Упростит ли это жизнь?

Возникло ещё больше вопросов, но Михаил предпочёл насладиться игрой, нежели задавать их. Название композиции он не знал, но ощущалась она спокойно — в начале игры, после приняла более тревожный лад, потом снова спокойный. На его же удивление, игра оказалась короткой. Не прошло и двух минут, как пианист закрыл крышку инструмента. — Как называется? — не убирая рук с чужих плечей, подал голос Миша. — «Мама», — парень всё продолжал сидеть, не оборачиваясь, — вспомнилась что-то именно эта композиция. — И давно ты их вспоминаешь? — Я привык это делать с семи, — абсолютно спокойный голос вещал это. — Привык…— шёпотом повторил Московский. В этот момент он познал, насколько безысходное это слово. В голове начали прокручиваться воспоминания, где он сам употреблял его в контексте связанного с собой, — к чему ты привык? — Миш, что тебя гложет? — снова вопросом ответил Романов, — О чём ты думаешь? Я заметил с момента, когда ты вошёл домой, что ты озабочен чем-то, — всё тем же тихим и спокойным голосом, вещал парень. Лёгкое удивление настигло москвича. Было непривычно, что его состояние так запросто считывают. Но в данный момент это использовалось без какой-либо выгоды для Александра, а лишь для того, чтобы помочь ему. По крайней мере, так хотел представлять того историк. — О тебе думал, — обдумав, ответил мужчина, поскольку не смог найти для себя причин скрывать это, — я много сегодня о тебе узнал. — И что же? —плечи напряглись, что почувствовал и Миша своими грубыми ладонями. — Ты такая же вещь, как и я, но только тебя оценили дороже, — напряжение юноши начало спадать, благодаря лёгким поглаживаниям по плечам, — а ещё ты гораздо ярче, чем я думал. — Я не вещь. Тебе Лёша? — фраза оборвалась. Парень перебывал в шоке, что можно было распознать по голосу. — Он такое трепло? — с неким скептизмом спросил блондин. — Нет, только немного знает обо мне. Что он тебе рассказал? — О том, что ты слепым был, о родственниках, что морили тебя голодом, о таблетках, — перечислял Миша. — Дели его слова на два, он не надёжный рассказчик. Меня не морили голодом. Да я не ел фастфуд, жирную пищу и сладкое, но у меня было нормальное питание. Я ел мясо, овощи, фрукты, каши, и я не чувствовал отсутствие чего либо. А так же я на каникулах обязательно посещал дядюшку и тётушку со стороны папеньки, где я сам себя ограничивал в еде. Состояние в котором он меня видел, то можно сказать я сам себя довёл, а не они. — А таблетки? — Были. Тут ничего не сказать. Как и об тётеньке с дядюшкой, они были нормальные. И в жизни не скажу, что у меня было тоскливое детство, — раздражение проскальзывало в его тихом голосе, а пальцы надавили на крышку фортепиано. — Саша, зачем ты мне врёшь? Это ни к чему, ты же мне доверяешь? Так скажи, как есть, — Московский запросто может распознать ложь от правды и наоборот. А с Романовым, это было ещё легче, ведь тот не умел врать. Его сдавали руки, а так же непроработанность лжи, — а ещё я хочу есть. Пойдём поедим, — престав нежить плечи Саши, теперь ладони просто покоились на них. — Десятый час, какой есть? — парень весь напрягся, будто скрипка, которую слишком сильно нятянули, и струнны вот-вот порвутся. — Я только олевье ел. Пойдём есть, — вытягивая с банкетки мужчина. — Я не ем в такое время, — противился петербуржец. — Меня покормишь, — волок его старший в сторону кухни, заодно забрав гостинец с пуфа, и положив его на кухонный стол. Особы прошли в кухню, где хозяин квартиры обнаружил, что кормить Мишу ему попросту нечем. — А что ты ел? — спросил москвич, заглядывая в холодильник. — Не помню, — уклонился от ответа каштаново-волосый, пока выбирал крупу. — И в кого ты такой врунишка. Саша, что ты ел? — всё не отступал Михаил. — Набрался с детства. — Но не научили. — И то верно. Гречку будешь? — остановившись на ней, интересовался хозяин. — Если только с тобой, — догадаться было несложно, что юноша ничего не ел, поэтому москвич всё никак не отставал с темой еды. — Так уж и быть, — доставая кастрюлю, куда засыпалась гречневая каша, наполнялась бежавшей водой с под крана. Она была такой же холодной, как и сам хозяин квартиры. — Почему ты сбежал? — возобновил тему Московский, одновременно начав хозяйничать на кухне. Одна из чашек была с растворимым кофе, а вторая с каким-то травяным чаем, судя по запаху из баки. — Тебе это зачем знать? — нагревающаеся электронная плита уже была нагружена каше варкой. — Ой, не начинай. Так и скажи, что не ответишь. — Не отвечу. Доволен? — лишь по интонации голоса Михаилу было всё понятно, парень был не доволен такими вопросами, и практически на взводе для нового скандала. — Да. А на что ты ответишь? — продолжал историк. — На то, что не связано с родителями и родственниками, — с тяжёлым вздохом он неохотно ответил. Подойдя ближе к кастрюле, кудрявый посолил воду, и поднёс ладони ближе к посудине, греясь от пара. — Тогда почему не уехал во Францию? — поставив чайник закипать, москвич аккуратно продолжал. — Смысла не было, — пожав плечами, сказал сероглазый. — Как это не было смысла? — Незрячим там делать нечего. А перспектива погибнуть там, меня совсем не устраивала. — В смысле погибнуть? — переспросил блондин, надеясь, что ему послышалось. — Как я и сказал. Знаешь, у меня был друг. Он был моим первым другом, мы с ним много чего познавали вместе, но он был простым. Это не плохо, но в этом и была его проблема. Он видел лишь кусочек картины, а она была гораздо больше. Полагаю, это потому что он сын священника, вот он и видел всё так, — отходя от плиты поведал Саша, — он мечтал жениться, завести детей и чтобы я их покрестил. Как ты понимаешь, этого не свершилось, а ведь я ему говорил, что со мной нельзя ничего строить, а особенно будущего. Он всё повторял, что если у меня не получится с профессией, то я буду продолжать семейный бизнес, а так же буду той самой богатой тётей, — смешок вырвался с уст парня, — но он вечно забывал, что ничего просто так не бывает. — Ты к чему клонишь? — Миша, как ты считаешь? Мои родители случайно погибли в автокатастрофе, днём, с хорошим водителем, что всегда выполнял свою работу идеально. Он ездил очень аккуратно и не быстро, а в тот день резко изменил свой стиль вождения. А мои родители как раз в тот день ездили к нотариусу для составления завещания. Или тогда так всё совпало, что меня именно в тот день, забрала к себе тётушка? — всё так же спокойно об этом говорил, но его нервозность сдавали пальцы на руке, что отбивали какую-то мелодию на подоконнике. — Ох, вот оно как, — на тон ниже произнёс голубоглазый, — думаешь, они их того? — Я знаю. Из-за связей дело быстро замяли, списав на аварию. А меня тётя с дядей по маминой линии взяли под опекунство. Нахмурив брови, старший залил чашки кипячёной водой. И пытался уловить связь между смертью родителей и Александром. — Мг, если на то пошло. Пока ты не достиг совершеннолетия, то они управляли безнессом. Но если бы ты помер, то он бы достался им, почему они раньше этого не сделали? — интересовался Миша, недоумевая с чужих действий. Зачем воспитывать ребёнка, если можно его убить? — Не могли. Им бы ничего не досталось после моей смерти, а перешло бы в руки родственников со стороны папеньки. Поэтому они на мне начали зарабатывать деньги. До совершеннолетия я бы пропал, — заявлял юноша, при этом греясь об кружку с чаем. — А куда бы ты пропал? — Миш, я был таким же, как и ты, — на этих словах, эта тема закрылась. Вода в кастрюле закипела, поэтому Московский убавил мощность. В ожидании готовности блюда, он искал смысл последних слов Романова, которые совсем не понимал. Где он такой же? Саша не нуждался ни в чём, его и пальцем никто не трогал, что в них похожего? Молчание затянулось, что начало давить на обоих. — Саш, а если бы я не пришёл, то, — взглотнув ком в горле, историк всё же спросил, — ты бы согрешил? — Да…— прошептал парень в ответ, — Да, — затем последовало более уверенное утверждение, — хоть мне и стыдно, Мишенька, стыдно, но понимаю, что в тот момент я бы решился. Как же я б испортил всем праздники… Слышать от Романова своё имя в ласкательной форме, было невероятно приятно, как и то что он осознаёт свои поступки. Ласковая улыбка расплылась на лице блондина, пусть она была и не уместной в этом разговоре. — А как ты решился на мосте? — неохотно спросил Московский. — Там меня не держало ничего. Я понимал, что меня отправят обратно в Париж, и считай я пропал. Общение с людьми, которые были дороги — мне бы оборвали. А лишь мысль, что они могли подумать, что мне безразличны, до сих пор вызывает тошноту. И в тот момент, я выбрал для себя быть убитым для всех. — Пиздец конечно. Я скоро буду, как Лёша, — заявил москвич. — Нет, только не говори, что ты во мне кого-то увидел. Если Лёша видит во мне брата, то ты сына? —слегка скривившись, узнавал юноша. — Нет. Я в тебе не вижу ни сына, ни брата, — даже для самого себя блондин не мог определить, кем является для него парень, но говорить об этом он не собирался, — но теперь писать мне будешь. — Письма с пожеланиями доброго утра? — со смешком, прыснул парень. — Хах, насмешил. Хотя бы днём, и лучше сообщения, а не письма, — выключив плиту, рассказывал москвич. — Конечно-конечно, Михаил Юрьевич. Буду писать вам по утрам, — активно мотая головой, утверждал каштано-волосый. — Смотри мне. Романов поставил рядом с плитой тарелки для трапезы, а затем дал ложку гостю. Насыпав крупу в ёмкости, москвич полез в холодильник, где достал сливочное масло. — Зачем вы его достали? — поинтересовался юноша, разлаживая вилки на столе. — В смысле? В кашу добавить. Чем маслянистее, тем вкуснее, и для организма полезно. — Чем же? Калорийность стала больше? Такая себе полезность, — невольно говорил хозяин квартиры. — Органы смазывает. Отрезав себе кусочек, Михаил был намерен добавить и Саше, но получил от него угрозу: — Только посмей, будешь эту кашу в парадной есть, — слегка нахмурив брови, заявил петербуржец. — Ой-ой, — закатив глаза, историк добавил себе, и кусочек своему студенту, — сразу видно, что из севера прибыли. Решил косточки погреть на юге? — Да-да, сейчас нагишом пойду в снегу купаться, тут же он теплее. — Не надо, а то дядя Марат за твоей жопой с окна подглядывать будет, — улыбаясь сказал Миша, ставя на стол тарелки, «Может и не только он, Миша, бля, фу! Что за мысли. Ну если только с эстетического удовольствия, так блять.» — добавил он у себя в мыслях. — Кто? — переспросил сероглазый. — Дядя Марат. Это Камалия придумала, когда Даня был мелким. Ему чёт так нравилось снимать штаны и трусы, что Камалия придумала какого-то дядю, который подглядывает за ним. Помогло, он после таких запугиваний трусы со штанами не снимал, — в груди была такая ностальгия, как он возвращается домой, после учебы, а там Даня бегает без трусов. — А сколько ему было? — улыбнувшись такому рассказу, поинтересовался парень. — Где-то три, — ответил москвич, и сел за стол, — давай садись. Есть хочу пиздец. После позднего ужина, профессор вернулся к себе домой, забрав упакованный подарок. Пройдя в спальню Данила, он заметил искусственную ёлку, где-то сантиметров шестьдесят. В комнате не привычно чисто, «М-да, за его отсутствие работу клининга стало видно.» — рассматривая спальню, прокомментировал Московский у себя в голове. Ель была украшена гирляндами и шарами. Присев на кровать, к историку пришёл прилив ностальгии про первые новогодние праздники с ребёнком. Как Даня хлопал загоревшийся гирлянде, как его сынок лепил с ним снеговика, и как он его на санках катал. Не сдержавшись, блондин воткнул вилку в розетку, и ёлка за мигала разноцветными огнями. Посидев так в тишине, он положил подарок, выключил гирлянду и покинул комнату. Принимать ванные процедуры было лень, поэтому просто раздевшись до трусов, он провалился в глубокий сон. Праздники закончились, из-за чего рутинные рабочие дни снова вошли в жизни Михаила. Сидя у себя в офисе, читая отчёты, отвечая на письма и вопросы подчинённых, перед обедом, вопреки своим ожиданиям, он получил сообщение в телеграмм от своего студента. Изначально мужчина не понял, кто такой «Думский», но потом вспомнил благодаря сообщению «Доброе утро.», что это Романов. Старший улыбнулся самому себе и написал в ответ «добрый день*». Весь обед они переписывались, могли и дольше, но пришлось отложить их диалог до вечера. Этот вечер казался одним из лучших для мужчины. По приходу домой, москвич решил добавить Романова в свои контакты, добавлять его, как «Думского» он не был намерен. Поэтому сперва пальцы набрали «Александр», но мужчина решил, что это излишняя официальность и она тут ни к чему. Дальше в его голову пришла мысль подписать его как «Северный», ведь это будет единственный человек из Питера с кем он так близко общается. Но чего-то ему не хватало. Поразмыслив ещё немного появился контакт «Северная заря». Именно с зарёй он мог сравнить Сашу, что и сподвигло его назвать контакт именно так. Их разговоры были на духовном уровне, а не потребительском. Информация, которой они обменивались была мелочной и лёгкой до такой степени, что часовые разговоры казались секундными. С того дня Московский познал все прелести переписок. Каждое утро получать какое-то сообщение от Александра — улучшало немного настроение, чему блондин пытался найти логическое объяснение, но предпочёл не думать об этом. Благодаря такому общению оба узнали друг друга лучше, и знали, что это не предел. Миша ещё раз сам себе подтвердил, насколько Александр качественный собеседник. Парень мог поддержать, а так же вставить свой комментарий во многие темы. Прошла первая рабочая неделя нового года, что означало приезд Камалии. День субботы проходил непримечательно. Утром приехал клининг, Михаил потрудился и приготовил картофельное пюре, съездил в магазин, купил незамерзайку для автомобиля, а дальнейшее время провождение выходных было в ожидании, ведь развлечь себя разговором с петербуржцем нельзя было, ведь тот ещё спал. Лишь в начало третьего уныние сошло на нет. Дом наполнился родными голосами и посторонними звуками. Выйдя в коридор блондин встретил свою супругу. От женщины, будто изучались лучи света. На её лице была та самая улыбка, что отличалась своей нежностью, радостью и озорная. Её можно застать достаточно редко, что придавало ей особого значения. — Как вам Нижний Новгород? — поинтересовался историк. Подойдя к длинноволосой, они мимолётно чмокнулись в щёки, в знак приветствия. Кама активно снимала с себя верхнюю одежду, в предвкушении поведать свой отпуск. Подросток, что стоял за ней, был чем-то расстроен, судя по его поведению и выражения лица. В этот момент Миша вспомнил просьбу Романова. — Такое себе, — неохотно раздеваясь, ответил Данила. — Ой, Дань, не придумывай, — махнула рукой в сторону сына Камалия, — было классно. Ставь чайник! — глядела она на мужа. — Дань, а тебе там что-то дед мороз дарил? — бросил профессор, уходя на кухню. — Да, — избавившись от одежды, положительно ответил Московский младший, идя за отцом на кухню, — новый телефон. — Айфон? — включив чайник, интересовался глава семейства. — Да, последний, — увидев на плите противень с печёным картофелем, мальчишка достал тарелку и стал налаживать себе обед. — М-м-м, вижу ты прям в восторге от подарка, — саркастически произнёс Михаил, — ну, сюда тоже этот дед приходил, но тебя не застал, хоть подарок передал, — выдумывая на ходу, рассказывал старший. — А что подарил? — из приличия спросил подросток. — А я не знаю, — набирая кофе в кофемашине, отвечал историк. Даня пошёл к себе в комнату, но на этот раз за ним последовали оба взрослых. Обнаружив под ёлкой коробку в упакованной бумаге, его глаза округлись, а взгляд озабоченный такой неожиданностью был направлен на папу. Аккуратно снимая декор, Данила ещё больше был озадачен. Последние восемь лет презенты состояли из телефонов, приставок, планшетов— все над чем можно не думать, ведь это же хороший подарок и заморачиваться не надо. Конструктором парень никогда не увлекался, но для себя он решил, что этот он точно соберёт, и приступит именно сегодня. Данила прекрасно всё понимал, что папе он не нужен. Он знал, что его рождение это далеко не желание родителей, но сейчас понимание того, что папе было не лень что-то выбрать ему, приводило в детскую радость. — Спасибо большое! — не сдерживавшись, поблагодарил школьник. Улыбка в тридцать два зуба сверкала у него на лице, а глаза смотрели в сторону отца. — А меня за что? Это же всё тот дед, — улыбаясь в ответ, всё продолжал нагло врать мужчина. Он не ожидал такой яркой реакции от сына. Подобного восторга от Дани он давненько не видел. Мысленно поблагодарив Сашу, Миша с супругой вернулись на кухню. — Тебя подменили в церкви? — резко спросила Камалия, выгнув бровь. — С чего ты решила? Рождество у меня прошло за работой, я только утром в церковь сбегал на проповедь, — забрав чашку кофе с кофемашины, недоумевал голубоглазый от такой претензии. — Что-то не так с тобой, а что конкретно не могу понять. Ну ладно, — садясь за стол с чашкой чая, начала женщина свой рассказ, — короче, отпуск был отличным, если бы не Даня. Вот всё хорошо, Свят показал нам город, он нам готовил каждый день или водил в рестораны, пытался наладить отношения с Даней, но тот не хочет идти на встречу! Это ужас какой, везде ходил недовольным. И отвечал хамовато Святу, хорошо, что я заметила, а то бы не устранила это. — А что ты ожидала от подростка? Естественно он будет отрицать, что в его жизни появится мужчина, который пытается заменить меня, — сделав перерыв на глоток напитка, продолжил он, — да и мальчик он не глупый, прекрасно понимает, что всё идёт к разводу. А это дополнительный стресс. — Понимаю, но он из нас крокодилов делает. Сказал, что он нам вообще не нужен и лучше бы мы его отдали кому-то, — закатила глаза Кама, — а слушать о том, что я могу любить другого мужчину, как и ты другую женщину в наших с тобой отношениях — абсолютно нормально, он отказывается. Поставив в раковину пустую чашку с под кофе, мужчина направился к спальной комнате сына. «И так. Сейчас я вхожу и говорю: пойдём поможешь мне в машину незамерзайку залить. Блять, я же могу и без него это сделать. Тогда под каким предлогом? Просто войти и спросить, как он? Что за дебилизм.» — прокручивав в голове варианты действий, Миша открыл дверь в комнату. — Дань, иди за мной, — голос был отстранённым, а тон суровым. Внимание ребенка оторвалось от сборки подарка. А в глазах читался страх. — Куда? — сглотнув слюну, спросил чадо. — Когда тебе говорят идти, то иди, — шагая в коридор, всё тем же тоном, говорил старший, — мне тебя долго ждать? — Нет, — подорвавшись с места, Данила выбежал в коридор. В это время Михаил рылся в одной из полок шкафа, где были все принадлежности для автомобиля. Догадавшись, что им придётся покинуть квартиру, младший принялся одеваться. — Додумался, — прыснул глава семейства. Тяжело вздохнул, подросток вышел в парадную, чтобы там дождаться отца. Данил даже удивился, когда увидел папу спустя неделю. Он был каким-то другим: приветствие, веселее, что же испортило его настроение? Над этим он и гадал. Путь к автомобилю прошёл в тишине, а тяжёлый взгляд и косые взгляды отца давили на плечи младшего. Всю работу мужчина делал сам, а парню пришлось лишь неловко стоять. — Почему я должен выслушивать от твоей матери, какое отвратительное поведение у тебя было? — разрушил тишину Миша, — Перед тобой Святославу вытанцовывать или что? —Так зачем меня вообще брали? Я ничего такого не просил, пусть просто не трогают меня! — голос повысился, а в голове пазл сложился. Настроение папы испортили, лишь какие-то недовольства в поведении. — Данила. Не смей повышать голос на меня, — тон стал куда более твёрже и строже, по телу подростка прошёлся табун мурашек. Отец его никогда не бил, никогда не обзывал или принижал, но лишь этот голос мог вселить в него дикий страх, — А теперь слушай, Камалия хочет, чтобы ты и её хахоль поладили, потому что вы оба для неё важные люди. И если тебе не нравится этот Святослав, то ради мамы потерпи. — Я не хочу, — практически шёпотом произнёс Даня, — я хочу, чтобы всё было как раньше! — заявил он. — Когда именно? — закручивая крышку от раствора, мужчина на эти слова хмыкнул. — В то время, когда вы с мамой любили друг друга… И вам было не так плевать на меня, — на последнем слове голос дрогнул. — Дань, когда ты один, то полюбишь и врага. Мы никогда друг друга не любили. Что было, так это лишь поиск утешения в лице друг друга. Это были просто хорошие отношения, но не больше, — закончив все махинации с машиной, мужчина взял тряпку и начал вытирать об неё руки. — Хочу, чтобы у нас было, как у Серёжи, — взглядом он тупил на пол, а голос был на пару тонов тише. — Может будешь. Твоя мама ловкая женщина, может тебе брата или сестру забабахает, — с какой-то небрежностью говорил мужчина, бросая кусок ткани обратно в машину, — а вообще, зависть это грех. И в отличии от Серёжи ты видел за свою жизнь что-то помимо дачи, ты получаешь всё, пока он донашивает за братом. И хочешь его жизнь? Где твоя благодарность?! — последние слова говорились от злобы, на повышенных тонах, но это был не крик на ребёнка, это был крик маленького Миши, что никак не может отпустить своё детство. — Я просто хочу, чтобы ты уделял на меня чуточку больше внимания, — зажмурившись, тараторил Даня. — Ты понимаешь, что я не могу тебе уделять всё своё время, потому что я работаю, а так же имею личную жизнь? — получив кивок со стороны сына, Михаил вздохнул, — ну идём, покажешь, как там в эти лега играть. Детские глаза распахнулись, в них читалась радость, счастье, такое бесценное и искренние. Такая возможность подростку давалась редко, поэтому проследив, как отец закрыл машину, мальчишка побежал домой. Хмыкнув на поведение собственного ребенка, Московский неспеша пошагал за ним, одновременно напечатав Александру «Спасибо, лего очень понравилось.».