В письмах

Пока Августина не оказалась во внутреннем дворе королевского замка, ей чудилось, будто все это — сон. Сказочный, удивительный и неправдоподобный. Но грамота, спрятанная во внутренний карман дорожного плаща, жгла ее через слои одежды. Августина едва могла вспомнить, как дошла до дворца: мысли были вязкими и тягучими, как патока. Спроси сейчас, как ее имя, Августина, наверное, даже бы и не ответила. Впрочем, никто у нее ничего не спрашивал. Она лишь несколько раз показала грамоту страже на входе, после чего те пропустили ее, а у ворот послушницу уже ожидал сопровождающий, за которым она сейчас покорно брела. Жизнь в замке не так уж сильно отличалась от городской: здесь были свои ремесленники, кузнецы, оружейники, кухарки, прачки и другие люди. Слуги сновали туда-сюда, занимались обычными хозяйственными делами и походили на таких же обычных горожан по утрам и вечерам. Августина, как не выглядывала старательно из-за плеча шедшего впереди человека, так и не смогла разглядеть ни одного благородного рыцаря или дамы, хотя несколько раз она по незнанию чуть было не приняла за господ экономку и прилично одетых слуг. Они шли нескончаемыми галереями, пролетами, коридорами, и Августине начало казаться, что королевский замок такой же большой, как и сам Иерусалим. Наконец они остановились. Перед девушкой распахнулись дивной красоты резные двери из темного дуба с позолотой. Оставив позади своего сопровождающего, Августина прошла внутрь, с порога окунаясь в теплый полумрак и белесую дымку благовоний. — Подойди ближе, сестра Августина, не бойся меня. — эхом раздался мужской голос. Он, казалось, доносился ото всюду и его источник было невозможно разглядеть. — Здравствуйте, таинственный рыцарь. — сказала Августина, чтобы сказать, наконец, хоть что-то. Она несмело шагнула внутрь, сминая пальцами подол платья и край плаща. И в дальнем углу покоев она разглядела человека в белых одеждах, чей светлый силуэт выделялся на фоне темных гобеленов на стенах. Серебряная маска ловила отблески далёких свечей. Силуэт встал с деланной лёгкостью, на которую ушло много сил, и на несколько шагов приблизился к замершей гостье. — Ну здравствуй. — голос хозяина покоев улыбался, а глаза загадочно и по-доброму сверкали. Августина отмерла. Король? Быть того не может! Неужели их приюту покровительствует сам государь? Как же она сразу не догадалась, ведь намеки были столь очевидны! Она хотела задать ему бесчисленное множество вопросов, но вырвалось у нее совсем другое. — Так вы не дед?! Балдуин искренне и весело рассмеялся. Как не смеются короли. — Не дед. — подтвердил он. — А что, разочарована? Августина неопределенно пожала плечами. — Нет… Мне казалось, что ваш образ сложился в моей голове, и я подумать не могла, что вы… Король. Простите, ваше величество, если позволяла себе лишнее в письмах к вам. Я ведь не знала… — Ну вот, — как-то разом погрустнел Балдуин. — я так боялся этого тона. Присядешь? Король, которому было нелегко вести беседу стоя, предложил девушке присесть на соседнее кресло, а сам опустился в свое чуть поодаль. Августина покорно села на самый край, с прямой, как натянутая струна, спиной, и взгляд ее блуждал по полу, стенам, мебели и ни разу не остановился на собеседнике. Из-за страха ли? Или быть может, отвращения? Она разочарована? — Я не раскрывал свою личность потому, что именно таким языком ты бы со мной общалась. Языком сухим и одновременно подобострастным, полным уважения и страха перед своим сюзереном, таким языком, какого я жду от всех своих подданных, но не от тебя, Августина. За это время, проведенное с тобой в переписке, я успел проникнуться к тебе и ты стала мне гораздо ближе, чем я мог себе представить, начиная вести диалог с настоятельницей приюта, которому я покровительствую. В этом и была прелесть нашей беседы — ты не знала кто я, а значит, относилась ко мне как к равному. Вот, чего мне так хватает в жизни. Простого человеческого общения, без титулов и обязанностей. Сердце Августины сжали тиски сочувствия и тоски. Король владел всем миром, всеми его богатствами и был лишен того, что есть у каждого, даже самого последнего бедняка. Строгое католическое воспитание в монастыре, прививающее уважение к старшим, к сану, к благородному происхождению, было не так-то просто отвергнуть и обратиться к королю как к давнему другу. — Ты… — осторожно начала девушка, подбирая слова. — Знал… Кто я? Как выгляжу? — Нет. — ответил Балдуин. — Сначала нет. Потом, правда, признаюсь тебе честно, мне стало любопытно и я решил позволить себе… Балдуин говорил медленно и отводил глаза, и теперь, когда Августина осмелилась на него взглянуть, она с удивлением и каким-то детским восторгом обнаружила, что король был смущен! Словно она — строгая воспитательница, поймавшая своего ученика за очередной шалостью. — Та прогулка верхом на коне! — не сдержалась и воскликнула Августина, подпрыгнув на своем кресле. — А ведь я потом писала тебе, что видела самого короля! О Господь милосердный! Ты же и есть король! Она от смущения закрыла лицо руками и рассмеялась. — Неожиданное открытие. — улыбнулся Балдуин. — Я думала ты старый рыцарь, я представить себе не могла, что ты король… — И не старый, к тому же. — счел нужным добавить Балдуин. — А позволено ли мне узнать… — Мне двадцать три года, летом исполнится двадцать четыре. Я ненамного старше тебя, Августина. — Собирался ли ты когда-нибудь рассказать мне?.. На этот вопрос Балдуин ответил не сразу. Между ними повисло молчание, в котором Августина явственно ощутила отрицательное «нет» ответом на свой вопрос. И подсознательно она понимала, почему. Он — король, она — послушница, готовящаяся стать монахиней, между ними пропасть глубже, чем священная река Иордан. И к тому же, он болен проказой… Августина вспомнила об этом совершенно внезапно и взглянула на своего собеседника по-другому: серебряная маска как второе лицо была безлика и безэмоциональна, но глаза сквозь прорези этой маски были живы, и в отражении этой голубой лазури Августина находила отголосок собственных переживаний. — Я не знаю, Августина… Буду говорить откровенно: я не думал, что когда-нибудь раскрою тебе свою тайну, но обстоятельства сложились так… Твоя болезнь. Я испугался за тебя и не смог оставить одну. — Спасибо тебе. Для меня это очень ценно. В порыве лучших чувств Августина наклонилась вперед и накрыла руку Балдуина своей, слегка сжимая чужую ладонь. Король опустил взгляд на их руки. Он мягко переплел их пальцы и робко поднял взгляд на Августину, пытаясь разглядеть ее реакцию. Девушка, покрывшись лёгким румянцем смущения, руки своей не одернула и смотрела на их ладони как заворожённая. — Когда… Когда я только отбывала из своих родных краев, я и подумать не могла, что доберусь до Святого города. И не могла даже представить, что познакомлюсь с его повелителем. — Я не его повелитель, Августина, вовсе нет. Я хранитель Святого города. Обязанность каждого короля — защищать Иерусалим и передать его потомкам процветающим… — Чтобы они сохранили его до прихода мессии… — задумчиво закончила за него девушка. — Верно. Они снова замолчали. Их разговоры были размеренными и неспешным, вспыхивали и затухали сами собой. И это молчание было уютным для них обоих. — Ты так и не приняла мой подарок. Отвергла его со словами, чтобы я передал его своим дочерям. Как видишь, детей у меня нет и не будет. И я никогда так сильно не желал подарить его тебе. Балдуин подался ближе и, делая вид, что касается края одеяния Августины, жестом фокусника извлёк нательный крестик с азуритами — маленькую причину многих больших споров между ними. — Прими его, пожалуйста. Возможно, это было не совсем честно: Балдуин использовал свое влияние, как монарха, чтобы Августина не смогла ему отказать. Но с другой стороны, символ веры не склоняет ее ни к чему дурному. Балдуин мог позволить себе делать подарки куда дороже, да и высокие лица духовенства совсем не стеснялись их принимать. Однако Августина была другой. И этот крестик был дорог им обоим, а значит — бесценен. Августина держала на своей раскрытой ладони подарок короля и смотрела, как маленькие камни переливаются глубоким синим оттенком на свету. Девушка склонилась и поцеловала руку в перчатке. Балдуин на миг оторопел. Такой обыденный жест, который каждый день совершают его подданные, совсем не совмещался в его сознании с Августиной. Она не должна так делать. Это он должен целовать ей руки за то, что она приняла его подарок, за что, что не испугалась прийти, за все то, что она сделала и делает для его приюта. Балдуин подхватил ее руку и склонился к ней, оставляя воздушный поцелуй. Проклятая маска! И проклятая болезнь… Он даже не мог поцеловать даме руку как подобает. Сердце Августины забилось чаще. Как много в ее голове было мыслей, не подобающих ее статусу! Балдуин ей нравился, даже очень. Да что там — она была влюблена в него. Во все его изъяны, во все его достоинства. Она полюбила его ещё с первого письма и теперь совершенно не знала, что делать с этим чувством. Балдуин, впрочем, тоже. За всю свою жизнь он никогда не испытывал таких эмоций. Он был бы рад вырвать себе сердце, чтобы не терзаться и не мучаться, не грезить не сбыточным, не просыпаться по утрам от сладкой дрёмы и обнаруживать себя все тем же больным, гниющим изнутри юношей. Это была пытка страшнее ада. Пытка — видеть жизнь, ощущать ее течение и не иметь возможности прикоснуться к этому водовороту, оставаясь всегда где-то на обочине. Отдушиной для него стали письма. Поначалу касающиеся лишь деловых моментов, постепенно они становились все более откровенными. Балдуин получил возможность видеть жизнь и чувствовать ее, пускай и чужими глазами. Но это было бесценно. Король мог, наконец, сбросить свою ненавистную маску и говорить от души, говорить с незримым собеседником так, как будто это был его старинный друг. Балдуин отдал бы за эти драгоценные моменты все свои богатства. — Августина, я надеюсь, что наше с вами знакомство никак не помешает вашей работе в приюте? За это время я успел убедиться, что вы — лучшее, что с ним случалось и мне было бы отрадно знать, что мой приют имеет такую мудрую настоятельницу. — Я… Я согласна… — мгновение спустя робко выдохнула Августина. — Спасибо тебе, Балдуин. Произнеся это, девушка коснулась губами маски. Это было невесомое прикосновение, Балдуин лишь ощутил ее взволнованное быстрое дыхание, которое тут же пропало, как лёгкий ветерок, которого и не было вовсе. Августина резко отстранилась и вылетела прочь из королевских покоев. Балдуин улыбнулся, глядя ей вслед. Что-то ему подсказывало, что они ещё встретятся вновь…