Go down in flames

I. — Сатору, ты держишь крупицы мнимого контроля, когда на самом деле не можешь справиться даже с такой элементарной задачей, как не лезть туда, куда тебе сказали не лезть. — Юджи разочарованно чеканил каждое слово, прищурено, с обнаженным раздражением, вглядываясь в голубые — излишне наглые — глаза напротив. — Вы не правы, сенсей, — Сатору надменно задирает подбородок, скрещивает руки на груди и смотрит сверху вниз. — Вы сами сказали, что я стану сильнейшим, но как, по вашему, я им стану, если по факту вы даже не даёте и шанса проявить свою силу в реальности, а не на словах? — Потому что пока ты им не стал, мы всецело несём за тебя ответственность, и мы в любом случае будем ограничивать тебя в том, с чем ты заведомо не справишься. — Я могу справиться с чем угодно. — Годжо наморщился, цокнув языком. Претензии учителя не понятны и весьма оскорбительны. — Оу, правда? — Юджи вдруг улыбается, оголяя острые — демонические — клыки. — Ты с собственным проклятием совладать не способен, что уж говорить о других? Юджи склонил голову набок, а Годжо, вздрогнув, напрягся всем телом, услышав про его персональное чудовище. — Я уже подчиняю его. — уверенно кивает, пряча едва уловимую честную неуверенность во взгляде за тёмными стёклами очков. Улыбка Итадори — больше похожая на оскал — становится ещё шире. — В таком случае покажи, давай, и мы признаем твою силу. Тем более Сукуне давно не терпится посмотреть на проклятье, что по рассказам способно его скинуть с кровавого пьедестала. — Юджи смеётся, а в золотых с красной каймой вокруг зрачка глазах Сатору — показалось? — разглядел хищную гримасу Двуликого. Они смотрят друг на друга, мысленно ведя диалог. Рискнёшь? Рискну. Побоишься. Справлюсь. Чистой воды откровенно пошлый блеф.       Парень нервно сглатывает. Слова Итадори-сенсея бьют по самому уязвимому месту Годжо, но отступить сейчас значило бы полностью подтвердить слова учителя о собственной несостоятельности. Сатору малость дрожащими пальцами прикасается к амулетам в виде полосок ткани с едва читаемой символикой, обтягивающими оба его предплечья. — Сатору, не стоит. — Сугуру — до этого молчащий и едва не сливающийся с окружением — кладёт тёплую ладонь на саторовское плечо, смотрит устало и заранее знает, что Годжо его слова пропустит мимо себя. Тщетная попытка.       Сатору снимает зачарованные реликвии, призванные сдерживать проклятье, остервенело, с бесконечным желанием доказать свою правоту. Когда Годжо касается амулетов на второй руке, Гето отходит на несколько шагов — ближе к Итадори-сенсею — и смотрит выжидающе, готовясь к сам не знает чему. Юджи улыбается, стоит расслабленно, уверенно и с интересом рассматривает ученика из-под полу опущенных темных ресниц.       Последний оплот с тихим шелестом падает к ногам. Сатору стоит, прислушиваясь к ощущениям, направляет текущую по венам проклятую энергию, а спустя пару минут удивленно смотрит на сенсея. Ничего не произошло? Ничего не произошло. Ничего! — Я же сказал, — широкая победоносная улыбка несмело касается лица. — я уже достаточно силён для контроля.       Юджи снова клонит голову набок и смотрит с каким-то известным только ему весельем. Удовлетворенно хмыкает, когда наследник клана Годжо сгибается почти пополам, оседает на корточки, едва не сваливаясь на землю, болезненно-надломленно стонет и остервенело задирает рукава формы. На обоих предплечьях с отвратным звуком рвущейся плоти прорезались с десяток глаз.       Боль едва терпимая. Такая, что нельзя сделать вздох, нельзя различить ничего кроме пульсирующей красной застилающей взор поволоки, нельзя закричать, словно голосовые связки вмиг атрофировались.       Разрезы кровоточили, пока сами глаза хаотично смотрели во все стороны, как будто кого-то искали. Сатору, бледнея, испуганно наблюдает за движением голубых — таких же как у него — радужек, вмиг пересохшие губы открывает в немой мольбе о помощи, медленно взгляд поднимая на ухмыляющегося Итадори-сенсея и на едва дышащего Сугуру, которого казалось вот-вот стошнит от открывшегося мерзкого зрелища. — Ты же можешь всё контролировать, Сатору. — Юджи говорит мягко, ласково смотрит во влажные голубые глаза с которых уже готовы пролиться слёзы злой болезненной обиды.       Руки трясутся нереалистично сильно. У ног Сатору уже всё было залито красными каплями, падающими с демонических глаз, что приковали свой взор к Юджи. Рёмен в голове смеётся во весь голос. Давай, выпусти меня. Пусть посмотрят.       Юджи хмыкает и качает головой. Не сегодня. Подходит совсем близко к дрожащему телу, опускается на уровень ученика, снимает почти свалившиеся с лица очки и тёплыми пальцами стирает мокрые дорожки слез прежде чем поднять отброшенные амулеты. Обвязывает окровавленные трясущиеся руки осторожно и бережно, пряча под тканью опрометчивую ошибку подростка. Амулеты вмиг пропитываются кровью. — Всё таки ты ещё такой ребёнок, Сатору. На сегодня пожалуй достаточно. — Юджи касается чужого взмокшего лба и Сатору безвольной куклой опадает, вовремя подхваченный сильными руками. — Пойдём с нами, — Юджи поднимается, смотрит на белого Сугуру в предобморочном состоянии и манит того пальцем. — отнесём это тело в медблок. И тебя заодно поправим. Гето быстро кивает и еле-еле переставляет ноги, следуя за сенсеем безмолвной тенью.       Итадори делает несколько шагов, прежде чем сознание прошибает непонятной белой вспышкой и, пошатнувшись, резко и для себя неожиданно теряет всяческую опору, падая вместе с бессознательным Сатору на руках в серую дорожную пыль, чудом не навредив ученику. Пульс резко подскакивает, а дыхание становится рваным и поверхностным, как при панической атаке. Юджи кашляет надрывно и сильно, а на форменный — и без того окровавленный — пиджак Годжо тянутся тёмные капли вперемешку со слюной. Юджи отворачивается и харкает на многострадальную землю, вытирает губы тыльной стороной ладони и удивленно смотрит на оставшиеся на ней красные разводы. — Сукуна?.. — вопрос выходит сиплым и еле слышным. Это не я. Голос в голове задумчивый и не менее удивленный. Что-то произойдёт. II.       У Сатору дичайшее дежавю. Он никогда прежде не видел этого мальчика, но в глубине души что-то болезненно шевельнулось при первом на него взгляде. Сатору наклоняется в чужое личное пространство, задумчиво смотрит всеми шестью глазами и заинтересованно изучает новенького вдоль и поперёк.       Пацан бездумно сожрал проклятый палец, ни секунды не думая над этим, во имя всеобщего спасения. Какой интересный экземпляр. Ками-сама, но почему он кажется таким знакомым? Почему внутри нарастает ощущение трепетной радости? Сатору не понимает природу своих ощущений, но заняться самокопанием не самое лучшее сейчас время. Годжо кидает пакет с моти Мегуми и звучно хрустит суставами пальцев. Сукуна, перехвативший контроль над телом, нападает яростно, со всей доступной мощью. Слишком медленно.       Сатору улыбается, парируя все атаки и громко считает до десяти. На последней секунде мальчишка прекращает попытки оторвать Годжо голову и замирает. Чёрные линии пропадают с тела, вторая пара глаз закрывается, оставляя симметричные шрамы. — Ничего себе, ты и правда его контролируешь. — Он такой доставучий, я его слышу. — пацан ладонью бьет себя по виску, словно пытается вытрясти проклятье из головы. — И это, можно сказать, чудо. — Годжо ошеломлён, потрясён, и практически возбуждён случившимся. Нужно срочно забрать Итадори в колледж.       Сатору касается лба сосуда пальцами и тот опадает, сразу пойманный мужчиной. Руки идеально обхватывают чужое чуть влажное тело, словно делали это много раз до, в мыслях сумбур пополам с чужеродной тоской, как будто он встретил кого-то, кого ждал очень преданно и долго.       Сатору спрашивает Мегуми о судьбе мальчишки скорее для галочки, он уже и так сам всё решил. Просьба о защите сосуда Сукуны звучит в голове ещё до того, как Мегуми успевает эту самую просьбу выдать.       Красные капли, как дождик, падают на голое мальчишечье плечо. Сатору вытирает ладонью нос и ошалело-завороженно смотрит на тягучую жидкость — собственную кровь Годжо не видел уже очень давно. Что-то происходит. III.       Сатору уже на протяжении двадцати пяти минут сосредоточенно рассматривает ползущую по рисунчатому дереву парты муху. Насекомое переливается всеми оттенками зелёного, золотисто-желтого, в некоторых местах уходящего в малиновый и фиолетовый, временами потирает — Сатору кажется, что ехидно — лапки и красноватыми сложносоставными глазками посматривает на Годжо в ответ; жужжит назойливо и неприятно, из раза в раз пролетая мимо. Но даже этот звук не такой неприятный как монотонная отчитывающая речь Яги. Масамичи мариновал его уже добрых пол часа, когда чертов Итадори — не менее виноватый! — похлопал своими оленьими, фальшиво невинными глазками и смотался, получив только строгое предупреждение в свой адрес.       Муха, наверняка не выдержав психологического давления, улетает в открытое окно, на котором от ветра плавно колышется пыльно-розовый, порядком выцветший на солнце, тюль. Предательница. — Сатору, может быть, ты ради приличия хотя бы сделаешь вид, что слушаешь? — Я всё и так понял, сенсей. — Сатору поднял ладони в сдающемся жесте. — Уроки не бить, Итадори не пропускать. Парень смотрит голубыми глазами насквозь и тихонько смеётся, а Яга тяжело вздыхает, потирая массивную челюсть. — Я понимаю твою юношескую зависть к Юджи, но, пожалуйста, отцепись от сосуда Сукуны. Сатору вместо внятного ответа давится вмиг ставшим раскалённым воздухом. Его юношескую что?.. — Пффф, я уж точно не завидую Итадори. — Годжо откидывается на спинку стула, закинув руки за голову и прикрыв глаза. — Он просто…подозрительный. — Называй как хочешь. Но твоя тяга подразнить Сукуну через Юджи ничем хорошим не закончится. — мужчина вздыхает. — Если на ещё — только на твой взгляд смешные — подколки я мог закрыть глаза, то ваша драка во дворе техникума переходит все границы. — Мы не дрались. — Сатору в очередной раз раздраженно повторяет эту фразу. Доказать директору такую простую вещь не удаётся как ни пытайся. — Да, вы просто находились рядом, ты держал его за форменный пиджак, что бы он не упал, а потом у вас обоих резко пошла кровь из носа. — учитель нахмурился, подперев щеку кулаком. — Так и было! Вы думаете, у Итадори хватило бы сил и возможностей разбить мне нос? — Сатору выгнул бровь, с самоуверенной ухмылкой глядя на Масамичи. — Это финальное предупреждение, Сатору. Ещё раз и отстраняю тебя от всех миссий. Будешь на кухне к грязным сковородкам приставать. — Но сенсей, — Годжо возмущённо вскакивает с места. Сдвинутая парта под натиском тела жалобно скрипнула. — Я всё сказал. Можешь идти. — мужчина открывает журнал и, более не заинтересованный разговором, начинает вчитываться в корявые записи. Годжо закрывает рот, не желая продолжать экзекуцию, медленно огибает парты и, небрежно попрощавшись, покидает кабинет, напоследок — якобы случайно — хлопая дверью так, что дребезжит стекло в шкафчиках у стены.       Сатору засовывает руки в карманы и, насвистывая рандомную — наверняка даже не существующую — мелодию, идёт к себе в комнату. Запекшаяся в носу кровь затрудняет дыхание, а мерзкое, липкое по своей природе, чувство оседает внутри непонятной — и от того страшно раздражающей сознание — тревогой. И с чего Яга взял, что Сатору завидует Юджи? Чушь какая-то. В теле начинает закипать иррациональная бессильная злость.       Годжо с раздражением пинает небольшой камушек на пути и довольно фыркает, когда тот рассыпается мелкой крошкой, ударившись о стену. Небо над головой свинцовое и какое-то до дрожи в ногах мрачное, предвещающее явно плохое. Что-то произошло. Nulla.       Годжо сильнейший во всем магическом мире шаман и это нерушимая, известная каждому аксиома. Пойти против Годжо значило бы подписать себе смертный приговор, без шанса избежать своей жалкой участи. Мало кто на это решался.       Сатору безучастно смотрит на зазнавшуюся верхушку, проводит ладонью по собственной гладко выбритой щеке — на которой до сих пор горит прощальное прикосновение — и как-то лениво, будто нехотя устраивает резню.       Пожалуй, Юджи подождёт его ещё немного. Годжо знает это и тепло улыбается своим мыслям под мелодичный звук ломающихся костей и рвущихся связок. От Юджи остались лишь тёплые воспоминания, помятая и почти выцветшая фотография в бумажнике и в спешке забытое ярко-желтое, с пятном от шоколадного крема худи, небрежно лежащее на кресле в их квартире. А вот от Сатору, увы, не осталось ничего.