➳♡➳
— Этот ресторан славится уважением к приватности своих посетителей: у них есть столики, скрытые от глаз гостей, сидящих в общем зале, — быстро набрав в поиске название, Чанбин открывает нужный сайт и протягивает телефон Джисону. — Но, даже сиди вы в общем зале на виду у всех, можно быть уверенным, что информация не просочится в прессу: у них запрещено даже делать фотографии внутри. Джисон внимательно разглядывает убранство ресторана, листая фотографии, а Чанбин смолкает, внимательно разглядывая его. Джисон чувствует на себе, но старательно игнорирует его прожигающий взгляд. — Итак, у тебя свидание с Ли Минхо? — наконец выдаёт тот, и Джисон мысленно празднует свою маленькую победу в этой по-детски глупой войне. — Нет, мы просто договорились вместе поужинать. — Ты меня, дурака, за кого принимаешь? — фыркает Чанбин, глупым каламбуром пытаясь разрядить атмосферу. — Выбрался из дома в свой выходной, чтобы приехать в студию и попросить у любимого старшего совета в выборе ресторана для просто ужина? — У нас с тобой разница всего год, не зазнавайся, — ворчит Хан, признавая, что во многих вопросах, он всё же до сих пор полагается на своих хёнов.➳♡➳
Несмотря на то, что они переписываются всю неделю с перерывами лишь на сон, встретившись с Минхо вживую во второй раз, Джисон всё ещё не может поверить, что это действительно происходит с ним. В светлой одежде Минхо выглядит так, словно спустился с небес, хотя его прямолинейный флирт и пóшлые шутки идут вразрез с образом святого Про таких, как Джисон, обычно говорят “он славный”. Не “крутой”, “красивый” или “невероятный”, а просто “славный”. Он не может похвастать тем, что производит неизгладимое впечатление и запоминается при первой встрече или поражает всех своим остроумием и харизмой. Джисон просто славный и до недавнего времени этого ему было вполне достаточно. Но сейчас же ему ужасно хочется произвести впечатление на Ли Минхо, запомниться на всю жизнь, пусть и стать впоследствии просто воспоминанием о приятном знакомстве, зато самым ярким из всех. — Итак, как давно ты слушаешь мои эфиры? — борясь с волнением внутри, Джисон пытается увести разговор в более нейтральное русло. — Наверное, с самого начала? — отвечает ему Минхо с лукавой улыбкой на губах. Он верно помнит тему самого первого эфира, а Джисон почему-то вспоминает, что в тот пятничный вечер в чате на сайте радиостанции было от силы пять человек. В том числе его самый любимый и преданный радиослушатель с ником Lee Know. И именно эта самая “Lee” внезапно приводит Джисона к шокирующей догадке. И она подтверждается. Смущённый упоминанием его давней истории про секс на капоте красного “ягуара” Минхо выглядит живее и при этом только ещё прекраснее любого глянца с его идеально отретушированными фотографиями. На них не увидишь открытой улыбки, обнажающей верхнюю десну, мимических морщин возле уголков рта и глаз, не услышишь звонкого смеха и никогда не увидишь, как очаровательно заливаются румянцем его уши и шея. Джисон не может оторвать от него своих восхищённых глаз. Что наверняка не ускользает от внимательного взгляда Минхо, и тот снова смущается, утыкаясь в тарелку, когда Джисон называет его “хён” и накрывает прохладную ладонь своей. В памяти Джисона всплывают все нелепые и печальные истории из личной жизни, которые присылал слушатель с ником Lee Know. С таким насыщенным и ярким жизненным опытом за плечами неужели Минхо найдёт что-то интересное рядом с таким скучным Джисоном? Прохладный вечерний воздух холодит кожу, весна бурлит в крови, и Джисон прижимается спиной к стене здания, чтобы не упасть от кружащейся из-за контраста ощущений головы. Они оба тяжело дышат после импровизированного спринта от ресторана в сторону дома Минхо. Хотя Хан смутно представляет даже в какой стороне север, а в какой — юг, чтобы определить направление, в котором располагается их район. Образ Минхо, стоящего перед ним, соткан из лунного света и пыли звёзд, невидимых в чернильном небе яркого мегаполиса. Такой же невероятный и иллюзорный. Джисону кажется, будто, коснись он его самыми кончиками пальцев, мягко улыбающееся перед ним лицо пойдёт рябью и растворится в воздухе, исчезнув навсегда. Джисону приходится силой заставить свои лёгкие совершить новый вдох. Как он вообще до сих пор выживал с такими проёбами в дыхании? — Чёрт, как же хочется тебя поцеловать, — кажется, озвучивать свои мысли становится его плохой привычкой, но Джисон не жалеет ни о чём, замечая, как загораются яркие галактики в глазах Минхо. — Но будешь и дальше просто стоять и пытаться сразить наповал своим убийственным взглядом? Сделав небольшой но уверенный шаг к Джисону, Минхо замирает в считанных сантиметрах от его лица, смотря на губы и призывно приоткрывая свои. Их поцелуй сперва похож на лёгкое касание нежного бархата лепестков розы, а затем переходит в более напористый и требовательный. Горячие влажные языки касаются друг друга несмело, и поцелуй становится чувственнее и больнее где-то под рёбрами. Лицо Минхо так идеально умещается в его ладонях — Хан бережно и нежно оглаживает покрасневшие скулы подушечками больших пальцев. Минхо тянется к прикосновениям с жадностью изголодавшегося по ласке кота, и Джисону хочется поскорее научиться всему, что он мог бы отдать ему в ответ, чтобы утолить этот отчаянный голод. Он отдал бы Минхо абсолютно всё, что имеет, потому что его сердце уже полноправно принадлежит ему. Одиннадцать минут до ближайшего отеля тянутся, словно бесконечность. Лифт будто поднимается на один этаж, затем опускаясь на два. Ключ-карта мучительно долго не срабатывает ни с первого, ни со второго раза. Но когда дверь номера наконец закрывается за ними, они одновременно издают блаженный стон в поцелуй, касаясь друг друга везде, куда могут дотянуться руками. Светлое пальто Минхо оказывается безжалостно сброшенным прямо на пол, туда же летит куртка Джисона. Обувь они оставляют уже по пути в комнату, а наверняка очень дорогой свитер Минхо летит на спинку ближайшего стула. Прохладные тонкие пальцы скользят по подтянутому животу Джисона, поддевая пуговицу джинс и спуская вниз молнию, забираются под пояс, оглаживая напряжённый член сквозь ткань боксёров. Простонав прямо в губы Минхо, Джисон не успевает даже вдохнуть новую порцию воздуха, потому что тот затыкает его глубоким поцелуем и словно пытается достать языком его душу. Джисон готов и сам вынуть её добровольно, чтобы принести в жертву во славу этого вечера. Обведя языком рёбра под рельефом груди Минхо, Джисон всеми органами чувств ловит его отзывчивость: несдержанные стоны, крупную дрожь и прикрытые от удовольствия глаза. Оставив мокрый поцелуй на соске, а затем прихватив его зубами, он понимает, что нашёл самое чувствительное место — громкий вскрик почти оглушает его, а пальцы сильно сжимают предплечья. Боль, дарованная предметом его поклонения и обожания, становиться блажью. Джисон ужасно, почти до приступа паники боится облажаться и сделать что-то не так, но терабайты просмотренных за эти годы видео определённо не проходят даром. Минхо не прекращает издавать восхитительные по своей высоте звуки и смотреть на Джисона тёмным взглядом, прикусывая нижнюю губу и прося ещё. Даже на вкус Ли Минхо безупречен как истинное совершенство. Не обделив вниманием ни сантиметра его восхитительного тела, Джисон с упоением накрывает возбуждённый член языком, медленно и постепенно принимая его всё глубже. Горячая и упругая головка скользит по языку, упирается в нёбо, Джисон расслабляет горло, пропуская её глубже, и низко стонет. Громко вскрикнув, Минхо дрожит всем телом, заполняя его рот горячим семенем. Как послушный мальчик, Джисон проглатывает всё, а затем осторожно облизывает ещё чувствительный член, на котором осталось несколько белёсых капель. Он растягивает его так долго и тщательно, словно у них в запасе есть время целой вселенной. Минхо хнычет и прячет в локте пылающее лицо, осыпая Джисона проклятиями за медлительность, а его снова возбуждённый член дёргается, требуя к себе внимания. Вот только Джисон знает, что если не оставит о себе яркого воспоминания в первый раз, второго шанса у него попросту не будет. Слишком привык он разочаровывать всех вокруг одним только своим существованием, чтобы позволить себе даже крохотную надежду на какое-то продолжение. Ли Минхо, такой невероятный и несбыточный, как мечта, достоин чего-то гораздо более прекрасного, чем обычный Хан Джисон, способный лишь разочаровывать всех вокруг. Тем не менее, в это самое мгновение, он почти до боли сжимает волосы Джисона пальцами, когда тот толкается в него влажным языком и сжимает руками чувствительные бёдра, стараясь не оставлять на коже заметных следов. Только в сердце и в памяти Минхо — свой образ самыми яркими красками. Словно завороженный Джисон наблюдает, как головка его члена медленно погружается внутрь, и чувствует, что распадается на атомы. В Минхо жарко и тесно, а перед глазами взрываются фейерверки, и тяжесть внизу живота скручивается тугим узлом, готовясь лопнуть в любой момент. Он подбирает нужный угол проникновения, снова отслеживая реакции Минхо, а заметив, на каком моменте того подбрасывает от пронзающего насквозь удовольствия, начинает двигаться быстрее и ритмичнее. Ощущая пульсирующую и сжимающуюся тесноту, Джисон понимает, что смог подвести Минхо к самому краю. Он начинает двигаться хаотичнее, на каждом проникновении меняя скорость, угол, глубину, и хрипло выстанывает ему все случайные нежные слова, приходящие на ум. В сочетании это всё становится идеальной формулой, подарившей Минхо сокрушительный оргазм; видя его рассыпающийся под собой образ, Джисон кончает следом внутрь в презерватив и склоняется, чтобы глубоко поцеловать в приоткрытые губы. Чтобы проглотить вместе со стоном и беспорядочным дыханием Минхо чувства, на которые он не имеет права даже претендовать. Отстранившись, Джисон с ужасом замечает мокрые дорожки слёз на щеках Минхо, и в груди у него что-то с треском ломается, падая вниз. Он так боялся сделать что-то не так, причинить вред самому драгоценному человеку в своей жизни, и, кажется, худшие его опасения оправдались. Чувствуя, как железными тисками сдавливает лёгкие, а каждый вдох даётся с трудом, будто он оказался под толщей воды на самом дне океана, Джисон пытается не утонуть окончательно в панике, волной накрывающей его. — Ты плачешь, — в отчаянии выдыхает он. — Боже мой, Минхо, я сделал тебе больно? Не молчи, поговори со мной, малыш! Джисону очень хочется собрать разбитые осколки Минхо перед собой и вернуть время вспять, чтобы снова увидеть его целым и беззаботно смеющимся над тупыми шутками и глупым флиртом. Тот отрицательно машет головой на его вопрос, а затем вплетает влажные от слёз пальцы в волосы на затылке Джисона и притягивает к себе, чтобы поцеловать. Возможно, слова Минхо даются тяжелее, чем Джисону, тот уже давно заметил за ним эту особенность — не говорить о своих чувствах вслух. И он снова позволяет себе крохотную надежду, что этот поцелуй значит что-то особенное. Минхо целует его тягуче, жадно, вылизывает и кусает губы, тихо стонет в поцелуй и вызывает в теле Джисона неизбежную ответную реакцию. Внизу живота снова начинает приятно тянуть, и с трудом оторвавшись от мягких покрасневших губ, Джисон смелеет и произносит почти в шутку: — Детка, если хочешь второй раунд, сначала придётся сходить в душ. Что-то ломается во взгляде Минхо в этот момент. Джисон почти физически ощущает, как меняется направление ветра между ними, словно кто-то забрал всё тепло, и после лета на землю сразу обрушилась лютая зимняя вьюга. — Если мы будем заниматься этим каждую свободную минуту, то ничего не останется на потом… Именно это “потом” очень больно бьёт по самым уязвимым местам Джисона. Всю свою жизнь для всех он был одним сплошным разочарованием. Сперва учителя в школе отчитывали за низкую успеваемость, вызывая родителей на бесконечные профилактические беседы, вследствие чего те, устав, просто отправили его на домашнее обучение. Затем и сами родители, пусть и не вслух, но одними только взглядами молчаливо выражали неодобрение его увлечению музыкой вместо “полезных” наук. А в университете — первые и единственные отношения закончились полным крахом и словами “давай встретимся как-нибудь потом”, ставшими последней точкой в общении. Джисон чувствует, как тело неконтролируемо начинает дрожать, кончики пальцев немеют, а воздух вокруг становится плотным настолько, что его практически невозможно вдохнуть. В ушах постепенно нарастает тревожный звон — последнее предупреждение надвигающейся паники. — Что ты подразумеваешь под "потом", хён? И насколько оно растянуто во временном промежутке? — Джисон отстраняется, пытаясь скрыть своё нестабильное состояние. — Прости, я не это имел ввиду. Да, конечно, не это. Просто Джисон — наивный дурачок, который вновь позволил себе слабость и настроил воздушных замков своим больным воображением. Звон в ушах отрезает его от звуков внешнего мира, почти на автомате Джисон натягивает как попало на себя свои вещи. Заплетающимся ногами ныряет в кроссовки, предварительно запихнув внутрь развязанные шнурки, потому что онемевшие пальцы не слушаются. С помощью голосового помощника вызывает такси, а оставшаяся дорога домой прерывается чередой провалов в памяти.➳♡➳
Произошедшее никак не сказывается на ходе течения жизни Джисона: он как и раньше сидит дома всю неделю, лениво добавляет идеи к ранее написанным заготовкам треков, умалчивает о случившемся в беседе с психологом, скроллит ленты соцсетей, а в пятницу выходит из дома, пряча глаза под кепку, чтобы доехать до радиостанции. Всё как будто снова идёт своим чередом с одним единственным отличием: мир вокруг словно теряет все свои краски, а дни становятся безвкусным. У Хана пропадает аппетит, и он вспоминает о необходимости приёма пищи примерно один раз в сутки. — Добрый вечер, дорогие радиослушатели, это наверняка уже наскучивший вам Han — ведущий ночного пятничного эфира на Radio One, — Джисон делает вид, что не замечает убийственного взгляда Криса из-под опущенной на самые брови бинни, откровенно недовольного его импровизированным приветствием. — И тема сегодняшнего вечера: самые прекрасные признания в любви, которые вам посвящали, — он морщится — даже сценарий будто издевается над его несчастной судьбой. — Присылайте свои истории в чат или по короткому номеру, не забывая в начале текста ставить хэштэг #NightAir. Машинально объявив название следующей композиции, зачитав его по листу программы и даже не вдумываясь в смысл, Джисон с удивлением обнаруживает Сынмина, сидящего на диване у стены в студии. Он даже не помнит, что слышал звук открывающейся двери. Тот улыбается ему в приветствии и складывает руки на груди, тут же сводя брови на переносице. И Джисон понимает, что после эфира его ждёт серьёзный разговор. Он проводит эфир скомканно, постоянно отвлекаясь на собственные мысли, не вдумываясь в смысл зачитанных историй и забывая вовремя включать микрофон после музыкальных пауз. В какой-то момент ему даже прилетает карандашом от рассерженного музыкального редактора. Если до этого дня оставались хотя бы пара человек, не разочарованных в нём окончательно, то, кажется, теперь даже Крис с Чанбином покинут его лагерь. — Если ты будешь таким же несобранным в следующую пятницу, лучше не приходи, я тебя прикрою, — ворчит Крис, ставя программу музыки нон-стоп на ближайшие три часа. Джисон верит, что на друга действительно можно положиться — однажды ему уже необходимо было взять такой перерыв, и Крис провёл эфир вместо него. Но ему очень не хочется взваливать это на и без того загруженного работой Криса или вызывать ведущих дневных эфиров. Хотя бы свою работу он в состоянии сделать сам, чтобы не разочаровывать никого лишний раз — Хан Джисон, — он вздрагивает, когда Сынмин привлекает к себе внимание, и с тяжёлым вздохом снимает наушники, поднимаясь с кресла ведущего. — Привет, — бросает он ему, падая рядом на диван, а затем обращается уже к Крису: — Можно мне выбрать тему следующего эфира? Две недели подряд жевать розовые сопли я не вывезу… — Ты и так их жуёшь, — бросает ему Крис, а сидящий рядом Сынмин фыркает от смеха. Джисон награждает их обоих осуждающим взглядом. — У меня вообще-то личная трагедия, не могли бы вы проявить хоть чуточку сочувствия? — Так уж вышло, — подаёт голос Сынмин, и звучит он строго, как отец, отчитывающий своё неразумное дитя за очередную провинность. — Что твоя личная трагедия напрямую касается моего лучшего друга. Под взглядами, устремлёнными на него, Джисон чувствует себя зажатым в угол. — И у нас всех уже нет сил смотреть на то, как вы двое идеально подходящих друг другу слепых идиота, причиняете себе боль вместо того, чтобы просто поговорить. Свою длинную тираду Сынмин произносит на одном дыхании, даже не запыхавшись, и Джисон немного завидует здоровым лёгким спортсмена. Нервно теребя длинные рукава свитшота, он пытается правильно сформулировать и озвучить мысль, которая сидит в его мозгу воспалённой занозой вот уже много лет. Произносить это в уме легко. Проговаривать как мантру сто сеансов подряд у психолога просто. Признавать свои слабости можно научиться со временем. Но озвучивать это вслух другим людям, а особенно друзьям — страшно. Однако, Джисон знает, что уже смог стать чуточку смелее, чем был несколько лет назад. — Простите, но не думаю, что я достоин кого-то, кто… он. — А его мнение на этот счёт ты выслушать не хотел? — в голосе Сынмина слышится не злость, не раздражение, а искреннее, неприкрытое удивление. Словно это простая истина, как два, помноженное на два, а Джисон так непроходимо туп, что не замечает перед собственным носом столь очевидный ответ. Он чувствует, как тревога медленно поднимается внутри, подкатывая к горлу, но, заметив его напряжение, Сынмин вздыхает и в успокаивающем жесте кладёт свою широкую ладонь поверх его сцепленных в замок рук. — Я не уверен, что после всего Минхо захочет со мной разговаривать, я бы не захотел, — выдыхает Джисон, боясь даже посмотреть в глаза друзей. — Как хорошо, что он не ты, правда? — добродушно улыбается Крис. Поднявшись со своего кресла, он подходит к дивану и, сев по другую сторону от Джисона, притягивает его к себе, стискивая в объятиях. Он всегда дарит своё тепло именно в те моменты, когда в нём особенно сильно нуждаются. Джисон не знает, чем он заслуживает таких прекрасных людей рядом с собой, но раз этот замечательный шанс ему представляется, грех упускать. Прижавшись сильнее, Джисон утыкается лицом в грудь Криса и обвивает его руками в ответ. — Вы заставляете меня поверить в то, что у меня есть второй шанс, это жестоко. — Ты здесь единственный, кто не даёт тебе второго шанса, Хан Джисон, — отвечает Сынмин, и Джисон в который раз поражается мудрости человека, родившегося с ним в один год. — Невозможно научиться летать, не прыгнув с обрыва. С этим Джисон не может не согласиться. Но избавиться от вшитых стальными нитями в сознание установок не так уж просто. — Боюсь только, что снова сделать первый шаг мне не хватит смелости — я уже потратил все её запасы на десять лет вперёд, — тихо произносит Джисон, а Сынмин издаёт усталый вздох.➳♡➳
Неделя проглатывается бездонным желудком навалившихся заказов. Джисон безостановочно черпает вдохновение из своей тоски по упущенным возможностям, выуживая на свет текст за текстом, мелодию за мелодией. Каждая написанная им буква и каждая встроенная в ряд нота пронизаны болью и отчаянием, но это то, что он может постепенно вытащить из себя и слепить в востребованный товар. Когда Джисон покидает наконец душный кокон своей квартиры, на улице уже пятница и всё ещё первый месяц весны. Натянув как можно ниже кепку и спрятавшись за стёклами тёмных очков, он понимает, что выглядит глупо и жалко, надеясь остаться неузнанным, если снова случайно столкнётся с Минхо на станции метро. Потому как он абсолютно уверен, что тот обязательно узнает его в любом виде, даже с пакетом на голове. Но судьба благосклонна к Джисону, и в этот вечер он добирается до здания радиостанции, избежав любой возможный вид позора. Он забегает в кофейню на углу улицы и покупает американо со льдом себе и мятный чай для Криса — тот так и не смог за всю жизнь понять вкус напитка из горьких жареных зёрен. Доза кофеина бодрит и придаёт сил подняться на третий этаж не на лифте, хотя уже к концу пути Джисон жалеет о столь опрометчивом решении. — Дышишь так, будто ногами от дома бежал, — вместо приветствия бросает ему Чанбин, встретившись с ним в коридоре. — Всё ещё не хочешь вернуться в качалку? Джисон с содроганием вспоминает индивидуальные тренировки от Со Чанбина, для которого поднимать железки весом почти с него самого — для души. У Джисона же после их совместных походов в зал из живого места в теле оставалась разве что только эта самая душа. — Нет, спасибо, я собираюсь пожить ещё немного, — бубнит он, подходя к дальней двери в конце коридора. — Без тренировок немного и поживёшь! — осуждающе кричит ему в спину Чанбин, Джисон делает вид, что прикрывает уши стаканами с напитками, толкая дверь. — Привет, ты сегодня рано. — Решил проветриться и купить тебе попить заодно, — Джисон ставит стакан с чаем перед Крисом, а сам падает на диван, раскинувшись в позе звезды. Развернувшись в кресле лицом к нему, Крис смотрит какое-то время молча, будто не решаясь произнести вслух то, что засело у него на уме. — Ты так и не связался с Минхо? — Нет, и я думал, мы остановились на том, что я сам волен распоряжаться своей жизнью, даже если по общепринятым нормам я веду себя как полный кретин. Они какое-то время ведут молчаливую битву взглядами, но Крис сдаётся первым, отворачиваясь и снова водружая на голову массивные наушники. У них есть ещё двадцать минут до эфира, и Джисон решает провести это время с пользой, разогревая связки и листая заготовленный план. Темой эфира не зря становятся истории о невзаимных чувствах: Джисон надеется, что, пережив эту боль глубже и полнее, ему удастся поскорее “выздороветь” и однажды снова решительно пойти дальше. Но он совершенно не ожидает, что первым поступившим сообщением станет вопрос от их постоянного слушателя с ником Lee Know. Минхо просит рассказать его в эфире о своей несчастной любви. Всё, что чувствует Джисон в эту самую минуту, не описать никакими словами. Это и щемящая тоска, и нестерпимая боль под рёбрами, и глупая радость от их первого контакта после произошедшего. И даже игристые пузырьки, щекочущие внутренности, от предвкушения чего-то, что непременно должно произойти. Бешено стучащее в груди сердце Джисона падает в пропасть вероятно снова пустых надежд и ожиданий. Он даёт себе время, чтобы собраться с мыслями и привести чувства хотя бы в некое подобие порядка. Зачитывая истории других слушателей и объявляя поставленные в программу песни, Джисон умоляет вселенную, чтобы Минхо дослушал эфир до конца. За ним всё ещё числится долг на одно откровение, которое он когда-то пообещал своему любимому радиослушателю, и настало время его вернуть. Когда до завершения эфира остаются считанные минуты, перед самым прощанием он делает глубокий вдох и отпускает себя. Позволяя словам идти от самого сердца, Джисон чувствует, как переполнявшие его всё это время эмоции, постепенно уходят, оставляя после себя приятное опустошение. Крис смотрит на него со своего места с широко раскрытыми глазами, и даже спускает наушники на шею, чтобы слышать его вживую. Закончив говорить, Джисон укладывается в тайминг программы секунда в секунду, успев быстро попрощаться со слушателями. Несколько долгих минут он сидит, пытаясь не расклеиться окончательно, но в чувство его приводит оживший мобильный. И Джисон не верит своим глазами, видя уведомление о входящем сообщении от Минхо, хотя маленькая его часть, надеявшаяся на подобный исход, ликует внутри. "Нам надо встретиться. Если ты свободен завтра, я скину адрес”.➳♡➳
Джисон вносит последние правки в текст и, для верности пробежавшись снова по нему глазами, отправляет заказчику. Он потягивается, сидя в кресле у компьютера, и только сейчас чувствует, как затекло всё тело после нескольких часов в неудобной позе. Новый контракт с одним из крупных агентств приносит ему немало прибыли, но никакие деньги не стоят загубленного здоровья. Поэтому он решает сделать перерыв и немого размяться. Прошлёпав босыми ногами на кухню, Джисон достаёт из холодильника остатки вчерашнего ужина и отправляет на разогрев в величайший дар технического прогресса — микроволновую печь. На её покупке настоял именно Джисон, потому что Минхо она была без надобности — он предпочитает есть только свежеприготовленное и с этим у него нет никаких проблем. Для не имеющего абсолютно никаких предрасположенностей к кулинарии Джисона остатки вчерашнего ужина, приготовленного Минхо — пища богов. Он всегда клянчит у своего парня приготовить чуть больше, чем две порции, чтобы не заказывать еду на следующий день, а снова насладиться его домашней стряпнёй. — А кто это у нас тут такой толстенький и хорошенький проснулся! — радостно восклицает Джисон и приседает на корточки, завидев лениво направляющегося к нему кота — тот мирно спал в лежанке, пока звуки на кухне не разбудили его. — Давай пузико почешу и за ушком тоже, айгу! Решение взять Суни из приюта они приняли единогласно, только увидев фотографии в интернете. Джисон инициировал эту идею, зная, как давно Минхо мечтает о домашнем питомце, не имея возможности завести кого-то из-за непредсказуемого графика работы. И, если учесть тот факт, что Джисон целыми днями работает из дома, а домом его теперь фактически является квартира Минхо, то всё сложилось наилучшим образом. В тот же вечер они открыли сайт ближайшего приюта и одновременно влюбились в одно рыжее апатичное безобразие. Пошутив, что вот теперь у них точно всё серьёзно, и они просто обязаны узаконить отношения, чтобы ребёнок жил в полноценной семье, Джисон умалчивает кое о чём. О том, что по согласованию с агентством Минхо он уже купил им билеты, чтобы провести вместе последние две недели октября в отпуске в Париже. Увлёкшись тисканием тарахтящего от удовольствия кота, Джисон не замечает, как звякает микроволновка, оповещая о готовности блюда. Но писк входной двери заставляет его встрепенуться и оторваться наконец от важного занятия. — Хан-а, я дома! — привычно кричит Минхо из прихожей, снимая обувь и освобождаясь от пальто — начало октября выдалось на редкость тёплым, но после захода солнца температура уже заметно падает. — Купил нам еды по дороге, нет сил на готовку. Джисон врезается в него с объятиями, когда тот появляется из-за угла небольшой прихожей с пакетами в руках. — А я ещё вчерашнее не доел, — тараторит он, прижимаясь губами к прохладным щекам, Минхо морщится и делает вид, что пытается выпутаться из захвата крепких рук, но Джисон знает, что на самом деле тот очень любит физический контакт. — Но буду и то, и то, я ужасно голоден. — Опять весь день просидел в позе морского конька за работой? — упрекающим тоном отчитывает его Минхо, но холодными пальцами свободной руки уже скользит под майку на его пояснице, пробираясь к коже. Джисон взвизгивает от прикосновения и первым вырывается из объятий. — Давай сперва поедим, а потом издевайся над своим бедным парнем, как хочешь, хён! Довольно смеясь, Минхо расставляет пакеты с едой на столе. — Я в душ, организуешь тут всё? В подтверждение, что на него можно положиться, Джисон снова подходит к Минхо и притягивает его к себе для поцелуя. Губы Минхо ещё прохладные после улицы, но мягкие и податливые, он послушно размыкает их, позволяя Джисону скользнуть языком внутрь. Они целуются целую вечность, не в силах оторваться друг от друга, пока Суни не тыкается мордочкой в их ноги, тоже требуя к себе внимания. Мило причитая, что они плохие родители, Минхо подхватывает кота на руки и уходит в спальню, чтобы взять сменную одежду и принять душ. — У нас завтра совместная съёмка за городом с Феликсом и Хёнджином, наверное, послушаю эфир уже в машине по дороге домой, — сообщает Минхо, выходя из душа и суша полотенцем мокрые волосы. Джисон тянет к нему руки, предлагая помощь, и Минхо с радостью плюхается на мягкий ковёр у дивана возле его ног. Волосы Минхо приятно пахнут шампунем, а наощупь они словно жидкий шёлк, Джисон залипает на некоторое время, аккуратно запустив в них пальцы. Всё в Минхо идеально: от кончиков волос до кончиков пальцев, даже спустя полгода Джисону всё ещё не верится, что он имеет полное право прикасаться к этому всему. — У тебя в корне неверная технология сушки волос, Джисон-а, — усмехается Минхо, заметив его замешательство. — Прости, я снова задумался о том, какой ты у меня невероятный и потрясающий, — когда Минхо пытается смутить Джисона, тот выбирает наиболее верную тактику смущения в ответ — говорить всё, что приходит на ум, чистую правду. Кончики ушей Минхо краснеют, и он затихает на время, позволяя Джисону в уютной тишине закончить с его волосами. — Посмотрим фильм или ляжем сегодня пораньше? — наконец подаёт он голос, но тот звучит тише обычного, и Джисон понимает, что Минхо уже принял решение, но хочет подстроиться под его желания. — Ты наверняка устал, да и я работал весь день, хочу обнять тебя поскорее и прижать к себе, — за очередные смущающие слова Минхо пытается мстительно укусить его за ногу, вот только за месяцы отношений с ним Джисон развил поразительные рефлексы. — Только давай сперва поедим, хён! Сжалься, твой парень не ел весь день, ты хочешь, чтобы он совсем исхудал и не смог носить тебя на руках? Не обо мне, так о своей выгоде подумай! — Больно надо, — ворчит Минхо, а Джисон не может сдержать смех от вида его надутых губ. Ли Минхо — само очарование и его так легко смутить, но только одному Хан Джисону позволено об этом знать. Джисон так бесконечно влюблён в своего парня и безобразно счастлив в отношениях с ним, хоть всё ещё не до конца уверен, что он достоин всего этого. Но он определённо движется в направлении принятия мысли, что сейчас он находится на своём месте, на том, которое заслуживает по праву. А Минхо как никто помогает ему в этом. Так отчаянно желая влюбиться каждую весну, Хан Джисон не знал, что уже обрёл свою любовь в конце октября много лет назад, когда за два года до его рождения, на свет появился Ли Минхо.➳♡➳
— С вами всё ещё ваш бессменный ведущий вечернего пятничного эфира на Radio One — Han. Напоследок я хочу поставить для вас прекрасную композицию Johny — I'll be there. Надеюсь, вы, как и я, набравшись смелости, признаетесь в чувствах тем, кого любите. Даже если кажется, что это просто слова и они ничего не изменят. Но я уверен, однажды, даже в самой непроглядной тьме ночного неба, ваша яркая звёздочка засияет только для вас. Не теряйте надежду и верьте в себя. И услышимся на следующей неделе в это же время на нашей волне! Люблю вас!➳♡➳