Go down in flames

I.       Скучающий и сидящий в горè подушек с утешительным и давно пустым стаканчиком мороженого Сатору лениво рассматривает в десятый по счёту раз интерьер общей комнаты. Занавески. Люстра. Деревянный пыльный шкаф. Вот диван, на котором вальяжно примостился Фушигуро-сенсей, задумчиво тыкающийся в телефоне. Вот Сёко, читающая какой-то бульварный романчик. Вот Сугуру с Итадори-сенсеем, играющие в азартную игру. Сатору устало трёт суховатые глаза. Сатору уже надоело. Кто вообще предложил поиграть в карты? Придурок какой-то. Замыленный взгляд вновь зацепляется за учителя. Итадори-сенсей чересчур спокоен. Отрешён. Задумчив. Словно погружается в себя каждый ход неизменно. Погружается в себя? Да ну. Обдумывает шаг? Вероятно. Советуется? В голове потихоньку зреет осознание. Сатору маниакально улыбается, предвкушая маленькую — но такую вкусную — победу хоть где-то. — Итадори-сенсей жульничает! — Годжо резко вскакивает со своего места, раскидывая подушки, и указывает пальцем в сторону разоблаченного учителя. — Угомонись, Годжо. Ты сам предложил карты. Если не умеешь играть, это не значит, что никто не умеет. — задумчивый — и единственный не выбывший в напряжённой игре — Сугуру лениво отвечает, не отрываясь от изучения собственных карточек, прикидывает в голове шансы. — Да я вам говорю. Они с Двуликим играют вдвоём! — Сатору смотрит на каждого присутствующего и нервно теребит край пиджака, складывает руки на груди и самодовольно улыбается. — Если б я играл один на один, я бы точно выиграл. Все смотрят то на Годжо, то на Юджи и ждут. Юджи же просто донельзя довольный ухмыляется в ответ. Догадался всё-таки. Воцаряется странная, иррационально пугающая естество тишина. — Слышь, недомерок, тебе чтобы меня обыграть, нужно Луну перепрыгнуть туда-обратно раз двести. — молчание разбавляет вмиг появившийся и по всей видимости оскорбленный Сукуна. Все в помещении — кроме конечно же Итадори — вздрагивают, переведя взгляд на щеку Юджи с прорезавшимся клыкастым ртом. Привыкнуть к внезапным появлениям Рёмена просто напросто невозможно. — Да я хотя бы сыграть сам за себя могу в отличии от некоторых. — Годжо, чуя своё превосходство, победоносно ухмыляется. Двуликого он не боится. (Ну может быть чуть-чуть.) Юджи — до этого отрешенно смотрящий в карты и никак происходящее не комментирующий — вдруг поднимает глаза на Годжо и загадочно улыбается. — Хочешь проверить свои силы? — инфернальная усмешка. — Давай сыграем. Вы сыграете. — клонит голову набок. — Юджи, Бога ради… — сидящий рядом Фушигуро раздраженно закатывает глаза. Ему и так не нравилось, что ученики играют в азартные игры, так ещё и Сукуну сюда вплели. Сумасшествие.       Юджи сразу переводит ласковый взгляд в сторону Мегуми, кончиками пальцев касается чужой руки в успокаивающем жесте. Сатору, неосознанно проследивший за учителем, от чего-то смущается и, окончательно отвиснув, через пару секунд громко выдаёт: — Согласен! — Годжо кажется, что он заключает сделку с дьяволом. — Сатору, ты уже забыл, что было сегодня днём? Хватит так легко вестись на все провокации. — Гето устало откладывает карты и трёт переносицу пальцами. — Заткнись, Сугуру. — парень резво усаживается на свободный стул аккурат напротив учителя и, откинувшись на спинку, с вызовом поглядывает на Юджи. В этот раз он точно выиграет, он же сильнейший в конце концов.       Итадори светло улыбается и закрывает глаза, концентрируясь. Кожа медленно начинает оплетаться чёрными рисунками. Шрамы на лице вмиг открываются, являя ещё одну пару демонических глаз; даже аура кардинально меняется.       Сукуна, явившийся в полной своей форме, довольно тянется, когтистой пятерней зачесывает короткие пряди волос назад. Годжо смотрит, затаив дыхание, и не знает, что его пугает больше — разница между Двуликим и Итадори-сенсеем или их схожесть. — А это не опасно? — Сёко наклоняется к Гето близко-близко, говорит едва слышным шёпотом, заворожённая. Сердце при виде короля проклятий каждый раз неконтролируемо учащает свой ритм; суматошно бьётся, как у пойманной котом птички. Не бояться Рёмена просто не выходит. — Не знаю. — Сугуру напряжённо отвечает таким же тихим голосом. Он верит учителю. Но… всё равно какие-то сомнения раздражающе громко скребутся на задворках черепной коробки.       Двуликий же даже не удостаивает Сатору взглядом — сразу подхватывает игральную колоду, тасуя так умело, словно все эти годы работал крупье где-нибудь в Вегасе. Годжо напряжен, но слишком горд, чтобы в открытую это показывать. Сидит нарочито раскованно, задрав подбородок в ожидании. Партия обещает быть интересной, ведь не каждый день удаётся сыграть с самим королем всех проклятий. — Сдвинешь? — Сукуна весело скалится и, резко повернувшись всем корпусом, обращается к отсевшему на другой край дивана Мегуми. Фушигуро недовольно тыкает пальцем в бок колоды куда придётся, лишь бы побыстрее отвязаться. — Ну давай, сопляк. Покажи, что можешь. — Сукуна раздаёт по две цветастые узорчатые карты и хищно посмеивается. Сатору делает глубокий вдох, прежде чем смотрит в свои. Выдыхает медленно и осторожно переводит взгляд на Сукуну. Тот сидит с непроницаемым лицом — не зря же он прозван Двуликим. — ни черта не понятно. На стол падают ещё три — общие — карты. Внутри уже медленно закипает адреналин. Мозг судорожно прогоняет все возможные варианты, а глубоко в душе начинает зарождаться вера. Четвёртая карта. Сатору везёт. Пусть пятая будет такой какой он хочет. Пожалуйста. Кажется вся вселенная сегодня Годжо благоволит. Сатору почти уверен в собственной победе. Он не может проиграть.       Рёмен неожиданно тянется острыми когтями к Сатору и у того сердце предательски пропускает удар. Дыхание замирает, и все мышцы напрягаются, готовые к теоретической обороне. Что если Итадори-сенсей его не удержит? Наверное они все мгновенно умрут.       Сукуна же лишь цепляет шоколадный батончик из стеклянной ажурной миски, что стоит рядом с Годжо и, распаковав от аляпистой обёртки, с полнейшим удовлетворением закидывает шоколадку в рот целиком.       У Сатору в голове озадаченность занимает всё место. Какие уж тут карты. Двуликий такой… ручной? Да, наверное это определение подходит лучше всего. Сидит играет в человеческий покер, уминая сладости. И никаких тебе кровавых рек и глобального геноцида. Даже как-то малость разочаровывает. А вот способности Итадори воистину поражают — усмирить такое чудовище… Интересно, получится ли у Сатору так же? — Я тебе глаза вырву и сожру, если не перестанешь пялиться. — Двуликий говорит спокойно и как-то буднично, не поднимая ни одну пару глаз. Сказано вроде без агрессии, но холодок все равно пробегает по спине вдоль всего позвоночника у каждого. — Если хозяин намордник снимет. — Сатору ухмыляется. Голос даже не дрожит. — У меня каре. Сатору довольно улыбается, а Сукуна в ответ рычит и с грохотом кладёт свои карты на стол. — Роял-флеш. — все присутствующие устремляют заинтересованный, но по-прежнему боязливый взгляд на Сукуну. — Я выиграл, сопляк. Сатору ошалело всматривается в комбинацию на столе. Проклятье. Годжо поджимает губы и злостно с небрежностью кидает свои карты, что они разлетаются по всему игровому полю, признавая поражение. Смех со всех сторон изводит. II.       Легкие шторы ночной ветер колышет чрез настежь открытое окно; монотонное, обычно раздражающее, повторяющееся чересчур часто, движение. Но даже это не спасало. Слишком жарко. Слишком влажно. В спальне царит таинственная душная и непроглядная темнота; привычно пахнет хвоей и приторно-сладким кондиционером для постельного белья.       Сатору проводит ладонью вдоль линии плеч, обвивает пальцами чужое запястье почти инстинктивно; заводит руку к резному изголовью новенькой деревянной кровати и судорожно торопливо переплетает пальцы. Дышит общим и до предела раскалённым воздухом часто и поверхностно сквозь приоткрытые пунцовые и напрочь зацелованные губы. Ноги подрагивают в нетерпении. Тело под ним — податливое, гибкое и упругое — плавится в руках, по белым хрустящим простыням мечется, опрометчиво уходя от настойчивых, доводящих до болезненного исступления, обжигающих прикосновений. Охваченная почти нестерпимым жаром кожа, казалось, стала ещё более чувствительной.       Сатору как заворожённый дотрагивается кончиками пальцев до чужих приоткрытых глянцевых губ, ласково обводит по контуру; о Ками-сама, как бы его член потрясающе смотрелся меж них! Вмиг выжженная разумом на подкорке сознания картинка отдаётся в паху новой волной колкого возбуждения. Годжо облизывается и усмехается своим мыслям. Это всё чуть позже. А пока можно развлечься; он играючи припадает собственными горячими губами к беззащитной услужливо подставленной шее — чужой судорожный выдох — выцеловывает влажную дорожку медленно и тщательно, мягко касается языком суматошно бьющейся жилки, срывая возбужденные всхлипы на грани. Сатору мало. Сатору хочет больше. Больше тягучего желания и нетерпеливых вздохов. Годжо жалит четко выделяющиеся ключицы мелкими укусами сильно и грубо, впивается клыками в нежную кожу нисколько не сдерживаясь. Не в его правилах, когда желанное тело так близко. Рваный стон сквозь зубы в ответ.       Сатору удовлетворённо улыбается и сразу же извиняется — зализывает шершавым уже нежным языком свежие следы; рукой пробегает по гладкой груди, спускается издевательски медленно к тренированному подрагивающему в предвкушении прессу. Отстраняется лишь на секунду, чтобы провести языком по собственной ладони, собрать как можно больше влаги, и, оттянув — донельзя мешающую — резинку чужих боксеров, проникнуть под неё. Вздохи снизу становятся еще судорожнее, нетерпеливее.       Годжо улыбается, невесомо касаясь влажными пальцами чужого возбужденного, истекающего предэякулятом члена. Дразнит. Мучает. Мучается. Не сдерживается — размашисто и плавно проводит ладонью по всей длине, лаская. Второй рукой зарывается в длинные шелковистые пряди волос, оттягивает, вырывает мучительные вздохи и плотоядно удовлетворено улыбается. Погодите, что? Сатору вмиг недоуменно распахивает глаза, напрягаясь каждой клеточкой распаленного естества. Тело под ним… Чьё? Это явно не Юджи.       Сатору как ошпаренный резко откатывается назад — на самый край кровати — и замирает, готовый активировать все свои техники. Изучает человека всеми шестью глазами; темнота как будто стала гуще. На кончиках пальцев уже собираются частицы проклятой энергии для активации «синего».       Мужчина, что был под ним. Кто это? Годжо смотрит хищно, склонив голову набок. Что он делает в их постели? Сатору отклоняется ещё сильнее назад, с грохотом падает на ничем не прикрытый холодный пол. Комната плывёт. Чутье не может врать. Это Сугуру. Убитый самим Годжо год назад. Они вместе. Они вместе? Мужчина медленно спиной отползает назад, ближе к выходу. В голове царит замешательство пополам с парализующим шоком. — Сатору? — голос у Гето встревоженный и хриплый от возбуждения. — Что с тобой? В мыслях проносятся воспоминания. Они с Гето — любовники. Близкие друг другу люди, шедшие плечо к плечу вот уже почти пол жизни. Корявое осмысление. Прорезавшаяся память. Сатору несколько раз смаргивает пелену перед глазами и поднимается на ватные ноги, позорно сбегая в уборную, не сказав ни слова.       Шатко припадает к раковине. Сжимает бортики с такой силой, что белеют костяшки на трясущихся руках. Еще чуть-чуть и керамика разойдется сеткой трещин, не выдержав.       Сатору в зеркало смотрит на себя слишком пристально, сщурив глаза от ослепляющего белого света. Взъерошенный, с лихорадочным румянцем на белой коже и ненормальным — каким-то наркотическим — блеском в голубых глазах. Что это было? Отражение молчит.       Внезапный приступ кашля раздирает горло. В уголках глаз скапливаются слёзы. Сатору задыхается. Дышит ртом и сквозь приоткрытые губы тонкая нитка горькой слюны тянется по подбородку и ниже, падает на белоснежную эмаль раковины, окрашивая ту в красный. Он не безумен. Проверено. Обратная проклятая техника исправно работает — мозг не мог поплавиться. Но тогда почему образ едва знакомого Итадори Юджи заполонил всё сознание? Тишина. Кто такой Сугуру Гето? Отражение в зеркале молчит. Кто такой Итадори Юджи? Молчит.       Сатору закрывает голову ладонями. В мозгах появляется серый, изводящий шум. Без разницы. От металлического привкуса накатывает тошнота. Не важно. Голые ступни уже порядком заледенели от кафельной плитки. Плевать. Раз два. Вдох. Три четыре. Выдох.       Сатору широко распахнутыми покрасневшими глазами смотрит в одну точку, остервенело кусает собственные губы, пытаясь отвлечься. В дверь раздаётся оглушающий тихий стук. — Сатору? С тобой всё нормально? — Голос Гето обеспокоенный и бесцветный словно через вату слышится. Сатору вздрагивает и переводит стеклянный взгляд на дверь в отражение. Я не знаю кто ты. Руки впервые в жизни дрожат настолько сильно. Я не знаю кто я. Сатору на миг кажется, что собственное отражение в зеркале ему улыбается. III. — Прекрати пилить Итадори взглядом. — Гето лениво щурится на солнце, не сводя хитрого взгляда с мрачного с самого утра Годжо. На взгляд Гето, Сатору слишком зациклен. Слишком погружён в другого человека и не замечает ничего и никого вокруг. Не порядок. — Отвали, Сугуру. — Годжо раздражён и нисколечко не скрывает этого. Говорит сквозь зубы, даже не пытаясь отвести взгляд от объекта, попавшего под тотальное шестиглазое саторовское наблюдение. — Давай смотреть правде в глаза, — Сёко легко и непринуждённо закидывает ногу на брусья. — у тебя нет способности поражать соперника взглядом. Как бы мы не горевали по этому поводу, но ничего не поделаешь. — Иэири безразлично пожимает плечами. — Тебя тоже никто не спрашивал, Сёко! — Сатору поворачивается к девушке и злобно скалится. Сёко хмыкает. — А меня и не надо спрашивать, что бы пояснить тебе вещи, увы, недоступные твоему разуму. — девушка сладко улыбается, похрустывая суставами. Тренировка сегодня выбила почти все силы. — Так и скажи, что он тебя зацепил. — Гето подпирает щеку кулаком и по-лисьи улыбается, прожигая друга взглядом. — Чего? — Сатору глупо хлопает глазами, наконец-то оторвавшись от созерцания сосуда Двуликого. Очки съехавшие на кончик носа вот-вот свалятся. — Да чем это? — Может быть тем, что не трепещет перед сильнейшим, — Гето показал в воздухе красноречивые кавычки. — и по слухам по силе то тебя превосходит. — Или тем, что он просто лучше тебя по всем фронтам. — Иэири садится рядом, почти заваливаясь на Сугуру и выхватывает у того бутылку минералки. Сатору давится воздухом и вопросительно выгибает бровь, не в состоянии обличить мысли в слова. Его друзья в край ополоумели. Прискорбно. — Ой да не смотри ты так. Юджи очаровашка, — Сёко делает ладонью неопределённый жест в воздухе. — ещё и с душой нараспашку, вон сразу друзей завёл. Даже с Фушигуро ладит, а он то точно тебя терпеть не может. — У меня тоже есть друзья. — Мы это другое. — Ну да, нам просто платят, чтобы ты с ума не сошёл в одиночестве. — Гето невозмутимо пожимает плечами и отворачивается куда-то в сторону, пряча улыбку. — Плюс Юджи так сказать великомученик. Человек, что терпит многовековое проклятье и ценой собственной жизни стремится то уничтожить. Вау. Заслуживает уважения. — девушка кидает быстрый взгляд в сторону бегущего дистанцию Итадори. — Ну просто сама самоотверженность в человечьем обличие. — Он не великомученик. — Годжо недовольно цыкает. — Он — ходячая бомба. И когда долбанет не ясно. Но не переживайте, — парень вдруг впервые за день лучезарно улыбается и поправляет очки. — я стану сильнейшим и всех спасу. — Ты так стремишься быть лучше, чем Итадори, что это почти мило. — Сёко заправляет выбившийся локон за ухо и ухмыляется. — Я не стремлюсь быть лучше. Я и есть лучший. — Конечно. Ты же задницу порвать готов, доказывая это. — парирует Сугуру, кивая в сторону сдающих нормативы первогодок. Сатору хмыкает и отворачивается, косо поглядывая на как раз добегающего последние метры Юджи. — Есть! — тренер победно улыбается. — Молодец, Итадори. Лучший результат среди всего колледжа. Тишина воцаряется почти убийственная.       Сугуру готов поклясться, что он слышит скрежет вращающихся шестеренок в мозгу Годжо, — хотя может это зубы? — прежде чем тот молниеносно вскакивает с облюбованного места на трибунах и кричит через всё тренировочное поле: — Сенсей, я хочу пересдать!       Гето и Сёко заговорщицки переглядывается, прежде чем засмеяться в один голос над удаляющейся от них быстрым шагом несуразной фигурой. — Интересно, если сказать Сатору, что Юджи лучше него отсасывает, бросится ли Годжо доказывать обратное? — Гето задумчиво потирает подбородок. — Ставлю тысячу, что да. — Удваиваю. — Идёт.