Лиза, приятно познакомиться

2019 год: – Высоцкая! Ты совсем сдурела? Какой четверной? Через боль я подняла голову, силясь оторваться ото льда, слышала топот ног по льду и крики Этери Георгиевны. Потом меня взяли на руки, увезли в какую-то больницу, где, посмотрев по рентгену, сказали, что у меня какой-то сложный перелом коленной чашечки. – Так что никаких тренировок еще 9 месяцев, - сообщила мне какая-то смазливая медсестра и, цокая каблучками, ушла в подсобное помещение. Я непонимающе смотрела ей вслед. Как без тренировок? А как же Гран-При? И чемпионат России? Из глаз непроизвольно потекли слезы. Вскоре приехала мама, оформила что-то на ресепшене, а потом меня отнесли до машины прямо в коньках. Первые пару недель я просто лежала, не могла принять ситуацию, да и впринципе возможности ходить не наблюдалось. Позже, я начала по-тихому делать силовые прямо в кровати, чтобы не терять форму. Начала вставать, ходить, иногда подпрыгивать, проверяя работу ноги. Через пару месяцев начала приходить поздно вечером, когда уже никого нет, в «Хрустальный». Просто ездила кругами, пыталась делать какие-то вращения, дорожки. К прыжкам пока не притрагивалась, слишком рискованно. Хотя моя сдержанность куда-то делась месяца через три. Я начала прыгать одинарные, иногда, даже некоторые двойные. Надо сказать, что у меня какая-то невероятная мышечная память. Вспоминать, как прыгать, даже не пришлось, ноги сами все сделали. И вот, закончились мои самостоятельные тренировки, и ровно через 9 месяцев я официально вернулась в «Хрустальный», вышла на лед, подъехала к тренерам. – Ну здравствуй, Лиз, - протянула Этери Георгиевна. Как же я скучала по этому голосу, по музыке, раздававшейся над ареной, по многочасовым тренировкам… Воспоминания нахлынули рекой, в памяти всплывали самые яркие моменты из жизни на льду, а на душе становилось очень тепло и спокойно. Из мыслей меня вывел толчок в бок. Я подняла глаза на тренера. – Так и будем балду гонять? Давай, посмотрим, что осталось после 9 месяцев твоего отпуска, - Тутберидзе кивнула в сторону катка. Я отъехала, на ходу раскатываясь, меняя ребра, сделала твизл и закрутилась во вращении, притянув ногу к голове. Да, я не пробовала его на своих «тренировках», но, как я уже говорила, мышечная память меня не подвела. Остановившись в импровизированной финальной позе, я посмотрела на тренера и подъехала, когда та поманила меня рукой. – Ну как?, - чуть запыхавшись, спросила я. – Лиза, а почему у меня складывается ощущение, что ты эти 9 месяцев провела на катке? Скольжение у тебя довольно мягкое, вращение хорошее, не удивлюсь, если у тебя и все квады уже освоены, - я услышала в голосе Этери Георгиевны нотки недовольства, сарказма и гордости(?). Я улыбнулась. Хоть какая никакая, но похвала. На вопрос про каток я решила не отвечать. (Не знаю, что было тогда в мыслях у тринадцатилетней Лизы, но я очень подозреваю, что совесть.) И так, с моего возвращения прошло уже два месяца, начался сезон. Меня решили не выставлять, пускай «сижу, восстанавливаюсь», как сказал Даниил Маркович. Я старательно отрабатывала сначала двойные, потом тройные, вращения, ласточки, дорожки. И вот, через несколько месяцев уже привычной рутины, мне пришла в голову одна интересная мысль. Я подбежала к Этери Георгиевне в обеденном перерыве и сообщила, что я, все же, хочу прыгнуть четверной тулуп. Помню, что она посмотрела на меня тогда, как на идиотку, потом перевела взгляд на колено, а потом, снова на меня, как бы спрашивая «То есть это тебя ничему не научило?». После чего я ее заверила, что теперь буду только на удочке. С Сергеем Викторовичем я была в ладах с самого детства, когда, еще давно, в 5 лет, пришла в группу Тутберидзе. С ним мы за месяц напрыгали сколько квадов, что хватило бы на год вперед. В первые дни я старалась их считать, но, когда попытки перевалили за пять сотен, я отбросила эту затею. Тем не менее, довольно скоро, выжав из себя и из тулупа всё, что можно, я наконец его прыгнула. А раз я что-то прыгнула, значит всё, теперь живу с этим. Так мы и «подружились» с ультра си. И я вам скажу, что эта дружба длится до сих пор.