Драго Дольф

      Послушай, становление полукровкой — лучшее, что произошло со мной в жизни.       Эти нытики скажут тебе: быть полукровкой трудно, страшно, гадко и смертельно опасно. Что лучше бы они остались обычными подростками, со своими терпильными проблемами по типу прыщей, первого стояка и прочего.       Но я говорю: это лучшее, что произошло со мной во всей моей сраной жизни.       Вот моя история.       Зовут меня Драго Дольф       Мне четырнадцать, и я малолетний преступник. На совести десяток краж, пару-тройку разбойных нападений, распространение. Недавно убил человека.       Не специально, просто так вышло. Мы брали один жирный ломбардик, и старшие оставили меня на стреме. Ломбард тот держали двое мексиканцев, братья Эдуардо и Альварес. Комедийный дуэт, не иначе — один высокий и худой, как жердь, а другой низкий, кряжистый колобок. Оба — законченные свиньи, готовые мать родную продать за баксы. Не хочу, чтобы вы подумали, будто это оправдание. «Хороших» людей в обывательском понимании я за свою короткую жизнь ни разу еще не встретил, так что эти двое дельцов в моей системе ценностей стояли где-то посередине между копами и беспредельщиками. Короче, мочить hermanos не было желания.       Все шло просто охренеть как удачно. Мы правильно подгадали день с полной кассой. Посетителей не было. И в заведении был только Эдуардо.       Но у меня нюх на такое дерьмо. Главный закон, по которому я жил и живу — предполагай самый худший сценарий в любой ситуации. Если все пройдет удачно — будет вдвойне приятно. Если все пойдет по одному месту — ну ведь другого ты и не ожидал, так?       Когда мои старшие товарищи почти закончили обчищать бедолагу Эдуардо, как из-под земли появился его младший брат. Охренеть какой злой и с дробовиком. Как позже выяснилось, он копался в подвале и, услышав нас, сумел выбраться с черного хода и зайти нам в спину.       Удивительно, что этот Гимли не заметил меня, мирно курящего на лавочке в десяти метрах от заведения. Видимо, адреналин вышиб ему все мозги, а может, он просто не узнал меня, ведь я специально перекрасился из блондина в брюнета перед походом на дело. Альварес с неожиданной для него скоростью залетел в двери и начал делать грязь.       Но мой семнадцатый глок, как и я сам, был заряжен на полную, и amigo успел снести только пол лица нашему боссу, прежде чем я заляпал его сальсой всю стену.       В общем, вы поняли, что вовремя смотать удочки мы тогда не смогли.       На суде пришлось вертеться, как уж на сковородке. Рассказал присяжным всю подноготную: и про отца, которого никогда не знал, и про мать алкоголичку, что подавала в юности большие надежды на сцене, и про дислексию с СДВГ. Как на духу выложил, что постоянно вижу странных полулюдей-полузверей, которые хотят меня прикончить. Попытался взять их своей почти модельной внешностью и даже пустил слезу. Не помогло.       И вот Драго Дольфа, одетого в оранжевый комбинезон, закованного в цепи, тюремный автобус везет до федеральной тюрьмы. Мне смело можно было дать лет шестнадцать, я был высок и мускулист, государственный врач это назвал акселерацией, поэтому от остальных заключенных я не сильно отличался. Черномазый бугай, сидевший по соседству, уже начал шептать мне о том, как мне будет хорошо, если я стану его Белоснежкой.       И прежде чем мои руки начали превращать его яйца в омлет, жизнь изменилась.       На автобус напали.       В суматохе не удалось сразу разглядеть, кто это был. С виду вроде байкеры, но мне показалось, что у одного были клыки и свиное рыло, а у другого какая-то слишком вытянутая морда.       Они обстреляли автобус из пистолета, а потом из винтовки прострелили закаленное стекло и отправили на небеса водилу. Тот в предсмертной конвульсии вильнул в сторону и снес нас вместе с неудачливыми бандитами прямо в кювет.       Что было дальше я помню очень смутно из-за разбитой головы и расквашенного лица. Автобус вроде перевернулся и остался лежать в канаве. Меня вытащили из кандалов, в которых я повис, словно марионетка, и потащили куда-то.       Сознание то возвращалось, то снова гасло, и в период бодрствования удавалось уловить разговор этих свиней.       В прямом смысле.       Это были огромные, говорящие человекоподобные свиньи.       — Главное, чтобы паренек не помер по пути.       — Этих полубогов хрен убьешь, забыл? Живучие твари.       — Да, но все равно это как-то жестоко…       — Кроммионские кабаны не знают жалости, забыл? Ты хоть и новенький, но привыкай давай. Я занимался ловлей полукровок вот уже несколько сотен лет, забыл? Поверь, уродцы вроде него никогда над нами не сжалятся… — голоса у монстров были почти человеческие, и если бы не раздвоенные копыта, их можно было бы принять за стареющих реднеков.       Они даже не связали меня, что было крайне удивительно. Один из них просто тащил мою тушу на своей спине, за ноги, так, что тело болталось, как гребаный британский флаг.       Тянуло блевать, но каким-то неимоверным усилием воли мне удалось остаться в сознании и даже приоткрыть глаза дольше чем на пару секунд.       Мир был перевернут. Через мутную красную призму вдали виднелась заброшенная проселочная дорога и почти севшее за горизонт солнце. Пустынная загородная местность, похожая на ту, что находится на дальней оконечности Лонг-Айленда. Мои запястья волочились по земле, оставляя за собой красный след. Все тело адски болело, хотелось пить, во рту была пустыня смерти, а легкие разрывались от набившейся пыли.       Но мозг уже начал работать. Сколько себя помню, в стрессовой ситуации он никогда не подводил. Заводился и пахал, как проклятый, просчитывая варианты. Этопозволяло уходить от полиции, а также эффективно махать кулаками, разбивая носы и ломая лица.       Слева от меня, у самой ноги этого существа, болтался длинный нож. Типо того, который был у Рэмбо. В башке щелкнул переключатель, и вот меня охватывает легкий азарт, а нож со смычным чавканьем мягко входит в голень твари.       Сочувствующий мне когда-то свин отпускает ноги, и я падают теперь дважды разбитой головой на землю, надеясь не потерять сознание от нахлынувшей боли.       — БЕСТОЛОЧЬ! Ты не связал его?!       Невнятный скулеж тащившего меня мутанта я, оттолкнувшись от земли, прерываю точным колющим ударом прямо в мясистую шею.       — ОЛИМПИЙСКИЙ ПОДОНОК!       За то время, пока я выдергивал клинок из туши навеки замолкшего кабана, его товарищ, шедший спереди, уже наполовину успел достать свой кольт, прежде чем сталь вошла ему прямо в глаз. Хрюкнув, как домашняя свинья, он удивленно уставился на меня.       — Я же кроммионский кабан, забыл? — с жутким южным акцентом недовольно, почти сюрреалистично, будто я был его непослушным сынком, пробормотал он и упал замертво.       Мир начал тускнеть, и перед тем, как окончательно отрубиться, в моем воспаленном мозгу возникла картина бегущих ко мне через поле подростков.