***
Светло-зеленые листочки решительно вытягивались к небу, поблескивая в лучах взошедшего солнца. По асфальту безостановочно стучала весенняя капель, собираясь в зеркально-чистые лужицы, отражающие голубое безмятежное небо. Но тут бурый камешек с размаху упал в воду, создав кучу брызг, и спрятался на дне под исказившимся, поделенным на тысячу осколков, отражением. — Ну вот, и куда ты его запульнул? — возмутилась маленькая черноволосая девочка, со слегка обгоревшей кожей и кучей родинок на руках и ногах. Фыркая, она уставилась на воду и попробовала ногой вытащить камушек, но, испугавшись за свою обувь, была вынуждена отступить. — Вот ты его и вытаскивай. Девочка обращалась к мальчику с густыми рыжевато-желтыми волосами и голубой радужкой глаз, по сравнению с которой зрачки казались непроглядными чёрными дырами. Мальчик постоянно шмыгал и сопел из-за насморка, пока догонял свою спутницу. — Я не виноват, что камень решил упасть в лужу, — буркнул он, подходя ближе. — Камень решил? Значит пусть он и решает вылезать обратно. Он же простудится, если будет долго лежать под водой… Что?.. — обиженно спросила девочка, когда друг посмотрел на неё как на идиотку. — Мы же достали этот камень из речки, вряд ли он замёрзнет в какой-то луже, — последовал задумчивый ответ. Через десяток долгих, тягучих секунд камень был на свободе. — Ура-а-а! Ты спас его! — закричала девчушка, когда мальчик великодушно подал ей бурого беднягу. — Теперь нужно вернуть его домой. — Домой? Ты хочешь, чтобы мы вернулись обратно на речку? — с выпученными глазами спросил он. — Конечно! Он уже соскучился по своим друзьям, нужно срочно вернуть его домой! — Даже у камня есть друзья… — едва слышно проворчал парнишка, но кивнул. — Ладно, пойдём. — А давай наперегонки? Кто первый добежит до поломанного мостика — тот победил! — задорно крикнула девочка, подскакивая. — Конечно ты первая добежишь, у тебя вон какие ноги длинные… — А я не виновата, что мальчики так медленно растут, — хихикнула она и без оглядки ринулась вниз по дорожке, поднимая тучу пыли. Мальчик несколько секунд задумчиво постоял, но затем решительно ринулся следом за своей подругой, встряхивая мокрые волосы. — Как ты думаешь, он уже встретился со своими друзьями и родственниками? — спросила девочка после того, как они закинули камушек куда-то вглубь реки. — Ты хочешь, чтобы я нырнул и проверил? — сердито спросил мальчик, топчась на месте. — Нет конечно! Я думаю он сам доплыл и теперь рассказывает всем своим друзьям-камням, как мы его спасли! — Может быть… — Парнишка немного помолчал, остановив взгляд на едва оттаевшей поверхности воды. — Почему другие дети не хотят со мной играть? — С чего ты это взял? — Потому что кроме тебя никто не общается со мной. Они как-будто… Избегают меня. Но разве я сделал что-то плохое? — Джеки, ты такой глупый, просто беда! — смеясь ответила девочка, потрепав его по голове. — Конечно они будут стесняться знакомиться с тобой, ведь ты такой хорошенький и миленький! — Я не миленький! — фыркнул он и дёрнул головой. — А как мне тогда найти друзей, если они стесняются со мной знакомиться? — Ну так ты первый подойди и поздоровайся с кем-нибудь. Скажи «Привет», спроси как дела. Они сразу подружатся с тобой, вот увидишь! У меня так всегда срабатывает. — Что-то не очень верится. — Ты что, забыл, что Джимми всегда права? Ты хотя бы попробуй, а там я тебе, так уж и быть, может, помогу. — Джимми снова потрепала волосы Джеки. — Ничего, потом вырастешь и поймёшь, что я всегда была права. Как говорил мой дядя: «Время идёт, кости удлиняются». Правда, по-моему, кости удлиняются только у меня. — Девочка сверху вниз посмотрела на мальчика. — Это мы ещё посмотрим! Я вот возьму, и специально тебе назло вырасту так, что ты больше не сможешь гладить меня по голове, как собаку. — Ой-ой-ой, так я тебе и поверила, Скамейски, — отмахнулась девочка и, развернувшись, побежала вдоль берега, показывая язык своему другу. Он тут же побежал следом за ней, распугивая пучеглазых стрекоз и утопая в слякоти, но при этом стараясь не сбавлять скорость и не отводить глаз от мелькающей тёмной фигурки. — Я слышала, что раньше наши предки верили, будто звёзды — это их умершие друзья, — пыхтя ответила Джимми, карабкаясь по скрюченному дубу, стоящему недалеко от опушки. — Может быть, Земля и правда центр вселенной, а новые звёзды — это просто души умерших людей? Поэтому звёзд так много. — Не городи чепухи. Слезай давай, я, вообще-то, поймал тебя, — обиделся Джеки и уставился на взбирающуюся на дерево Джимми. — А вот и нет! Ты же не дотронулся до меня, значит не поймал! — С этими словами она вскарабкалась на ещё одну ветку, продолжая показывать язык мальчику. — А если я в тебя камень запущу, то ты спустишься? — Не надо в меня никакие камни бросать! Я никуда не спущусь, пока ты не залезешь сюда! — Вот сейчас и проверим. — С этими словами Джеки стал рыскать вокруг дерева в поиске вещей, с помощью которых он смог бы припугнуть Джимми. Через несколько секунд он обнаружил её маленькую шляпку, которую та, по-видимому, оставила, когда взбиралась на дерево. — Эй, не трогай её! — заверещала девочка, когда головной убор оказался в руках мальчика. — Раз ты не хочешь спускаться, то я поиграю с твоей панамой в футбол. — С этими словами Джеки надел шляпку Джим себе на голову и потопал в направлении к опушке, где он, видимо, и собирался отпинать бедную панамку девочки. Быстрее белки Джиммка спустилась с дерева и стремительно погналась за Скамейски. Не успел парнишка и глазом моргнуть, как подруга прыгнула и перегородила ему путь, гневно хмурясь. Пока она возмущённо ругалась на него, он без сопротивлений подал ей панамку и не забыл хлопнуть по плечу. — Теперь я выиграл, — улыбнувшись ответил мальчик, довольно сощурившись. — Спасибо, что хоть не стал в меня камни швырять, — всё ещё недовольно хмыкнула Джимми и, напялив шляпку, засеменила по полянке. — Куда теперь пойдём? — Я тут недалеко муравейник видел, можем сходить посмотреть на него. — При этих словах глаза Джека будто засветились. — Ты серьёзно хочешь посмотреть на муравьёв? Ну, ладно, только если они покусают нас, виноват будешь ты. — Договорились. У меня как раз для них конфета есть. — Скамейски вытащил из кармана конфету в ярком зелёном фантике — это оказалась розоватая карамелька. — А может ты конфету лучше дашь мне? — Джеки отрицательно качнул головой. — Ну и пожалуйста. Только давай далеко не заходить, а то мы ещё заблудимся, и за нами пошлют спасательную операцию… — Бригаду. — коротко отозвался мальчик. — Операция это когда… — Отстань, зануда. Пошли уже. Джеки побрёл вдоль леса, выискивая глазами маленький подгнивший пенёк, в котором и расположилась тучка крошечных насекомых. Мальчик задумчиво смотрел за тем, как Джимми носилась вокруг него, подхватывая различные веточки или собирая шишки, и невольно улыбнулся, пряча глаза. Через некоторое время им всё-таки удалось найти тот небольшой муравейник, вокруг которого уже вовсю носились мурашки, работая над постройкой нового дома. Джек пару секунд раздумывал над чем-то и, встретив вопросительный взгляд подруги, повернулся к ней. — Думаю, муравьишки сейчас слишком заняты, чтобы отвлекаться на нас… — тихо проговорил парнишка и, вновь слегка ухмыльнувшись, протянул руку Джимми. — Ладно, можешь взять эту конфету.***
Желтоватое солнце неторопливо катилось по пасмурному небосводу, холодно мерцая промеж дымовых туч. Сегодня оно было ещё более бледным и безразличным, чем обычно. Город потемнел на его фоне, превратился в почти неразличимую серую массу. Ледяной ветер со свистом проносился по улицам, подбрасывая к небу опавшие листья, разбросанные листовки и брошенные пластиковые стаканчики; он пытался разрушить здания, с корнем вырвать деревья, разорвать провода и спрятать солнце в толще облаков. При неудачах он, казалось, немощно растягивался по дорогам, но в следующую секунду с новой силой обрушивался на город. В знойные дни робко прятался в прозрачных тенях или трусливо ползал по улицам, но в обществе грозы и ливня вдруг обретал невероятную мощь и решительность, превращая жизнь горожан в сущий кошмар. Сильнее укутавшись в тонкую ветровку, я грозно уставился на небо, будто ожидая от него какого-то вердикта. Но оно оставалось немногословным. Лишь ещё одна туча закрыла и без того бледное солнце. Раздражённо фыркнув, я склонился над своими ладонями и в очередной раз попробовал расковырять царапины. — Джеки? — вдруг раздался чей-то приглушённый голос и я, вздрогнув, поднял голову. Джимми торопливо шагала ко мне, отчаянно придерживая своё длинное чёрное пальто, которое так и наровило сбежать с её плеч, и нервозно оглядывалась. Я ожидал услышать очередное: «Ай-ай-ай, Джек Скамейски, ну что за плохой мальчик! Как всегда шапку не надел, опять уши простудишь!», но вместо этого она только настороженно замедлилась и села рядом со мной, не произнося ни слова. Ну конечно. После случившегося другого и не следовало ожидать. Странно, что я вообще на что-то надеялся. В очередной раз глухо зарычав от вспышки бессильной ярости и возмущения, я заставил себя удержать пришедшие на ум слова. — Как твоё самочувствие? — непривычно тихим и дрожащим голосом спросила Джим. В нём послышалось нечто похожее на раскаяние или сочувствие, но такое незаметное, что его как-будто и не существовало. — Получше, чем у твоего друга, — огрызнулся я, поморщившись. — Тебе даже не стыдно за то, что ты сделал? — возмущённо спросила Джимми, видимо ожидавшая от меня извинений. — Нет, мне не жаль! — рявкнул я, перекрикивая ветер. — Если б я не отлупил этого урода, он бы продолжил издеваться надо мной, до тех пор, пока я бы не задушил его. Радуйся, что он вообще остался жив. Пожалуй, ответ получился даже слишком грубый. Особенно учитывая моё недавнее мировоззрение, которое я так усердно пихал Джимми. И не только Джимми. Она молчала. Наверное, ей нечего было ответить на такое заявление. «И всё-таки, можно было проявить больше терпения» — холодно шептала совесть, но я отмахнулся от неё, мотая головой. Всё я сделал правильно. Ковбой заслужил это. И заслужил даже больше, чем я успел сделать. Мне не за что извиняться. — Он признался, что перегнул палку и не хотел делать тебе больно… — наконец, тихо сказала Мартина, пододвигаясь ко мне чуть ближе. — Он… Понял свою вину и просит у тебя прощения. — И ты поверила ему? Да он сказал это, только чтобы вызывать жалость у тебя, чтобы выглядеть невинной лапочкой в твоих глазах. — Ковбой сказал это искренне, — возразила Джимми, хмурясь. — Да конечно. Называл мою мать шлюхой он тоже искренне, — фыркнул я, отворачиваясь. Ветер продолжал бушевать, постепенно набирая силу. Улица уже давно накрылась туманом, сквозь который проскальзывали прохожие, метавшиеся из одной стороны в другую. Я ещё сильнее вжался в скамейку и ветровку, но не подумал уходить. — Я знаю, ты злишься на меня за то, что я тогда бросила тебя, — продолжила Джимми, снова пододвигаясь ко мне. — Но в тот момент я не могла поступить иначе. Вот представь себя на моём месте: представь, что это я, например, покусала Ковбоя, а ты прибежал и растащил нас. И теперь тебе нужно выбирать: успокоить меня или помочь своему искусанному другу добраться до дома. — Ковбой никогда не был моим другом, — я резко отодвинулся в сторону, но подруга ухватила меня за руку. — Ну хорошо, хорошо. Дослушай, успокойся. Тогда, например… — Мартина некоторое время помолчала, видимо раздумывая над ответом. — Вот, вот так: мы с тобой гуляем, и в один момент ты узнаешь, что Скамейщика вычислили и успели избить какие-то агенты. Что ты выберешь: побежать в свою вселенную наведать его или продолжишь шататься со мной? — Конечно вернусь в свою вселенную. Он же, как-никак… Мой отец… — Ну вот, а Ковбой — мой друг, которого ты поколотил. Поэтому я и пошла вместе с ним, потому что беспокоилась и должна была убедиться, что он сможет дохромать до своего дома. Если бы такое случилось со мной, то ты бы непременно помог мне. Так почему Ковбой не служивает этого? Даже то, что он как-то оскорбил твою маму, это не значит того, что его, избитого, можно оставлять посреди ночи на окраине города, — торопливо добавила Джимми, не дав мне возразить. Мне хотелось что-то ответить ей, что-то, что смогло бы переубедить её и пересмотреть своё отношение к Ковбою, но это просто невозможно. Она будет твердить, что Медвежаткин хороший парень, ибо тот «просто перегнул палку», «не хотел делать мне больно». Она будет продолжать не видеть дальше своего носа. Наверное, даже если Ковбой всё-таки надругается над ней, она будет оправдывать его всеми возможными способами, так как не сможет признать моей правоты. Не сможет признать того, что я просто защищал не только себя, но и её. Я резко отвернулся от Джимми, трясясь от закипающего гнева. Почему она не слушает меня? Почему она так воодушевлённо прислушивается к этому уроду? Почему Медвежаткин вдруг стал для неё таким авторитетом, лживые слова которого всегда считаются правдивыми, а моё мнение отступает на второй план? Почему я стал для неё пустым местом? Почему она не хочет встать на моё место, а я должен смотреть на ситуацию её глазами? — Ты в порядке? — сквозь свист ветра раздался тихий голос Мартины, которая попыталась ещё ближе пододвинуться ко мне. — А ты как думаешь? — огрызнулся я, укутываясь в ветровку и оборачиваясь к ней. В её тёмно-карих глазах мелькали тревога и беспокойство, смешиваемые с недоумением и страхом. — Почему ты постоянно выгораживаешь Ковбоя? С того момента ты ни разу не попыталась подставить себя на моё место, а только твердила: «Ой, ну ты представь как Ковбою было больно, какой он бедняжка, а ты, мразь, так избил его, что он чуть на части не развалился». Если бы тебя начали оскорблять, ты бы поступила точно также, как и я. Но ты даже слушать меня не хочешь. Конечно, наш Медвежаткин всегда прав. Если бы он избил меня, ты бы также выгораживала его, потому что: «Ковбой не мог просто так его покалечить, это сын Скамейщика спровоцировал его, это всё он виноват», да? — Я такого не говорила! — тут же разозлилась Джимми, вскакивая. — Я отношусь к тебе так же, как к Медвежаткину! Я никого из вас не ставлю выше! — Да, конечно! — Я подскочил следом. — Ты всегда, в любой ситуации выставишь Медвежаткина хорошеньким мальчиком, а меня — слабоумным идиотом! «Ой, Ковбой просто пошутил; ой, Ковбой просто сложный человек, а у тебя нет терпения; ой, Ковбой просто хороший парень, что ты к нему прицепился»! Почему тебе так нравится выставлять меня болваном? Ты знаешь, что втроём нам не ужиться, но тем не менее постоянно зовёшь меня гулять с вами, чтобы в очередной раз устроить представление, где Ковбой шутит свою остроумную шуточку, ты тихонько хохочешь над ней, а потом, когда моё терпение доходит до кипения, ты разводишь нас, как ни в чём не бывало. Весело вам, да? Весело смеяться надо мной?! Я даже не заметил, когда именно хаотичные обвинения Ковбоя вдруг перекинулись на Джимми. — Хватит говорить чепуху! Мы не смеёмся над тобой! Мы просто шутим, и не мои проблемы, что ты не понимаешь шуток! Может, в тот раз Медвежаткин тоже просто пошутил, а ты как всегда набросился на него, не попытавшись даже задуматься над его словами! Я в оцепенении уставился на Мартину, не в силах поверить её словам. — Вот как, да? Вот как ты заговорила… — прохрипел я, изумлённо хлопая глазами. Она не верит, не верит мне — её лучшему другу! — Я думал, мы друзья, а ты… А ты говоришь, что я лгу тебе, что это я виноват во всех проблемах! Как ты можешь говорить так, как ты можешь так поступать со мной… — Если тебе не нравится дружить со мной — не дружи! Можно подумать ты найдёшь кого-то, кто захочет общаться с тобой кроме меня! — окончательно взбесилась Джимми, перебивая меня. — Мир не крутится вокруг тебя, и я могу общаться с кем захочу, ясно?! И я буду дружить с Ковбоем, нравится тебе это или нет! Это ТЫ избил его, это ТЫ начал драку, а у тебя ещё хватает смелости обвинять во всём других?! Если ты пытаешься найти во мне замену мамы, которая будет бегать всюду только за тобой, то пошёл ты знаешь куда?! Молчание. Всего несколько секунд, которые под взглядом Мартины, в котором плясали настоящий гнев и бешенство, мучительно растягивались втрое. Будто и не двигались. — …Брысь отсюда, видеть тебя не хочу… Ветер на улице будто исчез. Город исчез. Небо исчезло. Солнце исчезло. Холод исчез. Точнее, не исчез. Он куда-то… Ушёл. Куда-то под рёбра. Некоторое время я стоял, неотрывно глядя на… На кого? Это не Джимми. Это не моя подруга. Это… — Хорошо, я уйду, если ты этого хочешь. Медленно повернувшись лицом к чернеющей дороге, я на ватных ногах поплёлся вдоль улицы, заворачивая на некоторых переулках. Спрятавшись от испепелящего взгляда, мне оставалось только пойти и поискать место для портала. Наверное, дома моё исчезновение даже не заметили. Из-за сильного ветра и тумана улицы стали пустынными. Будто кроме меня здесь никого не существовало; шум от машин исходил откуда-то издалека, будто рядом со мной их и не было. «Если тебе не нравится дружить со мной — не дружи! Можно подумать ты найдёшь кого-то, кто захочет общаться с тобой кроме меня!» К сожалению, так оно и есть. Во время своего блуждания я так сильно забылся, что вернулся домой не только поздно, но и с больными глазами, так как ветер бросал песок и сухую землю прямо мне в лицо. Однако, как я и предполагал, никто не заметил моего отсутствия. Большинство были заняты своими делами, носились по коридорам, поэтому я, почти беспрепятственно, добрался до своей комнаты. Сняв ветровку и разувшись, я закрыл за собой дверь и рассеяно сел на кровать, закутываясь в одеяло. Эти бесконечно тянущиеся, накрытые туманом выженные равнины, это тёмное, давящее сверху небо… А ведь я могу остаться здесь совсем один. Даже без друга из параллельной вселенной… Но почему Мартина так поступила со мной? Почему она так легко и так сильно разгневалась на меня? Да, я избил её друга и мне нет оправданий. Но она никогда не сказала бы мне таких слов, таких… Ранящих. Или всё же сказала бы? Может, всё это время нашего общения Джимми терпела меня, потому что ей было просто жаль меня? Просто она не могла отвязаться от меня… А теперь, когда пришёл Ковбой, ей просто хочется гулять с кем-то другим. Не с пугливой и осторожной Хуанитой, не со злым и ворчливым Джеком, а с весёлым и высокомерным Ковбоем. Сбежавшему из дома коту, которому посчастливилось не попасть под колёса машин, не стать разорванным собаками, покажется, что свобода — это самая прекрасная вещь в мире, а дом окажется надоевшим и неинтересным. Наверное, для Джимми я показался таким же скучным. Наверное, она просто устала от меня, контроля родителей, вечного нытья и требований… Наверное, Медвежаткин для неё — глоток свежего воздуха, а я — пыль, которая лежит у дорог. Пыль, которая так долго перекрывала ей кислород, что она решила больше никогда не подходить к тем местам, где она может оказаться. Даже если эти места — дорога к её дому. Потому что там ей тоже не всегда рады. Возможно, стоит просто предоставить Джимми выбор, чтобы ей не приходилось каждый раз метаться между нами. Но боюсь, что предоставь я ей его, мне придётся отпустить её. С какой стати я вообще возомнил, что являюсь её лучшим другом? Потому что все эти годы общался с ней? Потому что все эти годы жаловался ей на свою жизнь, ругался на неё? Но ведь не всегда старые друзья являются лучшими. С моей стороны очень эгоистично выбирать для неё друзей. Может, я и правда всегда был эгоистом..? Положив голову на подушку, я потёр разболевшиеся глаза тыльной стороной ладони. Что мне теперь делать? Возможно, рано или поздно, Джимми напишет мне, чтобы извиниться или пригласить куда-то погулять. Но скажет она это из-за раскаяния или из-за мук совести? А может, из-за воли кого-то другого… Ясное дело, это Ковбой подговорил её. В тот злополучный день он, видимо, рассказал ей нечто, ещё больше подкрепившее мою сомнительную репутацию. Наверное, он и проговорил те слова, которые Мартина выдала мне сегодня. Не могла же Джимми придумать такое самостоятельно… А каким ещё способом можно довести до отчаяния и безысходности? Самыми обидными и ранящими словами, исходящими из уст единственного друга. Но что будет, если я останусь один? Один в этом прогнившем месте, пропитанном ужасом, жестокостью и болью. Смогу ли я пережить тот стресс из-за мучительных криков и запаха крови, которые будут мерещиться и преследовать меня? Я не смогу поговорить и отвлечься с кем-то, мною овладеет безумие, и мне начнёт казаться, будто стены смотрят на меня, будто я захлёбываюсь в собственной крови, будто вопли и кошмары становятся материальными и впиваются клыками в мою шею. — Боже, спаси мою душу… Но кому ты говоришь это, Джек Скамейски? Никто не услышит тебя. Никто не придёт в это про́клятое место. Даже там, где небо всегда чистое, людей, которые молятся на крышах небоскрёбов, чуть ли не касаясь небосвода, и то порой не слышат, а ты надеешься, что кто-то услышит тебя из этой коробки? Это просто смешно… Поднявшись с кровати, я быстро переоделся в домашнюю одежду, а уличную сложил на полки шкафа. Я не могу просто сидеть и жаловаться о том, как несправедлива судьба. Ковбой ещё поплатится за то, что он сделал. Он непременно поплатится. Я переломаю кости этому уроду, но не позволю, чтобы какая-то тварь отбирала близких мне людей. Возможно я и правда слишком сильно ограничиваю и ревную Джимми, но это уже переходит любые границы. Ковбой смеётся над тем, что я всегда старался быть сдержанным и справедливым? Что ж, раз так, то я постараюсь, чтобы он впредь больше не смеялся надо мной. Я не позволю ему унижать себя и не позволю себе унижаться перед ним. Если бы всё так было просто… Я знаю, что не могу удерживать Джимми, если она захочет больше общаться с Ковбоем. Это было бы очень несправедливо по отношению к ней и ко всему, что она сделала для меня. Я должен буду отпустить её, чтобы она не мучилась от вины и угрызений совести, но… Ох, Джимми… Я… Я просто не могу отпустить её… Сколько бы ненависти я не испытывал к Ковбою, сколько бы злости не чувствовал к его выбору приехать сюда, Мартина заслуживает самой вершить своё будущее. Останься она со мной, его у неё просто не будет. Однажды настанет тот день, когда в пылу сражения либо агенты застрелят меня, либо приспешники Скамейщика убьют Джимми. Разве я могу позволить такому случиться? Я хочу, чтобы Мартина была счастлива, как она сделала меня счастливым. Поэтому должен сделать для этого всё. Высушив мокрые волосы полотенцем, я вновь прислушался к звукам, доносящимся откуда-то с улицы. Наверное, очередное собрание остальной части преступности. В последнее время они что-то зачастились. Не представляю, как отцу и Васаби удаётся справляться с такими людьми… В детстве я, разбуженный шумом, с любопытством выходил на улицу поглазеть на необычное представление. Порой мог отойти даже дальше крыльца своего дома, пока из-за угла не выбегал какой-нибудь безумец с криком «Vive l'anarchie!» или чем-то подобным, и я, перепуганный до ужаса, убегал в свою комнату и прятался под кровать. Пожалуй, со временем я всё-таки перестал высовывать нос за пределы своей комнаты в такие моменты. Глянув в телефон, я, как и предполагалось, обнаружил целый шквал сообщений от Джимми. В них она упрашивала меня придти в гости или хотя бы погулять, используя все возможные уменьшительно-ласкательные слова и клянясь «всё объяснить». Ответив чем-то вроде: «Я смогу только завтра, мне нужно немного подумать», я взял с тумбочки недавно налитую чашку чая и переставил её на стол, сам же уселся на стул. Наверное, если бы у меня было хоть немного желания заниматься изобразительным искусством, я бы мог стать неплохим художником, а может даже занялся подработкой. Но единственное, что мне изредка хочется рисовать — это машины и завитушки. Зачем мне рисовать какие-то портреты, натюрморты или пейзажи? Их сейчас полным-полно и каждый второй из художников хочет стать самым известным и лучшим среди других, так что мне просто не хватит места среди них. К тому же Джимми уже рисует какие-то комиксы, зачем заниматься этим мне? Одного «художника» на двоих более чем хватит. Разрисовав хаотичными каракулями очередной лист тетради, я помешал ложкой крепкий до черноты чай и, вздохнув, бросил ещё один взгляд на включённый экран телефона. Видимо, Джимми решила писать мне до ночи, так что почему бы не пообщаться с ней, пока есть такая возможность? В итоге меня затянуло где-то на полчаса выслушивания сегодняшних рассказов Мартины, начиная с пылесоса, который случайно засосал носок под кроватью, заканчивая извлечением «очень страшного» паука с люстры. — « Вот если бы ты пришёл ко мне в гости сегодня, то ты бы выгнал этого мутанта паука » — « Мне кажется, ты где-то напридумывала. » — « Неправда, у этого паука правда было 10 ног!!! Я по твоему считать не умею? Зуб даю, это был настоящий, самый страшный мутант из всех » — « Либо ты и правда считать не умеешь, либо ты бухаешь втихаря от меня, и у тебя начались галлюцинации. » — « Во первых, ни с кем я не бухаю, а во вторых, мне бы родители не разрешили » — « А если бы разрешили, то пила бы? » — « Нет иначе один мальчик одуванчик искусает меня за это :р » — « Если бы ты мне предложила, то может и не сразу… » — « Ты уже что ли не обижаешься на меня? » — « А я и не обижался. Я уже давно простил тебя. » — « Ну не говори так :( Всё равно приходи ко мне в гости, я тебе всё всё всё расскажу, честное пионерское » — « Да приду я, приду. Куда у тебя родители опять слиняли? » — « Дак они все на работе, а бабушка с дедушкой в санаторий какой-то уехали Мне тут одной одинёшеньке приходится разнимать друзей, ругаться с друзьями, ловить пауков и вытаскивать носки из пылесоса » — « Ладно, я понял тебя. Значит завтра утром приду. Не проспи только. » — « Урааа спасибо мой мальчик одуванчик :D Прости ещё раз, что таких слов тебе сегодня наговорила Я правда не хотела обидеть тебя Сама не понимаю, что говорю » — « Успокойся, завтра и поговорим об этом. Не распускай сопли раньше времени. » — « Лааадно, до завтра тогда, мне ещё кушать надо готовить » — « До завтра. Постарайся не спалить дом до моего прихода. » Отправив последнее сообщение, я отложил телефон и откинулся на спинку стула, запрокинув голову. Такая странная тревога и печаль поселяется в груди каждый раз, когда ты ссоришься с друзьями и другими близкими людьми… В последнее время она всё чаще преследует меня, особенно после ранящих слов, из-за которых мне хочется разрыдаться от собственной беспомощности и безысходности. Но, кажется, сейчас мне стало чуть лучше. Вот только сильное беспокойство никуда не уходит. Даже если я только что немного наладил отношения с Джимми, а завтра мы должны будем полностью помириться, сколько ещё ссор и недопониманий, связанных с Ковбоем, нам придётся перенести? Сколько раз я уже принимал жестокую правду, сколько только что принял и самое главное — сколько ещё придётся вынести в будущем?