Влюбить за четыре дня

[Несколькими месяцами ранее.Сумеру] Неугомонные голоса вбиваются в голову, словно тысячи раскаленных иголок. Биение собственного сердца отдается в ушах, а напуганные глаза бегают по сплошной темноте. Знакомые до боли слова обжигают грудь, трепещущую под давлением колющих фраз. «Кукла? Что он здесь делает?» Силуэты один за другим проносятся перед глазами, оставляя за собой лишь каменный осадок в воспоминаниях. Жалобный хрип вырывается из горла, голова раскалывается. Дрожащая рука невольно сжимается в кулак, пока в голове не пронесся знакомый голос. «Как по мне, ты тоже человек» Лица быстро сменялись, но их слова уже не были колкими. Они вводили в ступор, и заставляли опустошенные глаза наполняться солеными слезами. Услышав свое имя, которое юноша предпочел бы забыть и никогда не вспоминать, произнесённое с таким родным и знакомым теплом, некогда «Сказитель» упал на колени. Не замечая происходящего вокруг, он лишь в безысходности уставился в глубокую темноту. Нежный взгляд рубиновых глаз грел душу. Тело пронзало, словно током, а сквозь густую тьму прорвался маленький, сияющий огонек. «Никчемный мусор будет уничтожен» Рука отчаянно тянется к звездочке, в сиянии которой он вновь находил надежду. Последний рывок и, казалось бы, огонек уже в руках, но что-то с силой тянет вниз, в непроглядную глубину. Собственное отражение смотрело прямо в душу. Одно прикосновение холодной руки пространство озарено обжигающим светом. [ Наше время. Инадзума ] —Отвали уже, а,-грубо отталкивает синевласый юношу, который, словно ватный, отшатывается на пару метров назад. Посреди улицы, освещенной нежно-персиковым закатом, укутанной в розовые лепестки сакуры, двое парней уже как минут двадцать разговаривали между собой. Красноглазый лишь отчаянно подходил ближе, жалобно умоляя того не прогонять его. —Прошу, ты должен вспомнить меня,-заново просил Кадзуха. —Слушай, я тебя не знаю. Может, другой я, и правда общался с тобой, но я уж точно не хочу тебя даже видеть,-ответил, теперь уже, Странник, а после повернулся спиной и ушел, не обращая внимания на Каэдэхару. Парень молча встал у ограждения моста, решив не следовать за уходящим, так как пока разуверился в своих силах и возможности возвратить себе Скарамуччу, походу, уже давно затерявшегося в глубине души его нового «я». Слова отзывались эхом в разгоряченной голове, готовой сейчас попросту треснуть. Слышать это от дорого Кадзухе человека было особенно больно. Невыносимо было осознавать то, что отвергнутый больше никто для Странника. Что он больше не почувствует на себе согревающее тепло его рук с утра, что больше не коснется его губ, не будет в его крепких объятиях. Он подарит свою любовь другому. Каждая новая мысль-как ножом сердцу. Жгучая боль вылилась слезинкой из глаза, юрко проскользнувшей по гладкой щеке. Светловолосый крепко сжал свою футболку в руке, стиснув зубы. Еле разбирая дороги сквозь пленку из слез на глазах, Каэдэхара брел домой. Всхлипы комом застревали в горле, a бредовые мысли сопровождали его до самой кровати, пока тот не погрузился в обессиленный сон. Темноволосый зашел в, словно чужую, комнату, закрыв за собой скрипучую дверь. Небольшое помещение освещала тусклая лампочка, вокруг которой два мотылька танцевали свой танец, выводя круги в воздухе, неустанно хлопая маленькими крылышками. Оглядев сливовыми глазами комнату, Странник уселся за стул и открыл ящик в столе, в котором хранилось куча бумаг под толстенным слоем пыли. Горы бессмысленного текста, мусор. Внимание привлекала небольшой листик бумаги с зарисовкой юноши на ней. Черты лица такие аккуратные и нежные, взгляд детский и невинный. В рисунке можно было узнать Кадзуху. Да, это точно был он. Парень откинулся на стуле, устало выдохнув горячий воздух. Для него все было новым и чужим. Прежним оставалось лишь убаюкивающее пение сверчков за приоткрытым окном, белоснежная луна и мелкие звезды, которыми было усыпано все небо.