, возглавляя всю их разношёрстную компанию. И только лишь Тарталья стоял особняком.       Замыкая ряд Предвестников, стараясь держаться уверенно и непринуждённо, Чайльд сверлит взглядом стоящую позади Её Величества каменную изящную колонну.       – Чё с тобой? – шёпот Скарамуша, незаметно пихнувшего его локтем в бок, слышится будто из-под воды.       – Не представляешь, насколько мне сейчас херово, – так же шёпотом отвечает Тарталья, удивляясь, каким это чудом в его состоянии он смог выговорить такую длинную фразу.       Хорошими товарищами они друг друга назвать себя не могут, это точно. Но за время их совместной «работы» по исследованию Бездны у них как ни странно успела образоваться особая связь, далёкая от той, которую нормальные люди называют «дружбой». Пережитые вылазки в подземелье совершенно точно сплотили двух явно несовместимых между собой характера.       Вечные стёбы, шутки, язвительные комментарии, провокационные вопросы и гениальные ответы на них влились в привычное для этих двоих общение. Со стороны может показаться, что Шестой и Одиннадцатый терпеть друг друга не могут, но это не так (хотя даже Предвестники первое время недоумённо переглядывались между собой, стоило прямо перед собранием начаться очередной перепалке, однако совсем скоро их оставили в покое, поняв, что это просто своеобразная манера разговора друг с другом.)       – Да что ты говоришь, – хмыкнув, язвит Скарамуш, как бы говоря «мне ли не знать, что такое по-настоящему «херово»!       Сказитель подозрительно прищуривается, заглядывая в пустые бессмысленные глаза товарища, убеждаясь, что Предвестник не шутит.       – Твою ж…       Зло шикнув, Скарамуш медленно делает незаметный шаг в сторону Тартальи и усердно делает вид, что увлечён происходящей на собрании беседой.       – Обопрись. Не то рухнешь прямо здесь.       Чайльд кладёт ладонь на плечо товарища, перемещая часть своего веса на него. Благо длинный плащ позволял скрыть движения и позу, в которой замер Чайльд, чтобы было проще держать равновесие.       Стоять действительно стало легче.       – Спасибо.       Собрание началось около сорока минут назад: обсуждались успехи в Ли Юэ, упомянули удачный захват Гнозиса Анемо Архонта, затем разговор зашёл про текущую обстановку в Инадзуме и Сумеру, а также их дальнейшие действия во владениях Электро и Дендро Архонта – это объясняло присутствие на собрании Шестого и Второго Предвестников. После послышался обманчиво мягкий голос Панталоне, по памяти зачитывающего какие-то цифры и вставлявшего в свою речь непонятные длинные термины вникать в которые Тарталья не хотел никоим образом. Мэр задумчиво кивал, подтверждая сказанные банкиром слова, дополняя его речь своими отчётами и наблюдениями.       «И зачем нужно было собирать всех присутствующих в столице Предвестников?» – думает про себя Тарталья, едва улавливая, о чём говорят его коллеги, – «Можно подумать информация о финансировании миссии в Инадзуме мне жизненно необходима».       Каждое внеплановое собрание Предвестников Чайльд воспринимает как испытание на выдержку – так ему легче переносить всю ту бюрократическую и политическую муть, которая каждый раз обсуждается в обязательном порядке. Только тогда, когда разговор заходит о стратегиях и боевой мощи Фатуи, Тарталья оживляется, вникает в суть, комментирует и вступает в дискуссии, решая отстаивать свою точку зрения до самого конца, которая иногда всё же приходится Шуту по душе.       В такие моменты лёгкая победная улыбка украшает лицо Одиннадцатого Предвестника. Пускай он и не ловит одобрительные взгляды начальства, не слышит слов одобрения или не видит даже слабых кивков в свою сторону, Чайльду греет душу, что даже несмотря на иерархию, царившую даже в рядах Предвестников, его голос так же важен, как и все остальные. По крайней мере, это точно относится к Пьеро. Потому как такие личности как, например, Синьора или Сандроне всё время норовили вставить Чайльду палки в колёса, влезая в военную фракцию организации, к которой не имеют ровным счётом никакого отношения.       Глубоко утопая в своих мыслях, Тарталья не замечает, как собрание подошло к своему логическому завершению, как Царица поднимается со своего трона и стремительно спускается по лестнице и словно вьюга проносится сквозь тронный зал, скрываясь за высокими, покрывшимися по краям льдом, дверьми.       Следом за Крио Архонтом уходят и Предвестники. Стук каблуков их обуви о каменный, такой же промёрзший, как и всё вокруг, пол, эхом разносится по залу, отражается от стен и прячется в самых дальних уголках помещения.       – Тарталья, рад тебя видеть в добром здравии! – доносится до ушей радостный голос Пятого Предвестника.       Показывать Чайльду свою благосклонность Пульчинелла никогда не боялся, но делал он это очень аккуратно, чтобы не навредить своей опекой самому Чайльду.       – Да не в таком уж и добром, – понизив голос, чтобы его «случайно» не услышали уходящие Предвестники, тихо произносит Скарамуш, перехватывая руку Тартальи, поддерживая.       – В смысле? – Пульчинелла непонимающе смотрит на Сказителя, а потом переводит озадаченный взгляд на Одиннадцатого, – Что случилось, мальчик мой?       При любом другом раскладе Мэр никогда бы не стал называть Тарталью столь неформально среди посторонних. Однако Пульчинелле хорошо известны взаимоотношения между Сказителем и Чайльдом, а потому позволял себе в его присутствии вести себя чуточку свободнее.       Тарталья не ответил.       Не мог ответить.       Последнее, что отпечаталось в памяти – как Скарамуш любезно подставил другу своё плечо.       Сейчас в мире Чайльда царил хаос, шум и расплывчатые изображения, и только благодаря вовремя подоспевшему Сказителю, Тарталья до сих пор держался на ногах.       Однако стоило картинке перед мутными глазами измениться, как Чайльда вырывает из мира его хрупкого равновесия, словно в оглушительной тишине внезапно разбивается дорогой фарфор.       Мир сузился до одной малюсенькой точки. Откуда-то издалека послышались взволнованные голоса Пульчинеллы и Скарамуша, земля в одно мгновение ушла из-под ног.       – Тарт...я! …О, Арх…!       –…!       – Д… ре!!!       Сильная боль от падения на каменный пол растекалась по телу Чайльда, не вытесняя, а наоборот, приумножая уже имеющиеся последствия его пребывания в форме Духа и использования Глаза Порчи.       – В ст...ро…у.       Последнее, что улавливает метавшееся в безумии сознание Одиннадцатого Предвестника – это быстрые чёткие прикосновения к себе, а потом чьи-то сильные руки поднимают безвольное его тело и на этом ниточка, связывающая Тарталью с реальным миром, с едва различимым «треньк» обрывается, погружая Чайльда в кромешную тьму, где не существует ни времени, ни взволнованных голосов, ни мучающей его боли.       Только тишина и спокойствие.       .       .       .       – Тарталья!..       …       – Иди на мой голос, Тарталья!..