Терпи меня или уходи

— Блять! — кричит старшеклассник, увидев кровавое тело у входа в пансион. Со всех ног парень побежал к поварам, так как они находятся в пансионе сейчас. — Тёть Маш, — окликнул он повариху, а та повернулась и оглядела запыхавшегося и в ужасе парнишку. — Чего случилось, Илюш? — взволновано поинтересовалась Мария, предчувствуя беду. — Там Антон мёртвый у входа… — в голосе Ильи был выражен один страх, его потряхивает от картинки, запечатанной в голове, руки трясутся, а голос срывается. — Что? — женщина быстро вышла из кухни и, схватив парня за руку, побежала в названное место. — Илья, иди звони Павлу Алексеевичу и в скорую! — крикнула Мария, оставляя парня в холле. Тот кивнул и рванул к телефону. Женщина вышла из здания и чуть не упала в обморок от увиденного. У входа лежало бледное, словно снег тело, а вокруг него растекалась огромная лужа крови. — Боже… — прошептала Мария, быстро приближаясь к Антону. Женщина проверила пульс, которого не было, и, громко вздохнув, не сдерживая слёз, взяла руку юноши, сжимая до побеления без того бледных пальцев. Становится ужасно, становится отвратительно. В голове много вопросов неозвученных, и самый главный среди них: почему он это сделал? Павел Алексеевич приехал сразу же после звонка. Мария до его приезда сидела рядом с Антоном, не пуская Илью ко входу. — Мария Фёдоровна, как это произошло? — голос Воли в конце дрогнул, вся его нервозность была видно. Присев на корточки рядом с Шастуном, он поджал губы и закрыл глаза, не веря происходящему. — Я не знаю сама, — тихо произнесло женщина, шмыгая носом и вытерая красные от слёз глаза. — Ко мне прибежал Илья и позвал сюда. — Скорая через пару минут приедет, — поникшим голосом оповестил Павел Алексеевич. Глаза мужчины наполнились слезами, вот-вот и они скатятся. — У нас давно такого не было, — опечалено заметила Мария, отпуская руку Антона и утыкаясь в ладошки лицом. — Не плачь, иди оповести всех и не ходи сюда, тебе не стоит сейчас волноваться, давление подскочит, — мягко попросил Воля, хоть самому нужна поддержка, так как один он точно не справится. — Позови — если надо будет, — сипло сказала женщина и пошла в соседний корпус ставить учеников в известность о происходящей ситуации. Ветер бушевал, тучи скапливались, уже достаточно стемнело, поэтому включили фонари. Павел Алексеевич, сгорбившись, сидел около Антона и совсем незаметно плакал. Он не мог сдерживать себя постоянно, особенно в такие моменты. Чтобы успокоить других — надо быть полностью спокойным, а чтобы себя — ещё никто не знает. Синие мигание вдруг засветилось за забором. Не теряя и секунды, мужчина поднялся и, смахнув слёзы с щёк, побежал открывать забор, предоставляя доступ к территории. Машина скорой помощи заехала во двор, освещая синим пламенем всё вокруг. Из машины вылез мужчина и подошёл к Павлу Алексеевичу. — Суицид? — спросил врач, подходя ближе к Антону. — Видимо, — согласился Павел Алексеевич, перебросив руку через шею мужчины, пытаясь поймать равновесие. Остальные пятнадцать минут Воля провёл отклонённо от всей происходящей ситуации. Мужчина слушал через ватные уши врача и изредка кивал, когда его о чём-то спрашивали. — Евгений, — врач позвал своего помощника, который по зову вышел из машины. — Миш, чего хотел? — спросил Евгений, бегая взглядом с главного врача на бледное тело, лежащее в крови. — Дай успокоительного Павлу, — попросил Михаил, подталкивая дрожащего мужчину к машине. Евгений снова залез в машину и, усадив Павла Алексеевича в кресло, дал тому воды, предварительно накапав туда успокоительного. Тут говорить нечего, всё прекрасно понятно, внутри было гадко, что у Воли, что и у врачей. Павел Алексеевич пропустил момент, когда мёртвое тело погрузили в машину и уложили на кушетку, заворачивая в чёрный пакет. — Надо позвонить родителям, — сказал Михаил, что-то вписывая в бланк. Воля кивнул и дрожащими руками достал телефон из кармана. Найдя нужный номер, он нажал на него и принялся ждать. Пошли гудки, а за ним голос: — Да? — Здравствуйте, Майя Олеговна, — поздоровался мужчина дрожащим голосом. — Что-то произошло? — сразу насторожилась женщина. — Да, Ваш сын мёртв, — слова были через силу выговорены. — Вы шутите? — поперхнувшись, переспросила Майя, а перед глазами пронеслась вся жизнь. — К сожалению, нет, — ответил Павел Алексеевич, тарабаня пальцами по телефону от нервов. — Приезжайте в больницу номер 68. — Как? — только и хватило сил спросить. Женщина хоть и относилась к сыну не всегда с любовью, но она просто уставала. Майя плакала и сбивчиво дышала. Женщина стояла на одном месте и корила себя, ведь именно она не давала должной материнской любви сыну, ведь именно она обзывала и ругала его за каждую погрешность, ведь это именно она пила и била сына. — Он совершил самоубийство, — прошептал Воля, окончательно теряя голос и дар речи. — Я буду через несколько минут, — сказала женщина, сбрасывая трубку. Доехали они достаточно быстро, с помощью носилок они перевезли Антона в здание, мужчина ни на шаг не отходил от бездыханного тела парнишки. Врачи давали ему подписать многочисленное количество бумаг и документов, что он собственно и делал, всё время поглядывая на чёрный пакет, в котором лежал Шастун. Майя, как и говорила, приехала в скором времени, вся красная и со стеклянными глазами она подбежала к мужчине. — Павел Алексеевич, почему это произошло? — повышая голос, спросила женщина и, подхватив двумя пальцами бегунок на молнии пакета, повела его вниз, открывая взору окровавленную голову. Майя от горя чуть не упала, но Павел Алексеевич успел её подхватить. — Мы не знаем, надо проверить его телефон и поспрашивать друзей, может они знают, но он не был особо общительным, — подметил Воля, закрывая глаза. Он не может видеть в таком виде Шаста. — Не очень на него похоже, он очень любил поговорить, — хрипло возразила Майя, проводя большим пальцем по скуле Антона. Лицо парня было белым с уже синеватым оттенком кожи. Отчётливо выступали скулы и подчёркивали сильную худобу. Длинные и красивые ресницы даже не подрагивали, губы уже давно стали фиолетово-синие, а по бокам головы виднелась засохшая кровь, предавая не спящий вид, а мёртвый. — Антош, прости меня, пожалуйста, — всхлипывая, прошептала Майя, капая солёными слезами на лицо сына. — Майя Олеговна, нужно подписать договора, — сказал Павел Алексеевич, уводя женщину на ресепшен. Майя не винила Павла Алексеевича, она чувствовала, что он не виноват, она чувствовала, что виновата она и что-то ещё. Портить жизнь совсем невиновному человеку женщина не хотела. Единственное, чего она сейчас хотела –это вернуться в начало учебного года и проводить как можно больше времени с сыном. Расправившись со всеми бумажками, мужчина и женщина разошлись. Воля не мог больше находиться рядом с мёртвым телом, за которым не уследил, его кидало в дрожь от вида чёрного пакета, в котором всё также обездвиженно лежал Шаст. Майя провела всю ночь рядом с Антоном, не решившись вернуться домой. Она плакала над бездыханным телом и, словно в бреду, продолжала вымаливать прощение у сына за всё, что сделала не так в своё время. Похороны прошли на следующей неделе в воскресенье. Парня похоронили в чёрном костюме и надели украшения, которые он очень любил. Майя собрала малый круг знакомых, которых Антон знал, и с опечаленными лицами они смотрели, как ухоженного и молодого парня кладёт могильщик в гроб, отходя в сторону и давая последние минуты на прощание с мертвым парнишкой, а потом заколачивает и спускает в землю. Положив у креста по два цветка, женщина ещё раз оглядела могилу и, высморкавшись в платок от нахлынувших слёз, опустилась на корточки. Просидев в таком положении какое-то время, родственники решили всё же увести Майю подальше, чтобы женщине не стало ещё хуже. В пансионе же Павел Алексеевич оттягивал момент, чтобы рассказать ученикам о случившемся. Волю оповестили о состоявшихся похоронах, и тогда он решился рассказать всем. Ученики уже приехали в пансион, и, собрав всех в холле, он громко вздохнул. — Дорогие ученики, как вы заметили, Антона Шастуна нет в пансионе, — хрипло проговорил Павел Алексеевич, сдерживая очередной порыв слёз. В ту же секунду он услышал от учеников: «Да». — Антон совершил самоубийство, если вы что-то знаете о возможной причине этому — подойдите ко мне и расскажите, — ученики все разом опустили взгляд, так как с Антоном общались почти все. — Хочу сказать одно: не совершайте такого, пожалуйста, а сейчас расходитесь. Павел Алексеевич ушёл к себе в кабинет, а ученики начали перешёптываться, разбиваясь на кучки, неспешно уходя из холла. У Арсения в один миг перевернулся мир, его телом завладела дрожь, страх и осознание. Не успел брюнет восстановить всю картинку в голове, как его схватил Позов и потащил к себе в комнату. — Арс! — грубо крикнул Дима, как только захлопнулась дверь. — Рассказывай, что произошло, — настоятельно приказал парень, поправляя очки. Попов помялся у двери, его глаза наливались слезами. Арсений не понимает, почему Антон так отнёсся к не слишком мягкому общению. Брюнет не подавал никаких признаков расставания и ухода к Алёне, но как? Было паршиво и отвратительно от самого себя, Попов начал раскручивать в голове ответ, но кроме неукладывавшихся мыслей о произошедшем, ничего там не нашёл. — Я предложил ему встречаться, а потом понял, что мне это не нравится и решил вернуться к Алёне, но я не говорил этого Антону, — рассказал тихо Арсений. — Ты мудак! Ты вообще, что ли? Как так можно было? — кричал Позов, нанося удары Попову то в плечо, то в грудь. — Я не понимаю, — затуманено ответил Арсений, закрывая лицо руками. — Не понимаешь? Иди нахуй отсюда, — пнув ногой в колено Арсения, сказал Дима и выгнал брюнета. Попов пытался переосмыслить всё то, что случилось за последнее время, хорошо обдумая каждый момент. Парень шёл по коридору на негнущихся ногах, которые, казалось, вот-вот подведут, не удержав отрешённое тело. В какой-то момент, средь негативных думок и мыслей, он вспоминает сны, которые его преследовали на протяжении какого-то времент, но он их отчаянно забывал. Во сне перед ним стоит Антон и молчит. Просто стоит и смотрит в глаза. Но то, как он это делает, приводит в настоящий страх. Арсений рванул к Павлу Алексеевичу в кабинет, чтобы узнать одну вещь, которая была ему очень нужна. Забежав внутрь, даже не постучавшись, он взглянул на мужчину, который о чём-то думал, устремив свой взгляд в окно. — Павел Алексеевич, на каком кладбище похоронили Антона? — пролепетал брюнет. — Ну, на Троекуровском, а что? — ответил запоздало Воля, отвлекаясь от мыслей. — Да так, — махнув рукой, ответил Попов и выбежал из кабинета. Арсению стало тяжело от происходящего. Выбежав из здания, он со всех ног полетел к остановке, чтобы последний раз взглянуть на этого человека. Путь на кладбище был очень долгий. Казалось, с каждой секундой, приближающей Арсения к тому самому месту, становилось всё сложнее и сложнее находиться в этому до одури душном автобусе, стены которого словно давили на плечи и голову изнеможëнного парня, ощущаясь невероятным грузом. Дышать становилось трудновато, словно кто-то давит с силой на грудную клетку, нарочно перекрывая кислород. Попов успел прокрутить все мысли в голове, которых было слишком много. Он также успел пожалеть обо всём, обвинить себя в чужой смерти, что на самом деле являлось правдой, ведь больше существенных причин не было. Во время всей оставшейся дороги мыслей Попова Антон никак покидать не собирался. Все моменты, проведëнные с парнишкой, всплывали на уровне подсознания, вырисовываясь картинками на чёрных холстах закрытых век. Арсений даже невольно улыбается, на миг забывая обо всём плохом. Но реальность не даёт пробыть долго в иллюзиях счастья, поэтому вытягивает парня из них, оглушительно крича, заставляя звон ещё долго отзываться эхом в голове. Хотелось плакать, но сил не было. Он был слишком истощен недавними событиями. К тому же Попов не любил показывать слабость свою, но почему-то сейчас казалось, что это нужно даже было сделать. Однако тот всё же сдерживается, закусывая нижнюю губу с такой силой, что прокусывает плоть, спуская кровавую струйку вниз по подбородку. Вытерая ту руковом рубашки, наплевав на то, что ткань испачкается, парень прикрывает подрагивающие веки, проваливаясь в тревожный и чуткий сон на некоторое время. Ходя мимо могил, Арсений выглядывал одну со светловолосым парнишкой и завораживающими зелёными глазами. Дойдя до той самой могилы, у Попова подкосились ноги, и он обессиленно рухнул на землю. Губы его разом поджались, а глаза потускнели, теряя блеск свой жизненный. – Это я виноват, ты меня никогда не простишь, но ты самый интересный и невероятный человек, с которым я когда-либо был знаком, — голос охрип, подрагивает местами, едва не срываясь. Арсений пытался взять себя в руки, но ничего не получалось. Эмоции всё же овладели им. — Ты совсем другой, мне всегда был интересен твой ход мыслей. И ты сам. Я ужасный человек, прошу у тебя прощения за это. Попов медленно прикрывает глаза, и в голове вдруг строится сон из упущенных моментов, теперь уже полноценный. Антон стоит перед Арсением, он был одет в чёрные брюки и такого же цвета пиджак, скрывающий белоснежную рубашку под ним. Руки увешаны кольцами и браслетами, чему парень улыбается невольно. Русые волосы немного взъерошены, а выбившиеся пряди местами спадали на лицо, но они красиво сочетались со всем этим. Они молчат долго и мучительно, Шастун усмехается и решается сказать: — Ты не виноват, это я виноват, что поверил в любовь. Прошу, забудь меня — это будет высшая твоя помощь. Если ты забудешь меня — я тебя прощу. Арсений молчит, а потом кивает. — Прости, — по щеке брюнета скатилась одинокая слеза, оставляя после себя обжигающий след и влажную дорожку, что тянулась всё ниже и ниже по лицу, вскоре скрываясь за воротом футболки. Попов так и сидел на коленях у могилы, а его ярко-голубые глаза смотрели на фотографию, висевшую на недавно установленном кресте.