Full Fathom Five

Будит Фрэнсиса стрельба, но с койки заставляют подняться крики. Уже взошло солнце, но света почти нет, что для южного лета означает действительно ранний час. В такое время не должно быть никаких звуков, кроме обычных стонов «Террора», да отдалённого крика морских птиц. Большая часть команды должна ещё мирно спать, а не завывать на палубе. Похоже, случилось что-то действительно из ряда вон. Фрэнсис борется со своими брюками, когда в каюту врывается его вестовой. — Мистер Моллой выражает своё почтение, сэр, — сообщает Джопсон со всем своим обычным невозмутимым спокойствием. — Он просит вашего присутствия на палубе. — Что за чертовщина там творится? — этот вопрос Фрэнсис задаёт, пока Джопсон помогает ему надеть сюртук. — Матросы рыбачили, — отвечает тот. — И один из них свалился за борт? — Фрэнсису удалось надеть большую часть одежды, и он уже вышел из каюты. Джопсон следует за ним. — Нет, сэр. Они кое-что поймали. Должно быть, это действительно нечто. *** На миделе толпа, куда больше, чем дозволено. Вахтенный офицер — Моллой, как полагает Фрэнсис, — должен был заставить людей разойтись и то, что он этого не сделал, на него непохоже. При текущем положении дел Джопсон вынужден помогать Фрэнсису пробиваться сквозь толчею, пока они не достигают внутреннего края круга. И когда они там оказываются, Фрэнсис обнаруживает, что матросы собрались вокруг рыболовной сети. В сети что-то есть. Что-то большое. Оно извивается на палубе, мощные удары его длинного хвоста звучат как раскаты грома. Сперва Фрэнсису кажется, что это морской леопард — но нет, существо полностью покрыто безволосой плотью, — а потом он видит блик бледной, как слоновая кость, кожи. Не белой, как рыбье брюхо, и не серой, как у акулы, а очень человеческой, алебастровой. Затем он замечает, что из сети торчит рука, пять очень человеческих пальцев сжимают её полотно. И, кроме всего прочего, этот звук, непохожий ни на какой другой, нечеловеческий крик, издаваемый голосом с тембром достаточно низким, чтобы Фрэнсис смог вообразить его способным к человеческой речи. — Что, Бога ради, — шепчет Джопсон над ухом Фрэнсиса, — это такое? Фрэнсис игнорирует несколько предупреждающих окриков, приближаясь к существу. Теперь он видит больше: две руки, голая грудь, продолжение этого могучего длинного хвоста. Существо всё ещё пронзительно кричит, явно либо напуганное, либо разъярённое своей поимкой. Фрэнсис едва ли может его за это винить. — Дайте мне нож. Сейчас же! — рычит он для доходчивости, потому что сперва никто и с места не двигается, чтобы выполнить приказ. Матрос вкладывает в его ладонь лодочный нож. Когда он опускается на колени и тянется к сети, вокруг раздаются вздохи. Разрезать верёвки, не навредив существу — сложная задача, но Фрэнсис с ней справляется. Раздаётся звук рвущегося волокна, и существо оказывается на свободе. До бёдер это человек. А дальше у него длинный, стройный хвост, с плавниками как у дельфина. Оно выбирается из сети, подпрыгивая, перекатываясь туда и сюда. Хлещет хвостом по палубе; Фрэнсис не сомневается, что в воде оно окажется великолепным пловцом, но здесь не его стихия. Перекатившись на живот, оно приподнимается на локтях, и внезапно Фрэнсис оказывается с ним лицом к лицу. Это человеческое лицо, от макушки и тёмных кудрей, и до кончика подбородка. Мужское лицо, хорошо очерченное, волевое. Тёмные волосы достают до талии. Мокрые, они напоминают цветом морские водоросли, и липнут к коже существа, словно ламинарии к утёсу во время отлива. Фрэнсис полагает, что сухими они будут походить на сверкающее красное дерево. Когда существо оскаливает зубы в рычании, они оказываются кривоватыми, но почти человеческими, за исключением, конечно, пары острых клыков. Оно встречается с Фрэнсисом взглядом. Выдерживает его спокойно и твёрдо. У этой твари глубокие, карие глаза. Фрэнсис протягивает руку. — Тише. Вот так, успокойся. Существо издаёт предупреждающее рычание, но Фрэнсис, к счастью, не из робкого десятка. Какое у него лицо! В Лондоне такое лицо стало бы предметом зависти всего общества. Гордый, тонкогубый рот, сильная челюсть, даже заострённый нос, с раздувающимися от гнева ноздрями. Это лицо, которое должен запечатлеть художник или изваять скульптор. — Полегче, — произносит Фрэнсис, хоть и сомневается, что его понимают. — Я не причиню тебе вреда. Существо приподнимается на сильной руке. С мягким шлепком оно снова ударяет хвостом по палубе, но уже с меньшей силой. — Вот славный парень, — говорит он. — Видишь? Я не причиню тебе вреда. Существо склоняет голову, его взгляд не колеблется, теперь в нём светится любопытство. — Всё в порядке, — говорит Фрэнсис. В порядке. Я не обижу тебя. Я не… Оно тянется к Фрэнсису, и вдруг раздаётся мощный грохот, похожий на раскат грома. Существо взвизгивает и кидается в сторону, из раны на его боку потоком хлещет яркая, карминово-красная кровь. Ужасные стоны продолжаются, пока существо бьётся с угасающей силой, и, наконец, не затихает с последним сдавленным бульканьем. Обернувшись, Фрэнсис видит Моллоя с мушкетом в руках. Его лицо белое, как полотно, а руки дрожат. — Простите, сэр. Я думал… Думал оно хочет на вас напасть, я не… Я не мог… Время, чтобы наказать Моллоя, найдётся позже. А пока Фрэнсис подползает к существу. Его глаза закрыты, а грудь вздымается и опадает с едва заметными вздохами. Когда он касается горла существа рукой, раздаётся всеобщий вздох. Под встревоженное бормотание матросов, Фрэнсис успокаивается, нащупав ровное биение пульса. — Отнесите его вниз, — приказывает он. Джопсон подчиняется первым, Коттер к нему присоединяется. — И подайте сигнал капитану Россу и доктору МакКормику. *** — Ну, — говорит капитан Росс, разглядывая бессознательное создание. — Такого я перед завтраком увидеть точно не ожидал. Фрэнсис, Росс и хирурги экспедиции собрались в лазарете «Террора». Тварь лежит перед ними на столе, хвост свешивается с края. Робертсон и Лайал залатали его рану; Фрэнсис видит повязку на его руке и ещё одну, на груди. — Оно живое, я так понимаю? — спрашивает Росс. — И это счастливое стечение обстоятельств. Пуля прошла сквозь руку и вошла в грудь. Если бы она не потеряла большую часть энергии здесь, — говорит Робертсон, осторожно касаясь руки существа, — она бы его убила. Я усыпил его настойкой опиума, чтобы унять боль. Ну, и, чтобы оно не навредило себе, очнувшись. — «Он» подходящее определение? Теперь вмешивается молодой Хукер, находящийся под бдительным надзором доктора МакКормика. — Точно сказать, разумеется, нельзя, — говорит он и указывает на черту пониже талии существа, находящуюся как раз там, где у мужчины должны располагаться наиболее деликатные части тела. — Эта щель может скрывать как мужские, так и женские репродуктивные органы, как в случае с китообразными. Учитывая его облик в остальном, я рискну предположить, что там мужской член, но если хотите, я могу провести дальнейшее обследование… — Этого достаточно, спасибо, — отвечает Росс. — Теперь к вопросу, которым, я думаю, задаёмся мы все: что он такое? — Ваши догадки ничем не хуже наших, капитан, — говорит Робертсон. — Явно не человек. — Ну, до определённой меры, — возражает Хукер. Он кладёт руку на бок существа. Фрэнсис замечает, как отчётливо выступают под кожей рёбра. — Почти идентичен нашей физиологии, пока мы не добираемся до сюда. С этими словами он тыкает в хвост существа. И, хотя оно и получило изрядную дозу наркотика, оно всё равно шевелится. Хукер отдёргивает руку. МакКормик — с неодобрительным взглядом — продолжает. — Самое близкое сравнение, какое я мог бы подобрать к этой части, — говорит он, указывая на хвост существа, вместо того чтобы прикасаться к нему, — это дельфин или морская свинья. Учитывая размеры, он должен быть превосходным пловцом. Росс рассматривает существо несколько мгновений. — Я думал, что русалки должны быть наполовину рыбами, а не наполовину дельфинами, — задумчиво замечает он. Фрэнсис не единственный, кто невольно усмехается в ответ. — Но, похоже, я ошибался. Теперь следующий вопрос: что нам с ним делать? Мы можем отпустить его обратно в море? Наверняка именно там ему и место. — Не в его нынешнем состоянии, — возражает Робертсон, оттирающий кровь существа со своих ладоней. МакКормик кивает в знак согласия, но Робертсон не обращает внимания. — Я остановил кровотечение, но без дальнейшего лечения эта рана станет смертельной. Освободить его сейчас — значит убить его. — Мы не сможем держать его ни на «Терроре», ни на «Эребусе», — хмурится Росс. — Вы все не хуже меня знаете, как суеверны моряки. Не успел я спуститься по трапу, как до моих ушей уже дошли перешёптывания о сиренах и проклятиях. — Я не вижу альтернативы, сэр. — Кроме того, — добавляет Хукер, отрываясь от своего альбома. Фрэнсис уже может угадать начало анатомического наброска существа. — Разве мы не в научно-исследовательской экспедиции, сэр? Мы должны отпраздновать такое открытие. Привезти его в Англию, если сможем. Королевское общество могло бы… — Это не одно из твоих растений, Джозеф, — возражает МакКормик, сверкая глазами из-под нахмуренных бровей. — В нём больше от человека, чем от чего-либо другого. Мы не можем тащить его в Лондон в цепях… Росс поднимает руки и воцаряется молчание. Он переводит взгляд с хирургов на тварь. Вздыхает и поворачивается к Фрэнсису. — Каковы ваши рекомендации, капитан Крозье? — спрашивает он гораздо более мягким тоном. Фрэнсис высказывает своё мнение так же мягко. — Я понимаю беспокойство команды, — говорит он, кивая своему командиру. — Но мы всё равно вряд ли можем просто выбросить его за борт, как негодный улов. Мы причинили ему большой вред. Теперь мы обязаны защитить его, насколько это в наших силах. Росс проводит рукой по лбу и снова вздыхает. — Капитан Крозье как обычно прав. Так что ты предлагаешь, Фрэнк? — Мы будем держать его на борту, пока не заживут раны. В капитанской каюте, подальше от матросов. — Ты не против разделить с ним каюту? Фрэнсис смотрит на тварь. Величественное создание, даже в таком состоянии. — Я не вижу другого выхода. — Мы должны обеспечить его солёной водой, сэр, — говорит Лайалл. Он протирает хвост существа влажной тряпкой. — Не думаю, что он долго протянет без воды. — Я распоряжусь, чтобы мои люди что-нибудь для него соорудили, — говорит Фрэнсис. — А пока… У меня где-то есть ванна, верно, Джопсон? — Так точно, сэр, — отвечает Джопсон, стоящий у порога. — Не очень большая, но на день-два должна сгодиться. — Значит, решено. Фрэнсис, я оставляю это дело в твоих умелых руках, — говорит Росс. Проходя мимо, он хлопает Фрэнсиса по плечу. — И желаю удачи с новым соседом по каюте. *** После того, как полную ванну морской воды устанавливают в большой каюте, Лайалл и Джопсон относят нежданного гостя Фрэнсиса к его новому обиталищу. Лайалл весьма предусмотрительно берётся за хвост существа. Джопсону остаётся поддерживать создание под мышки. Они не сразу достигли согласия относительно занимаемых позиций, поскольку никто особенно не стремился хвататься за то, что Лайалл окрестил кусающимся концом. Сейчас зверь не кусается, даже когда двое мужчин опускают его в ванну. Он по-прежнему тих, не то глубоко спит, не то без сознания. По просьбе Фрэнсиса Джопсон также подготавливает небольшой завтрак, на случай если существо проснётся голодным. Когда Фрэнсис разрешает ему уйти, он кажется даже слишком счастливым. Теперь ничего не остаётся, кроме как сидеть и ждать. Ждёт Фрэнсис довольно долго — утро переходит в день, а день в вечер. Он работает в тишине. Джопсон приносит ему еду, МакМёрдо — корабельные новости. Пока всё тихо. Это даёт Фрэнсису время рассмотреть существо. Его исследование куда менее научно, чем таковое Хукера. Он не отваживается представить внутренние механизмы этого любопытного животного. Взамен, он сосредотачивается на красоте лежащего перед ним создания. До талии это мужчина, и, к тому же, привлекательный. Фрэнсис уже отметил это гордое патрицианское лицо, но по мере того, как он рассматривает остальные части существа, термин привлекательный начинает казаться ему слишком скромным. Его волосы, уже высохшие, ниспадают распущенными локонами через бортик ванны, достаточно длинные, чтобы свернуться кольцами на палубе. Одна рука так же свешивается через бортик, кончики пальцев едва касаются досок. Его алебастровая кожа не лишена отметин. Фрэнсис примечает россыпь тёмных родинок, украшающих тело существа, но есть и шрамы — едва заметные знаки жизни куда более суровой, чем можно предположить по его элегантности. Его хвост — вопрос отдельный. По большей части он тёмно-серый, почти чёрный. На нижней стороне цвет переходит в совершенно белый, совсем как у дельфинов, обитающих в этих водах. Он длиннее и тоньше, чем хвост дельфина, но такой же мощный. Научные интересы Фрэнсиса до сих пор лежали в вышних пределах. Он всегда искал мудрости у звёзд и полюсов. Земные флора и фауна, какими бы занимательными они ни были, казались несколько скромными в сравнении с этими небесными силами. Но, изучая это существо, он может вообразить себя натуралистом. В этой твари, даже в её неподвижности, есть неоспоримая сила; сродни сиянию великой авроры, или непрерывному притяжение иглы к полюсу, или непоколебимой надёжности Полярной звезды. Это странное создание. Удивительное создание. Удивительное создание, которое, очевидно, просыпается. Фрэнсис откладывает свою работу и опускается на колени у ванны. Существо поводит головой из стороны в сторону, его ресницы трепещут. Через мгновение оно поднимает веки, и Фрэнсис оказывается под прицелом пары тёмных глаз. — Тише, — говорит Фрэнсис. Он протягивает руку к существу, заёрзавшему в очевидном беспокойстве. — Ты должен успокоиться, парень. Из глотки существа вырывается высокий стон. Оно хватается за бортики так, что белеют костяшки, вода в ванне хлюпает — Тише, тише, — повторяет Фрэнсис. Он сомневается, что существо понимает слова, но надеется, что хотя бы стремление утешить будет понятно. Он кладёт на грудь существа ладонь, почти ожидая, что его укусят. Вместо этого он слышит тихий стон. — Ты навредишь себе. Пожалуйста, не… Но существо подтягивается вверх, очевидно, пытаясь выбраться из ванны. — Нет, нет, тебе не стоит, — твердит Фрэнсис. Существо игнорирует его предупреждения и успевает выбраться наполовину, прежде чем Фрэнсис хватает его за плечи и толкает обратно. — Ты нездоров. Тебе нельзя двигаться, иначе снова пойдёт кровь. Существо смотрит на него широко раскрытыми глазами. Фрэнсис кладёт руку на повязку. — Ты должен остаться, — говорит он, надеясь, что, по крайней мере, его беспокойство будет понятно. — Иначе ты снова себе навредишь. Существо смотрит на свой бок, потом снова на Фрэнсиса. — Мне жаль, — говорит тот. — Мы не… Это был несчастный случай. Взгляд у существа настойчивый, но не обвиняющий. — Теперь ты в безопасности. Но ты не сможешь вернуться, пока не поправишься. Не сможешь уйти, — говорит он, указывая на выход из большой каюты. Затем осторожно кладёт руку на бок существа. — Пока это не заживёт. Хотелось бы Фрэнсису знать, насколько вразумительна его речь. — Тебе придётся остаться, — повторяет он. Окунает руку в воду. — Здесь. Ты должен остаться. Придётся этому месту стать твоим домом на какое-то время. Существо всё ещё пристально за ним следит, но не предпринимает ни малейшей попытки снова выбраться из ванны. Убедившись таким образом, что хотя бы часть его послания была понята, Фрэнсис пытается отодвинуться, но обнаруживает, что это не так просто. Существо, протянув руку, кладёт её на плечо Фрэнсиса. Фрэнсис немедленно замирает, но прикосновение лёгкое. Существо склоняет голову, проводя пальцами взад и вперёд по ткани жилета Фрэнсиса. Потом осторожно пощипывает его, как бы убеждаясь, что одежда не является частью фрэнсисова тела. Его ладонь поднимается выше, кончики пальцев ныряют между воротником Фрэнсиса и его кожей. Фрэнсис ощущает как его собственный пульс бьётся под пальцами существа и, с некоторой долей опасения, задаётся вопросом, не ищет ли тварь мягкие и уязвимые места на его теле. Хотя, будь дело в этом, Фрэнсис бы уже наверняка встретился с его зубами. Фрэнсис внимательно следит за исследованиями существа, готовый выскользнуть из его рук, начни оно проявлять агрессию. Кажется, пока он вполне в безопасности. За ним наблюдают пристальным, но не враждебным взором. Существо издаёт тихий звук — низкий гортанный гул — когда обхватывает щёку Фрэнсиса ладонью. Фрэнсис позволяет повернуть свою голову сначала в одну, затем в другую сторону, чтобы существо могло его рассмотреть. — Не такое красивое лицо, как у тебя, — говорит он с горьковатой усмешкой, — но уж точно не настолько безобразное, чтобы… ах. Существо сунуло большой палец Фрэнсису в рот. Фрэнсис вздрагивает, но существо снова издаёт этот звук, словно успокаивая его. С некоторой неохотой, Фрэнсис позволяет этот осмотр. Оно проводит пальцем по его языку — привкус солоноватый, но не неприятный — а потом подушечкой проверяет остроту зубов Фрэнсиса. Оно хмурится, очевидно, разочарованное зубами Фрэнсиса, а затем убирает руку. Когда Фрэнсис, отклонившись назад, усаживается на пятки, существо следует за ним, а затем выглядывает из-за бортика ванны, словно, чтобы убедиться в отсутствии хвоста. — Ты, должно быть, думаешь, что я тебе не ровня, а? — спрашивает Фрэнсис. Когда он замечает интерес, светящийся в глазах существа, он начинает сомневаться, что его самоирония оправдана. — Ну, — произносит он, не уверенный, что ещё можно сказать. — Ты не голоден? Он касается своего рта, наблюдая, как существо повторяет жест. — Еда, — говорит он. Поднимает тарелку, показывает существу. Предлагает её, а когда гость не притрагивается к подношению, повторяет: — Еда. Чтобы есть. Существо всё ещё выглядит настороженным, поэтому Фрэнсис берёт хлеб и откусывает сам. Предлагает ломоть существу. — Еда, — снова повторяет он. Существо принюхивается с некоторым сомнением, но берёт краешек в зубы. Не успевает кусочек миновать его губы, как существо, нахмурившись, сплёвывает. Фрэнсис пытает счастье с куском солонины, но та так же оказывается отвергнута. Существо хватает Фрэнсиса за руку в очевидном требовании. — У меня больше ничего нет, — отвечает Фрэнсис. — Хотя… Джопсон! Вестовой, должно быть, слонялся за дверью, потому что появляется он почти как по волшебству. — Сэр? — Принеси мне столько рыбы, сколько у нас есть. И поторопись. — Сэр, — отзывается тот. Он действительно расторопен — возвращается в считанные минуты с тарелкой, наполненной вчерашним уловом. Теперь существо прильнуло к бортику ванны, очевидно догадавшись, что ему предлагают. Оно издаёт высокий скулящий звук, протягивая к Джопсону длинную руку. Когда рыба не предоставляется немедленно, оно дёргает Фрэнсиса. — Полегче, парень, — говорит тот существу, когда Джопсон ставит тарелку рядом. Существо смотрит на неё широко раскрытыми глазами голодного ребёнка. — Дай нам минуту. Джопсон отступает, и Фрэнсис кивает ему. Получив разрешение, Джопсон исчезает так же быстро, как появился. Фрэнсис берёт кусок рыбы и протягивает существу. Оно чуть не отрывает Фрэнсису руку, съедая подношение за несколько укусов. Фрэнсис предлагает ему ещё один кусок, наблюдая, как оно глотает почти не жуя. — Боже, давай помедленнее, — говорит он, подталкивая вперёд оставшуюся рыбу, и отдёргивая руку, чтобы не схлопотать укус. — Тебе же дурно станет. Существо, разумеется, ничего не отвечает. Но оно наблюдает за Фрэнсисом, разрывая особенно жёсткий кусок. Фрэнсиса одолевает желание сказать что-нибудь — что угодно. Странно, он никогда не чувствовал необходимости разговаривать за едой. Но, опять же, он никогда не ужинал с русалками. Или с русалами, если точнее. — Моё имя Фрэнсис, — говорит он. На какое-то мгновение существо перестаёт жевать. Фрэнсис кладёт обе ладони себе на грудь. — Фрэнсис. Существо продолжает жевать. — Всё это должно казаться тебе очень странным. Но, уверяю, теперь ты в безопасности. Здесь, — добавляет он. — Здесь, на моём корабле. Мой корабль. «Террор». За Фрэнсисом пристально наблюдают. Но не враждебно, если учитывать все обстоятельства. Раздаётся тихий всплеск, когда существо двигает хвостом. — Полагаю, ты не можешь назвать мне своё имя. Если оно у тебя вообще есть, — говорит ему Фрэнсис. Никакого ответа, за исключением могучего глотка и звука, с которым существо вгрызается в следующий кусок. — Мы должны дать тебе имя, а? Существо склоняет голову. Его глаза светлее чем Фрэнсису показалось сначала, — карие, это верно, но с зелёными крапинками. Оно красиво. Это Фрэнсис может признать безоговорочно. Красивые создания заслуживают красивые имена. Фрэнсис в состоянии придумать только одно подходящее. — У нас есть обычай называть наши открытия в честь самих себя, — говорит он через мгновение. — Мы будем звать тебя Джеймс? Существо просто возвращается к еде, что кажется Фрэнсису достаточно хорошим ответом. *** Существо, Джеймс, ещё спит, когда Фрэнсис просыпается на следующее утро. Ещё нет и трёх склянок, но антарктический день наступает рано, а Фрэнсису всегда было сложно спать при ярком свете. Он не зовёт Джопсона. Вместо этого он сам натягивает одежду и выползает из койки. Он обнаруживает, что его гость дремлет, откинувшись на бортик ванны. Его грудь мягко вздымается и опускается, а рот расслаблен. Не так сложно забыть, что за этими приоткрытыми губами скрывается набор острых клыков. Джеймс, должно быть, чувствует, что его разглядывают, потому что сонно ворочается. Он трёт глаза рукой, и вот она: томная улыбка, слаще весеннего дня. Фрэнсису сразу вспоминаются все истории, рассказываемые моряками о сиренах, использующих такие чары, чтобы заманивать людей в водяную могилу. — Доброе утро, — говорит Фрэнсис. Вопреки всему, он улыбается в ответ. — Хорошо спалось? Джеймс ничего не отвечает, но машет Фрэнсису хвостом. — Завтрак? Улыбка Джеймса становится шире. Когда приходит Джопсон с кофе для Фрэнсиса и рыбой для Джеймса, тот с радостью принимает пищу из рук Фрэнсиса. *** Как и все настоящие леди, которые вынуждены сидеть дома, Джеймс в течение дня принимает поток посетителей. Его манеры, однако, оставляют желать лучшего — не то, чтобы Фрэнсис мог его за это винить. Сначала он терпит Джопсона, когда, после завтрака, тот приносит ведро морской воды, чтобы освежить ванну Джеймса. Джопсон достаточно умён, чтобы споро выполнить свои обязанности и поспешно ретироваться. В конце концов, он видел Джеймса за завтраком. Любой, наблюдавший эти острые зубы в действии, постарается держаться от них подальше. Не так обстоит дело со следующими посетителями Джеймса — Робертсоном и Лайаллом, которые приходят к нему, чтобы сменить повязки. Робертсон, безо всяких расшаркиваний, тянется прямо к бинтам Джеймса и отпрыгивает назад, потому что Джеймс огрызается. Следующим пробует Лайалл, успокаивая его той невразумительной болтовнёй, какую станешь использовать с лошадью или собакой, и Джеймс едва не выпрыгивает из ванны. — Ну, — говорит Робертсон, отряхивая свой вымокший жилет. — Во всяком случае, отрадно видеть его в таком приподнятом духе. Хорошее предзнаменование относительно общего выздоровления. — Очень приятно, — эхом повторяет Лайалл, который вовсе не выглядит обрадованным. В конце концов, Джеймс позволяет Робертсону осмотреть и перевязать свои ранения, но только после того, как Фрэнсис опускается рядом с ним на колени и прижимает руку к его груди. Он взвизгивает, как раненный щенок, когда Робертсон притрагивается к ранам, а когда он показывает зубы, у Фрэнсиса проносится мысль, что сейчас его растерзают, но Джеймс просто кладёт свою очаровательную голову Фрэнсису на плечо и позволяет хирургам делать свою работу. — Замечательно, — говорит Робертсон, подзывая Лайалла к себе. Последний приближается с осторожностью, крепко сцепив руки за спиной. — Если бы я сам не накладывал швы, я бы ни за что не поверил, что это такая свежая рана. Ты это видишь, Дэвид? Лайалл, прищурившись, соглашается. — Мы должны сообщить на «Эребус». Уверен, что натуралисты заинтересуются. Упомянутые натуралисты появляются после полудня. Джеймс принял немного опиума и дремлет в своей ванне, но вздрагивает, когда слышит, как открывается дверь в капитанскую каюту. Фрэнсис, решив не рисковать с хирургами «Эребуса», усаживается рядом с Джеймсом, прежде чем позволить им подойти. Когда в ответ на приближение МакКормика раздаётся протестующий всплеск, Фрэнсис кладёт ладонь на плечо Джеймса. Джеймс тут же притягивает её к груди. Врачи проводят беглый осмотр. У Хукера в руках его альбом для рисования, карандаш летает над страницей. — Он довольно худой, вам так не кажется? — замечает он. Похоже, вчерашний урок не пропал даром, потому что он просто указывает на выступающие рёбра Джеймса, а не прикасается к ним рукой. Фрэнсис, чья ладонь лежит на стройной груди Джеймса, соглашается. — Я полагал, что на костях морского животного должно быть побольше жира. — Возможно, он недоедает. Это могло бы объяснить, как матросам удалось его поймать, — отвечает МакКормик. — Мы должны помочь ему набрать немного веса, прежде чем он уйдёт. Как у него с аппетитом, капитан? — Аппетит вполне здоровый, — отвечает Фрэнсис, который только что наблюдал, как в глотке Джеймса исчезло прямо-таки тревожащее количество рыбы. — Но он согласен только на рыбу. — Ну, выясните, не удастся ли заставить его принять немного жира из печени трески, — говорит МакКормик, выпрямляясь. — Это пойдёт ему на пользу. Фрэнсис отвлечённо размышляет о потере пальца в попытках влить рыбий жир в глотку Джеймса и немедленно решает проигнорировать предложение. — Конечно. Следующий посетитель является как раз после начала первой собачьей вахты, и, что не удивительно, он фаворит Фрэнсиса. — Итак, — говорит Росс, усаживаясь в кресло напротив Фрэнсиса. Что до Джеймса, то он всё ещё сонный после опиума, но, свесившись с бортика ванны, наблюдает, как они вдвоём пьют чай с бисквитами. — Я слышал, что мы теперь зовём его «Джеймсом»? — Как-то же нужно было его назвать. Мне показалось, что это хорошее имя. Росс понимающе улыбается Фрэнсису. — Не знаю, радоваться мне или обижаться. Фрэнсис чувствует, как румянец заливает его щёки, и проклинает своё лицо за откровенность. — Радоваться, я надеюсь. Я подразумевал это как комплимент, — Фрэнсис всё делает в надежде доставить Россу удовольствие. Под столом Росс касается колена Фрэнсиса. — Я знаю, Фрэнк. Фрэнсис осмеливается оглянуться на Джеймса и обнаруживает, что гость наблюдает за ними тёмным, проницательным взглядом. *** Джеймс дремлет в ванне, когда Фрэнсис впервые за два дня отваживается выйти на палубу. Он с благодарным вздохом встречает морской воздух и бескрайние просторы неба. Коттер ждёт его на баке с отчётом о состоянии льда. — Как дела у нашего гостя? — спрашивает Коттер, когда они, покончив с делами, стоят, опёршись на планширь, и смотрят на море. Фрэнсис не спускает глаз с «Эребуса»; там, вдалеке, Росс стоит на шканцах и машет ему рукой. Фрэнсис машет в ответ. — Сносно, — отвечает Фрэнсис. Во взгляде Коттера проскальзывает сомнение. — Юный Моллой говорит, что он кусается как тигр. Фрэнсис безуспешно пытается подавить улыбку. — Не думаю, что мистер Моллой когда-нибудь видел тигра. Коттер усмехается. Кажется, он хочет что-то добавить, но замолкает. Он вскидывает голову, хмурится и качает головой. — Тут… Вы это слышите, сэр? Фрэнсис внимательно прислушивается. Сквозь утренний ветер до него доносятся отголоски зова. Фрэнсису не нужно долго думать, чтобы угадать источник звука. — Сэр… Волосы на затылке Фрэнсиса становятся дыбом. Песнь набирает в громкости, звенит над водой, гонимая ветром. — Я никогда… Сэр, я не могу… — Коттер подле Фрэнсиса переминается с ноги на ногу. Теперь это низкий скорбный вой, сродни волчьему призыву к охоте. Серебристый, мелодичный звук, от которого, кажется, начинает гудеть самая древесина «Террора». Фрэнсису приходится посмотреть на собственные руки, чтобы осознать, что они дрожат. Дрожь пробирает его до самых костей. — Что, во имя Господа-Бога… — Боже правый, — произносит Коттер, широко раскрыв глаза. Он тоже дрожит. — Что это… Капитан, что это… Матросы вокруг них бормочут, перетаптываясь с ноги на ногу. Когда Фрэнсис поднимает глаза на «Эребус», он обнаруживает, что Росс направил на них свою подзорную трубу. Фрэнсис находит целесообразным провести расследование. Он уже на пол пути вниз по трапу, когда мелодия превращается в пронзительный вопль, следом за которым раздаётся человеческий крик. Джопсон встречает его у подножия трапа, спокойный, как стоячая вода. — Мистер МакМёрдо выражает своё почтение, сэр, — говорит Джопсон. — Он спрашивает, не можете ли вы вернуться в свою каюту. Ваш гость, похоже, расстроен. Расстроен, действительно, — хотя он скорее причина расстройства, чем страдалец, насколько может судить Фрэнсис, когда Джопсон приводит его в каюту. Джеймс проснулся — как будто это не было ясно ещё по его стенаниям — и, очевидно, в ярости. Он выбрался из ванны и лежит на животе посреди мокрой палубы. Конопатчик, его помощник и плотник, расположились настолько далеко, насколько может позволить капитанская каюта; МакМёрдо, известный храбрец, стоит ровно за пределами досягаемости Джеймса. Джеймс рычит, скривив губы и оскалив клыки. Когда МакМёрдо осмеливается приблизиться на полшага, Джеймс делает выпад, его зубы смыкаются в воздухе с тошнотворным лязгом. В тот момент, когда он замечает Фрэнсиса, рычание стихает, и он протягивает к Фрэнсису руку. Фрэнсис сразу же направляется к нему, несмотря на предупреждающий окрик МакМёрдо: — Капитан, не надо, он пытался… Но стоит Фрэнсису усесться на корточки рядом с Джеймсом, как тот становится самой мягкостью. Он льнёт к Фрэнсису, кроткий как котёнок, и мяукает так же. Цепкой рукой он хватается за колено Фрэнсиса. Фрэнсис решает положить конец продвижению этой ладони, когда та достигает верхней части бедра. — Что ты натворил на этот раз, глупое создание? — спрашивает Фрэнсис. Глаза Джеймса огромные и невинные, как у лани. Фрэнсис почти готов поверить, что он неспособен на насилие. — Ты терроризировал людей, а? Выл, как чёртова банши? Джеймс, конечно, не отвечает, только бросает враждебный взгляд в сторону МакМёрдо, ещё крепче прижимаясь к Фрэнсису. — Я только хотел измерить его, сэр, чтобы сделать то, что вы хотели, — объясняет плотник, когда Джеймс позволяет Фрэнсису поднять себя и отнести обратно в ванну. — Думал, он не станет возражать. Но он… пел. — Едва не отхватил ему палец, — добавляет конопатчик. Он смотрит на Джеймса с настороженностью, и это не удивительно. — Эти зубы. — Джеймс, — упрекает Фрэнсис. Его встречают эти огромные-огромные глаза, с выражением таким милым, что им можно простить что угодно. — Они бы не причинили тебе вреда. Никто здесь не собирается тебе вредить. — Было бы это чувство взаимным, — едва слышно бормочет МакМёрдо. Фрэнсису замечание не нравится, но он решает не обращать внимания. В конце концов, Фрэнсис остаётся рядом с Джеймсом, пока плотник снимает мерки (с каюты, однако, а не с Джеймса), а конопатчики совещаются. Когда они наконец уходят, Джеймс устраивает голову на руке Фрэнсиса и глубоко вздыхает. — Ну, сэр, — говорит МакМёрдо, прежде чем уйти, — я рад, что у него есть хотя бы один друг на этом корабле. *** Плотники и конопатчики проделали действительно замечательную работу с этим бассейном. Он готов по истечении недели. Его устанавливают на самой корме, по левому борту. Хотя кое-какую мебель пришлось убрать, Фрэнсис всё ещё имеет доступ к своей спальной каюте, стол за которым можно поесть, и достаточно места, чтобы побродить во время глубоких раздумий. Сооружение Фрэнсису по пояс, но наполнено водой только наполовину. — Вы же не хотите в случае шторма утонуть, даже не успев подняться на палубу, — объясняет помощник конопатчика, пока Джеймс скептически разглядывает его работу. Джеймсу нравится. Он позволяет Фрэнсису перенести себя из ванны в новый бассейн и быстро высвобождается из его рук, когда тот опускает его вниз. Фрэнсис оказывается вынужден сменить одежду, потому что восторженный Джеймс окатывает его брызгами с головы до ног. Фрэнсис с изумлением понимает, что улыбается, глядя, как резвится Джеймс. Когда Джеймс пытается затащить его в бассейн, он смеётся громче, чем за все последние годы. *** — Мистер Хукер выражает своё почтение, сэр, — говорит Джопсон. Он преподносит Фрэнсису пару невиданных рыб. — Это улов с «Эребуса». Он с ними уже покончил и хочет узнать, не заинтересуют ли они нашего гостя. — Посмотрим, — отвечает Фрэнсис и относит рыбу Джеймсу. Джеймс в рыбе определённо заинтересован. Фрэнсис с немалой долей удивления и даже с некоторым ужасом наблюдает, как Джеймс откусывает огромный кусок от целой сырой рыбины. Отвратительного звука, с которым тот хрустит чешуёй, костями и плотью, достаточно, чтобы напугать любого — но затем Джеймс поднимает взгляд на Фрэнсиса и радостно ему улыбается, протягивая руку, чтобы сжать ладонь Фрэнсиса в своей. Фрэнсис довольствуется тем, что садится на своё место, наслаждаясь чашкой чая, пока Джеймс терзает рыб. Он очень рад, что они мертвы — ему интересно, стал бы Джеймс их есть будь они ещё живы. — Ну, сэр? — спрашивает Джопсон позже. — Ему понравилось? — Понравилось, — отвечает Фрэнсис. — Давайте скажем просто, что вы, вероятно, предпочтёте избегать капитанской каюты во время обеда. Его застольные привычки немного своеобразны. — Понимаю, — отвечает Джопсон. *** Рутина у них складывается достаточно скоро. Джеймс терпит, хотя и с трудом, хирургов, испытывает, похоже, неоднозначные чувства к Джопсону, и странным образом привязывается к Фрэнсису. Последний всегда может рассчитывать на восторженное приветствие, когда встаёт по утрам или возвращается в каюту. Также Фрэнсис достаточно часто получает вздохи и нытьё, когда уходит, и даже настоящее рычание, если ему хватает наглости совершить гнусное преступление и, удалившись в свою каюту, закрыть дверь. Повторения тех стенаний до сих пор не было — похоже, Джеймс убедился, что Фрэнсис уходит не навсегда. Раны Джеймса заживают с почти пугающей быстротой. Это, конечно, обнадёживает, но также означает, что с каждым днём Джеймс становится всё более беспокойным. Он больше не дремлет днями напролёт, просыпаясь только для того, чтобы разделить с Фрэнсисом трапезу. Вместо этого он становится весьма требовательным соседом по каюте, бодрствующим часами кряду. У него есть особые способы привлечь внимание Фрэнсиса, и Фрэнсис вынужден ему это внимание уделять, если не хочет, чтобы его как следует окатили водой. К счастью, по большей части, ему, похоже, хватает простого наблюдения за тем, как Фрэнсис занимается делами, и потому Фрэнсис берёт в привычку работать за столом в большой каюте, вместо того чтобы запираться в своей. В один как раз такой день Фрэнсис что-то царапает в судовом журнале «Террора», когда раздаётся тихое фырканье, выражающее явное разочарование. Он поднимает глаза и видит, как Джеймс проводит пальцами по своим длинным волосам в плохой имитации расчёски. Он, очевидно, наткнулся на особенно упрямый колтун и, кажется, рискует выдрать из своей гривы солидный клок. Это было бы очень прискорбно, думает Фрэнсис. Прекрасным волосам Джеймса, с их длиной и блеском, позавидует любая женщина. Причинить им вред — настоящее преступление, так что: — Джеймс. Джеймс, остановись. Джеймс прекращает издевательство на собственной головой. Он вскидывает бровь, очевидно, ожидая, что Фрэнсис скажет что-то ещё. Фрэнсис на секунду задумывается, не одолжить ли Джеймсу собственный гребень, но он не уверен, что знает где Джопсон его хранит. В любом случае, у него есть кое-что получше. — Подожди немного, — говорит он, вытаскивая маленький свёрток из рундучка под своей койкой. Когда он возвращается, Джеймс висит на бортике бассейна. Фрэнсис разворачивает своё сокровище: изящная серебряная расчёска с упругими, мягкими щетинами. Женское орудие, разумеется, но в данных обстоятельствах это вряд ли имеет значение. Он протягивает расчёску Джеймсу, а тот смотрит на неё с изрядной долей недоумения. — Это предназначалось для кое-кого другого, — говорит Фрэнсис, думая о Хобарте. — Но, думаю, тебе она пригодится больше. Джеймс смотрит на расчёску, потом на Фрэнсиса. — Это… Это для твоих волос, — объясняет Фрэнсис. — Вот так. Он забирает расчёску, проводит по собственным волосам, затем снова возвращает Джеймсу. Джеймс немедленно приступает к работе над своими роскошными локонами, и всё ещё счастливо расчёсывает волосы, когда Кэй сообщает, что с «Эребуса» сигналят и присутствие Фрэнсиса требуется на палубе. *** — Я так посмотрю, настрой у нас боевой? — замечает Робертсон несколько дней спустя. Он зашёл в большую каюту для ежедневной смены повязок и застал Джеймса плещущимся в бассейне. Фрэнсис хмыкает. Из-за этого хлюпанья он проснулся с первыми лучами солнца, что для южного лета означает тошнотворно ранний час. Когда же он перевернулся на другой бок и попытался снова заснуть, Джеймс удостоил его протяжным воплем, напоминающим умоляющий клич птенца, и не соизволил прекратить визжать до тех пор, пока Фрэнсис не поднялся с койки и не добрался, с ворчанием, до своего кресла; плескаться же перестал только когда Фрэнсис приказал, чтобы им обоим принесли завтрак. После этого Фрэнсис попытался вернуться обратно в постель, но Джеймс вцепился в его штанину, и не отпускал, пока Фрэнсис снова не уселся рядом. — Весьма, — отвечает Фрэнсис, не вдаваясь в подробности. Теперь на коленях рядом с бассейном стоит Робертсон. Джеймс, к счастью, стал позволять хирургу осматривать себя без присутствия Фрэнсиса в непосредственной близости, но любые попытки покинуть каюту всё ещё вызывают протесты. — И я могу понять почему… Глядите, капитан, — зовёт его Робертсон. Фрэнсис подходит к бассейну и опускается на корточки рядом с Джеймсом и врачом. Тот снял с Джеймса бинты и указывает на то, что было скрыто под ними. — Всё зажило. Будто прошло не две недели, а несколько месяцев. Фрэнсис протягивает руку, чтобы коснуться шрама, что на груди Джеймса. Это сморщенная, уродливая штука, но она быстро бледнеет. — Замечательно, — произносит он. — Ведь правда? — соглашается Робертсон. — Я никогда не видел ничего… Его речь обрывается, стоит ему положить руку рядом с ладонью Фрэнсиса. Джеймс сию же минуту прижимает ладонь Фрэнсиса к груди и пытается укусить Робертсона. Доктор успевает отдёрнуть руку, как раз в тот момент, когда зубы Джеймса смыкаются со зловещим клацаньем. — Прошу прощения, — говорит Фрэнсис, не вполне понимая, почему чувствует такую необходимость загладить вину за сварливость Джеймса. Он откашливается, перекрывая звук предостерегающего рычания Джеймса. — Он… Думаю, к остальным он не очень-то расположен. — Что ж, — отвечает хирург с подобающей холодностью. Он выпрямляется, разглаживая жилет своей, к счастью, невредимой рукой. — Осмелюсь, в таком случае, предположить, что моё отсутствие придётся ему по душе. Не думаю, что он всё ещё нуждается в моих заботах. — Вы хотите сказать… — Я полагаю, он достаточно окреп для открытой воды. Фрэнсис смотрит на Джеймса, глядящего в ответ и поглаживающего его руку. — Вы думаете, он готов… нас оставить? — Он, вне всяких сомнений, будет рад уйти. Существу, привыкшему к открытому морю, эти вместилища должны казаться очень тесными. Фрэнсис задумывается над этим на мгновение. Но вот рука Джеймса, лежащая поверх его собственной, и сердце Джеймса, бьющееся под его ладонью. Джеймс, глядя на Фрэнсиса, издаёт вопросительный звук. — Не хотелось бы, — наконец говорит он, — быть слишком поспешными. Робертсон, судя по выражению лица, считает, что некоторая поспешность может быть вполне оправдана, но его губы, в прочем, говорят обратное. — Разумеется нет, сэр. — Может быть, пробный заплыв? Чтобы убедиться, что он в состоянии о себе позаботиться. — Капитан Росс сказал, что мы простоим на якоре ещё несколько дней, — говорит Робертсон. — Похоже, это идеальный момент, чтобы испытать его выносливость. Фрэнсис снова поворачивается к Джеймсу, который улыбается и неспешно моргает своими длинными ресницами. — Что ты на это скажешь, а? — спрашивает он. — Хочешь поплавать? *** В конце концов на палубу и под открытое небо Джеймса выносит именно Фрэнсис. Джопсона от попытки предложить помощь предостерегает злобный взгляд, а галантный порыв МакМёрдо поддержать хвост Джеймса, встречает настоящее рычание и привычную попытку укусить. Джеймс тяжёлый, но сила, с которой он обхватывает шею Фрэнсиса, позволяет тому без особого труда справиться даже с трапом. Джеймс медленно и томно моргает, чертовски напоминая девушку на одыхе. После стольких дней, проведённых под палубой, его глазам явно нужно приспособиться. Какое-то мгновение Фрэнсис в состоянии только восхищаться мягким трепетом его ресниц. Фрэнсис решает посадить Джеймса на планширь левого борта, у миделя корабля. Джеймс легко балансирует, хоть и продолжает крепко обхватывать Фрэнсиса за шею. — Ну, готов? — спрашивает Фрэнсис. Он указывает на воду. Джеймс переводит взгляд с воды на Фрэнсиса. Хмурится и издаёт тихий, вопросительный звук. — Мы тебя не бросаем, Джеймс. Мы останемся прямо здесь, — объясняет Фрэнсис. Жестикулирует он неловко, но судя по тому, как проясняется выражение лица Джеймса, тот понимает. — Ты можешь поплавать и вернуться. Мы тебя не бросим. Джеймс молча склоняет голову. — Готов? — спрашивает Фрэнсис. Ему приходится высвобождаться из хватки Джеймса, что не так просто, и вызывает у последнего тихое, весьма недовольное, фырканье. — Если нет, то всё в порядке, я могу… Внезапно, Джеймс переваливается через борт и ныряет в воду. Он идёт на дно, словно камень, и в это ужасное мгновение сердце Фрэнсиса чуть не выскакивает из груди, но затем Джеймс взмывает вверх, как ракета, и вырывается на поверхность со впечатляющим фонтаном брызг. Некоторые из наблюдающих матросов ахают. Другие восклицают в неприкрытом восхищении. Пульс, бешено бьющийся в горле Фрэнсиса, не даёт ему сделать ни то, ни другое. Джеймс исчезает под «Террором», и Фрэнсис бросается с левого борта на правый, чтобы встретить его с другой стороны. Вынырнув на поверхность, он откидывает волосы назад, и тысячи капель срываются с кончиков, сверкая, как бесчисленные бриллианты. Фрэнсис понимает, что смеётся, и смех становится даже громче, когда Джеймс обнажает зубы в дьявольской ухмылке и брызгается на него. В конце концов, Джеймс поворачивается к Фрэнсису, и, подняв руку из воды, сгибает пальцы в очевидном приглашении. Фрэнсис не отвечает, и Джеймс снова манит его. — Думаю, сэр, он приглашает вас присоединиться, — переводит Джопсон. — Слишком холодно для меня, — отвечает Фрэнсис. А потом кричит Джеймсу: — И слишком много историй о том, как такие как ты, топят моряков, мой мальчик! Джеймс теперь тянется к Фрэнсису, цепляясь за борт «Террора». Фрэнсис качает головой и снова отказывается. На что Джеймс отвечает низким, раздражённым фырканьем и исчезает под водой. Одно ужасное мгновение Фрэнсису кажется, что вот оно, единственное прощание, которое он получит. Возможно, с единственным взмахом хвоста, Джеймс оставит Фрэнсиса позади, отбросит, как неуклюжую, неряшливую тварь, жалкое и лишённое грации создание. Но затем Джеймс появляется у трапа, что-то щебеча. Он указывает сначала на ступени, потом снова на Фрэнсиса. — Мне кажется, сэр, — говорит Джопсон с проницательностью, приличествующей кому-нибудь раза в три старше, — он не успокоится, пока вы к нему не присоединитесь. — Плавать с ним — безумие, — замечает МакМёрдо. Он стоит футах в пяти в сторону, наблюдая за Джеймсом со смесью восхищения и настороженности. — Сэр, — добавляет он с запозданием. МакМёрдо, разумеется, прав. Всё это может оказаться прелюдией к утаскиванию на морское дно и поглощению. Фрэнсис рассеянно думает, что быть утопленным и съеденным этим существом — не самый худший способ умереть. Джеймс снова манит его к себе, и так мило улыбается, что Фрэнсис смягчается. — Мистер МакМёрдо, мою шлюпку, будьте любезны. Джеймс с нарастающим нетерпением ждёт, пока шлюпка будет спущена и Фрэнсис в неё заберётся. Когда Фрэнсис отпускает рулевого, тот испытывает неприкрытое облегчение. Так же и матросы, которые обычно садятся на вёсла. Он знает, что никто из них не хочет находиться в воде вместе с Джеймсом. Едва ли он может их за это винить. Для одного человека это нелёгкая задача, но Фрэнсис справляется. Он медленно удаляется в море по спокойной, убаюкивающей зыби. И хотя он ожидает от Джеймса нетерпения, достаётся ему только поощрение. Джеймс плавает вокруг лодки кругами, выводя трели в явном возбуждении. Наконец, Фрэнсис решает, что отошёл достаточно далеко, поскольку вода спокойна, а направление волн означает, что лодка будет дрейфовать обратно к «Террору», так что он убирает вёсла, подпирает подбородок ладонями, а локти упирает в бёдра, и принимается наблюдать за Джеймсом. Джеймс, если вкратце, великолепен. Фрэнсис ничего меньшего и не предполагал. Даже во время своей болезни и заточения на борту «Террора» он всегда оставался откровенно свирепым и грозным созданием. Но теперь он в своей стихии, и настолько свободен, полон радости, прекрасен и дик, что Фрэнсису ничего не остаётся, кроме как смотреть, затаив дыхание. В конце концов, огранённый бриллиант красив, но как такое маленькое украшение может сравниться по своему величию с суровой горой? Фрэнсис теряет счёт времени, пока сидит и наблюдает за Джеймсом. Джеймс, похоже, не устаёт, своей выносливостью явно превосходя даже ожидания хирургов. И всё же, каждый раз, как он исчезает под водой, Фрэнсис чувствует трепет, холодной рукой сжимающий его горло. Когда Джеймс выныривает, Фрэнсис снова может дышать. Проведя под водой, на этот раз, не менее пяти минут, Джеймс выныривает с рыбой; улыбаясь, он крепко сжимает её в зубах. Одним мощным взмахом хвоста он подгребает к лодке Фрэнсиса. Лодка покачивается, когда он, схватившись за планширь, подтягивается и бросает скользкую, извивающуюся тварь Фрэнсису на колени, совсем как кошка, с гордостью приносящая хозяину дохлую мышь. Фрэнсис, стараясь не морщиться, поднимает рыбину за хвост. Та слабо трепыхается в его руках. — Э-э, — с изрядной долей неловкости выдавливает он. — Спасибо. Джеймс улыбается. Затем дёргает подбородком, бросая на Фрэнсиса многозначительный взгляд. Фрэнсис смотрит на рыбу, теперь уже мёртвую, потом снова на Джеймса. Джеймс повторяет тот же жест, указывая сначала на рыбу, затем на Фрэнсиса. — О, — произносит тот. — Ты… Ты хочешь, чтобы я её съел? Джеймс, конечно, ничего не отвечает, но продолжает улыбаться. — Джеймс, это, эм, очень любезно с твоей стороны. Я зажарю её на ужин, это будет… — Фрэнсис прерывается, когда Джеймс тянется через борт лодки и пытается затолкнуть рыбу ему в рот. — Я… Джеймс, я… Джеймс смотрит на Фрэнсиса с раздражением школьного учителя, которому попался особенно нерадивый ученик. Словно демонстрируя технику правильного приёма пищи, Джеймс откусывает от рыбины большой кусок, прожёвывает, глотает и отдаёт её обратно Фрэнсису. — Да, да, — говорит он. — Я знаю, как ешь ты, но не думаю, что доктор Робертсон одобрит, если я стану есть сырую рыбу, в которой ещё остались кости… Джеймс отрывает от рыбьей тушки маленький кусочек и теперь пытается скормить Фрэнсису его. Фрэнсис почитает за лучшее это позволить, даже если потом ему станет дурно. Он открывает рот и разрешает Джеймсу протолкнуть мясо внутрь. Джеймс дал ему маленький кусочек с бока рыбы. Очевидно, он понимает, что человеческие зубы не смогут справиться с костями, потому что кусочек, оказавшийся между губами Фрэнсиса, мягкий. Фрэнсис прожёвывает и глотает, едва ли обращая внимание на вкус. Он больше сосредоточен на том, что всё это время Джеймс продолжает касаться пальцами его губ и наблюдать за ним тёмными глазами. — Спасибо, — наконец говорит Фрэнсис. Пальцы Джеймса всё ещё на его губах. На глазах у Фрэнсиса, Джеймс отводит руку назад и прикасается к собственным приоткрытым губам. Джеймс отрывает от рыбы ещё кусочек и прижимает его к губам Фрэнсиса. Он должен положить этому конец прямо сейчас, должен покачать головой и отвергнуть предложение. Вместо этого он позволяет Джеймсу скормить себе ещё один кусок. Вкус яркий, но не неприятный, и кончики пальцев Джеймса такие мягкие, когда ложатся на губы Фрэнсиса. — Спасибо, — снова говорит он, после того как проглатывает. Джеймс улыбается и виляет хвостом с бесконечно довольным видом, и скармливает Фрэнсису ещё один кусочек. — Джеймс, — начинает Фрэнсис, когда ему навязывают уже четвёртый кусок. — Джеймс, я… Но улыбка Джеймса такая тёплая, в его глазах такой восторг. Странно, когда к тебе так относятся. Принятие Фрэнсиса радует Джеймса. И в свою очередь, Джеймс явно хочет доставить удовольствие ему. Какая же, в таком случае, это лёгкая радость. — Господи Иисусе, — произносит Фрэнсис, сдаваясь со вздохом. — Если я проведу всю ночь, выблёвывая собственные кишки, это будет твоя вина. Прежде чем отправиться обратно на «Террор» они съедают рыбу целиком. Джеймс доволен и расслаблен, когда его поднимают на борт; он даже задрёмывает, пока Фрэнсис несёт его вниз. *** В этот вечер к команде «Террора» за ужином присоединяется Росс, так что Фрэнсис тоже ужинает в кают-компании. Он весьма неплохо проводит вечер, слушая как офицеры рассказывают о событиях дня. Версия МакМёрдо, по его мнению, оказывается наиболее точным, справедливым, описанием как опасности, так и красоты восстановившихся способностей Джеймса. Фрэнсис безмерно счастлив сидеть напротив тёзки Джеймса и наблюдать за доброжелательным, отеческим интересом, с которым Росс слушает. Всякий раз, как он встречается с Фрэнсисом взглядом, его улыбка становится шире, а глаза сверкают. Фрэнсис думает, не в первый раз и точно не без доли гордости, что Джеймсу подходит его имя. Он обладает той же непринуждённой уверенностью, что есть у Росса, той же ненарочитой манерой привлекать к себе внимание. Хвалить одного из Джеймсов — такое же удовольствие, как для них самих похвалу принимать, причём оба завладевают одинаковой степенью уважения и привязанности. А ещё, с мучительной болью думает Фрэнсис, Джеймс — единственное, когда-либо виденное им существо, которое может сравниться с Россом в красоте. — …и оно хотело, чтобы капитан Крозье поплавал вместе с ним, — говорит МакМёрдо, когда Фрэнсис отбрасывает эту болезненную мысль. — Забрался с ним прямо в воду. Мы, сэр, были рады, что он этого не сделал. Думали, тварь хочет его сожрать. Росс обращает свою сияющую улыбку на Фрэнсиса, чьё сердце замирает в груди. — Он может оказаться не такой уж лёгкой добычей, — говорит Росс. — Рассказывал он вам когда-нибудь, как плыл к «Гамадриаде» под градом пуль? Присутствующие выжидающе смотрят на Фрэнсиса, но тот качает головой. — У тебя эта история выходит лучше, — говорит он Россу. Говори за меня, Джеймс. В своих рассказах, как и во всём остальном, ты добрее ко мне, чем я сам — остаётся несказанным. Росс одаривает его нежной улыбкой, и делает одолжение. *** Когда Фрэнсис возвращается в свою каюту, час уже поздний, и скудная тьма южной ночи клубится в каждом углу. Он двигается тихо, стараясь не разбудить Джеймса; что, осознаёт он, бессмысленно, поскольку, судя по милому и тихому вопросительному звуку, Джеймс уже проснулся. Он ёрзает в своём бассейне. Вода вокруг него — чернильная тень, его бледное тело сияет ярко, как полная луна в полуночном небе. Он тянется к Фрэнсису, снова издавая тот же звук. — Тише, — отвечает Фрэнсис. Он слышит хрипотцу и надтрещинку в собственном голосе, следствие как времени, так и виски. — Засыпай. Джеймс манит его к себе. Фрэнсис замечает, что тарелка, стоящая на краю бассейна, нетронута, ужин не съеден. — Джеймс, — говорит он, озабочено хмурясь. Он подходит к бассейну, и опускается на колени рядом. — Ты не… Ты, что, заболел? Он протягивает руку, чтобы потрогать лоб Джеймса, проверить температуру. Он не находит ничего подозрительного, зато Джеймс в ответ на прикосновение издаёт тихий довольной звук. Когда Фрэнсис убирает руку, Джеймс берётся за рыбу. Он кусает сам, а затем отрывает маленький кусочек для Фрэнсиса. — Ах, — произносит Фрэнсис, когда Джеймс в прежней манере прижимает кусочек к его губам. — Это очень любезно, но я уже ел. Джеймс, тем не менее, настаивает, и Фрэнсис снова соглашается. Совершенно довольный, Джеймс расправляется с остатками своей трапезы, время от времени отдавая Фрэнсису маленькие лакомые кусочки. *** Когда «Террор» и «Эребус» начинают готовиться к отплытию, Фрэнсиса обуревает новый страх. Росс и без того откладывал их отбытие достаточно долго, снисходительно ссылаясь на интерес Хукера к разнообразию растительной жизни в здешних местах, как на причину задержки в этой тихой гавани. Это очень прозрачная уловка, но Фрэнсис ценит её, как и все прочие вольности, которые Росс ему позволяет. Но в конце концов они должны поднять паруса снова. Его волнует безопасность Джеймса, хотя, если судить по упражнениям последней недели, это пустые тревоги. В конце концов, это его дом, и он явно приспособлен к окружающей среде лучше, чем кто-либо другой в экспедиции. Однако, это та мысль, на которой он намеренно предпочитает зацикливаться — не годится исследовать другую, то ощущение, с которым сжимается его сердце при мысли, что, когда они отправятся в плавание, Джеймс останется позади, либо решив избавиться от компании Фрэнсиса, либо сочтя себя брошенным. — Следуй за нами, — говорит он Джеймсу, когда усаживает его утром на планширь. Джеймс, который в другой день к этому моменту уже нырнул бы в воду, спокойно разглядывает Фрэнсиса. — Если ты хочешь. Я буду рад. Сомневаюсь, что это старое корыто быстрее тебя. Ты можешь следовать за нами. Мы далеко не уйдём. Джеймс склоняет голову. Фрэнсис знает, что он не понимает слов. Возможно, если Фрэнсису повезёт, он поймёт суть. Но когда Джеймс ныряет за борт и, плавно рассекая воду, удаляется от «Террора», Фрэнсис вспоминает, что ему никогда не везло. *** Пробило восемь склянок, и Фрэнсис стоит на корме, его подзорная труба направлена на серую, бушующую воду. «Эребус» идёт впереди, прокладывая путь. В его кильватере нет и следа Джеймса. Фрэнсис убеждает себя, что это к лучшему. Но даже он сам замечает, что слишком резко складывает подзорную трубу, видит, как побелели костяшки пальцев на её деревянном корпусе. Тем не менее, Фрэнсис не может покинуть свой пост. Он пялится в воду, наблюдая как белая пена, поднятая кораблём, растворяется в холодном море. Вода бурная, что вряд ли необычно для этих мест, но гостеприимнее она от этого не становится. Фрэнсис уже стоит достаточно долго, чтобы люди с первой собачьей вахты успели проникнуться завистью к ужинающим внизу, когда раздаётся крик. Нет нужды кого-то оправлять, чтобы доставить ему новость. Фрэнсис оказывается на баке в мгновение ока. Матрос с восклицанием перегибается за борт, так низко, как только может. — Капитан! Капитан, смотрите! — кричит он, указывая на воду. К нему тут же присоединяются ещё трое. Один восхищённо свистит. Другой громко смеётся в неприкрытом восторге. — Сэр, посмотрите сюда! Рядом с «Террором» плывут четыре дельфина. Сперва ему кажется, что их пять, но затем он узнаёт струящийся вымпел из тёмно-каштановых волос и красоту, далеко превосходящую обаяние любого скромного животного, и наблюдает за тем, как легко Джеймс выдерживает темп корабля. Впереди Фрэнсис видит Росса, наблюдающего за происходящим в подзорную трубу. Он машет, но Росс ему не отвечает. Когда Джеймса поднимают на борт, и Фрэнсис подходит, чтобы взять его на руки, он ещё раз бросает взгляд вперёд. На корме «Эребуса» стоит маленькая фигурка, Росс всё ещё наблюдает. *** В течение недели у них устанавливается порядок. Джеймс теперь охотится сам для себя. Он уходит в море и всегда возвращается со свежей добычей. Поначалу, Фрэнсис с ума сходит от беспокойства — он боится, что Джеймс ещё недостаточно окреп, что его раны могут вновь открыться и отправить его на дно, что, когда они будут под парусами, он не сможет догнать «Террор», что его поймает и съест какая-нибудь огромная морская тварь. Как оказалось, Джеймс и есть такая огромная морская тварь. Он намного быстрее «Террора» и свирепее морского леопарда. С ним не связываются даже косатки. Сердце Фрэнсиса замирает, когда он в первый раз видит, как они окружают Джеймса. И хотя киты, похоже, пребывают в нетерпении, они явно не собираются причинять Джеймсу вред. Они скорее похожи на игривых псов, воссоединившихся с любимым хозяином. Джеймс всегда возвращается невредимым, и никогда с пустыми руками. Аппетит у него зверский. Вначале он ловит разную мелочь. Разумеется, ему нравится рыба, но, к ужасу МакКормика, и пингвины тоже. Его добыча увеличивается в размерах до тех пор, пока, к изумлению Фрэнсиса, Джеймс не притаскивает домой взрослого тюленя Уэддела. Когда матросы поднимают его и его огромную добычу на борт, он тут же у трапа вгрызается в тушу. Когда ко всей этой ужасной сцене присоединяется стая морских птиц и буревестники бросаются в драку из-за остатков внутренностей, Фрэнсису приходится отправить тюленя в трюм. Несколько моряков стонут под весом добычи Джеймса, после того как Фрэнсис уносит его самого, грызущего ласту с весьма неприглядным видом. Этим тюленем Джеймс пирует несколько дней, бездельничая в своём бассейне, наевшийся до отвала и явно очень гордый своим охотничьим мастерством. Ему недостаточно того, что Фрэнсис просто хвалит его как способного охотника. Он настаивает также, чтобы Фрэнсис разделял с ним его добычу. Он плещется и бьёт хвостом, пока Фрэнсис не соглашается присоединиться. Фрэнсис учится получать удовольствие от вкуса сырой рыбы, даже смаковать лучшие куски тюленины, всё ещё тёплые после недавней кончины. И, хотя он категорически отказывается есть пингвинов, Джеймс доволен до тех пор, пока он позволяет кормить себя всем остальным. Очевидно, что место Джеймса в море. Фрэнсис это знает. Каждый раз, когда Джеймс исчезает среди волн, Фрэнсису кажется, что он видит его в последний раз. Тем не менее, каждый день он возвращается к «Террору», и матросы поднимают его на борт и в объятия Фрэнсиса. Бывают даже дни, когда он вовсе не уходит в море; иногда он довольствуется своим бассейном или загорает на пустой бочке возле трапа. Но как бы он ни проводил дни, ночью он возвращается к Фрэнсису. К Фрэнсису, который, кажется, единственный заслужил расположение Джеймса. Это идёт настолько в разрез с обычным положением вещей, что Фрэнсис бы рассмеялся, не будь правда такой жалкой. И, по мере того как Джеймс продолжает становиться сильнее, он становится всё более требовательным, ясным в выражении своих желаний и злобно раздражительным, если им не подчиняются незамедлительно. При условии, что члены команды продолжают оказывать почтение, они могут рассчитывать в лучшем случае на надменное безразличие Джеймса. Но бывают моменты, когда даже самые покладистые из них вызывают его гнев. Именно это происходит в одно утро под конец недели. Джопсон как обычно пришёл, чтобы побрить Фрэнсиса. Джеймс поначалу дремлет, очевидно, всё ещё сытый вчерашним уловом и довольный безделием в своём бассейне. Фрэнсису всегда нравился этот ритуал. Джопсон, способный на почти пугающе быструю эффективность, когда это нужно, никогда не торопится с этим делом. Прежде чем взять бритву, он медленно и тщательно намыливает лицо Фрэнсиса, следя за тем, чтобы ни единый участок кожи не остался без внимания. Он водит лезвием длинными и плавными движениями, его рука легче чем у художника, ловчее чем у хирурга. Фрэнсис часто не может сдержать улыбку, при виде того, как он смотрит вдоль лезвия с той же сосредоточенностью, с какой смотрят на врага поверх ножен; Джопсон каждый раз оказывается вынужден напоминать ему, чтобы он сдерживал своё веселье. Сегодня, однако, Джопсону едва удаётся сделать всего несколько движений, как недовольство выказывает другая сторона. Джопсон останавливается, и они с Фрэнсисом оборачиваются к бассейну. Джеймс проснулся и щебечет. Пристально глядя на Фрэнсиса, он мечется в своём бассейне. Фрэнсис не уделяет этому достаточного внимания, и жалобы становятся громче. — Сэр? — Всё в порядке, Джопсон, — говорит Фрэнсис. — Джеймс… Джеймс, в чём дело? Джеймс, оскалив зубы, шипит на Джопсона. Последний, к своей чести, не вздрагивает. Фрэнсис, тем не менее, очень мягко упрекает Джеймса и пересаживается так, чтобы оказаться между ним и Джопсоном. — Я думаю, сэр, — замечает Джопсон, откладывая бритву на ремень, — ему может казаться, что я пытаюсь вам навредить. Едва ли в этом есть смысл. В конце концов, Джеймс много раз видел, как Джопсон бреет Фрэнсиса. Тем не менее, Фрэнсис наклоняется вперёд и спрашивает: — Это так? Джеймс тянется к его руке. Фрэнсис позволяет ему её взять. Джеймс переводит взгляд с Фрэнсиса на Джопсона и сжимает ладонь Фрэнсиса. — Он не причинит мне вреда, Джеймс. Я, знаешь ли, доверяю ему свою жизнь. Фрэнсис почти чувствует, как Джопсон раздувается от гордости. Джеймс, тем не менее, всё ещё смотрит на него с некоторым сомнением. В мгновение, когда Фрэнсис откидывается обратно, чтобы Джопсон продолжил свою работу, Джеймс снова начинает скулить. Его глаза устремлены не на бритву, а на человека, который её держит. — Возможно, будет лучше, если я пока буду заниматься этим сам, — говорит Фрэнсис, когда скулёж переходит в рычание. — Разумеется, сэр, — отвечает Джопсон, и Фрэнсис безмерно благодарен за то, что вестовой не стал настаивать. — Надоедливый зверь, — очень ласково говорит Фрэнсис Джеймсу, когда Джопсон удаляется, а он оказывается вынужден заканчивать дело сам, и в половину не так ловко, как вестовой. — Ты никогда не перестанешь чинить неприятности, верно? Джеймс одаривает Фрэнсиса зубастой улыбкой, прежде чем тот уходит наверх. *** Ещё одно новое требование появляется очень скоро. Вернувшись в каюту, Фрэнсис застаёт Джеймса за расчёсыванием волос, и в очередной раз задумывается над тем, насколько лучше его подарок подходит Джеймсу, чем той, которой изначально предназначался — не только потому, что её светлые пряди, какими бы прекрасными они не были, никогда не сравнятся с каштановыми локонами Джеймса, доходящими до самой талии. Джеймс щебечет в своём обычном приветствии, так что Фрэнсис идёт к своему письменному столу. Но тихий, вопросительный звук со стороны Джеймса, принуждает Фрэнсиса ещё раз обратить к нему свой взгляд, прежде чем сесть. Джеймс протягивает ему расчёску. Под взглядом Фрэнсиса Джеймс склоняет голову и приподнимает бровь. Это явная команда, отданная без слов и от того ещё более властная. Фрэнсис вздыхает и сразу же принимает у Джеймса расчёску, уже прекрасно зная, что его требованиям лучше уступать, когда это возможно, иначе он обречёт себя на получасовое нытьё и в итоге всё равно сдастся. Колени Фрэнсиса, в отличие от него самого, протестуют, когда он опускается на палубу позади Джеймса. Джеймс, тут же обернувшись, перебрасывает волосы через бортик бассейна и улыбается через плечо. — Тебе, мой мальчик, — говорит Фрэнсис, собирая его волосы одной рукой и поднимая расчёску другой, — повезло, что у меня так много сестёр. Однако, ни у одной из сестёр Фрэнсиса нет таких длинных волос. За последние месяцы они отрасли даже больше, так что Фрэнсису приходится уложить их концы на свои бёдра, чтобы они не спадали на палубу. Расчёсывать их — изрядное предприятие, даже несмотря на то, что они тщательно ухожены. Фрэнсис задаётся вопросом, как Джеймс следит за ними в своей естественной среде — представляет его устроившимся на скале и расчёсывающимся рыбьими костями. Ещё он думает о том, как сирены из легенд завлекают мужчин на смерть, расчёсывая волосы и напевая; вздрагивает при мысли о том, как легко поддался бы Джеймсу, реши тот заманить его подобным образом. Как бы то ни было, Джеймс занимался этим так долго, что Фрэнсису уже почти не нужно его расчёсывать. Но Джеймс лежит у бортика бассейна, издавая тихие довольные звуки, пока Фрэнсис работает. К тому времени, когда Фрэнсис заканчивает прочёсывать его волосы от корней до кончиков, Джеймс почти мурлычет. — Быть может, — говорит он Джеймсу, — нам стоит что-нибудь сделать, чтобы сохранить их в порядке, а? Джеймс поворачивается к нему, но не выказывает протеста, так что Фрэнсис разделяет его волосы на три равные части и принимается плести. Он молча благодарит своих сестёр за то, что они научили его заплетать хотя бы простую косу. Он продвигается медленно, и стремление к аккуратности можно обвинить в этом только отчасти. В конце концов, однако, он достигает кончиков волос Джеймса и уходит за тряпкой, от которой отрывает полоску, чтобы завязать косу. — Вот так, — говорит Фрэнсис, снова усаживаясь позади Джеймса и укладывая косу ему на плечо. — Не так уж и плохо, по-моему. Джеймс протягивает руку, чтобы погладить косу, как сперва кажется Фрэнсису, но вместо этого он кладёт её поверх ладони Фрэнсиса. Фрэнсис совершенно недвижим, пока Джеймс целует сначала его запястье, потом основание большого пальца, затем прижимается к его ладони лицом. Когда дверь открывается, являя Джопсона с чайным подносом в руках, Фрэнсис отнимает руку и уходит в свою каюту, чтобы заняться журналом «Террора». Всё это время он чувствует на себе взгляд Джеймса. *** Во сне руки Фрэнсиса целует другой Джеймс. Это пьянящая, смутная фантазия о Россе в парадной форме, чья сверкающая золотая тесьма меркнет в сравнении с блеском его волос и алмазным сиянием глаз. Фрэнсис, должно быть, тоже облачён в парадное, потому что, когда Росс поднимает его руку, он снимает с неё белую перчатку. Он целует кончики пальцев Фрэнсиса, затем переворачивает его ладонь, чтобы поцеловать уже тыльную сторону каждого из них. Его губы мягки, как бархат, даже мягче, чем Фрэнсис мог себе представить, а мимолётные прикосновения его языка, высовывающегося, чтобы попробовать кожу Фрэнсиса, жгут как тавро. Росс улыбается, когда Фрэнсис произносит его имя, и галантно целует его руку, словно рыцарь перед благородной дамой. Фрэнсис снова зовёт его по имени, и улыбка становится шире. Он тянет Фрэнсиса за руку, и Фрэнсис чувствует, как закрываются его глаза, когда они сталкиваются, и в этой размытой, опьяняющей, логике сна, он ощущает желание Росса, неподатливое давление его члена, и собственное, ничуть не уступающее… Когда Фрэнсис открывает глаза, он оказывается в руках уже не Росса, но другого Джеймса. Его сон объединил обоих — этот Джеймс стоит на двух ногах и одет в форму Росса. Но, наклоняясь, чтобы поцеловать Фрэнсиса, он улыбается своей собственной улыбкой. Фрэнсис просыпается, хватая ртом воздух, его рубашка промокла от пота, а член твёрдый до боли. Не задумываясь, он берёт себя в руку и принимается дрочить в яростном, отчаянном ритме. Он кончает с именем Джеймс на губах. *** Когда на следующее утро Фрэнсис сигналит на «Эребус», запрашивая доклад о состоянии льда, с отчётом прибывает Росс собственной персоной, и это кажется особенной жестокостью. По крайней мере, Фрэнсис рад, что, к тому моменту, когда Росс поднимается на борт и с улыбкой, способной посрамить полуденное солнце, пожимает его руку, он уже успел проводить Джеймса в море. Они пьют кофе в большой каюте, и Фрэнсис получает гораздо больше, чем простой отчёт о льдах. Росс улыбается, рассказывая избранные сплетни, особенно отмечая медленное, но верное превращение каюты Хукера в оранжерею. Когда Фрэнсис предоставляет Россу для ознакомления судовой журнал «Террора», тот нависает над плечом Фрэнсиса, водя по тексту кончиками пальцев. — Подумать только, ¬— говорит он, — мои руки теперь дрожат так сильно, что даже эти каракули разборчивее моих. Фрэнсис едва сдерживается, чтобы не взять эту руку и не успокоить её поцелуем. Как бы то ни было, когда Росс усаживается обратно на своё место, Фрэнсис одаривает его улыбкой. — Пару недугов, несомненно, можно простить, — говорит он наконец, указывая на журнал. — Если учесть, чего ты достиг. — Чего мы достигли. На мгновение между ними воцаряется тишина. — Лето кончается, — говорит Росс. Они оба знают, что Фрэнсис в курсе. — Пришло время подумать о возвращении домой. Дом. Теперь его сложно представить. Росс, разумеется, будет рад, потому что для него дом означает свадьбу и, если подозрения Фрэнсиса верны, посвящение в рыцари. Фрэнсис хотел бы разделить его энтузиазм, но возвращение в Англию не принесёт ему ни жены, ни титула, и, в добавок, лишит самой пылкой любви. Поэтому Фрэнсис рассеяно кивает и повторяет: — Домой. Они выходят на палубу час спустя и обнаруживают, что Джеймс вернулся и занял своё обычное место рядом с трапом. Но сегодня он не просто загорает на солнце. Он притащил домой тюленя, а матросы подняли его на борт, и теперь он ест его сырым, терзая руками и зубами. Команда по большей части его игнорирует. Моряки с «Террора» к нему привыкли. Но с «Эребуса» — нет, и рулевой Росса посматривает на него с чрезвычайной настороженностью. Заметив Фрэнсиса, он машет хвостом; заметив Росса, он растягивает губы в кровавой ухмылке. Его лицо, шея и грудь покрыты кровью, но выражение лица становится ласковым, когда они подходят ближе, и он тянется к Фрэнсису, протягивая ему кусочек тюленьего мяса. — Нет, спасибо, — говорит Фрэнсис, опуская руку Джеймса. Джеймс хмурится, но кладёт мясо себе в рот. Он продолжает трапезу, в то время как Фрэнсис прислоняется к планширю рядом с ним. Росс, имеющий все основания опасаться существа, в данный момент свежующего тюленя голыми руками, встаёт по другую сторону от Фрэнсиса. — Ты думаешь, он отправится с нами? Домой, я имею в виду? Фрэнсис поворачивается, чтобы посмотреть на Джеймса. Тот улыбается ему. — Я об этом не думал, — лжёт Фрэнсис. Судя по понимающему взгляду Росса, тот раскусил ложь. Он тянется, чтобы сжать плечо Фрэнсиса, и выглядит так, словно собирается что-то сказать, но останавливается, заметив, что Джеймс предлагает Фрэнсису ещё один кусочек мяса. Когда Фрэнсис демонстративно игнорирует этот жест, Джеймс, издав тихий недовольный звук, фактически хватает Фрэнсиса за челюсть и запихивает мясо ему в рот. — Боже милостивый, — произносит Росс, глядя как жуёт Фрэнсис. — Он… Часто он это делает? Фрэнсису не хочется признавать, но в последнее время он позволяет Джеймсу кормить себя каждый день. — Время от времени, — отвечает он с набитым ртом. С некоторым трудом проглатывает и утирает лицо тыльной стороной ладони. — Мне кажется, он боится, что я недостаточно хорошо питаюсь. Он презирает нашу еду. Росс смеётся тем серебристым смехом, за который Фрэнсис его любит. — Ну, с голоду ты не помрёшь, старина, — говорит он, и тычет Фрэнсиса в живот. Фрэнсис тоже смеётся, пока до его слуха не доносится приглушённое рычание. Они с Россом оборачиваются, и видят, что Джеймс оскалил на Росса свои окровавленные клыки. — Джеймс, — тихо говорит Фрэнсис. — Хватит. Джеймс, свирепо глядя на Росса, отрывает от тюленьей туши кусок мяса и принимается яростно жевать. — Я не уверен, — говорит Росс тоном, подразумевающим, что он совершенно уверен, — что я ему нравлюсь. — Он не привык к тебе, — Фрэнсис пытается найти любое объяснение, кроме очевидного. Росс кивает. Через мгновение, ему, кажется, приходит в голову что-то ещё. — Разве это не тот вид, который мы открыли? — спрашивает он, указывая на добычу Джеймса. Фрэнсис знает его достаточно хорошо, чтобы уловить тень нервозности в голосе. — Который мы назвали «тюленем Росса»? Ты думаешь, он об этом знает? Фрэнсис в этом сомневается, но всё же злость, с которой Джеймс наблюдает за Россом, ни с чем не спутаешь. *** Как можно лучше объяснить Джеймсу, что такое дом — обязанность Фрэнсиса. Возможно, то, что Джеймс почти не знает человеческого языка — благословение, потому что Фрэнсис никогда не владел даром слова. Тем не менее, ему требуется целых три дня, чтобы подступиться к задаче. Наконец, в сумерках очередного, всё удлиняющегося, вечера, Фрэнсис пододвигает свой стул к бассейну Джеймса и усаживается. Джеймс немедленно замечает, что в поведении Фрэнсиса есть что-то особенное. Он тут же поворачивается к Фрэнсису, протягивая ему руку через бортик бассейна. Фрэнсис решает, что лучше этого не позволять, и откидывается на спинку стула. Чем зарабатывает хмурый взгляд, от которого отмахивается. — Я должен сказать тебе кое-что важное, — сообщает он Джеймсу. Его тон, по-видимому, понятен, потому что Джеймс опускает руку и смотрит на Фрэнсиса спокойным, хотя и настороженным, взглядом. — Я приложу все усилия, чтобы быть понятным, но прошу тебя проявить терпение, — продолжает он. Хотя Джеймс не кивает, его смягчившийся, наполнившийся лаской взгляд служит достаточным ответом. Фрэнсис некоторое время обдумывает слова. Заготовленная им речь кажется банальной, незначительной, поверхностной. Он поправляет манжеты; открывает рот, чтобы заговорить, но закрывает снова; глубоко и хрипло вздыхает. Тогда Джеймс издаёт тихий, милый звук, и тянется, чтобы похлопать Фрэнсиса по колену. Итак, Фрэнсис отодвигает стул в сторону, устраивается на палубе рядом с ним, и начинает как умеет. — Хоть ты, может, здесь и процветаешь, мы так не можем, — говорит он. — Лёд возвращается, и мы должны уйти, потому что иначе мы окажемся в западне, а это может оказаться смертельно. Джеймс терпеливо слушает, изучая его внимательным, немигающим взором. — Я… ценил твоё общество, — говорит Фрэнсис. Улыбается Джеймсу, и тот одаривает его улыбкой в ответ. — Могу только надеяться, что моя компания тоже не была слишком скучной. Теперь Джеймс моргает, медленно, неторопливо взмахивая ресницами. Мгновение Фрэнсис может только смотреть. — Мы отправимся домой. Далеко, — говорит он, собираясь с духом. — Возможно, слишком далеко, чтобы ты мог плыть с нами. Хотя я наслаждался… Хотя мы были отличными товарищами, продолжать это неразумно. Для тебя будет безопаснее остаться здесь. Джеймс просто склоняет голову. Фрэнсис кладёт руку себе на грудь, потом указывает в сторону. — Я, — говорит он. — Фрэнсис. Уйду далеко. Джеймс в ответ издаёт тихую трель. Возможно, изъяснения Фрэнсиса оказались понятны, так что он продолжает. — Ты, — говорит он, указывая на Джеймса. — Будешь в большей безопасности, если останешься. Джеймс снова склоняет голову, поворачивая её так и этак. Фрэнсис вздыхает и пробует снова. — Ты не понаслышке знаешь, что мы не очень-то добры к тем, кого не понимаем, — говорит он, указывая на шрам на боку Джеймса. — Это меньшее из того, что мой вид делал с жителями земель, которые открывал. Если ты пойдёшь со мной, с нами, с тобой будут плохо обращаться, так что ты должен, тебе следует, остаться. И если ты увидишь в этих водах другой корабль, держись от него подальше. Джеймс поднимает руку, тянет её к Фрэнсису, и снова выводит трель. — Дом, — говорит он, и, когда Джеймс шевелится при этом слове, он его повторяет. — Это твой дом. А я должен вернуться к своему. Джеймс, дёрнув хвостом, словно раздражённая кошка, расплёскивает воду. Хмурится. — Дом, — повторяет Фрэнсис и прижимает ладонь к груди Джеймса. — Это твой дом. Он уже собирается убрать руку, но Джеймс, поймав её, крепко сжимает. Фрэнсис пытается забрать руку, но Джеймс держит ещё крепче. Он издаёт похожий на рычание звук, и Фрэнсис чувствует отголосок под пальцами — тихая мелодия виолончели, сопровождающая быстрый барабанный бой его сердца. — Джеймс… Джеймс, приподняв губу, обнажает свои жуткие клыки. Его глаза почти чёрные. Фрэнсис должен вырваться из его хватки. Он предпринимает только слабый, нерешительный рывок, и Джеймс легко удерживает его на месте. — Джеймс… Джеймс шипит и толкает руку Фрэнсиса вниз, в бассейн. — Что, бога ради… — начинает он, но в его ладони оказывается знакомая тяжесть. Фрэнсис недоверчиво опускает взгляд, но то, что он сейчас держит, ни с чем не спутаешь. В руке Фрэнсиса твёрдый, текущий член. Длинный и гордый, он явился из узкой щели на нижней стороне хвоста Джеймса. По форме он в точности напоминает человеческий орган, хоть и окрашен в тот же белый, как кость, цвет, что и окружающая плоть. За исключением головки, которая имеет более тёмный серый оттенок в той же манере, в какой головка Фрэнсиса имеет более тёмный розовый. — Джеймс… Джеймс игнорирует возражения Фрэнсиса. Он издаёт низкий мурлыкающий звук, перехватывает ладонь Фрэнсиса и принимается водить ею вниз и вверх по стволу; в тот момент, когда большой палец Фрэнсиса касается головки, его глаза закрываются и он откидывает голову со сладким стоном. — Джеймс, — снова произносит Фрэнсис. Он подразумевает это как предостережение, но при звуках его голоса Джеймс хмурится и стонет снова. Его рука принуждает Фрэнсиса взять более быстрый темп. — Джеймс, что ты… Теперь рука оказывается на челюсти Фрэнсиса, Джеймс хватает его и крепко целует, и, о, поцелуй из сна просто бледнеет по сравнению с тем нападением, которому Фрэнсис подвергается теперь! Язык Джеймса тут же проскальзывает в рот Фрэнсиса, влажный, горячий и слегка солоноватый. Когда Фрэнсис отстраняется, чтобы перевести дыхание, Джеймс лижет его нижнюю губу. Когда Фрэнсис приоткрывает губы, Джеймс снова проталкивается внутрь, и стонет при этом так, будто рот Фрэнсиса — лучший деликатес, который ему доводилось пробовать. Таким образом, Фрэнсис сдаётся перед этим натиском. Джеймс рычит, явно довольный, и, прихватив нижнюю губу Фрэнсиса зубами, отпускает его лицо, чтобы сжать переднюю часть брюк. — Иисусе… — выдавливает Фрэнсис, его бёдра непроизвольно дёргаются, вжимая твёрдый член в ладонь Джеймса. Джеймс отстраняется, чтобы посмотреть вниз; когда он снова поднимает взгляд, на его губах играет хищная ухмылка. — Боже, Джеймс, это… Одной рукой всё ещё сжимая член Фрэнсиса, другой Джеймс хватает его за воротник. Он успевает наполовину затащить Фрэнсиса в воду, прежде чем тот, осознав замысел, начинает сопротивляться. Джеймс сразу же замирает. — Минуту, — говорит он. — Одну минуту, Джеймс. Прежде чем Фрэнсис успевает передумать раздеваться и забираться в бассейн, чтобы совершить несколько противных уставу действий, он отпускает член Джеймса и, откинувшись назад, усаживается на пятки. Сначала Джеймс недовольно хмыкает, но, когда Фрэнсис начинает расстёгивать жилет, звук переходит в одобрительное мычание. — Тебе может не понравиться то, что ты увидишь, — предупреждает он Джеймса. — Я… Ну, я не такой как ты. Сколько бы Джеймс ни понял, заявление, по-видимому, не умаляет его интереса. Он, похоже, даже приходит в нетерпение от того, что принимает за безделье — тянется сколько может, пытаясь царапнуть седалище брюк Фрэнсиса. Фрэнсис, который видел, как Джеймс голыми руками вспарывает крепкую тюленью шкуру, отступает, чтобы спасти свою одежду от нетерпеливых пальцев. Он расстёгивает пуговицы на манжетах, когда слышит громкий всплеск — поднимает голову и видит, как Джеймс в неприкрытом раздражении хлещет по воде хвостом. Поймав взгляд Фрэнсиса, он нетерпеливо манит его. — Я знаю, приятель, — говорит Фрэнсис. Взгляд Джеймса тёмный и голодный. Фрэнсис очень отстранённо задумывается, собираются его поцеловать или сожрать. Странно, удивительно необычно, когда тебя так воспринимают. — Я иду. Полегче. Полминуты, которые требуются Фрэнсису, чтобы раздеться, кажутся вечностью. Он бросает свою одежду кипой на палубе и осторожно делает шаг к Джеймсу. Вдруг понимает, что дрожит. Руки Джеймса оказываются на нём прежде, чем он успевает забраться в бассейн. Сначала тот касается бёдер Фрэнсиса, проводит пальцами по мягким волосам. Его ладони поднимаются выше, когда Фрэнсис ступает в воду, он запускает пальцы в завитки у основания члена Фрэнсиса. Он слегка тянет за них, улыбаясь ворчанию, полученному в ответ. Фрэнсис сначала беспокоится, что Джеймсу станет противно, что тот сочтёт его странным, мохнатым созданием. В конце концов, у самого Джеймса нет волос, за исключением тех, что на голове. У него даже борода не растёт. Но исследующие руки Джеймса тянутся выше, пока Фрэнсис не опускается на колени в воде рядом с ним. Он снова издаёт странный звук — снова это мурлыканье, тихое урчание довольного создания — когда проводит пальцами по волосам на груди Фрэнсиса. Фрэнсис устраивается рядом, уперевшись спиной в бортик бассейна, а Джеймс продолжает своё исследование. Он картографирует тело Фрэнсиса, как Фрэнсис прокладывает курс на карте; тщательно, прилежно и с большим интересом. Наибольшее внимание уделяется нетерпеливому члену Фрэнсиса, который, не сдав из-за прохладной воды, остаётся горячим и твёрдым, как грёбанная раскалённая кочерга. Джеймс играет с ним так, словно никогда прежде не видел ничего подобного – щекочет пальцами от основания до головки, водит подушечкой по щели. — Дразнишь, — ворчит Фрэнсис. Джеймс, не понимая, наклоняет голову к члену Фрэнсиса и что-то бормочет в знак одобрения, а потом опускает руку ниже и обхватывает яйца Фрэнсиса. Он нежен с ними, перекатывает их на ладони с ловкостью, которая Фрэнсиса приятно удивляет. — Нравится то, что ты видишь, а? — спрашивает Фрэнсис. Его голос дрожит, чуть менее уверенный, чем ему хотелось бы. Джеймса поднимает свои тёмные глаза, и Фрэнсис получает свой ответ. Джеймс целует Фрэнсиса сначала в плечо (даже слегка прикусывает, так что Фрэнсис ругается и шлёпает его), затем в шею (эти зубы — Фрэнсис вздрагивает, понимая, насколько уязвимо его горло перед этими прикрытыми клыками), и, наконец, ловит рот Фрэнсиса. Они целуются нежно, лениво, как двое возлюбленных, которых только что разбудил рассвет. Губы Джеймса мягкие и тёплые. Когда Фрэнсис отстраняется, Джеймс вздыхает, будто потеря рта Фрэнсиса — боль, которую невозможно описать; когда Фрэнсис наклоняется, чтобы поцеловать его щёки, нос, подбородок, закрытые глаза, он вздыхает снова. — Знаешь ли ты, — спрашивает Фрэнсис, отстраняясь, чтобы полюбоваться милым лицом Джеймса, — что ты самое прекрасное существо из всех, что я когда-либо видел? Джеймс хмыкает. Фрэнсис отчаянно желает, чтобы его поняли. Он обхватывает лицо Джеймса обеими руками, поглаживает большими пальцами скулы. — Красивый, — говорит он. Подносит подушечки больших пальцев ко рту Джеймса, его бархатно-мягким губам. — Ты… Ты понимаешь? Исходя из томного моргания длинных ресниц и того, как Джеймс притягивает Фрэнсиса для ещё одного поцелуя, Фрэнсис решает, что может и понимает. — Я так думал, — говорит Фрэнсис. Он ласкает длинную шею Джеймса, ощущая вибрацию, когда тот в ответ урчит от удовольствия. — С тех самых пор, как впервые тебя увидел. Интересно, что ты подумал обо мне. Рука Джеймса лежит на груди Фрэнсиса, лаская. Фрэнсис прижимается к нему, зная, что Джеймс чувствует бешеное биение его сердца. Джеймс утыкается носом в его волосы, глубоко вдыхая. — Джеймс, это… — Фрэнсис замолкает. Потом пытается снова. — Я… Ты и я… Джеймс поднимает голову и издаёт странный тихий звук. — Ты… — но, Господь милосердный, о чём Фрэнсис пытается спросить? Он, вместо этого, решает поцеловать Джеймса в лоб. — Неважно. Джеймс улыбается, очень мило, а потом в его глазах появляется блеск. Обнажив зубы в ухмылке, он снова тянется к члену Фрэнсиса. Знает ли он, что с ним делать? Член Джеймса только что был в руке Фрэнсиса, и они достаточно похожи, но возможно… но затем Джеймс опускает голову и берёт Фрэнсиса в рот, и, о, да, он определённо знает, что делать. Он погружается под воду, принимая Фрэнсиса так глубоко, как может. Фрэнсис, однако, принадлежит к числу одарённых мужчин, поэтому Джеймсу приходится обхватить основание рукой, поглаживая то, что не помещается в рот. — Господь милосердный… Джеймс принимается усердно сосать, внимание его рта достаётся головке Фрэнсиса, а его руки — стволу. Не осталось ни ленивой игривости, ни дразнящей медлительности. Его рот горячий, и Фрэнсис полностью подчиняется его всепоглощающему рвению. Он вспоминает о клыках Джеймса, но сейчас на них нет и намёка. Джеймс берёт его со всей жадностью фанатика, принимающего Евхаристию: охотно, радостно, но с благоговейной алчностью. Проходят минуты, и с каждой Фрэнсис ожидает, что Джеймс вынырнет, но, опять же, он видел, как Джеймс проводил под водой по пол часа к ряду. Безусловно, Фрэнсис кончит до того, как ему понадобится воздух. — Боже, как хорошо… — выдавливает он. Джеймс начинает тереться своим твёрдым членом о ногу Фрэнсиса; Фрэнсис снова хочет почувствовать его в своей ладони, хочет отсосать с тем же усердием, с каким Джеймс сейчас ублажает его, хочет, чтобы Джеймс трахал его в задницу, пока он не кончит. — Ты, великолепное, чёрт возьми, создание, ты… Когда Джеймс отстраняется, чтобы лизнуть головку фрэнсисова члена, и бёдра Фрэнсиса вздрагивают, его довольное урчание отдаётся рябью по поверхности воды. — Чёрт, о, чёрт побери, Джеймс… — выдыхает Фрэнсис, надеясь, что Джеймс поймёт его пыл, если не сами ругательства. Волосы Джеймса, до того развевавшиеся в воде, теперь собрались на бёдрах Фрэнсиса. С каждым движением его головы они скользят туда и обратно по разгорячённой плоти Фрэнсиса, шелковистое прикосновение, почти такое же приятное, как скользкий жар его рта. Фрэнсис отводит их назад, чтобы видеть Джеймса под водой. Выражение его лица исполнено восторга, словно в мире нет ничего лучше, чем поклоняться члену Фрэнсиса. Зрелища его члена, скользящего внутрь и наружу из этого прекрасного рта, так жаждущего доставить ему удовольствие, быстро становится слишком много, и Фрэнсис вот-вот… — Джеймс, Джеймс, хватит, — произносит он. Он стонет, его бёдра непроизвольно дёргаются. — Джеймс, я… Я спущу тебе в рот, ты… Фрэнсису приходится на самом деле схватить Джеймса за волосы и стащить его прочь. Джеймс уступает очень неохотно, скулит, пока Фрэнсис судорожно хватает воздух, чтобы успокоиться. — Хочу тебя обнять, милый, — говорит он, когда Джеймс, вскинув голову, снова скулит, и тянется к члену Фрэнсиса, — прижать тебя. Фрэнсис хлопает себя по груди — иди сюда — и Джеймс немедленно подчиняется команде. Он протискивается между ног Фрэнсиса и обхватывает руками его шею. Он ловит рот Фрэнсиса своим, и Фрэнсис готов поклясться, что чувствует на губах Джеймса собственный вкус. Фрэнсис обхватывает руками основание хвоста Джеймса, чтобы прижать их тела друг к другу. Член Фрэнсиса прижат к члену Джеймса, скользкий от слюны Джеймса и собственных выделений. Они скользят вместе, почти идеально. Фрэнсис немного отклоняется, чтобы в тот момент, когда они снова сливаются вместе, видеть, как хмурится прекрасное чело Джеймса и с его губ срывается пронзительный всхлип. Когда Джеймс начинает толкаться всё более отчаянно, Фрэнсис обхватывает ладонью их обоих. Другой рукой он подхватывает хвост Джеймса, чувствуя мощные волны, прокатывающиеся, когда Джеймс снова и снова толкается навстречу Фрэнсису. Фрэнсис — берег, а Джеймс — море, и они встречаются снова и снова, никогда полностью не расставаясь, никогда полностью не сливаясь. Темп Джеймса неистовый. Приоткрыв губы, он прижимается лбом ко лбу Фрэнсиса, тяжело дыша ему в рот. — Джеймс… Бог мой, Джеймс… Джеймс начинает дрожать, словно парус. Фрэнсис чувствует, как его собственное удовольствие растекается в животе, собираясь у головки. — Джеймс… Джеймс пронзительно стонет, опуская голову на изгиб шеи Фрэнсиса. Он, скулит, прикасаясь зубами к плечу Фрэнсиса. — Джеймс, ты хочешь кончить для меня? — спрашивает он. Джеймс отвечает коротким сдавленным визгом. Его глаза крепко зажмурены, его дыхание влагой оседает на коже Фрэнсиса. — Да, парень, да, — поощряет Фрэнсис. Он проводит руками по спине Джеймса, зарываясь пальцами в его волосы. — Давай, ради меня, ради меня… Джеймс издаёт тихий всхлип, отчаянный, полный нужды, а затем кончает горячими струями на пальцы Фрэнсиса. Тот чувствует, как Джеймс впивается в его шею, зубы вскрывают нежную кожу. Боль обостряет удовольствие Фрэнсиса до предела, вспарывает его. Крепко обхватывая оба их члена одной ладонью, и хватаясь за хвост Джеймса другой, Фрэнсис изливается, запрокинув голову и обнажив горло для Джеймса, и Джеймс кусает снова. Прежде чем Фрэнсис возвращается в своё тело, проходит, кажется, целая вечность, проведённая на отливе кульминации. Он прижимает Джеймса к груди, обеими руками обвив его тело, и Джеймс недвижим, за исключением того, что, уткнувшись лицом в шею Фрэнсиса, он зализывает оставленный укус. Когда Фрэнсис прикасается к этому месту рукой, он не находит крови. Тем не менее, Джеймс продолжает успокаивать и ласкать, пока не достигает какого-то удовлетворения и не кладёт голову Фрэнсису на плечо. Фрэнсис хотел бы что-нибудь сказать, что угодно из целого миллиона вещей, но знает, что Джеймс не поймёт ни одну из них. Так что он позволяет молчанию Джеймса растянуться между ними, погрузить их в тишину, а затем в сон. *** Фрэнсис не уверен, как ему удаётся проспать так долго в его-то возрасте и в такой неудобной позиции, но первым просыпается Джеймс. Он знает это, потому что его будит не колющая боль в шее или занемевшие ягодицы, а настойчивые ласки любовника. — Чт… — сонно начинает он, оценивая время по тусклому свету, только начинающему пробиваться в кабину. Значит, ещё рано. — Джеймс… Джеймс хмыкает, явно довольный, что слышит своё имя. Он снова оказался между ног Фрэнсиса, потирается своим очень твёрдым членом о мягкую кожу на изгибе фрэнсисова бедра. Это доходчивая и совершенно бесстыдная демонстрация. Джеймс улыбается без тени смущения, продолжая использовать тело Фрэнсиса для собственного удовольствия. Какие бы сомнения не испытывал Фрэнсис, он не может противостоять силе желания Джеймса. Если бы перекатываний хвоста было недостаточно, ещё одним свидетельством послужила бы ухмылка, с которой Джеймс смотрит на него, и хаотичный, зубастый поцелуй, которым он занимает рот Фрэнсиса в качестве окончательного аргумента. — Тебе нравится, верно? — спрашивает Фрэнсис, потрясённый тем, что оказался способен на эту небольшую дерзость. Джеймс радостно стонет в ответ, и так громко, что Фрэнсис оказывается вынужден заставить его замолчать. Следующий звук, который Джеймс издаёт, оказывается приглушён изгибом плеча Фрэнсиса, и его член, уже весьма заинтересованный, полностью твердеет за полминуты. Лениво, медленно, Фрэнсис поглаживает себя. По мере того, как нарастает скорость движений Джеймса, увеличивает темп и Фрэнсис. Джеймс, кажется, не особенно торопится достичь финала, и Фрэнсис вполне готов растянуть этот путь вместе с ним. Ведь у них есть время. Время погладить кожу Джеймса, обласкать все те места, которыми он не успел насладиться. Фрэнсис восхищается плавным изгибом его шеи, поглаживает сухожилия там, где они натянулись. В ответ Джеймс поднимает подбородок, предлагая Фрэнсису своё горло. Он пользуется возможностью, чтобы оставить там маленькую метку, меньший, более бледный двойник укуса, запёкшегося на его собственной шее. Затем он оглаживает твёрдые плоскости груди Джеймса, ухмыляясь тому, как Джеймс дёргается, когда он задевает большими пальцами соски. — Приятно, да? — спрашивает Фрэнсис, а затем Джеймс начинает ощупывать его грудь, и он сам стонет в согласии. Фрэнсис выясняет, что особенно чувствительным является место на пояснице Джеймса, там, где его человеческое тело переходит в хвост. Он проводит большим пальцем вниз по плавнику, мягко щиплет его, и член Джеймса дёргается. Джеймс в ответ наклоняется вперёд и обхватывает ладонью яйца Фрэнсиса, слегка тянет, пока Фрэнсис не издаёт сдавленный стон. — Красивый, — говорит он Джеймсу, запуская ладонь в его волосы. Он тянет немного, и Джеймс скулит, побуждая сделать это снова. — Такой красивый. Вскоре ритм Джеймса сбивается и ускоряется. Фрэнсис следует его примеру, он сам недалёк от кульминации. Когда Джеймса начинает бить дрожь, Фрэнсису кое-что приходит в голову. — Подожди, — говорит он. Джеймс тут же останавливается. Хотя он скулит от неприкрытого разочарования, он позволяет Фрэнсису пересадить себя так, что оказывается животом кверху. Фрэнсис делает глубокий вдох и ныряет в бассейн. Он берёт головку члена Джеймса в рот и принимается усердно сосать, и этого достаточно, чтобы Джеймс взорвался, как спелый фрукт. Фрэнсис следует его примеру, проглатывая всё, выпивая удовольствие Джеймса, лаская его языком, пока лёгкие не начинают кричать в знак протеста, и ему не приходится вынырнуть на поверхность. Сделав несколько вдохов, и утерев с лица воду, он обнаруживает, что Джеймс смотрит на него. Его грудь вздымается, а волосы мокрые от пота и морской воды. Его глаза черны, как ночь. Он тянется вперёд и приглаживает мокрые волосы Фрэнсиса. — Фрэнсис, — улыбнувшись, произносит он скрипучим, неуверенным голосом. *** Происходит что-то странное. Настолько чуждое Фрэнсису, что ему требуется целых шесть дней, чтобы осознать, что именно. Фрэнсис счастлив. Он смеётся, когда впервые это осознаёт, и не от одной радости. Найти своё счастье в таком спутнике — это настолько в его духе. С иронией он обдумывает странную логику случившегося: в том, что он не мог найти любви ни с женщиной, ни с мужчиной, появляется смысл, раз уж он, по-видимому, предназначен для этого странного, чудесного, великолепного существа. Джеймс, похоже, доволен не меньше. Он ещё более требователен и властен, чем прежде, и ещё более обаятелен. Он довлеет над Фрэнсисом с такой энергией, что перед его преданностью отступает даже эта отвратительная, гнилая самоненависть, так глубоко укоренившаяся у Фрэнсиса в груди. Они крадут поцелуи в укромные мгновения, словно девушка и её наречённый жених, занимаются любовью в любой момент, какой им только удаётся урвать. Фрэнсис не упускает возможности сказать Джеймсу, как тот красив; Джеймс оставляет на коже Фрэнсиса столько любовных укусов, что тот больше не может позволять Джопсону помогать ему переодеваться или принимать ванну. Фрэнсис не думает о будущем, хотя ему следовало бы. Когда он обнимает Джеймса или ласкает его, он только и способен, что не плакать от чистого обожания. *** Восемь дней спустя, в один из этих долгих, затяжных вечеров ранней осени, Росс прибывает на «Террор». Они с Фрэнсисом тихо ужинают в кают-компании, уже после того, как отобедали офицеры. Это именно такой вечер, которого Фрэнсис хотел, сам того не осознавая; эта тихая, непринуждённая близость слаще летних вечеров. Они медлят над своим ужином, словно это самая лучшая еда. Росс, кажется, не хочет расставаться с Фрэнсисом — знакомое, хотя и загадочное положение дел. — Как на счёт пропустить по стаканчику на ночь, старик? — предлагает он, после того как Джопсон убирает тарелки, намекая, что их лимит гостеприимства уже исчерпан. — Всего по одной, и я отправлюсь на свою койку. — Замечательная идея. — Если никто не возражает, — говорит Росс, бросив многозначительный взгляд в сторону большой каюты. — Я так понимаю, он решил идти с нами. Фрэнсис кивает, хоть и дёргается от этого замечания, как рыба на крючке. Он старается не позволить своему беспокойству проявиться на лице. Пробормотав какие-то извинения, он ведёт Росса в большую каюту. Когда они входят, Джеймс поднимается из бассейна и тянется к Фрэнсису с ленивой, заботливой улыбкой. Когда он видит Росса, улыбка превращается в мятежный оскал, а сам он опускается за бортик. Заметив это, Росс смеётся, принимая виски, налитое ему Фрэнсисом. — Что я тебе говорил, Фрэнк? Я знал, что возникнут возражения. Фрэнсис может только надеяться, что Росс не догадывается и о половине из происходящего. — Прости, — говорит он. Пододвигает для Росса кресло, намеренно поставив его спинкой к Джеймсу, в надежде, что таким образом злобные взгляды последнего не будут настолько очевидны. — Обычно он не такой… Как я и говорил, он к тебе не привык. Это не извиняет его поведения. Прости, это всё очень… Фрэнсис садится напротив, и Росс сжимает его ладонь. — Хватит, Фрэнк. Достаточно. Улыбка Фрэнсиса натянута, как напряжённая мышца. — Разумеется, сэр. — Фрэнсис. — Разумеется, Джеймс. Из бассейна доносится тихое фырканье. Росс бросает на Джеймса не особенно довольный взгляд. — О, очень хорошо, — говорит он Джеймсу тоном, который смутил бы Фрэнсиса, если бы был обращён к нему. — Ты выразил себя совершенно ясно, мой дорогой друг. Я надолго не задержусь, и скоро каюта окажется в полном твоём распоряжении. Джеймс встречает взгляд Росса с такой же спокойной враждебностью. Он откидывает волосы, изгибы его патрицианских бровей и губ совершенно явственно выражают неодобрение. — Джеймс, — предупреждает Фрэнсис. Внимание Джеймса тут же переключается на него. — Веди себя прилично. Джеймс поворачивается к ним спиной, и Росс усмехается. — Знаешь, на какое-то мгновение мне показалось, что ты говоришь со мной. — Вздор, — отвечает Фрэнсис. — Я бы никогда не обратился к тебе в такой манере. Пытаться убеждать тебя вести себя прилично всё равно бесполезно. В этот раз Росс по-настоящему смеётся. — Брось, не так уж я и плох. — Что ж, прости меня, если так. Должно быть, это другой Джеймс Кларк Росс сиганул на отвесную скалу, потому что ему было мало просто положить на неё руку… — И другой Фрэнсис Крозье не раздумывая последовал за ним, — парирует Росс. Фрэнсису приходится отвести взгляд, когда улыбка Росса становится шире. — Джеймс, — задумчиво произносит Росс чуть погодя и качает головой. — Тебе следовало назвать его в свою честь. В конце концов, у тебя достаточно имён, чтобы поделиться. — По-моему, он не похож ни на Родона, ни на Мойру, — замечает Фрэнсис. Этим он зарабатывает ещё один смешок. — И, полагаю, наличие двух Фрэнсисов в одной каюте может сбить с толку. Два Крозье, может быть? — В прошлом мне не особенно удавалось делиться своей фамилией, — говорит Фрэнсис, обращаясь скорее к виски в своём стакане, чем к Россу. Росс протягивает руку и сжимает ладонь Фрэнсиса. — Это её потеря, Фрэнк. Надеюсь, ты это понимаешь. Любое разумное существо сумеет оценить тебя по достоинству. Как я, например. — Джеймс… — Оставь свою скромность, старик, — говорит Росс. Он поднимается и осушает свой стакан, Фрэнсис следует его примеру. — Кроме того, на твой счёт я доверяю мнению только одной женщины, и это мнение Энн. И ты знаешь, как страстно она тебя любит. Почти достаточно, чтобы заставить человека ревновать, в самом деле. Знаешь, она ведь заставила меня пообещать, что ты поселишься с нами. В Лондоне, после того как мы поженимся. Она совершенно непоколебима в этом вопросе. Росс упоминал об этом прежде. Фрэнсис, как и прежде, безмерно благодарен мисс Коулман за привязанность. — Я, безусловно, польщён её предложением. — К чёрту лесть, — отвечает Росс. — Ты примешь нас, Фрэнсис? Энн никогда мне не простит, если ты откажешься. Ты же не хочешь, чтобы она на меня злилась? Ты знаешь, какой у неё крутой нрав, если дать повод. — Хуже твоего? — Хуже, — ухмыляется Росс. — Скажи «да» и избавь себя от нашего объединённого гнева. Фрэнсис улыбается вопреки самому себе. Мысль о том, чтобы жить в Лондоне отвратительна; мысль о пребывании в компании Росса и его будущей невесты совершенно чудесна. Поэтому он кивает. — Да благословит тебя Бог, Фрэнсис, — говорит Росс. Он хватает Фрэнсиса за плечи, сжимая, пока тот не усмехается. — Мой дорогой старик. — Джеймс, — шепчет Фрэнсис, исполненный нежной благодарности. Росс использует свою хватку, чтобы притянуть Фрэнсиса ближе и поцеловать в лоб. — Я скучал по тебе в эти недели, Фрэнсис. Бессовестно с твоей стороны отстраняться от меня, зная, как мне не хватает Энн. — Прости. Это не нарочно. Росс улыбается. В полумраке его глаза бесцветны и прекрасны, как серебряная луна. — Я знаю. Но ты не должен отдаляться от меня. Я не смогу этого вынести. Фрэнсис кивает. С ещё одной, более сокровенной улыбкой, Росс наклоняется, чтобы поцеловать Фрэнсиса сначала в одну щёку, затем в другую. Когда он отстраняется, Фрэнсис наблюдает, как взгляд Росса спускается на его губы. Метеор мог бы проломить палубу над их головами, и Фрэнсис бы этого не заметил, не сейчас, когда Росс разглядывает его, склонив голову на бок и почти незаметно придвигаясь ближе, когда он смачивает губы кончиком языка и наклоняется ещё ближе. Вот почему Фрэнсис совершенно забывает о том, что Джеймс находится в каюте, пока позади них не раздаётся утробное рычание и Росса не вырывают из его рук. Джеймс, набросившийся на Росса со спины, затаскивает его в бассейн. Тревожный крик Росса обрывается бульканьем, когда Джеймс, перекатившись, оказывается сверху и толкает его под воду. Росс размахивает конечностями, но Джеймс явно намного сильнее. Зубы Джеймса оскалены, он издаёт ужасный звук — нечто среднее между визгом и рычанием, но намного более жуткое, чем то и другое. Фрэнсис слишком поздно понимает, что Джеймс пытается сделать. Джеймс пытается утопить Росса. — Джеймс! — Фрэнсис бросается в бассейн следом за ними. Он хватает Джеймса за руку, но тот не обращает на него внимания. Его губы растянуты в злой, смертоносной улыбке, обнажающей клыки. — Джеймс! Только обхватив грудь Джеймса руками и потянув изо всех сил, Фрэнсису удаётся ослабить его хватку. Джеймс сопротивляется ему и вполовину не так яростно, как Фрэнсис ожидал, и, к счастью, Россу удаётся вынырнуть на поверхность. Он выбирается из бассейна и валится на палубу с тошнотворным стуком, прежде чем отползти на безопасное расстояние. — Джеймс! Джеймс, хватит! — кричит Фрэнсис, когда Джеймс снова принимается рычать на Росса. Наконец, Джеймс затихает. Фрэнсис отпускает его и выбирается из бассейна. Он опускается рядом с Россом, но тот смотрит на него с таким выражением лица, от которого у Фрэнсиса всё внутри переворачивается. Во взгляде Росса читается не только гнев, но и предательство. — Ты… — Я должен повесить его на рее, — наконец выдавливает Росс. Он откидывает назад мокрые волосы и смотрит на Джеймса с выражением чистой ненависти. Фрэнсис едва ли может его винить. Джеймс, в свою очередь, просто показывает Россу зубы. — Убери его с корабля, или это сделаю я. — Джеймс, — молит Фрэнсис, но не тот поднимает голову и довольно мурлычет. Росс отвечает рычанием таким же волчьим, как белозубый оскал Джеймса. Фрэнсис наклоняется к нему, протягивает руку, но Росс отшатывается. — Сэр. Пожалуйста, это недоразумение, я не позволю этому повториться, он не понимает, что… — Крозье, оно пыталось меня убить, — выплёвывает Росс. — Избавься от него, пока я не передумал. *** Джеймс позволяет Фрэнсису себя поднять, хотя, конечно, может уловить смятение в том, как трясутся его руки. Когда по одной из щёк Фрэнсиса стекает слеза, Джеймс просто наклоняется, чтобы сцеловать её, издавая тихий звук утешения. — Сэр? — спрашивает Джопсон, когда Фрэнсис проходит мимо него по пути из большой каюты. Джеймс, склонивший голову на плечо Фрэнсиса, приветствует Джопсона взмахом хвоста. — Вольно, Томас. — Сэр, что… — Вольно, — повторяет Фрэнсис, стискивая зубы от слёз. — Есть, сэр, — с кивком отшатывается Джопсон. Фрэнсис выносит Джеймса наверх. Людей, приветствующих их по дороге, он игнорирует, отмахиваясь даже от МакМёрдо, вахтенного офицера. По дикому взгляду лейтенанта Фрэнсис понимает, что команда осведомлена по крайней мере о части случившегося. Ему остаётся только надеяться, что эти знания ограничены. В сумерках, в компании одного только плеска волн, Фрэнсис усаживает Джеймса на планширь левого борта, у миделя корабля. Отсюда Джеймс отправился в своё первое после ранения приключение; здесь же Фрэнсис провёл долгие часы, разглядывая волны в поисках мощного взмаха хвоста Джеймса. — Джеймс, — говорит он. Джеймс убирает руки с шеи Фрэнсиса и кладёт их ему на грудь. — Что ты… Кажется, спрашивать бессмысленно. — Капитан Росс не позволит тебе остаться. Он думает, что ты пытался его убить. Это так? Джеймс явно понимает, что Фрэнсис задал ему вопрос, но не отвечает. Он продолжает играть с пуговицами на сюртуке Фрэнсиса, что кажется достаточно хорошим ответом. — Теперь тебе придётся уйти, — говорит Фрэнсис. — Иначе он тебя повесит. То, что ты сделал — преступление. На корабле как ни где важно соблюдать закон. Он будет обязан тебя повесить, если ты останешься… Ты слышишь меня, Джеймс? Джеймс поднимает глаза, склоняет голову на бок. — Ты не можешь остаться. Не теперь. Джеймс склоняет голову в другую сторону. Рука, лежащая на груди Фрэнсиса, прижата к его сердцу. — Ты должен уйти. Иди, — говорит Фрэнсис. Он толкает Джеймса, который смотрит на него с замешательством, но не поддаётся. — Иди! Когда Фрэнсис снова пытается его толкнуть, Джеймс хватается за него, сжимает в ладонях лицо Фрэнсиса, проводит пальцами по его волосам. Он издаёт высокие срывающиеся звуки, каких Фрэнсис никогда прежде не слышал. Он пытается поцеловать Фрэнсиса, но Фрэнсис отшатывается в сторону; выражение лица Джеймса после этого ужасно. Фрэнсис упирается обеими ладонями в грудь Джеймса и толкает изо всей мочи. Джеймс с плеском падает в воду. На мгновение он исчезает среди волн. Вынырнув на поверхность, он принимается плавно скользить по волнам, легко выдерживая темп «Террора». Он снова издаёт тот же звук, поднимая над водой руку, протягивая её к Фрэнсису. Фрэнсис срывается на крик, голос его хриплый от слёз. — Уходи! — указывает он в сторону моря. Джеймс скребёт борт «Террора», пытаясь подняться по ступенькам. Фрэнсис сомневается, что ему это удастся. — Нет, Джеймс, ты… Иди, ты должен уйти! Он уже кричит, но Джеймс всё ещё следует за ними. Суматоха собрала аудиторию; снова МакМёрдо, рядом с ним Коттер. МакМёрдо вооружён мушкетом. — Сэр… Фрэнсис выхватывает мушкет из рук своего лейтенанта. Прицеливается и стреляет. Пуля с всплеском зарывается в воду рядом с Джеймсом. Он, вскрикнув, отпрядывает в сторону, но продолжает следовать за кораблём. Фрэнсис издаёт отчаянный крик и отбрасывает ружьё. Он хватает бочку, несколько недель служившую Джеймсу ложем на палубе, и швыряет в него. — Уходи! Убирайся! Я больше не хочу тебя видеть! Тот с лёгкостью уклоняется, погружаясь в волны. Вынырнув, он прекращает преследовать корабль. Но всё ещё смотрит на Фрэнсиса широко раскрытыми глазами. — Ты слышишь меня? Я больше не хочу тебя видеть! Не отводя от Фрэнсиса взгляда, Джеймс начинает петь. Тихая, заунывная мелодия разносится над волнами, и только вмешательство МакМёрдо и Коттера не позволяет Фрэнсису нырнуть в воду следом за ним. Потом, после того как они утаскивают его вниз, а Лайалл даёт ему настойку опиума, чтобы помочь уснуть, он всхлипывает в ответ на песню, которая до сих пор раздаётся в его ушах. *** Немногим менее трёх лет спустя сэр Джон Франклин устраивает встречу. — Ах, Фрэнсис, — говорит он, хватая Фрэнсиса за локоть, когда тот предпринимает вежливую попытку к бегству. — Есть один человек, которого я хотел бы представить. Коммандер Джеймс Фицджеймс, он присоединится к нам в нашем путешествии на север. Коммандер, это капитан Фрэнсис Крозье. Фрэнсис поднимает взгляд и встречает знакомую пару глаз. Его волосы короче, и ходит он на двух ногах, но глаза не спутаешь. Он протягивает руку; Фрэнсис пожимает её, чувствуя хватку тёплую и крепкую. — Очень рад, капитан Крозье. Его голос глубже, чем Фрэнсис ожидал, с надменной интонацией. — Коммандер Фицджеймс, — единственное, что Фрэнсису удаётся выдавить под взором этих глаз. — Вы, джентльмены, встречались прежде? — осмеливается ввернуть сэр Джон. Взгляд Фицджеймса непоколебим. — Нет, — говорит он сэру Джону. — Нет, сэр, я так не думаю. Его рука всё ещё в руке Фрэнсиса.