— Сейчас в моде любовь, дорогой

      — Раз, два, три! Раз, два, три! Держим темп. Не горбимся! — ритмичная музыка звучит фоном басистого громкого голоса хореографа, который делает очередной прогон моделей по подиуму, — новенький, ты вообще ходить умеешь? — прикрикивает он на Антона, у которого ноги путаются между собой, а корпус качается, словно лодка в шторм, от быстрого темпа, — с линии не сбивайся, резче шаг. Спину и плечи расправь!       Юноши позади перешёптываются, кто-то смеётся, и всё это оправданно. Антон смотрится так нелепо среди профессиональных моделей, постоянно выбиваясь из линий, не попадая в ритм музыки и отставая от всех. За первые полчаса работы Антон уже не раз успел сильно пожалеть, что согласился на всю эту авантюру, ведь он впервые стоит на подиуме, который чем-то отдалённым напоминает ему сцену. К слову, от последней ещё ребёнком он бегал, как от огня, всё детство.       В школе его нередко пытались привлечь, как отличника, к разного рода мероприятиям, от которых мальчик отмазывался всеми возможными способами: то он болеет, то готовится к олимпиаде, то у него занятия в художественной школе, то ретроградный меркурий. Последнее, конечно, менее убедительный аргумент для сурового преподавателя, которому нужно вовлечь по несколько человек от каждого класса в мероприятие, но будучи ребёнком Антон мог прибегнуть и к настолько радикальным мерам, лишь бы не оказаться в центре внимания ненасытной и жаждущей детской крови публики. По крайней мере, примерно так маленький Шастун представлял себе любое выступление на сцене.       И пусть он уже давно не столь юн и наивен, всё равно Антон предпочитает подобные мероприятия обходить стороной, сейчас же так глупо вляпавшись в лапы собственного детского страха. Однако теперь на нём ответственность не только за себя, но и за людей, взваливших на него этот ценный груз: шанс показать себя и плоды их труда, здесь никак нельзя опозориться.       Однако сказать легче, чем сделать. Годы тренировок этих юношей сейчас отчетливо контрастируют с абсолютным отсутствием базовых навыков у Антона, который пусть и упорно старается, но пока что особых результатов достичь не может. Каждый раз, стоя некоторое время перед прогоном нового круга по подиуму, он чуть ли не нашёптывает сам себе темп, ногами пытается сразу же задать нужный угол для шага и правильно направить свои длинные конечности, чтобы добиться того эффекта, которого так ждёт от него безжалостный хореограф. Однако каждый новый круг Антон ловит всё больше новых замечаний в грудь от педагога и не меньше колкостей и смешков от других парней в спину.       — Перерыв десять минут, моим глазам нужно отдохнуть от этого кошмара, — нарочито громко и придирчиво выдыхает хореограф и покидает зал. Парни стали разбредаться вслед за ним в сторону раздевалок.       Единственное, что сейчас ощущает Антон, оставшись посреди опустевшего подиума, это жуткий стыд. Он прекрасно понимал и до этого, что с первого раза ничего не получится, и ему предстоит долго выслушивать кучу претензий, к чему Антон, как он сам думал, был готов, но, кажется, это не совсем так.       Парень спускается с подиума и почти бежит в угол помещения, где бросил свои вещи, выуживает из старенького рюкзака полупустую пачку сигарет и направляется спешным шагом к служебному входу. Находиться в одной раздевалке с другими парнями он изначально не хотел, выбрав скромный уголок заместо обширной комнаты, полной профессиональных моделей, и теперь он ещё больше убеждён, что сделал правильный выбор.       Проходя мимо гримёрной, куда уже зашли другие юноши, Антон старательно отвлекает себя любыми мыслями, перебивая чужие насмешливые голоса. И гадать не надо, о чём они там говорят и над чем так заливисто смеются, и это больно. Мама всегда говорила Антону, что только упорный труд породит ценные плоды опыта и желанного эффекта, но никогда не предупреждала о том, что путь будет настолько тернист из-за излишнего внимания и тонн чужих колких комментариев.       И дело ведь вовсе не в желании быть лучше других. Студент и сам понимает, что до этих ребят ему очень далеко, однако от этого легче не становится. Их отношение к юродивому новичку лишь подталкивает всё бросить, прибежать в мастерскую дизайнера и отказаться от всего. Лучше самому добиваться всего и с нуля, чем с таким большим толчком, но тяжёлым грузом издёвок за спиной. Парень сомневается, что эта ноша посильна ему. Стоит ли она вообще всех этих жертв?       Но с другой стороны… Кем Антон будет, если сейчас так позорно сбежит, подставив всех? Как он сможет после смотреть в глаза тем, кто понадеялся на него, и кого парень бросил в нужный момент из-за своих глупых страхов?       Антон почти пробегает по коридору к двери на улицу, где ожидаемо никого не было. Это очень на руку сейчас, ему нужно побыть одному. Он выуживает одну сигарету, зажимает между губ и поджигает, делая сразу глубокую затяжку. На улице тихо, никого нет, даже машин, слышен только шум осеннего проливного дождя, льющего с самого утра. В это мгновение Антон ощущает умиротворение, спокойствие и чувствует себя чуть лучше, выдыхая вместе с ядовитым дымом переживания последнего получаса. Он не уверен, выдержит ли ещё таких тренировок, которых предстоит немало перед показом.       — Угостишь? — знакомый голос раздаётся из-за спины, заставив Антона на мгновение терпеливо прикрыть глаза. Кажется, расслабиться ему не удастся. Он протягивает парню сигарету и прикуривает своей зажигалкой, — как тебе занятие?       — А сам как думаешь? — безразлично отвечает Антон, смотря куда-то вдаль дороги. Служебный вход выходит прямо на одну из жилых улиц спального района, где встретить людей довольно затруднительно, особенно в такую погоду.       — Ну ты не переживай, долго терпеть тебе это всё не придётся, — Саша поджигает сигарету и делает глубокую затяжку, смотря куда-то в том же направлении, — с твоими умениями этот показ станет грандиозным провалом для Попова, и ты быстро вылетишь отсюда прочь.       — Думаешь, я сам планирую здесь задерживаться? — отвечает Антон, — я дизайнер, а не ходячая вешалка, да и иду я на это только из-за вынужденных мер.       — Ну конечно, — хмыкает Саша, выпуская столб дыма из сомкнутых в трубочку губ, — только не плачь потом, когда Попов всех собак на тебя спустит за самый грандиозный провал в своей жизни.       — Думаешь, меня это должно испугать? — вздёргивает бровь Шастун, кидая всё такой же безразличный взгляд на парня рядом, — может вы и позволяете пользоваться собой, чтобы блистать и жить яркой жизнью бездушного манекена, но меня подобное точно не интересует. Я планирую жить, а не существовать, — Антон тушит остатки сигареты об урну и выбрасывает в неё же бычок, направляясь обратно в здание.       — Чего же согласился тогда? Ты ведь сам понимаешь, что перешить те костюмы можно было за пару дней, раз все комплекты для показа успели подготовить всего за пару недель, — Саша смотрит в спину остановившемуся в дверном проёме Антону, после переводя взгляд на свой почти догоревший окурок, — выходит, тобой управляют ничуть не меньше, верно? Дёргают за ниточки, как куклу, — парень тянет слова, нарочито разделяет их, желая надавить на собеседника как можно сильнее.       Было бы глупо надеяться, что такой человек, как Колесников, не будет мстить за унижение кем-то самого себя. Будучи прежде ведущей моделью, теперь, согласно изменившимся планам их репетиций и прогонов, центр внимания смещается на этого новичка, который к тому же ещё и столь бездарен. Самолюбие душит Сашу, вызывает огромный приступ гнева и ярости, требует вернуть своё место и избавиться от конкурента любыми способами.       — Перерыв закончился, — только и отвечает сухо Антон, уходя вглубь здания.       Слова парня его безусловно задели. И теперь он смотрит на ситуацию с другой стороны, всё больше начиная корить себя за принятое решение. Предыдущие аргументы «за» теперь кажутся ему настолько наивными и пустыми, а в голове только и крутится грузное «Тебя просто используют».       Желание бросить начатое растёт, кажется, в геометрической прогрессии, но подводить никого Антон не намерен. Пусть гордость и настаивает на немедленном уходе и заявлении Попову о своём новом решении, переступить через принципы Шастун просто не может. Он дал обещание — он его выполнит. Без всяких «но».

***

      — И всё же я настаиваю на том, чтобы вы пересмотрели все возможные варианты ещё раз! — Даниил Вячеславович, являющийся тем самым строгим хореографом, на повышенных тонах пытается заставить собеседника «проснуться», делая тяжёлые шаги из угла в угол комнаты, — вы поймите, да он же никакой! За эти полчаса он не сделал ни одной нормальной проходки, измотал мне все нервы!       — Закурите и успокойтесь, — Арсений равнодушно протягивает мужчине пачку сигарет, даже не смотря в его сторону, — вы же сами понимаете, что другого варианта у нас сейчас нет. Надо обучить парня, и вы это сделаете.       — Это безнадёжно, прошу вас! Поднимите своих лучших швей, перешейте образы, но я его выпустить на подиум не могу, он ведь завалится на первых шагах! — мужчина продолжает настаивать, — я не потерплю такого позора.       — Я могу расценивать это как уход по собственному? — дизайнер поднимает взгляд на возмущенного собеседника, выгибая одну бровь, — если желаете, можете уходить, вас тут никто не держит. Однако Шастун будет принимать участие в показе, и более того, в первых линиях, — ровным и спокойным тоном говорит Арсений, смотря в глаза Даниила.       Тот гневно поджимает губы и плюхается в кресло рядом с дизайнером. Пальцы с остервенением выуживают рывком несчастную сигарету из пачки под взыскательный взгляд Попова.       — Сдался вам этот Шастун, — бурчит хореограф, закуривая, — я сделаю всё возможное, только знайте, что ведущим он не станет никогда. У него и данные не те.       — В таком случае мы найдём другого, более компетентного сотрудника, который справится с этой непосильной для вас задачей, — Арсений пожимает плечами, после чего продолжает всматриваться в текст, который преспокойно изучал, пока в его мастерскую ураганом не ворвался взбешённый хореограф.       Ненадолго повисает молчание. Дизайнер и хореограф сидят рядом, но если первый источает максимальное спокойствие, холод и равнодушие, то второй — злость, гнев и возмущение. Все его просьбы и аргументы проигнорированы с безразличием, которое очень сильно бесит. Однако пойти против своего начальника Даниил не может, к тому же он не меньше остальных держится за работу, которая обеспечивает ему престиж и хороший доход.       — Мне пора работать, — мрачно отвечает Даниил, докурив, после чего молча выходит из мастерской, оставляя Попова вновь в тишине и одиночестве, которые сам же бесцеремонно нарушил своим появлением.       Оставшись один, Арсений откладывает бумаги в сторону, подпирает щёку рукой и некоторое время сидит неподвижно, обдумывая слова коллеги. На самом деле, он сам до конца не понимает, как в принципе допустил неподготовленного человека в зал своего модного дома. Все модели отбираются сюда по крайне строгим и высоким стандартам, любое замечание или отклонение от требований, и очередная кандидатура быстро услышит: «Дверь вы знаете, где находится. До свидания.»       И если бы Антон пришёл, как и все другие, пробоваться на кастинг, то его бы никто не принял. Даже за внешность, за которую, собственно, и зацепился Попов. По крайней мере, он в этом убеждает своих подчинённых, которым невозможно сказать истинных причин присутствия Шастуна в модном доме, иначе репутация и авторитет дизайнера молниеносно скатятся с законодателя моды до труса и обманщика.       С другой стороны, мужчина не обязан ни перед кем оправдываться и извиняться. Это бизнес, в котором нужно уметь крутиться, что Арсений делает не менее профессионально новых образов и коллекций. Но он всё же теперь немного сомневается: стоило ли пускать парня на подиум так рано?       Поднявшись с насиженного кресла, мужчина поправляет пиджак и выходит из мастерской. Сделав несколько поворотов по длинным коридорам, он входит, наконец, на балкон того самого зала, где сейчас проходят репетиции. Притаившись тихо в углу помещения, чтобы не отвлекать моделей от работы и остаться незамеченным, он наблюдает за происходящим сверху, приковывая своё внимание к новичку.       Всё-таки в одном он не ошибся точно: внешность у парня пусть и не настолько уникальная для обычного человека, но довольно привлекательная и выделяющаяся на фоне остальных парней. Если те были едва ли не покрыты лоском с ног до головы, выглядя типично, подстать тем заурядным глянцевым журналам, то Антон на их фоне кажется таким простым и естественным, что и выделяет его из толпы. Одной своей внешностью юноша привлекает внимание, а это уже половина успеха.       Однако как только начинается очередной прогон, то Арсений начинает понимать те гнев и отчаяние хореографа: почти все замечания адресуются именно Антону, который сильно отстаёт и выбивается. Арсений без единой эмоции на лице наблюдает за репетицией минут десять точно. Он задумчиво прикусывает нижнюю губу, а после также тихо покидает зал, так и оставшись незамеченным.

***

      — Простите, можно? — после непродолжительного стука в дверь, Антон заглядывает в комнату.       — Проходи, — коротко отвечает Попов, убирая последние листы в папку. Он наконец-то разобрал всю накопившуюся документацию и теперь был свободен от обязательств вплоть до скорого показа, — как тебе первый день?       — Об этом я и хотел поговорить, — Антон волнуется, тупит взгляд в пол, чтобы не смотреть на собеседника. Ему неловко перед Арсением за собственную слабость и такое решение, однако Шастун понимает, что лучше показать сейчас, что дизайнер допустил ошибку, приняв решение заявить парня моделью, и оставить показ без пары своих образов, чем опозорить его прямо во время демонстрации на глазах немалой публики. Поэтому Антон принял решение постараться заставить Арсения передумать самостоятельно, чтобы не взваливать на себя груз вины перед Поповым за отказ.       — Чай будешь? — получив одобрительный кивок, Арсений заваривает им по чашке, — я тебя слушаю.       — Если коротко, то я думаю, что мне не стоит участвовать в показе, — прямо заявляет Антон, поднимая взгляд на мужчину, стоящего к нему спиной, — вы поймите, я просто не справлюсь. У меня не получается то, что от меня требуют. Я не настолько пластичный и ритмичный, у меня внешность неидеальная, телосложение слишком худощавое и неказистое. Я ведь просто опозорю вас, — парень поджимает губы, пристально наблюдая за спиной мужчины, — до показа есть время перешить образы, парни их прекрасно представят сами.       Арсений молчит. Антон ждёт реакции. Тишина, нарушаемая лишь негромкими звуками посуды, повисает едва ли не на минуту, за время которой Попов наливает им чай, ставит чашки на стол и усаживается в своё кресло, после чего, наконец, поднимает на собеседника взгляд.       — Покажи мне, чему ты научился, — просит он, смотря в глаза Антону, который сразу начинает тушеваться. Пусть Арсений и всё хорошо видел, но подвести итог сегодняшней репетиции считает нужным, к тому же иначе он ещё и рискует сдать собственное присутствие в зале в момент прогонов.       — Не уверен, что это хорошая идея, — пытается отказаться Антон, но Арсений непреклонен.       — Я сказал покажи, — твёрдо повторяет своё требование мужчина. Антону ничего не остаётся кроме как, поджав губы, подняться с кресла, отставив нетронутую чашку чая, и пройти в самую дальнюю часть комнаты. Он тормозит, пару секунд стоя неподвижно, но вскоре начинает проходку. Темп у него сбивается довольно быстро, корпус неуверенно качается, руки зажаты и двигаются оттого неестественно. Антон это прекрасно понимает, но считать эмоции с лица Попова, на котором не дёрнулся ни один мускул, не может, поэтому предугадать, как исправить положение, тоже не может.       Парень совершает проходку по кругу, после чего делает ещё одну дорожку, уже возвращаясь обратно к креслам. Как только он подходит, Арсений опускает взгляд на чашку и делает глоток чая, пока за ним терпеливо наблюдает Шастун. Тот догадывается, что сейчас скажет мужчина, ведь пускать это на подиум, как и в принципе показывать людям, нельзя, поэтому молча ждёт ответа дизайнера. В глубине души Антон всё-таки надеется, что Арсений его развернёт домой и сам расторгнет соглашение. Так точно всем будет лучше.       — Ты зажимаешься слишком, стараешься ноги заводить сильнее, чем нужно, шагаешь тоже широко, словно торопишься куда-то. Да, должен быть темп, но ты не должен бежать никуда, расслабься, — Арсений спокойно начинает делать замечания, которые успел подметить. Антон смотрит на него непонятливо, ведь он ожидал других реакции и действий, но, поджав губы, неуверенно кивает на каждый пункт, фиксируя их все и у себя в голове. Претензии и замечания Арсения гораздо мягче и, признаться честно, понятнее, тех, что получал Антон от хореографа. Но зачем Арсений сейчас этим занимается? Если хореограф, профессионально обученный своему делу, не смог донести до парня его недочёты и ошибки, то что сможет сделать Арсений? Да и зачем ему это в принципе?       Попов поднимается с кресла и ведёт Антона к зеркалу в полный рост, находящемуся рядом с маленькой ширмой. Он встаёт позади парня и кладёт ладони на острые юношеские плечи, вгоняя Антона в лёгкое смущение от непонимания происходящего.       — Вот здесь у тебя не должно быть никакой тяжести. Расправь свои крылья, — метафорично говорит Арсений, аккуратно потягивая за ключицы, чтобы Антон выполнял его наставления, — руки у тебя вообще не должны быть напряжены. Дай им болтаться по своей программе, но без фанатизма, — стоя рядом, напротив зеркала, Арсений на своём примере показывает, что хочет увидеть у парня во время проходки.       Антон внимательно наблюдает и вникает в каждое слово, послушно подставляется под чужие крепкие руки, направляющие его, повторяет все движения, которые делает мужчина, и постепенно видит, что, кажется, что-то начинает получаться. Теперь он выглядит не так несуразно, а корпус его уже держится относительно ровно, покачиваясь только плечами. Это выглядит гораздо симпатичнее того, что было на подиуме буквально пятнадцать минут назад, и радость от своей маленькой победы уже пробуждает на лице Антона мягкую улыбку.       Арсений очень мягок с ним. Он ещё ни разу не повысил голос на парня, не упрекнул в чём-то, не связанным с работой, да и в целом отношения у них выстраиваются довольно неплохо. Холод и строгость в характере дизайнера проявляют пока что себя исключительно с хорошей для совместной работы стороны, благодаря чему Антон отчётливо понимает, что от него требуется. К такому человеку хочется тянуться. Исключительно с точки зрения совместной работы, никак иначе.       — Теперь бёдра, — в один момент говорит Арсений, выдёргивая парня из своих мыслей и отворачиваясь от зеркала, — ноги сильно не заводи, иди спокойно и расслабленно, как тебе самому комфортно, — дизайнер встаёт позади и укладывает свои ладони на чужие бёдра, чтобы правильно направить и их. К этому Антон был, мягко говоря, не готов, отчего сейчас ощущает лёгкий жар на покрасневших щеках.       Мужчину он не отталкивает, потому что понимает, что тот просто хочет ему помочь, научить, как правильно, пусть сам парень и испытывает сейчас не самые приятные чувства. И такие они не потому что Антону противно, а потому что ему некомфортно от такой близости с малознакомым человеком. И сейчас абсолютно всё равно, что у него очень крепкие и мягкие руки, которые приятно чуть оглаживают бёдра во время ходьбы, скользя по тонкой обтягивающей ткани штанов.       — Ну вот, уже совсем другое дело, — закончив со своими наставлениями, Арсений чуть улыбается и вновь отходит к столику, усаживаясь в кресло и беря в руки чашку ещё горячего чая, — теперь попробуй сам.       Антон послушно кивает и отходит в дальний угол комнаты. Он опять тратит пару секунд, стоя неподвижно и настраиваясь, после чего начинает проходу. Тихо нашёптывая себе под нос ритм, он старается максимально расслабить своё тело, ощущая, что в этот раз прогон даётся ему ощутимо легче. Наставления Арсения действительно работают, и теперь Антон двигается более уверенно, притом соблюдая линии и почти всегда попадая в ритм.       — Уже лучше, — резюмирует с улыбкой Арсений, — ещё не идеал, конечно, но ты уже делаешь успехи.       — Спасибо, — Антон зеркалит эту улыбку, садится напротив и берёт свою чашку в руки, делая глоток, — вы хотя бы объясняете доходчиво.       — Даниил Вячеславович профессиональный хореограф, который работает с опытными и заранее хорошо подготовленными людьми. Он привык, что к нему приходят уже с базовыми знаниями и умениями. Я знаю, он мало доволен тобой, но постарайся выполнять всё, что он от тебя просит, тогда ты быстро обучишься всему, — Арсений говорит тихо и размеренно. Пусть голос его и по-прежнему несколько холоден, беседа всё равно кажется уютной. За окном уже стемнело, в комнате горело лишь несколько ламп рядом с креслами, ведь общее освещение не было нужно. Тишину нарушают лишь негромкие разговоры, шум ещё не закончившегося дождя и редко проезжающие за приоткрытым окном автомобили.       — Я стараюсь, — кивает Антон, умалчивая об остальном. Знать лишнего Арсению явно не стоит, пусть он думает, что все проблемы исключительно в его физической подготовке. Шастун прекрасно понимает, что он в ситуации, когда из-за него могут разразиться немалые скандалы: некоторые модели уже посматривают на него претенциозно и с вызовом в глазах, понимая, что на новичка взваливают немалые ответственность и надежды, отчего тот может скоро их сместить. И пусть Антон не собирается задерживаться здесь больше нужного, по одному разговору с Сашей сегодня он понял, что никто ему верить не намерен.       Разговор с Арсением не заходит дальше рабочих моментов, связанных с обучением Антона, подготовкой к показу, но им большего и не надо. Они не друзья и даже не приятели, просто временно коллеги, которые также скоро закончат сотрудничество, как его и начали. Антон прекрасно понимает, что этот раз единственный, ведь Арсению просто выгодно участие парня и его образов в этом показе, да и Антону это немалый бонус: работа с успешным дизайнером — уже большой плюс в «копилочку опыта» для будущего специалиста. Однако слова Саши всё равно неприятно маячат где-то не периферии сознания, часто напоминая о себе.       Вскоре распрощавшись с дизайнером, Антон юркает в метро, проносясь под проливным дождём со скоростью пули. Вернее почти. В метро сейчас самый час пик, все едут уставшие со своих работ по домам, но из-за погоды и так переполненное людьми пространство становится ещё и безумно грязным, делая обстановку более мрачной и неприятной. Ютясь в старом шумном вагоне, в голове вновь всплывает этот противный разговор, выкинуть который уже не удаётся до конца поездки.       В мыслях Антон буквально спорит сам с собой, пытаясь доказать, что он сам принял это решение и сам решает, как будет поступать. Ему никто не указ, он может хоть сейчас написать Арсению о том, что он всё же отказывается от участия, разорвать все связи и жить снова как прежде.       Хотя, с другой стороны, он попытался уже это сделать, и что в итоге? Он передумал. Только вот сам ли?       Арсений так спокойно и мягко обращался с ним, в то время, как профессиональный хореограф, с которым они проработали несколько часов, не смог научить парня всему, что от него требуется. И с одной стороны предположение, что они просто слишком разные звучит вполне логично и разумно, но с другой — как жалкое оправдание, ещё раз подтверждающее сомнения Антона.       «Тобой управляют ничуть не меньше… дёргают за ниточки, как куклу… просто смирись с этим, либо беги прочь и как можно скорее…» — слова Саши цитируются и дополняются уже собственным сознанием, пробуждая взволнованность и неуверенность. Антон снова возвращается к тому, с чего всё начиналось, он снова сомневается, что сделал правильное решение и согласился. Однако в этот раз он убеждает себя, что теперь выбора у него нет, а последствия своего решения он уже будет разгребать сам и по мере их поступления.