Можно запереть себя в границах своего разума и контроля, но если возникнет истинное человеческое любопытство, ведущее нашу вековую историю, быть беде и секундной слабости.
Сигма вышел прогуляться до магазина. Было в этом абсолютно всё обычным. Не то чтобы покупками занимается он. Это скорее сильный упадок серотонина, а в следствии и невероятная жажда шоколада, которого дома не оказалось. Пробивая прохладой, начался незапланированный дождь. Сигма ускорил шаг, как вдруг внутри что-то засуетилось. Нечто изнывающее и чужое. Он уже знал что это и резко остановился, вглядываясь в мелкие капли. Он вспомнил. Было это нечто далёкое и длилось около трёх месяцев. А началось кажется тогда, когда Мори указал Дазаю встретиться с переговорщиком одной иностранной организации. Конечно же юноша предполагал кто это может быть, ведь весь сюжет только к этому и шëл, медленно распутываясь в его разуме. Последующие указания о совместной работе с этим переговорщиком были вполне ожидаемыми. Мори подозревал ужас исходящий от человека, от того и направил именно Дазая. — И ты здесь живёшь? Осаму поднял голову на спонтанно возникшего Фëдора. Пришёл под вечер, дак ещё и ядом хлещет. Хотя можно понять причину подобного вопроса. Дазай жил на заброшенной свалке в контейнере. Внутри конечно по своему уютно, но возникало действительно много вопросов. — Понадобилось что-то срочное? — лениво проговорил японец. — Я просто так пришëл, — выдал своей ухмылкой и прикрытыми глазами Фёдор. — А? Дазай явно задавался вопросом, что надо этому русскому у него «дома». Впрочем, как уже однажды было, они беседовали на не особо важные темы и играли в карты, предложенные гостем. Не сказать, что Осаму пуглив Фёдором, просто не доверял. Что оказалось полезным, когда русский практически незаметно и очень умело попытался выведать тайну способности босса мафии. Ожидаемо. Очень ожидаемо. Дазай понял, оценил и перевернул картину, переводя всë в шуточную сценку. Сигма видел подобные воспоминания уже несколько раз, но это отличалось. Нет, парни вели себя как обычно. Куда больше удивляли ощущения Фëдора. Их Сигма тоже чувствовал. Даже более он увидел всë его глазами. Глаза Достоевского почти не отрывались от Осаму, а на душе была сильная тревога. И… боль? — Победа, — под нос пробормотал Достоевский, обнаружив отсутствие карт в своих руках, и уже внятно сказал — Я могу что угодно просить? — Ну, попробуй, — почти беззаботно сказал Осаму, отстранённо улыбнувшись и совсем не печалясь проигрышем. — Тогда, сними бинты. — …? Глаза Дазая вдруг прояснились. Словно в нём появилось нечто живое.тревогатревогатревогатревогатревогатревогатревогатревогатревогатревогатревогатревогатревогатревогатревога
Дазай тут же заледенел, словно прикоснись к его душе пальцами, обдаст холодом, а как отдëрнешь руку — оторвëт кожу. — Хочу посмотреть. — Не на что смотреть. — Я так не думаю. Дазай внимательно оглядел Фёдора, словно встречаясь с ним впервые. Он уже давно догадался, что перед ним крыса, как и Федя понял, что его раскрыли. Более того, даже самые повседневные вопросы от Достоевского имели логику и смысловую последовательность, но сейчас было странно. Осаму списал всё на то, что русский нащупывает слабые точки или вроде того. Сигма ощутил другое в Феде. — Понимаешь, Фёдор, дело в том, что моя истинная способность очень опасна. Если я сниму бинты, то есть вероятность обнажить печать, которая разрушит этот мир в мгновение ока, — как песню завывал Дазай, театрально махая руками. Достоевский цокнул и отвернулся от парня, разглядывая носки своих ботинок. Погода помрачнела. Медленно засуетился дождь. Эсперы сидели на старом дырявом диване, который прилегал к стенке контейнера. К счастью, их скрывал небольшой кусок крыши, но холод воды всё же коснулся кожи. — Талантливо рисуешь ложь, — проговорил Достоевский и придвинулся ближе к бинтованному. Осаму подметил, как мимолётно коснулись их коленки, но, словно не заметив, уставился в мокрый воздух. — Ох, благодарю. — Покажи. Дазай внутренне разозлился. Брови его нахмурились, а губы малозаметно дёрнулись. Ему поднадоела эта ситуация, поэтому Осаму показательно начал развязывать бинт на левой руке. Фёдор продолжал смотреть на дождь. Сердце его билось часто-часто, в животе всё крутило. — Смотри, — без эмоциональным голосом сказал Дазай. Достоевский медленно повернул голову и тут же отвернулся. — В чём дело? — улыбнулся Дазай — Ты хотел смотреть. Федя забегал глазами по ручьям, стекающим с крыши. Вообразив в себе боль, он запаниковал, но взгляд на руку Осаму вернул. — Господи, — тихо выдал Достоевский — Кто это сделал с тобой? — Смысле? — Дазай мягко рассмеялся — Я сам. — Нет, — коротко заключил Фёдор. Лицо крысы всё ещё ничего не выражало, зато внутри давило и скручивало, будто находясь среди ужасающего урагана, его вертело и било о камни. Осаму вопросительно смотрел на него, видимо не поняв смысл, который вложил его собеседник. Достоевский нашёл глаза парня своими. Не типично улыбнулся — без саркастичной ухмылки. Пальцы его сбросили плащ, после полезли под рубашку, задирая её и показывая спину с правым плечом. Дазай искренне удивился — вся спина была в крупных шрамах как от плети, а плечо в едва заметных пятнах. — Что с плечом? — спросил Осаму. — Обожгли. — Об тебя тушили сигареты? — предположил бинтованный. Достоевский поправил рубашку и натянул плащ обратно, слегка дрожа от холода. Он заметил, что Дазай начал что-то внутри себя переосмыслять. — У тебя страшнее, — вдруг выдал Федя. — Почему? — Со мной это сделала рука дьявола страшнее меня. В твоём случае дьявол использовал твои же руки, — проговорил Фёдор себе под нос, после ухватился за Осаму, чувствуя рубцы пальцами, и сказал, смотря глаза в глаза — Послушай, мы с тобой больше не увидимся. — С чего вдруг? — качнул голову в бок Дазай. — Это случилось раньше, чем вы предполагали. Прямо сейчас люди из моей организации обчищают ваш склад и хранилище с документами. — Невозможно. Мори-сан всё продумал, — посмеялся Осаму. — И то что я взломал систему, наврав об истинных способностях нашей группировки? Дазай поджал губы. Он точно выучит этот урок — не лениться и изучить всё о своём сопернике, даже самые малые детали. — На этот раз и вправду проиграл, — всё же улыбнулся бинтованный, разглядывая пальцы Фёдора на своей руке — Значит больше не увидимся? — Даже если и увидимся, то уже другими людьми. — Вот как. — Я это всё к чему… — отдалённо вздохнул Достоевский — Ценишь воспоминания? — А? — японец задумался — Не особо. Зачем? Федя улыбнулся и приблизился к лицу Осаму. — Теперь, каждый раз когда почувствуешь мимолётную влажность воздуха, едва заметный запах петрикора, мягкий холод и стук капель об крышу, вспоминай это и со временем поймёшь, — прошептал, как если бы не своим голосом, Фёдор и коснулся губами к губам Дазая, целуя невинно и чисто. Достоевский быстро отстранился и встал с дивана, собираясь уходить. На секунду в нём порхнули бабочки и тут же исчезли, словно он их смахнул, притворяясь, что ничего не было. Но даже если глубых бабочек можно истребить, юношеское сердце так просто не отключишь. Оно продолжало стучать, как будто бы ударяя собой все ближайшие органы. — Ты можешь попробовать убить меня сейчас, — сказал русский. — Неее. Оставлю это на десерт, — отказался Осаму, который так и замер на диване. — *До свидания, — зачем-то на русском проговорил Федя и ушёл, не страшась промокнуть под дождём. Сигма пришёл в себя. Он продолжал стоять уже под сильным ливнем, но кажется не замечал этого.