fireflies.

Чонгук долго смотрит на лежащее тело перед ним, не смея лишний раз его тревожить. Его нервные клетки в этот самый момент теряют свою дееспособность, потому что, прошел час? Тэхён не проснулся. Он бы предпринял хоть какие-то меры, вызвал бы врачей, но не хочет, чтобы Ким попал в руки своей матери. Уверен, Шерри бы и сам не хотел к ней. Лежащий на диване Тэхён хмурится, открывает глаза, видит перед собой сидящего рядом на стуле Чонгука. Голова того опущена, руки крепко сжаты между собой. Отрывками в памяти всплывает момент, когда он терял сознание. А сейчас, вдоволь насытившись чужим присутствием, организм дает сигнал просыпаться. Ким аккуратно садится. Кажется, даже это шевеление Чонгук не замечает, слишком глубоко погрузившись в свои мысли. — Чон... — голос охрип, — Чонгук? — тот поднимает уставшие глаза на Тэхёна, какое-то время не замечая ничего нового перед собой. — С тобой все в порядке? — молвит Ким, дотрагиваясь до его заледеневших от волнения рук. — Тэхён? — к нему внезапно приходит осознание всего, тот судорожно выдыхает. Из под взора парня не уходит как у того от облегчения отпускаются плечи, и ю он скрывает лицо за ладонями, глубоко дышит. — Это я у тебя должен спрашивать. — раздается спустя пару минут, разрушая воцарившийся покой вокруг них. — Со мной все хорошо, Чонгук. — доктор Ким отпускает ноги на пол, и медленно встает, ощущая, что редкость, отсутствие головокружение и подобных плохих симптомов, которые были ранее после панической атаки. — Я тогда... пойду? — Да, хорошо. — доктор Чон все еще поникший, потерянный. Лучшее, что может сделать для него Ким сейчас, это оставить одного. Именно такой делает вывод парень, медленно подходя к двери, оставляя за спиной мужчину, который успел пересесть на свое рабочее место. Тэхён чувствует, что все странно. И молчание со стороны того, и то, что его так легко отпускают. Быть может, доктор Чон слишком устал и у него нет времени, чтобы возиться с ним? Тэхён уже успел дернуть ручку двери, как его поспешно окликают излюбленным: — Шерри, — едва слышно шепчет тот, и голос его пронизанный глубоким отчаянием в сердце Тэхёна ложится покровом тревожности и волнения. Доктор Чон, не спавший пару ночей, и наверняка не евший столько же, зовет своего Шерри для успокоения. Тэхён всегда видел его таким: собранным, строгим, серьезным. Но взгляд того всегда переполнялся нежностью, стоило им встречаться где-то в коридорах больницы. — Шерри, не уходи. — и Тэхён не уходит. Он закрывает дверь за собой и медленно идет к тому, пока Чонгук разворачивается на стуле в левую сторону, раскрывает руки и крепко к нему прижимается. Прячет голову где-то между тканей футболки, крепко прижавшись к его грудной клетки и размеренно дыша. — Передо мной лежало много людей, мои руки сделали множество операций, я спас немало жизней. — начинает тот, пока Ким мягко гладит чужие волосы и слегка покачивает в своих руках, — но я никогда не чувствовал такого бессилия, когда держал тебя на своих руках, Шерри. — Тэхён застывает, слушая чужую речь, от которой в груди заходится бешенным ритмом сердце. — Я никогда не чувствовал себя таким беспомощным, как сегодня, когда держал тебя на руках, когда сидел рядом с тобой и не знал, что делать, чтобы помочь тебе облегчить эти мучения. Доктор Чон был уставший. Все было видно по его внешнему состоянию, по залегшим теням под глазами и слегка посиневшим губам. Взгляд того неотрывно смотрел куда-то в сторону, что не мало тревожило. — Это не так, Чонгук, ты... — Нет, — прервал тот, поднимая глаза на своего Шерри. Тэхён видел его таким потерянным впервые. — Не стою слов утешение. Я не смог, вот и все. — Чонгук, — Ким кладет руки поверх чужих щек, наклоняясь к чужому лицу, — ты сделал больше, чем кто-либо за всю мою жизнь. Больше всех тех, кто был рядом со мной с рождения. Больше всего на свете мне нужно было в такие моменты лишь твоё присутствия, лишь один ты, чтобы было возможность дышать спокойно, полностью. — тот вслушивается в его речь, и Тэхён видит, как радужки глаз расширяются и те, в башенном ритме бегают по очертаниям его лица. — Ты не виноват ни в чем, Чонгук. Не стоит винить себя, ты сделал для меня больше, чем можешь себе представить. — Ким прикрывает глаза, дает себе волю приблизиться и коснуться своим лбом о чужого. Руки Чонгук тянут его к себе, так, что ноги невольно кольцуя чужую талию, усаживают на колени. Более не могут терпеть расстояние. Так даже лучше: когда тело к телу, сердце к сердцу. Вслушиваясь в чужую речь, потоком накрывшее его сожаление медленно отпадает, заменяясь бесконечной нежностью. Тэхён ему улыбается, так невинно и трепетно, что более терпеть никто не в силах, и в сию же минуту их губы касаются друг друга, смыкаясь в поцелуе. Еще один день в нежности для них. И только для них. *** Снег, белым покровом улегшись на землю, встречает их первым, стоит покинуть пределы больницы раньше положенного часа. Им можно, отныне они на выходных, заслужили. Чимин что-то быстро печатает в телефоне, кидая в след закрывшимся дверям, через которых звук передавался парню, заменяющему его на смене. Стоит поднять взгляд, как встречается с мятноволосым, которого не сразу узнает. — Юнги? — тот широко улыбается, ставит машину сзади на сигнализацию и медленно идет к своему парню, не переставая следить за выражением лица. — Твои волосы... — от удивления, Чимин даже телефон оправляет куда-то в карман, хотя до этого печатал сообщение маме. — Тебе нравится? — Пак молчит, и Юнги понимает без слов, когда чужие пальцы мягко проходятся по прядям, перебирая и с не скрываемым восторгом, долго на него смотрят. Тэхён поправляет шарф на чужой шее, прежде чем взяться с Чонгуком за руку и выйти, прощаясь с коллегами и желая хорошего отдыха. Они оба наблюдают за этими двумя, которые прийти в себя не могут, не говоря уже о том, чтобы отойти на приличное расстояние. Ким смеется, подмечая искры в глазах Чимина от нового образа своего парня. — Тебе очень идет, Юнги, — говорит Ким, когда они уже рядом, а тот лишь улыбается. Чонгук ничего не говорит, лишь наблюдает за ними, все еще о чем-то думая. Никто не спешит его тревожить, да и, вряд ли тот с ними поговорит. Юнги оставляет поцелуй на чужом покраснением кончике носа, и Пак окончательно приходит в себя, резко заморгав и смутившись. Под натиском холодного ветра кожа краснеет, и пока они пешком добираются до ближайшего кафе, щеки обжигаются холодом и краснеют, глаза слезятся. Чонгук сжимает его руку в своем кармане, так и не решившись отпустить. — Это наша первая зима, — говорит Тэхён приблизившись к чужому уху, боясь быть услышанным. Чонгук недоуменно смотрит на него, не совсем понимая чужую речь, которая совсем неожиданно вникла в его мысли. — Первая зима вместе, Чонгук. — и расплывается в мягкой улыбке. Старший неожиданно останавливается. Тэхён не совсем понимает, что именно происходит, но тоже послушно встает рядом с ним. Чужие руки на сей раз касаются его щек, согревая, а после тянут к себе, смыкая губы в еще одном поцелуе. Второй за день. Тэхён широко распахивает глаза, слышит, как сзади них громко удивляется Юнги, восклицает громкое: — Дядя Чонгук! — смеется, сквозь зажатые в поцелуе губы, и отвечает мягким касаниям, прячет рукой их лица от парней сзади. Отрываясь друг от друга, они какое-то время все еще смотрят в глаза, пока на волосы мягко ложатся снежинки, кутаясь в прядях. Смотрят и грудь до краев заполняется любовью. Усаживаясь за свободный столик ближе к окну, увешанный гирляндами и новогодними игрушками, по типу ветвей искусственных елок, с застывшим пыльцой снега, что блестят под светом ламп, они греются. Чонгук и Тэхён сидят с одной стороны, так чтобы плечом к плечу, и впереди них располагаются те двое. Они когда-то так собирались. Тогда, думает Тэхён, былого равновесия в душе не было. И смотря за тем, как Чонгук с Юнги внезапно начинают о чем-то спорить, парень наблюдает за ним, оперевшись рукой о стол. Они собрались все за одним за столом, как когда-то и он чувствует покинувшее его душу умиротворение и покой рядом с этими людьми. Чимин тоже смотрит на них, молча наблюдает за изменениями в его парне, и совсем невольно взгляд встречается с Тэхеновым. Ким ему мягко улыбается, получая такого же в ответ. Он чувствует себя по-настоящему живым и нужным. — ... то есть, хочешь сказать, что с самого начала Чимина не привлек мой подкат? — Юнги всерьез недоумевает. — А ты как думаешь? — Чонгук вспоминает как Чимин, не зная об их родственной связи, весьма откровенно выражался о горе-подростке и более не желал заменять медсестер в его палате. Он тогда практически всем казался весьма проблематичным. — Да, я помню, как Чимин предупредил... — на Кима шикают спереди, заставляя замолчать, а после они с Чоном прячут улыбку в ладонях, пока у Юнги складывается пазл. — Юнги? — начинает было Чимин, но в ответ ничего. Будто и вправду задумывается о всем том, что делал тогда, отпивая глоток обжигающего горло чая, но даже этого не замечает. Пак взволнованно дергает того за руку, и пришедший в реальность Мин поворачивается в его сторону, недоуменно молча спрашивая. — все хорошо? — Ты любишь меня? — так, сразу в лицо, будто никого и не присутствует за столом. Хотя, к чему стеснения? Для Чонгук с Тэхёном ничего не существует, кроме их самих. — Мы отойдем на пару минут в уборную, — внезапно молвит Чон, и тянет Кима с собой. Знает, что это нужно им всем. Когда дверь кабинки за их спинами закрывается, Чонгук, более не церемонясь, припадает к чужим губам, проходясь по ним языком, и глубоко целуя. От переполняющих грудь чувств, у Тэхёна спирает дыхание и ноги не держат. Голову кружат чужие ладони на его талии, которые медленно перебираются сквозь ткань, касаясь мягкой кожи своим холодом. Чонгук более нежности губ не жалеет, оставляет на них след от зубов, сразу же зализывая языком, и снова целуя. Одной рукой впечатываются чужие на вверх ю дверцы, пока вторая приподнимая концы одежд, гладит кожу, мягко целуя усты, от которых оторваться возможности нет. Пальцы проходятся по выступающим косточкам ребер, вверх к грудной клетке, где бешено бьется сердце, сталкиваясь будто с чужой ладонью в битве. Под ладонью Чонгук отчетливо чувствует ее стук, губы его смазано целуют острие подбородка, спускаясь к шее. Чужой воротник распахивается, а бледной кожи касаются обжигающие поцелуи губ. — Чонгук, — с выдохом зовет того Тэхён, сдерживая стон, так отчаянно желающий вырваться из уст, — Чонгук мы не можем делать это в подобном месте, — тот не отрывает руку от кожи, все еще гладит оголенные места, хорошо понимания положение обоих, как сильно давят некоторые места в теле и не дают разумно мыслить. Взгляд того, смутный, наполненный бывалой страстью с глаз спускается обратно к губам, на которых оставляется еще один поцелуй, прежде чем действительно отойти от него, оставляя после себя горящие отметины на теле и не уходящий жар в теле. — Да, вот так. Тэхён ему снова улыбается. Смущенно, невинно, тянет руки, поднимаясь слегка на цыпочках, давая Чону уткнуться в свою грудь, погладив по волосам, крепко обнимая. — Все хорошо? — первое, что спрашивает Тэхён, когда они оказываются за столом, уже пришедшие в себя и внешне, и внутренне. — С нами? С нами все хорошо, — Юнги поедает принесенный им минутами ранее заказ, ехидно поглядывая в их сторону. Его настроение значительно повысилось, стоило оставить их наедине. Видимо, пришли к перемирию. — Тэхён, ты ударился? — Что? — Тэхён обеспокоенно оглядывает себя, пока рядом сидящий Чонгук с заметным шумом ставит вилку со скрученной на ней лапшой в тарелку, недовольно поглядывая в сторону племянника. — У тебя просто губа распухла, — насмехается тот, и Ким тоже вместе с остальными приходит в осознание, в какие именно игры играет Мин. — Подрался с кем-то? Упал? — О да, — выдает Ким, беря в руки стакан с соком, — удар твоего дяди весьма хорош собой. — В таком случае, — продолжает тот, никак не утихает, даже под пронзительным взглядом доктора Чона, — вы дрались губами? — Юнги, серьезно? — тот смеется. Никто даже шутки не понял, но тоже, из-за ласкающего слух чужого смеха, просто не могут не улыбнуться. — Какие у вас планы на выходные? На Рождество? — Никаких! — весело выдает Чимин, продолжая после есть торт, принесенным для него в десерт, запивая гранатовым соком. — У меня, в принципе, тоже — поддерживает того Тэхён, убирая с губ оставшиеся следы соуса, салфеткой, аккуратно кладет ее в тарелку перед собой. — Дядя Чон? — тот молчаливо поднимает на них свой взгляд. На первый раз покажется, что тот не слушал вовсе, но знающие его давно, легко понимают сей факт, что что-то касательно Тэхёна не ускользнула бы от него мимо, даже если бы очень сильно хотелось. — Я еду домой, — внезапно сказанное стреляет в Тэхён совсем неожиданно. — То есть? — Юнги озадаченно смотрит на дядю, который сегодня слишком спокоен и в то же время напряжен. — То есть, лечу во Францию. Вот так, без лишних слов и объяснений. Тот отправляет еще одну вилку с лапшой в рот, продолжая жевать с невозмутимым лицом. И раз подобное осталось пока не оглашенным для Тэхёна лично, значит, так должно было быть, верно? Ким старается это понять, пока нервно бегает по столовым приборам перед ними, по экрану своего телефона, пока от волнения, которое не должно было его тревожить, не должно ведь? леденеют пальцы. Его замешательство замечают кажется, все, но ничего более не выдают. Его глаза, хоть и тревожные, поднимаются обратно на собеседников, который пытается затянуть беседу в нужное русло. — ... может, поеду к родителям, как получится. — А не хочешь провести время со мной? — Твои родители, они... — Мы будем одни, Чимин, не беспокойся об этом. Телефон рядом вибрирует, привлекая к себе внимание, да и вызывая дрожь во всем столе. Взгляд Чонгука тоже падает на него, замечая уведомление о прогнозе, пока Тэхён, видимо ухватившись за хорошую возможность, тянет экран ближе к себе, делая вид, что что-то печатает. Может и печатает, думается Чону, больше ему ничего не видно на экране, тот хорошо закрыт. — Простите, я вынужден уйти, — резко выдает тот, поднимаясь со стула, и оглядываясь по помещению. — Что такое? — встает следом Чимин, обеспокоенно рассматривая друга. — Нужна помощь... маме. — тот понимает без лишних слов и просто кивает. — Я подвезу тебя, — Чонгук встает рядом с ним, пока Тэхён аккуратно натягивает на плечи пальто, а следом и чужой шарф, уже уютно устроившийся на его шее скрывая от холода. — Не стоит, — выходит довольно резко и холодно, но Тэхён старается не выдавать застилающую его разум обиду. Он ведь не должен это чувствовать, не так ли? — Не хочу нарушать ваши планы на вечер, доеду сам. — И более не коснувшийся их взглядом, уходит, оставляя после себя шлейф нежных духов смешанных с его, Чонгука, запахом после дождя осевший в легких. *** Тэхёну было кажется лет шесть, когда они отмечали вместе его осознанный и поистине счастливый новый год. В кругу еще целой семьи и живых людей рядом. На фотографиях отчетливо запечатлены лица, радостные, чувственные. Не укрывается с глаз и то, с каким трепетом его родители друг за друга держатся. Как близко стоят рядом они с Тэеном. За все свою жизнь, разделившуюся до и после, когда оба главных составляющих покинули их семью, Тэхён праздновал отныне этот праздник один. Он и не был праздником вовсе, просто смотрел, как салюты в небесах взрывались тысячу звездами, растворяясь в небесах после пару минут и снова зажигаясь. Слушал радостные восклицания детей и думал, что подобное возможно никогда его не коснется. Упиваясь взглядом чужим настроением и счастьем, он приступал к чтению книги, обрывок который позднее должен был рассказать матери. С тех пор изменилось многое. Пыль на фотографии смывается тряпкой, и счастливые лица загораются перед его глазами. С тех пор из него выбивали личность, делали другого, пытались сделать из него умершего человека. Тэён и Тэхён были похожи, что не является новостью. Они и дальше должны были оставаться такими, доказывающими факт их родственной, кровной связи. Но никак не пересекаться в схожести с личностью, наверняка значительно отличающиеся друг от друга. Тэён знал это лучше тебя! Тэён делал это не так! Тэён! Тэён! Тэхён смотрит на старшего брата с фотографии, тот крепко прижимает к себе почетную грамоту о выигрыши какого-то соревнования, не помнится даже направление. Какое-то время Тэхён даже ненавидел его имя, ненавидел его самого. Ему казалось, что причиной психа его матери является именно он. Хоть это таковым и было, но ребенок никак по-другому объяснить не мог. Ким поправляет фотографии с полок, которые ранее были спрятаны прочно в комод. Теперь они чище и живее. Глядит на прошлое, что оборвалось слишком резко, перекинув к суровой реальности. Он понимает, что заточив себя в этот круг жить дальше не сможет, так как это убьет его будущее. Он осознает это рядом с Чонгуком. С его доктором Чоном, поцелуи которых все еще помнятся телом и душой. Он улыбается. Фотографиям, воспоминаниям. Доктор Чон уже взрослый человек. У него могут быть свои собственные дела во Франции, у себя дома, где-то возможно и жена, с которой тот и не имеет более никакой связи. Но это все еще слишком сильно мешает ему. Громко цокнув, взгляд теплый пропадает, даже появляется раздражительность. Он направляется в свою комнату, разрываясь между желанием позвонить и оставить того на этот день в покое. Ким хорошо помнит взгляд Чонгука, когда он пришел в себя после потери сознания. Тот и вправду был напуган слишком сильно, что не теплит душу и одновременно вызывает беспокойство. Ким смотрит на себя в зеркало, с которым встречается совсем неожиданно и необдуманно. На нем домашняя футболка и шорты чуть выше колен. Подойдя ближе, он видит оставленные чужими губами укусы на подбородке и шее, что виднеются мелкими пятнышками, отчего разгоняется жар по телу. В точности, как в тот момент, когда чужие руки гладили его тело. Будто ничего более важного до этого в своей хватке не держали. Тэхён отрывается от себя, когда слышит звонок в дверь. — Не могла же она забыть свои ключи дома? — указанного предмета на шкафчике не наблюдается, и кем именно является гость тоже неизвестно. Тэхён открывает замок, медленно открывая дверь, поднимая взгляд, так и застывая. У Чонгука в руках букет гипсофил, состоящий из белых мелких цветочков, которые крепко связаны между собой фиолетовой оберточной бумагой, завершая свой образ тоже белой лентой, завязанной ровно в бант. Тэхён и не знает, что сказать, не ожидая того и вовсе, как раз вспоминая о своем образе, в котором предстает перед Чонгука не в первый раз. — Ты... — Я... — начинают одновременно, в эту же секунду тихо смеясь от неловкости. И будто все те ночи, проведенные бок о бок никогда не было, и касаний, и поцелуев. Будто не знают половину жизни, и слова о любви между ними не говорили в слух, теряются где-то в стеснении, смущении. — Прости, — Тэхён открывает дверь пошире, — я такой не культурный, заходи скорее, — Чонгук послушно заходит, закрывая ту за собой и протягивая букет цветов. — Я пришел за тобой, Шерри. — невозмутимо выдает тот. Ким берет в руки цветы, слегка втягивая запах от них, даже не зная, что именно может ответить на чужое предложение. Чонгук в его доме, кажется, впервые. Так спокойно и тихо. — Куда мы? — совсем тихо. — Ко мне. — молчит пару секунд, — домой, — Ким кивает. Соглашается на все, если рядом будет Чонгук. Они едут «домой» не к Чонгуку лично, а именно в их дом, который с недавних пор стал общим. Чем-то таким, от чего зарождаются семьи у обычных людей. Тэхён одевается быстро, накидывает на плечи пальто, спешно завязывая на шее шарф, особо с ним не возится. Отключает свет в комнате, оставляя в прихожей светильник на тумбе. Чонгук следит за его действиями, и когда видит, как небрежно тот вырядился, недовольно цокает. Ким и не против того, что в его образе были какие-то изменения, может он даже специально так оставил все без внимания, чтобы кое-кто исправил. Глупо улыбаясь, под взглядом чужих глаз, Тэхён дает повязать шарф на шее правильно, скрывая за тканью половину лица. Затягивают пальто на талии, и они выходят. Оставляя где-то за спиной Тэхенов дом, идут к машине. Какое-то время они едут в тишине. День самого начала был странным и слишком резким? Ким не знает, но сейчас, наблюдая за тем, как напряженно выглядит Чонгук, понимает, что что-то было не так. И не так до сих пор. Да, тот вел себя непринужденно в компании ребят, был сдержан, даже особо не грубил. Но после случая с Тэхёном в больнице... — Чонгук, — начинает Тэхён, кладет свою руку на чужое бедро, мягко поглаживая, — с тобой ведь все в порядке, да? — он ничего в ответ не слышит, лишь видит, как тот сжимает левой рукой руль, тяжело выдыхая. Смотрит куда угодно, только не на Кима. Молча кладет свою руку поверх чужой, гладит так, чтобы младшего не стало беспокоить что-либо еще. А говорить сейчас не может. В памяти все еще чужое тело в руках, и бледное лицо. — Поговори со мной, — Тэхён сам убирает руку. Обнимает себя за плечи, отворачиваясь на улицы, и где-то за мигающими фонарями прячутся накопившиеся в уголках глаз слезы. — Молчанием мы ничего не решим. — в ответ снова тишина и глубокий выдох. — Хорошо, высади меня. Конфликт на пустом месте? Тэхён не знает, что ему делать. Не знает, зачем приехал Чонгук вообще и весь в сомнениях, боится, что что-то еще может пойти не так и сотворенный ими мир рухнет, так и не успев начаться жить полной жизнью. Счастливой, такой, о которой Ким мечтал всегда. Машина действительно сворачивает в сторону, уходя с главной дороги, останавливается рядом с дорожным знаком. Ким удивленные распахивает глаза, заметив, что более движении шин не чувствует, и уже было тянет ручку к двери, в попытках открыть, но та оказывается заперта. — Выпусти меня, — спокойно, не показывая накопившегося в груди, Ким смотрит на профиль Чонгука, просит того о том, чего не хочет больше всего. — Откройте дверь, Доктор Чон, — а в мыслях «не отпускай меня» «я не выдержу» — Чонгук! — Прости меня, Шерри, — глаза Чонгука впиваются в его, выглядят таким потерянным, все еще уставшим, побитым этим днем. — Прости, — младший не говорит ничего, потому что извинений не требовалось. Даже если бы очень сильно хотелось, Тэхён никогда бы не смог обижаться на Чонгука. Рука старшего отпускается к его волосам, переходя ниже и касаясь ладоней, все еще в защитной манере прикрывающей тело. Тянет за руки к себе, пересаживая на колени. Хоть это и весьма неудобно, но то, что нужно им обоим. Нужно, чтобы оба чувствовали стук сердца, зашедший в бешеном темпе, стоило коснуться друг друга хотя бы немного. Чонгук стягивает пальто с Тэхёна, убирая на заднее сидение, отпускает руки к его талии, внимательно всматриваясь в глаза. Кажется, им и не нужно слов, чтобы было понятно. Они говорят глазами, касаниями, вслушиваясь в чужой ритм груди, молчаливо передают предложения из трех слов. — Перед моим глазами все то, что было сегодня днем, — Чонгук утыкается в его грудь, прячется где-то между тканями, как и ранее. Просто для того, чтобы прийти в себя нужно было больше времени. Больше присутствия Тэхёна, тем самым понимая, что теперь все хорошо. — Я хочу отвезти тебя во Францию, Тэхён. Младший удивленно глядит на того, отпуская руки на щеки, медленно поглаживая по щекам. — Там есть хорошие специалисты, которые помогут тебе с этим справиться. Есть мой дом, который станет нашим. Тэхён смотрит на такого Чонгука, думая о том, что мало потребовалось для того, чтобы выстроенное спокойствие и хладнокровие было нарушено, стоило увидеть его без сил. Такое ведь бывало, но они пережили это легко. А сейчас Ким хорошо чувствует каждую эмоцию Чона, который тот тщательно скрыл от него в прошлом. Чувствует себя сильным для слабого Чонгука, которому непременно передаст все свои силы. — Ты поедешь? — Ким не знает, поедет ли. Но в порыве эмоций, со стекающими по щекам слезами, кивает, потому что, если ему очень сильно захочется, он сможет сделать что угодно. Сможет покинуть грустную Калифорнию и отправиться в настоящий дом Чонгука. Поехать во Францию, и может даже вылечится. Ему не важно абсолютно ничего вокруг, когда они, кое-как доехав до нужного места, все еще с ним на коленях доктора, заходят в квартиру, снимая верхнюю одежду и мешкаясь лишь пару минут. Тэхёну не важно ничего, потому что он ощущает как чужие холодные ладони касаются его голого тела, и момент, когда они оказались в таком положении был им удачно пропущен. Чонгук целует его мокро и влажно, проходит губами по всем голым участкам, будто упиваясь его кожей. Оставляет свои следы на бледной шее, спускаясь ниже и ниже. Под властью чужих рук Тэхён чувствует себя беспомощным и расслабленным. Не пугается ничего более, когда ощущает как его касаются везде, даже там. Все еще трепетно, все еще поистине искренне. Заламывает брови от накатившихся волн удовольствия, крепко впиваясь пальцами в чужие лопатки, пока Чонгук в нем аккуратно двигается. Они сходят с ума, обнаженные на белоснежных покрывалах, отдаваясь страсти и безумию, которое настигло их неожиданно и слишком быстро. Тэхёну хочется плакать от того, как осторожен с ним Чонгук, как терпит все те неудобства, которые он, вероятнее всего, приносит. Но слова против не говорит, все еще целует, касается. Трогает все его тело и всю ночь любит.